Уилбур Смит Миссия. На сей раз Таите предстоит отправиться в далекий, полный опасностей путь к истокам Нила, чтобы узнать

Уилбур Смит Миссия

Серия: Древний Египет – 4

Аннотация

На сей раз Таите предстоит отправиться в далекий, полный опасностей путь к истокам Нила, чтобы узнать, чем вызвано катастрофическое обмеление великой реки. Времени у жреца все меньше, – ведь с каждым днем засуха уносит новые жизни, а мятежники, исповедующие таинственную религию, обвиняют в происходящем юного фараона и его советников…

" «Миссия» – длинная книга, но вы прочтете ее на одном дыхании! "

«Daily Express»

" Ни один современный автор историко-приключенческих романов не может сравниться с Уилбуром Смитом! "

«Daily Mirror»

Уилбур Смит Миссия

Эту книгу я посвящаю своей жене Мохинисо.

Прекрасная, любящая, верная и преданная,

ты единственная в мире.

* * *

Двое спустились с гор. Одеты они были в поношенные меховые плащи и кожаные треухи, завязанные под подбородком, чтобы уберечь лицо от холода. Густые бороды, обветренные лица. Все свое скромное имущество они несли на спинах. Трудное и опасное путешествие привело их сюда. Мерен шел первым, однако понятия не имел, где они и зачем зашли так далеко. Это знал только шедший за ним старик, но он решил пока не просвещать Мерена.

Покинув Египет, они пересекли моря и озера, переправились через множество могучих рек, миновали обширные равнины и леса. Им встречались диковинные и опасные звери и еще более диковинные и опасные люди. Путники забрели в самое сердце гор – бескрайний хаос снежных вершин и зияющих пропастей, где воздух такой, что трудно дышать. Мерен лишился кончика пальца – отмороженного, почерневшего. К счастью, это был палец не с правой руки, которой держат меч, и не тот, что спускает тетиву большого лука.

У края последнего крутого обрыва Мерен остановился. Сзади к нему подошел старик в плаще из шкуры снежного тигра, которого Мерен убил одной стрелой, когда зверь прыгнул на него. Стоя плечом к плечу, они смотрели вниз на незнакомый край рек и густых зеленых джунглей.

– Пять лет, – промолвил Мерен. – Пять лет мы уже в пути. Здесь он обрывается, маг?

– Ну, добрый Мерен, не может быть, чтобы прошло столько времени, – ответил Таита, и его глаза насмешливо блеснули из-под белоснежных бровей.

Мерен достал из-за спины ножны меча и показал ряды черточек на коже.

– Я отмечал каждый день, – заверил он. – Хочешь, посчитай. – Он сопровождал и защищал Таиту половину своей жизни, но по сей день не знал точно, когда старик серьезен, а когда шутит. – Но ты не ответил на мой вопрос, достопочтенный маг. Наше путешествие подошло к концу?

– Еще нет, – покачал головой Таита. – Но успокойся, нами по крайней мере положено хорошее начало.

И он зашагал вперед по узкому карнизу, спускавшемуся по утесу.

Мерен несколько мгновений смотрел магу вслед. Потом на его грубовато-добродушном красивом лице появилась покорная улыбка.

– Неужели старый дьявол никогда не угомонится? – спросил он у гор, закинул ножны за спину и пошел следом.

У подножия утеса они обогнули отложения белого кварца, и в этот миг сверху донесся тонкий голос:

– Добро пожаловать, путники! Я давно жду вашего прихода.

Они удивленно остановились и воззрились на нависающий над ними уступ. Там виднелся детский силуэт – мальчик не старше одиннадцати лет. Странно, как они не заметили его раньше: ребенка ничто не скрывало, яркий солнечный свет озарял его, отражаясь от кварца и окружая фигуру радужным нимбом, от которого болели глаза.

– Я послан, чтобы отвести вас в храм Сарасвати, богини мудрости и обновления, – сказал паренек певуче.

– Ты говоришь по-египетски? – удивленно воскликнул Мерен.

Мальчик ответил на этот ненужный вопрос улыбкой. У него было озорное обезьянье личико, но такое обаятельное, что Мерен не мог не ответить на улыбку.

– Меня зовут Ганга. Я проводник. Идемте! Впереди долгий путь. – Ребенок встал, и прядь его густых черных волос свесилась через голое плечо.

Несмотря на холод, он был только в набедренной повязке. Гладкий обнаженный торс темно-каштанового цвета, а на спине уродливый горб, как у верблюда. Заметив выражение лиц путников, мальчик вновь улыбнулся.

– Вы привыкнете, как привык я, – сказал он, спрыгнул с карниза и взял Таиту за руку. – Сюда.

Следующие два дня Ганга вел их по густому бамбуковому лесу. Тропа непрерывно петляла и поворачивала, и без него египтяне уже сто раз заблудились бы. По мере спуска становилось теплее, и вскоре путники смогли сбросить меха и идти с непокрытыми головами. Волосы у Таиты были редкие, прямые и серебристые, у Мерена – густые, темные и курчавые. На второй день они пришли к опушке бамбукового леса и по тропе вступили в густые джунгли; шли словно по галерее, ветви над головами путников смыкались, затмевая солнце. Теплый воздух был насыщен запахами влажной земли и гниющих растений. Вверху мелькали пестрые птицы, на ветвях раскачивались, перекрикиваясь, маленькие обезьянки, а над цветами порхали яркие бабочки.

Джунгли внезапно закончились, и путники оказались на открытой местности. Вдалеке, на расстоянии около лиги, джунгли вновь обретали свою власть. Посреди поляны стояло грандиозное сооружение. Его башни, шпили и террасы были сложены из каменных глыб, желтых как масло, и всю постройку окружала высокая стена из того же материала. Фасад здания укарашали многочисленные статуи нагих мужчин и сладострастных женщин.

– То, чем заняты эти статуи, смутило бы и лошадей, – с осуждением произнес Мерен, хотя его глаза заблестели.

– Думаю, ты послужил бы отличной моделью для скульпторов, – ответил Таита. Статуи из желтого камня изображали всевозможные сплетения человеческих тел. – Конечно, все это тебе знакомо.

– Напротив, я тут многому могу научиться, – возразил Мерен. – Половина мне и не снилась.

– Это храм Знания и Обновления, – напомнил Ганга. – Здесь акт совокупления считается прекрасным и священным.

– Мерен давно придерживается такой же точки зрения, – сухо заметил Таита.

Теперь они шли по мощеной дороге, которая привела их к воротам внешней стены храма. Массивные тиковые створки были раскрыты.

– Идите, – сказал Ганга. – Апсары ждут вас.

– Что за апсары? – спросил Мерен.

– Храмовые девушки, – объяснил Ганга.

Путешественники вошли в ворота, и тут даже Таита удивился: они очутились в прекрасном саду. По ровным зеленым лужайкам разбросаны цветущие кусты и плодовые деревья, с ветвей свисают сочные фрукты. Таита, знаток растений и ученый садовод, сумел узнать не все экзотические виды. Цветники изумляли ослепительно яркими красками. У ворот на траве сидели три молодые женщины. Завидев путников, они вскочили и легко побежали им навстречу. Смеясь и подпрыгивая от возбуждения, они обняли и поцеловали Таиту и Мерена. Первая апсара – стройная, золотоволосая и очень красивая – благодаря безупречной коже казалась девочкой, и груди у нее были девичьи.

– Здравствуйте, и добро пожаловать! – сказала она. – Меня зовут Астрата.

У второй апсары были темные волосы и раскосые глаза. Кожа прозрачная, словно восковая, и гладкая, словно отполированная мастером, работающим по слоновой кости. Она была великолепна, в полном расцвете женственности.

– Меня зовут Ву Лу. – Она восхищенно поглаживала мускулистую руку Мерена. – Ты прекрасен.

– А я Тансид, – представилась третья апсара, высокая и величественная. Поразительные глаза бирюзового цвета, волосы пылали золотом, зубы белые и ровные. Когда она целовала Таиту, тот вдохнул аромат ее груди, такой же, как аромат цветов в саду. – Добро пожаловать, – продолжала Тансид. – Мы вас ждали. Кашьяпа и Самана сообщили, что вы уже близко, и послали нас вам навстречу. Вы принесли нам радость.

Обнимая одной рукой Ву Лу, Мерен оглянулся на ворота.

– А куда делся Ганга? – спросил он.

– Никакого Ганги не было, – ответил Таита. – Ганга – лесной дух, и теперь, выполнив поручение, он вернулся в иной мир.

Мерен принял это объяснение. Долгая жизнь бок о бок с магом отучила его удивляться даже самым странным и чудесным явлениям.

Апсары отвели их в храм. После яркого горячего солнца в саду высокие залы были полны сумеречной прохлады, от курильниц, стоявших перед золотыми статуями богини Сарасвати, пахло благовониями. Тут же молились жрецы и жрицы в просторных шафранных одеяниях, а другие апсары мелькали в тени, как бабочки. Некоторые подходили, чтобы обнять и поцеловать пришельцев. Они гладили руки и грудь Мерена и теребили серебристую бороду Таиты.

Наконец Ву Лу, Тансид и Астрата взяли гостей за руки и провели по длинному коридору в жилые помещения храма. В трапезной женщины поставили перед ними блюда с тушеными овощами и чаши со сладким красным вином. Путники так долго питались более чем скудно, что даже Таита ел с аппетитом. Когда они насытились, Тансид проводила Таиту в отведенную для него комнату, помогла ему раздеться, заставила встать в медную ванну с теплой водой и принялась губкой растирать усталое тело. Словно мать, купающая ребенка, она вела себя совершенно естественно и была нежна, так что Таита не испытывал смущения, даже когда апсара промыла уродливый шрам, оставшийся после оскопления. Потом, вытерев Таиту насухо, Тансид отвела мага к ложу и посидела рядом, негромко напевая, пока он не погрузился в глубокий сон без сновидений.

Ву Лу и Астрата отвели Мерена в другую комнату. Как Тансид Таиту, они вымыли его и уложили на постель. Мерен пытался их удержать, но он очень устал и был не слишком настойчивым. Женщины со смехом ускользнули. Через несколько мгновений Мерен тоже крепко спал.

Спал он до тех пор, пока в комнату не проник дневной свет, и проснулся отдохнувшим. Грязная поношенная одежда исчезла, ее сменило чистое просторное одеяние. Не успел Мерен облачиться в него, как услышал милый женский смех, из-за двери донеслись приближающиеся голоса. Две девушки принесли фарфоровые блюда и кувшин с фруктовым соком. Они поели вместе с гостем, беседуя с ним по-египетски, но меж собой говорили на смеси языков, которые казались в их устах родными. Однако каждая предпочитала тот, что явно был языком ее матери. Астрата была ионийкой – это объясняло ее золотистые волосы, – а Ву Лу говорила с напевными интонациями далекого Катая.

Покончив с едой, они вывели Мерена на солнце, к фонтану, откуда вода стекала в глубокий бассейн. Обе девушки сбросили легкие одежды и нагими погрузились в бассейн. Видя, что Мерен не следует их примеру, Астрата вышла; с ее волос и тела стекала вода. Она со смехом стащила с Мерена одежду и потянула за собой в воду. Ву Лу пришла ей на помощь, и вдвоем они принялись резвиться и плескаться. Вскоре Мерен забыл о скромности и повел себя столь же откровенно. Астрата сначала рассматривала его боевые шрамы на узловатых мышцах, потом вымыла ему голову.

Тела апсар соприкасались с телом Мерена, и он изумлялся их совершенству. Под поверхностью воды их руки все время гладили и трогали его. Вдвоем они привели его в возбуждение и, радостно крича, повлекли из бассейна в маленький павильон под деревьями. Здесь на каменном полу лежали груды шелковых подушек, и девушки, еще влажные после купания, легли на них.

– Теперь мы будем поклоняться богине, – сказала Ву Лу.

– Как? – спросил Мерен.

– Не бойся. Мы покажем, – заверила Астрата. Она всем телом прижалась к его спине, целуя сзади уши и шею, ее теплый живот касался его ягодиц. Руками она ласкала Ву Лу, которая целовала Мерена в губы, обхватив его руками и ногами. Девушки оказались удивительно искусными в любви. Немного погодя они втроем словно слились в единое целое, преобразились в единый организм, в шестирукое, шестиногое и трехротое существо.

Таита, как и Мерен, проснулся рано. Хотя долгое путешествие утомило его, несколько часов сна освежили тело и дух. Свет дня заполнил комнату, Таита сел и понял, что он не один.

Сидевшая рядом Тансид улыбнулась.

– Доброе утро, маг. Я принесла тебе еду и питье. Подкрепись, тебя с нетерпением ждут Кашьяпа и Самана.

– А кто они?

– Кашьяпа наш достопочтенный настоятель. Самана наша верховная жрица. Как и ты, оба известные маги.

Самана ждала его в беседке храмового сада. Это была красивая женщина неопределенного возраста в шафранном одеянии. В ее густых волосах виднелись серебристые прядки, а глаза казались бесконечно мудрыми. Обняв Таиту, она пригласила его сесть рядом на мраморную скамью. Самана расспрашивала о путешествии, которое привело к храму, и какое-то время они беседовали. Потом она сказала:

– Мы рады, что ты успел прийти, чтобы встретиться с настоятелем Кашьяпой. Скоро его с нами не будет. Это он послал за тобой.

– Я знал, что иду на зов, но не знал, на чей, – кивнул Таита. – Зачем он вызвал меня сюда?

– Он сам тебе объяснит, – ответила Самана. – Мы сейчас направимся к нему.

Она встала и взяла Таиту за руку. Тансид осталась, а Самана провела гостя через множество переходов и помещений. Потом они поднялись по длинной, казавшейся бесконечной спиральной лестнице и наконец оказались в небольшой круглой комнате на вершине самой высокой храмовой башни. В комнате не было стен, и из нее, в какую сторону ни глянь, открывался вид на зеленые джунгли и далекий барьер заснеженных горных вершин на севере. В центре комнаты, на груде подушек поверх матраца, сидел человек.

– Сядь перед ним, – прошептала Самана. – Он почти совсем оглох и должен видеть твои губы, когда ты говоришь.

Таита послушался. Некоторое время они с Кашьяпой разглядывали друг друга.

Кашьяпа был очень стар. Глаза его выцвели и поблекли, зубы выпали. Сухую, как старый пергамент, кожу покрывали бурые пятна, волосы, борода и брови были светлыми и прозрачными, словно из стекла. Руки и голова неудержимо тряслись.

– Зачем ты звал меня, маг? – спросил Таита.

– У тебя добрый ум, – прошелестел Кашьяпа.

– Откуда ты обо мне знаешь?

– Своей эзотерической силой и присутствием ты создаешь в эфире колебания, которые можно уловить издалека, – объяснил Кашьяпа.

– Чего ты хочешь от меня?

– Ничего и в то же время всего, может быть, даже твою жизнь.

– Объясни.

– Увы! Я слишком долго ждал. Темный тигр смерти идет по моему следу. Я умру до захода солнца.

– Дело, которое ты поручаешь мне, важное?

– Необычайно.

– Что от меня требуется? – спросил Таита.

– Я полагал вооружить тебя для предстоящей борьбы, но от апсар узнал, что ты евнух. До твоего прихода я этого не знал. И не могу передать тебе свои знания тем способом, какой подразумевал.

– Каким способом?

– Посредством плотского сношения.

– Снова не понимаю.

– С помощью плотского сношения между нами. Но ты искалечен, и оно невозможно.

Таита молчал. Кашьяпа положил на его руку свою, высохшую, похожую на птичью лапу, и мягко сказал:

– По твоей ауре я вижу, что, напомнив об увечье, оскорбил тебя. Прости – но у меня слишком мало времени, и приходится говорить прямо.

Таита по-прежнему молчал. Кашьяпа продолжил:

– Я выбрал сношение с Саманой. У нее тоже добрый ум. Когда меня не станет, она передаст тебе то, что узнала от меня. Прости, что я тебя расстроил.

– Правда порой причиняет боль, но ты ничего такого не сделал. Я исполню все, о чем ты просишь.

– Тогда оставайся с нами, пока я буду передавать все, чем обладаю, всю мудрость и знания, накопленные за долгую жизнь, Самане. Позже она поделится с тобой, и ты получишь оружие для страшного испытания, уготованного тебе судьбой.

Таита молча склонил голову в знак согласия.

Самана резко хлопнула в ладоши, и со стороны лестницы показались две незнакомые апсары, обе молодые и красивые, одна темноволосая, другая – белокурая красавица. Вслед за Саманой они прошли к жаровне у дальней стены и помогли верховной жрице приготовить и вскипятить настой из остро пахнущих трав. Когда зелье было готово, его принесли Кашьяпе. Одна из девушек держала трясущуюся голову старца, вторая поднесла чашку к его губам. Он, шумно прихлебывая, выпил настой, пролив немного на подбородок, и устало опустился на матрац.

Две апсары нежно и уважительно раздели настоятеля и полили его промежность ароматной жидкостью из алебастровой бутылочки. Мягко, но настойчиво они принялись массировать его увядший мужской орган. Кашьяпа застонал и пробормотал что-то, вертя головой из стороны в сторону, но под искусными руками апсар и под действием жидкости его орган начал увеличиваться и подниматься.

Когда он разбух и достаточно поднялся, к матрацу подошла Самана. Подняв полы своего шафранного одеяния до самой талии, она обнажила красивые ноги и круглые сильные ягодицы. Расставив ноги, она села на Кашьяпу, взяла в руку его мужской орган и ввела в себя. Как только они слились в соитии, Самана опустила полы одеяния, скрыв от глаз происходящее, и принялась покачиваться, негромко нашептывая:

– Господин, я готова получить все, что тебе угодно дать.

– С готовностью отдаю. – Голос Кашьяпы звучал слабо. – Используй полученное мудро и во благо. – Его голова снова мотнулась из стороны в сторону, рот исказился в страшной гримасе. Но вот старец замер и застонал, его тело сотрясли конвульсии. Почти час никто не двигался. Затем из груди Кашьяпы вырвался последний вздох, и настоятель упал на матрац.

Самана сдержала крик.

– Он умер, – сказал она с печалью и сочувствием, мягко отсоединилась от тела Кашьяпы, наклонилась и закрыла ему глаза. Потом взглянула на Таиту. – Сегодня на закате мы сожжем его и развеем прах. Кашьяпа был мне наставником всю жизнь. Он для меня больше чем отец. Теперь сущность его жизни во мне, соединилась с моей душой. Прости, маг, но пройдет немало времени, прежде чем я оправлюсь после страшного испытания и смогу быть тебе полезна. Тогда я пошлю за тобой.

* * *

Вечером того же дня Таита стоял подле Тансид на маленьком неосвещенном балконе своей комнаты и смотрел в храмовый сад на погребальный костер настоятеля Кашьяпы, чрезвычайно сожалея о том, что так мало знал этого человека. Даже за время их короткого знакомства маг ощутил глубокое родство, связывавшее их.

Из темноты, оторвав его от размышлений, донесся негромкий голос. Таита повернулся и увидел, что к ним неслышно подошла Самана.

– Кашьяпа тоже чувствовал ваше родство. – Она встала по другую сторону от Таиты. – Ты тоже служишь Истине. Потому он и призвал тебя столь срочно. Он сам пришел бы к тебе, если бы был способен преодолеть столь дальнее расстояние. Во время плотской связи, свидетелем которой ты был, этой последней великой жертвы Кашьяпы Истине, он оставил мне для тебя весть. Но, прежде чем я передам ее тебе, приказал испытать тебя. Скажи, Таита из Галлалы, какова твоя вера?

Таита после недолгого раздумья ответил:

– Я верю, что вселенная – это поле битвы двух могучих воинств. Первое – боги Истины. Второе – демоны Лжи.

– Какую роль мы, слабые смертные, можем играть в этой борьбе? – спросила Самана.

– Мы можем посвятить себя Истине или позволить Лжи поглотить нас.

– Если мы выберем правый путь, путь Истины, как нам сопротивляться темной силе Лжи?

– Подниматься на Вечную Гору, пока не узрим лик Истины. Достигнув этого, мы попадем в ряды Благосклонных Бессмертных, воинов Истины.

– Такова судьба всех людей?

– Нет! Только немногие, самые достойные, могут так возвыситься.

– Победит ли Истина в конце времен Ложь?

– Нет! Ложь сохранится, но Истина тоже. Их битва вечна.

– Разве Истина не бог?

– Назови его Ра или Ахура Мазда, Вишну или Зевс, Водан или как угодно иначе, бог есть бог, единый и единственный, – высказал свое кредо Таита.

– По твоей ауре я вижу, что в твоих словах нет следов Лжи, – негромко произнесла Самана и села рядом с ним. – Дух Кашьяпы во мне убедился, что ты действительно на стороне Истины. Иных доказательств не нужно, и перед нами нет никаких препон. Мы можем начать.

– Что начать, Самана? Объясни.

– В нынешние трудные времена Ложь снова обрела власть. Возникла новая страшная сила – и угрожает всему человечеству, но в особенности твоему Египту. Тебя призвали сюда, чтобы вооружить для борьбы с этим страшным противником. Я раскрою твое Внутреннее Око, дабы ты явственно увидел тропу, по коей должен следовать. – Самана встала и обняла его. Потом продолжила: – У нас мало времени. Завтра приступим. Но прежде я выберу помощницу.

– А есть выбор? – спросил Таита.

– Твоя апсара Тансид и раньше помогала мне. Она знает, что необходимо.

– Так бери ее, – предложил Таита. Самана кивнула и протянула Тансид руку. Женщины обнялись и снова посмотрели на Таиту.

– Ты тоже должен выбрать себе помощника, – сказала Самана.

– Скажи, что от него требуется.

– Сила, чтобы сохранить твердость духа и сочувствие к тебе. И ты должен ему верить.

Таита не колебался.

– Мерен!

– Конечно, – согласилась Самана.

Наутро, отправившись к подножию гор, они прошли через джунгли и поднимались до тех пор, пока не достигли бамбукового леса. Самана осмотрела множество поникших зеленых ветвей бамбука и наконец выбрала зрелую, от которой Мерен затем отрезал часть и отнес в храм.

Самана и Тансид вырезали из этой ветки множество бамбуковых игл. Они полировали иглы, пока те не стали толщиной с человеческий волос, однако были острее и прочнее лучшей бронзы.

В спокойной атмосфере храма витало напряженное ожидание. Смех апсар звучал приглушенно. Когда Тансид смотрела на Таиту, благоговение в ее взгляде смешивалось с чем-то вроде жалости. Самана почти все дни ожидания проводила с магом, готовя к предстоящему испытанию. Они говорили о многом, и уста Саманы передавали мудрость Кашьяпы.

Однажды Таита затронул предмет, который давно его занимал:

– Мне кажется, ты долгожительница, Самана.

– Как и ты, Таита.

– Почему так мало людей доживают до наших лет? – спросил он. – Это неестественно.

– Для меня и для других – для настоятеля Кашьяпы – возможно, дело в образе жизни, в том, что мы едим и пьем, о чем думаем и во что верим. А может, существует цель, причина долгой жизни, необходимость, руководящая нами.

– А я? Хотя по сравнению с тобой и настоятелем я совсем молод, но я живу намного дольше других, – сказал Таита.

Самана улыбнулась.

– У тебя добрый ум. До сих пор сила разума побеждала хрупкость твоего тела, но в конечном счете мы все умрем, как умер Кашьяпа.

– Ты ответила на мой первый вопрос, но у меня есть еще один. Кто меня избрал? – спросил Таита, хотя знал, что ответа не получит.

Самана светло, загадочно улыбнулась и прижала палец к его губам.

– Ты был избран, – сказала она. – Этого довольно.

Таита понял, что добрался до пределов ее знания, дальше идти она не может.

Они сидели вдвоем весь день и половину следующей ночи и говорили обо всем, что произошло между ними. Потом Самана отвела его в свою опочивальню, и они спали обнявшись, как мать и дитя, пока рассвет не озарил комнату. Они встали, вместе выкупались, и Самана отвела Таиту в древнее каменное здание в укромном уголке сада, где Таита еще не бывал. Там уже ждала Тансид. Она работала за мраморным столом, стоявшим посреди большой центральной комнаты. Когда Самана с Таитой вошли, она подняла глаза.

– Готовлю последние иглы, – объяснила Тансид, – но уйду, если вы хотите побыть наедине.

– Оставайся, возлюбленная Тансид, – ответила Самана. – Ты нам не помешаешь. – Она взяла Таиту за руку и провела по комнате. – Это здание сооружено первыми настоятелями в начале времен. Им требовалось много света для операций. – Самана указала на большие открытые окна высоко в стенах. – На этом мраморном столе открывали Внутреннее Око свыше пятидесяти поколений настоятелей. Все они были учеными и мудрецами – так мы называем посвященных, способных видеть ауру людей и животных. – Она указала на резные надписи на стенах. – Вот записи наших предшественников, сделанные столетия и тысячелетия назад. Между нами не должно оставаться тайн. Не буду давать тебе ложных заверений – ты поймешь, что я пытаюсь тебя обмануть, прежде чем я вымолвлю первое слово. Поэтому скажу, что под присмотром Кашьяпы я четырежды пыталась открыть Внутреннее Око, прежде чем добилась успеха. – Она продемонстрировала самые свежие надписи. – Вот сведения о моих усилиях. Возможно, вначале мне не хватало мастерства и проворства. А может, мои адепты недалеко ушли правым путем Истины. В одном случае исход был катастрофическим. Предупреждаю, Таита: риск велик. – Самана задумчиво помолчала, затем продолжила: – Но я не первая терпела неудачу. Смотри! – Она провела его к изъеденным временем замшелым древним надписям у самого края стены. – Это трудно прочесть, но могу рассказать, о чем здесь говорится. Почти две тысячи лет назад сюда, в храм, пришла женщина, уцелевшая представительница древнего племени, некогда населявшего город Илион на берегу Эгейского моря. Верховная жрица Аполлона. И долгожительница, как ты. После разграбления и гибели родного города она много столетий странствовала по земле, копя мудрость и знания. Тогдашнего настоятеля звали Курма. Незнакомая женщина убедила его в том, что она ревнитель Истины. И уговорила открыть ее Внутреннее Око. Операция закончилась успешно, и это взбудоражило настоятеля и привело его в восторг. Но много времени спустя после ухода женщины из храма Курму начали одолевать сомнения и дурные предчувствия. Ряд ужасных происшествий заставил его заподозрить, что на самом деле женщина была самозванкой, воровкой, идущей по левому пути прислужницей Лжи. Наконец он узнал, что эта женщина, прибегнув к колдовству, извела ту, которая действительно была избрана. Притворилась убитой и сумела, искусно скрыв свою истинную природу, одурачить его.

– И что с нею стало?

– Поколение за поколением настоятели храма богини Сарасвати пытались выследить ее. Но колдунья исчезла. Может, сейчас она уже мертва. Остается только надеяться на это.

– Как ее звали? – спросил Таита.

– Вот. Здесь написано. – Самана кончиками пальцев прикоснулась к стене. – Она называла себя Эос в честь сестры бога солнца. Но теперь я знаю, что это не было ее настоящее имя. Ее духовный знак – след кошачьей лапы. Вот он.

– А многие ли терпели неудачу? – Таита старался избавиться от дурных предчувствий.

– Да, многие.

– Расскажи еще о твоем опыте.

Самана немного подумала, потом ответила:

– Я, когда была еще ученицей, особенно запомнила одного. Его звали Вотад, и он был жрецом бога Водана. Его тело украшала священная синяя татуировка. Он прибыл в храм из северных земель, переплыв Холодное море. Это был очень сильный мужчина, но он умер под бамбуковой иглой. Даже его невероятной мощи оказалось недостаточно, чтобы выдержать удар страшной силы, освобожденной в нем открытием. Его мозг разлетелся, а из ушей и носа хлынула кровь. – Самана помолчала. – Страшная, но быстрая смерть. Возможно, Вотаду повезло больше некоторых его предшественников. Внутреннее Око может обратиться против своего владельца, как ядовитая змея, которую держат за хвост. Оно способно открыть ужасы, которые невозможно пережить.

Остаток дня они молчали, а тем временем Тансид за каменным столом полировала последние бамбуковые иглы и готовила инструменты для предстоящего таинства.

Наконец Самана взглянула на Таиту и негромко произнесла:

– Теперь ты знаешь, на что идешь. Тебе не обязательно рисковать. Выбор только за тобой.

Таита покачал головой.

– У меня нет выбора. Теперь я знаю, что он был сделан в день, когда я родился.

Этой ночью Тансид и Мерен спали в комнате Таиты. Прежде чем задуть лампу, Тансид принесла Таите небольшую фарфоровую чашку, наполненную теплым травяным настоем. Выпив настой, Таита лег и сразу крепко уснул. Мерен дважды за ночь вставал, прислушиваясь к его дыханию, и укрыл Таиту, когда в комнату начал проникать предрассветный холод.

Проснувшись, Таита увидел у своего ложа троих: Саману, Тансид и Мерена.

– Маг, ты готов? – с непроницаемым лицом спросила Самана.

Таита кивнул, но Мерен выпалил:

– Не делай этого, маг. Не давайся им. Ты совершаешь ошибку.

Таита крепко пожал его мускулистую руку.

– Я выбрал для этого дела тебя. Ты мне нужен. Не подведи, Мерен. Если мне придется пойти на это в одиночку, кто знает, каковы будут последствия? Вместе мы сможем победить, как не раз бывало в прошлом.

Мерен несколько раз судорожно вздохнул.

– Ты готов? Будешь рядом со мной, как всегда?

– Прости, я проявил слабость, но сейчас я готов, – прошептал Мерен.

Самана вывела их в залитый ослепительно ярким светом сад и отвела к древнему зданию. На одном конце мраморного стола лежали инструменты для операции, на противоположном стояла жаровня с угольями; над ней дрожал нагретый воздух. На полу у стола был расстелено руно. Таите не понадобилось ничего говорить: он опустился на колени в центре руна лицом к столу. Самана кивнула Мерену: очевидно, она заранее объяснила ему, что делать. Он опустился за Таитой и крепко обхватил мага руками, так что тот не мог пошевелиться.

– Закрой глаза, Мерен, – велела Самана. – Не смотри. – Таите она протянула кожаную полоску, которую следовало зажать в зубах. Но маг отрицательно покачал головой. Тогда Самана опустилась перед ним на колени, держа в правой руке серебряную ложку; двумя пальцами другой руки она раскрыла веки правого глаза Таиты. – Всегда через правый глаз, – прошептала она, – по правой стороне – стороне Истины. – Она широко развела веки. – Держи его крепче, Мерен.

Мерен утвердительно хмыкнул и стиснул своего господина так, что его руки превратились в кольцо из прочной бронзы. Самана протолкнула конец ложки под верхнее веко правого глаза Таиты и твердым уверенным движением поместила ложку за глазное яблоко. Затем осторожно поддела яблоко в орбите. Глаз на зрительном нерве, как яйцо, повис на щеке Таиты. Пустая глазница превратилась в глубокую розовую пещеру, сверкающую от слез. Самана передала серебряную ложку Тансид. Та отложила ее в сторону и выбрала одну из бамбуковых игл. Конец иглы она подержала над жаровней, так что он почернел и затвердел. Он все еще дымился, когда Тансид протянула иглу Самане. Держа иглу в правой руке, Самана опустила голову и теперь смотрела прямо в пустую глазницу Таиты. Она оценивала положение и угол наклона глазного прохода, ведущего в черепную коробку.

Веки Таиты под ее пальцами дергались и дрожали. Он моргал, не в силах сдерживаться. Самана, не обращая на это внимания, медленно ввела в глазницу иглу, и ее кончик достиг начала глазного прохода. Самана постепенно усиливала давление, пока игла не пронзила мембрану и не углубилась в череп рядом со зрительным нервом, не повреждая его. Она почти не встречала сопротивления. Все глубже и глубже вводила Самана иглу. Когда та погрузилась почти на длину пальца, Самана скорее почувствовала, чем услышала легкое прикосновение острия к нервному узлу там, где перекрещивались нервы, идущие от глаз. Бамбуковая игла находилась в проходе. Следующий шаг следовало сделать абсолютно точно. Лицо Саманы оставалось спокойным, но безупречная кожа женщины покрылась легкой испариной, а глаза сузились. Она сконцентрировалась и сделала последнее усилие. Никакой реакции со стороны Таиты. Самана поняла, что допустила ошибку. Она потянула иглу чуть назад, немного изменила ее положение и снова погрузила на прежнюю глубину, только нацелившись чуть выше.

Таита вздрогнул и негромко вздохнул. Потом обмяк и впал в забытье. Мерен, предупрежденный заранее, ожидал этого и сильной рукой сразу взял Таиту за подбородок, не давая седой голове упасть на грудь. Самана так же осторожно, как вводила, извлекла иглу. Наклонившись, женщина рассматривала отверстие на дне глазницы. Крови не было. У нее на глазах крошечная рана самопроизвольно закрылась.

Самана одобрительно хмыкнула. Затем ложкой вернула свисавший глаз в орбиту. Таита быстро замигал: глаз встал на место. Самана протянула руку за льняной повязкой, которую Тансид смочила целебной мазью и заблаговременно выложила на мраморный стол; этой повязкой Самана накрыла оба глаза Таиты и надежно завязала ее.

– Теперь, Мерен, как можно быстрее отнеси его назад, в его комнату, пока он не пришел в себя.

Мерен поднял старика, как спящего ребенка, и положил его голову на свое крепкое плечо. Держа Таиту на руках, он побежал в храм, в комнату мага. Самана и Тансид последовали за ним. Кода они вошли, Тансид направилась к очагу, где оставляла греться котелок. Налила в чашку травяной настой и отнесла Самане.

– Подними ему голову! – приказала та и поднесла чашку к губам Таиты. Она понемногу переливала жидкость магу в рот и одновременно массировала Таите горло, вынуждая глотать. И помогла выпить все содержимое чашки.

Ждать долго не пришлось. Таита напрягся и схватился за повязку. Его руки задрожали, как у паралитика. Зубы застучали, и он стиснул их. На челюстях вздулись желваки, и Мерен испугался, что Таита откусит себе язык. Воин попытался разжать челюсти мага, но Таита вдруг сам раскрыл рот и закричал; все мышцы его тела стали жесткими, как древесина тика. Судорога за судорогой сотрясали его тело. Он кричал от ужаса и стонал от отчаяния, потом разразился безумным хохотом. И столь же внезапно заплакал, словно у него разрывалось сердце. Потом опять закричал, прогнув спину так, что его голова коснулась пяток. Даже Мерен не мог удержать это хрупкое старое тело, наделенное теперь демонической силой.

– Чем он одержим? – воскликнул Мерен, обращаясь к Самане. – Останови его, иначе он убьет себя.

– Раскрылось его Внутреннее Око. Но Таита еще не владеет им. В его сознании проносятся ужасные картины, способные свести с ума обычного человека. Сейчас он переживает страдания всего человечества.

Самана, тяжело дыша, пыталась заставить Таиту проглотить еще немного горькой жидкости. Таита выплюнул отвар в потолок.

– Именно это безумие убило северянина Вотада, – сказала Самана Тансид. – Образы наводнили его мозг, как, словно бы кипящим маслом, переполняется мочевой пузырь, пока, не в силах больше вмещать, не разрывается. – Она удерживала руки Таиты: тот пытался сорвать повязку с глаз. – Маг переживает горе всех вдов, всех матерей, видевших смерть своего первенца. Он разделяет страдания каждого мужчины и каждой женщины, кого искалечили, подвергали пыткам или кого измучила болезнь. Душа его потрясена жесткостью тиранов, злом Лжи. Он горит в пламени разграбленных городов, умирает вместе с павшими на полях тысяч сражений. Чувствует отчаяние каждой пропащей души. Смотрит в глубины преисподней.

– Это убьет его! – Мерен испытывал почти такую же острую боль, как Таита.

– Да, если он не научится владеть своим Внутренним Оком, такое может произойти. Держи и не позволяй ему причинить себе вред.

Таита так отчаянно вертел головой, что ударился о каменную стену у ложа.

Самана высоким, дрожащим, каким-то чужим голосом запела заклинание на языке, которого Мерен никогда раньше не слышал. Но это не помогло.

Мерен удерживал голову Таиты. Самана и Тансид встали по обе стороны от него; своими телами они защищали неистово метавшегося Таиту, оберегая от повреждений. Тансид вдохнула ему в разинутый рот ароматный дым.

– Таита! – звала она. – Вернись! Вернись к нам!

– Он не слышит, – произнесла Самана. Она наклонилась, взяла Таиту за правое ухо – ухо Истины – и, успокаивая, зашептала на языке заклинания. Мерен узнал этот язык: он не понимал ни слова, но помнил, что Таита пользуется им в разговорах с другими магами. Этот тайный язык маги называли «тенмасс». Таита успокоился и склонил голову набок, словно внимая Самане. Та заговорила еще тише, но настойчивее. Таита что-то прошептал в ответ. Мерен догадался, что Самана дает указания, помогает закрыть Внутреннее Око, отцедить разрушительные образы и звуки, понять, чтт он переживает, и подавить бурю терзавших его чувств.

Остаток дня и всю следующую ночь они провели вместе. К рассвету Мерен не выдержал, усталость свалила его, и он уснул. Женщины не будили его, позволяя выспаться. Мерен был закален битвами и физическими трудностями, но в нем не было и крупицы их духовной силы. Рядом с ними он был дитя.

Самана и Тансид не отходили от Таиты. Иногда маг будто засыпал. В другие минуты вел себя беспокойно, снова и снова впадая в буйство. Казалось, в своей повязке он не в силах отличить фантазию от реальности. Однажды он сел и страстно прижал к себе Тансид.

– Лостра! – воскликнул он. – Ты вернулась ко мне, как обещала! О Исида и Гор, я тебя ждал. Все эти годы я молился и верил. Больше не оставляй меня снова.

Тансид не обеспокоил этот эмоциональный взрыв. Она погладила длинные серебристые волосы.

– Таита, не тревожься. Я останусь с тобой столько, сколько ты будешь во мне нуждаться. – Она нежно, как ребенка, прижала мага к груди, и Таита снова впал в забытье. Тогда Тансид вопросительно взглянула на Саману. – Кто такая Лостра?

– Когда-то – царица Египта, – ответила Самана. Используя свое Внутреннее Око и знания, которые передал ей Кашьяпа, она сумела заглянуть в сознание Таиты, в его воспоминания. Любовь Таиты к Лостре не была для нее тайной.

– Таита растил ее с детства. Она была прекрасна. Их души переплелись, но они так и не смогли соединиться. Его искалеченное тело было лишено мужской силы, и он мог быть ей только другом и защитником. Тем не менее он любил Лостру всю ее жизнь и после ее смерти. А она, в свою очередь, любила его. Умирая у него на руках, Лостра сказала: «Я любила только двух человек в своей жизни, и ты был одним из них. Может быть, в следующей жизни боги будут добрее к нашей любви».

Голос Саманы дрогнул. Глаза женщин блестели от слез.

Молчание нарушила Тансид.

– Расскажи об этом, Самана. На земле нет ничего прекраснее подлинной любви.

– После смерти Лостры, – негромко заговорила Самана, поглаживая голову мага, – Таита забальзамировал ее; прежде чем уложить ее в саркофаг, он срезал с ее головы локон и спрятал в золотой медальон. – Она наклонилась и прикоснулась к амулету Лостры, который висел на шее Таиты на золотой цепи. – Видите? Он носит его до сего дня. И по-прежнему хочет, чтобы она вернулась к нему.

Тансид плакала. Самана разделяла ее печаль, но не могла смыть ее слезами. Она прошла такой путь по дороге посвященных, что оставила мелкие человеческие слабости далеко за собой. Печаль – оборотная сторона радости. Печалиться – значит быть человеком. Тансид еще способна плакать.

К окончанию муссонных дождей Таита пришел в себя после испытания и научился владеть Внутренним Оком. Все чувствовали в нем новую силу: он излучал душевное спокойствие. Мерену и Тансид было с ним хорошо; они молчали, наслаждаясь его присутствием.

Но почти все часы бодрствования Таита проводил с Саманой. День за днем сидели они у храмовых ворот. И с помощью своего Внутреннего Ока наблюдали за прохожими. Для них каждый человек был окружен собственной аурой, облаком, меняющим цвет, которое раскрывало чувства, мысли и нрав своего владельца. Самана учила Таиту истолковывать увиденное.

С приходом ночи, когда все засыпали, Самана и Таита направлялись в темный храм и проводили время среди изваяний богини Сарасвати. Всю ночь они говорили, по-прежнему на тайном языке высших посвященных, тенмасс, и ни апсары, ни Мерен, ни даже ученая Тансид не могли его понять. Как будто Самана и Таита чувствовали скорое расставание и старались использовать каждый оставшийся час.

– У тебя нет ауры, – заметил Таита во время последнего разговора.

– У тебя тоже, – ответила Самана. – У мудрецов ее не бывает. Для нас это надежный способ распознать друг друга.

– Ты гораздо мудрей меня.

– Но твое стремление к знаниям и способность обретать мудрость превосходят мои. Теперь, получив внутреннее зрение, ты поднялся на предпоследний уровень посвящения. Остался лишь один – уровень Благосклонных Бессмертных.

– С каждым днем я становлюсь сильнее. И с каждым днем все отчетливее слышу зов. Отринуть его невозможно. Я должен оставить тебя и уйти.

– Да, твое пребывание здесь подошло к концу, – подтвердила Самана. – Мы больше не встретимся, Таита. Пусть храбрость будет твоим спутником. И пусть Внутреннее Око покажет тебе путь.

Мерен вместе с Астратой и Ву Лу был в павильоне у бассейна. Увидев направляющегося к ним Таиту, они торопливо оделись. Рядом с магом шла Тансид. Только теперь стало заметно, как изменился Таита. Он больше не сгибался под грузом лет и словно стал выше и стройнее. Его волосы, по-прежнему серебристые, стали более густыми и блестящими. Глаза теперь были не покрасневшими и близорукими, но ясными и чистыми; взгляд приобрел уверенность. Даже Мерен, наименее восприимчивый, заметил разницу. Он подбежал к Таите и без слов склонился перед ним, обнимая ноги. Таита поднял его и заключил в объятия. Потом отстранил на длину руки и стал внимательно разглядывать. Аура Мерена была здорового оранжевого цвета, как пустынный рассвет, – аура честного воина, доблестного и верного.

– Прихвати свое оружие, добрый Мерен, нам пора уходить.

На мгновение Мерен в отчаянии словно прирос к земле, затем оглянулся на Астрату.

Таита изучал ее ауру. Чистая, как устойчивое пламя масляной лампы, чистая и простая. Неожиданно он увидел, как она дрогнула, словно тронутая случайным ветерком. Но тут же вновь стала ровной: девушка подавила горечь расставания. Мерен отвернулся от нее и отправился в жилые помещения храма. Несколько минут спустя он снова появился с луком и колчаном через плечо, перепоясанный ремнем с мечом. На спине он нес свернутый тигровый плащ Таиты.

Таита поцеловал женщин. Его зачаровывали пляшущие огни аур трех апсар. Ву Лу окружал серебристый нимб, пронизанный дрожащими золотыми лучами; ее аура была сложнее и насыщеннее ауры Астраты. По дороге посвященных она ушла дальше.

У Тансид аура была жемчужной, радужной, словно пленка драгоценного масла на поверхности вина в чаше; она, искрясь, непрерывно меняла тона и оттенки. Тансид – благородная душа и добрый разум. Таита задумался, призовут ли когда-нибудь Тансид отдаться ищущей бамбуковой игле Саманы. Он поцеловал девушку, и ее аура ярко вспыхнула. За недолгое время их знакомства они разделили многие душевные испытания. И Тансид полюбила пришельца.

– Желаю тебе исполнить свое предназначение, – прошептал он, когда их губы разъединились.

– Я сердцем знаю, что ты достигнешь свого, маг, – негромко ответила она. – Я тебя никогда не забуду. – И порывисто обняла его за шею. – О маг… я хочу… как я хочу…

– Я знаю, чего ты хочешь. Это было бы прекрасно, – мягко сказал он, – но не все в жизни возможно.

Он повернулся к Мерену.

– Ты готов?

– Готов, маг, – ответил Мерен. – Веди, и я пойду за тобой.

* * *

Путники возвращались прежней дорогой. Поднялись в горы, где на вершинах выл вечный ветер, подошли к началу большого горного прохода и двинулись по нему на запад. Мерен помнил все повороты, каждую тропу и опасный брод, поэтому они не тратили времени на поиски дороги и продвигались быстро. И наконец вышли к ветреным просторам степи Экбатана, где большими табунами паслись дикие лошади.

С тех пор как с вторгшимися ордами гиксосов в Египте появились первые лошади, Таита чувствовал тягу к этим благородным животным. Захватив вражеских скакунов, он создал из них первую упряжку для новой колесницы, которую построил для фараона Мамоса. За эту услугу фараон наградил его титулом Повелителя десяти тысяч колесниц. Любовь Таиты к лошадям уходила далеко в прошлое.

После тяжелого перехода по горам путники остановились отдохнуть; им хотелось побыть рядом с лошадьми. Следуя за табунами по однообразной местности, они наткнулись на ложбину, где пряталось несколько природных источников чистой воды. Незатихающий ветер, обжигавший в степи, сюда не добирался, и в этом защищенном месте росла свежая зеленая трава. Тут паслось множество лошадей, и Таита, решив насладиться соседством с ними, разбил у источника лагерь. Мерен поставил шалаш из стеблей травы, а в качестве топлива использовал сухой навоз. В ручьях водилась рыба, здесь же жили колонии водяных полевок, которых Мерен ловил, пока Таита выкапывал съедобные корни и отыскивал на влажной земле грибы. Рядом с шалашом, так, чтобы их не трогали лошади, Таита посадил саженцы, прихваченные из храма Сарасвати, и вырастил славный урожай. Путники хорошо питались и отдыхали, готовясь продолжить долгое трудное путешествие.

Лошади привыкли к их присутствию и вскоре уже позволяли Таите приблизиться на несколько шагов, прежде чем мотнуть гривой и отойти. С помощью вновь обретенного Внутреннего Ока Таита изучал их ауру.

Хотя аура высших животных не столь заметна, как у людей, Таита сумел выделить здоровых и сильных лошадей и оценить их норов и склонности. Он мог отличить своенравных, упрямых и непокорных от спокойных и послушных. За те недели, что в огороде наливались соками растения, Таита приучил к себе пять лошадей, отличавшихся умом, силой и дружелюбием, – трех зрелых кобыл, имеющих годовалых жеребят, и двух молодых, заигрывавших с жеребцами, но еще отгонявших их пинками и оскаленными зубами. Одна из этих кобылок особенно занимала Таиту.

Маленький табун влекло к нему, как его тянуло к лошадям. Теперь кони спали у изгороди, которую Мерен поставил, чтобы защитить огород. Воина это тревожило.

– Я знаю женщин и нисколько не доверяю этим самкам. Они задумали недоброе. Однажды утром мы обнаружим, что никакого урожая у нас нет.

Теперь большую часть времени он охранял огород и укреплял изгородь. И пришел в отчаяние, когда Таита, набрав мешок сладких молодых бобов, их первый урожай, вместо того чтобы положить бобы в котел, отнес их маленькому табуну, который с интересом наблюдал за ним. Кобылка, которую маг выбрал для себя, была палевой в серых яблоках. Лошадь позволила Таите подойти ближе, чем раньше, и, насторожив уши, слушала его ласковые слова. Наконец осторожность победила: кобыла махнула головой и ускакала. Таита позвал ее:

– У меня для тебя подарок, моя дорогая. Вкусный подарок для красавицы.

При звуке его голоса кобыла остановилась. Таита протянул ей горсть бобов. Палевая повернула голову и разглядывала его через плечо. Закатила глаза, так что показались розовые края век, и фыркнула, почуяв запах бобов.

– Да, прекрасное создание, ты только понюхай. Разве от них можно отказаться?

Лошадь еще раз фыркнула и нерешительно закивала.

– Что ж, ладно – если не хочешь, Мерен с радостью бросит их в котел.

Таита повернулся к изгороди, но руку не убирал. Человек и лошадь внимательно смотрели друг на друга. Кобыла сделала шаг вперед и снова остановилась. Таита поднес руку ко рту, взял в зубы боб и принялся жевать, широко открывая рот.

– Слов нет, как вкусно, – сказал он, и лошадь наконец сдалась, подошла и осторожно взяла бобы с протянутой руки. Морда у нее была бархатная, а из пасти пахло свежей травой. – Как же мы тебя назовем? – задумался Таита. – Имя должно соответствовать твоей красоте. У меня есть такое. Я назову тебя Дымка.

Через несколько недель Таита и Мерен убрали урожай. Они провеяли зрелые бобы и ссыпали их в мешки из шкур водяных полевок. Затем, высушив стебли на солнце и на ветру, связали их в пучки. Лошади стояли вдоль изгороди, свесив через нее головы, и жевали бобовые стебли, которыми кормил их Таита.

Вечером Таита дал Дымке полную пригоршню, затем обнял ее рукой за шею и погладил пальцами гриву, шепча на ухо ласковые слова. Потом неторопливо подобрал полы своего одеяния, забросил худую ноги на спину лошади и сел боком. Кобыла изумленно застыла, глядя через плечо огромными блестящими глазами. Таита большими пальцами ног подтолкнул ее, и она пошла, а Мерен радостно вскрикнул и захлопал в ладоши.

Когда путники наконец покинули лагерь, Таита ехал верхом на Дымке, а Мерен – на одной из кобыл постарше. Скарб навьючили на спины остальных лошадей.

Дорога домой оказалась куда короче, чем от дома. Тем не менее до Галлалы они добрались, когда прошло целых семь лет со дня их ухода. Едва разнеслась весть об их возвращении, горожане возрадовались. Они в душе давно похоронили ушедших. Все мужчины с семьями приходили к Таите в старый разрушенный храм, приносили небольшие дары в знак своего уважения. Большинство детей за время отсутствия мага выросли, у многих уже родились собственные дети. Таита ласкал малышей и благословлял их.

Караванщики быстро разнесли по всему Египту весть об их возвращении. Вскоре от двора в Фивах, от фараона Нефера Сети и царицы Минтаки, прибыли вестники. Новости они принесли неутешительные: Таита впервые услышал об эпидемии, поразившей царство.

– Приезжай как можно быстрей, мудрец, – приказывал фараон. – Мы нуждаемся в тебе.

– Я приду к тебе в свете новой луны Исиды, – ответил Таита вестникам. Он не проявлял сознательного непослушания – просто знал, что духовно еще не готов давать советы фараону. И чувствовал, что эпидемия – проявление гораздо большего бедствия, о котором предупреждала верховная жрица Самана. Обладая Внутренним Оком, он все еще не мог противостоять Злу. Ему следовало обдумать предзнаменования, потом собраться с духовными силами. И еще ждать указаний, которые, как подсказывало ему чутье, придут к нему в Галлале.

Однако многое отвлекало его и мешало. Скоро начали появляться многочисленные чужаки: пилигримы ждали внимания Таиты, калеки и больные молили излечить их. От царей доставляли богатые дары и просили о пророчествах и божественном руководстве. Таита внимательно разглядывал ауры гонцов, надеясь найти того, кого он ждет. Снова и снова его ждало разочарование, и он отсылал гостей вместе с их подношениями.

– Может, нам стоит оставлять себе малую толику? – ворчал Мерен. – Хоть ты и стал святым, но есть тебе по-прежнему нужно, и одежда твоя износилась. А мне нужен новый лук.

Изредка, когда Таита видел особенно сложную ауру, новый посетитель пробуждал надежду. Такие люди приходили к нему в поисках мудрости и знаний, привлеченные его славой в братстве магов. Но все они приходили брать; никто из них не мог сравниться с ним в силе или предложить что-нибудь взамен. Тем не менее Таита внимательно слушал всех, взвешивая и оценивая каждое слово. Ничего существенного, но иногда случайное замечание или ложное умозаключение заставляли его задуматься. Благодаря ошибкам посетителей он приходил к противоположным ценным выводам. И ни на миг не забывал о предостережении Кашьяпы и Саманы: грядущая схватка потребует всех его сил, мудрости и хитрости – лишь тогда он сумеет уцелеть.

Караваны, шедшие из Египта через скалистую пустыню к порту Сагафа на Красном море, служили источником новостей. Когда приходил очередной караван, Таита посылал Мерена поговорить с хозяином; все караванщики выказывали воину глубокое уважение, зная, что он доверенное лицо Таиты, знаменитого мага. Однажды вечером Мерен вернулся из города и доложил:

– Обад Тиндали, купец, просит тебя не забыть его в молитвах великому богу Гору. Он посылает тебе щедрый дар – зерна кофе высшего качества из далекой Эфиопии, но, увы, приготовься: он принес из дельты плохие известия.

Старик опустил глаза, чтобы скрыть мелькнувший в них страх. Что может быть хуже уже полученных новостей? Он поднял голову и строго произнес:

– Не пытайся уберечь меня, Мерен. Ничего не утаивай. Пришел ли разлив Нила?

– Еще нет, – негромко и печально ответил Мерен. – Разливов не было уже семь лет.

Строгое лицо Таиты дрогнуло. Без разливов реки и без той богатой плодородной почвы, которую они приносят с юга, Египет ждут голод, мор и смерть.

– Маг, это глубоко опечалило меня, но есть худшие новости, – продолжал Мерен. – Остатки воды в Ниле превратились в кровь.

Таита удивленно взглянул на него.

– В кровь? – переспросил он. – Не понимаю.

– Маг, сузившаяся река стала темно-красной, и от нее несет, как от свернувшейся трупной крови, – сказал Мерен. – Ни люди, ни животные не могут пить эту воду. Лошади и скот, даже козы гибнут от жажды. Их кости лежат по берегам реки.

– Болезни и бедствия! В истории земли о таком не слыхивали с начала времен, – прошептал Таита.

– Не просто болезни! – воскликнул Мерен. – Из кровавых вод Нила вышли несметные полчища колючих жаб, проворных и больших, как собаки. Из бородавок, покрывающих их отвратительные тела, сочится яд. Жабы пожирают трупы погибших животных. Но и это еще не все. Люди говорят, да убережет нас от этого великий Гор, будто эти чудовища нападают на детей или на тех, кто слишком стар или слаб, чтобы защититься. Они съедают людей живьем, пока те кричат и отбиваются. – Мерен помолчал и перевел дух. – Что творится на белом свете? Какое проклятие пало на нас, маг?

Уже несколько десятилетий, со времени великой битвы с узурпатором, лжефараоном, с восшествия на двойной престол Верхнего и Нижнего Египта Нефера Сети, Мерен был рядом с Таитой. Он стал магу приемным сыном, заменив того, кого не могли породить искалеченные чресла мудреца. Нет, Мерен был больше чем сын: его любовь к старику была крепче кровного родства. Таиту тронуло его отчаяние; он и сам испытывал глубокое беспокойство.

– Почему такое творится с землей, которую мы любим, с народом, который мы любим, с царем, которого мы любим? – недоумевал Мерен.

Таита покачал головой и некоторое время молчал. Затем наклонился и коснулся плеча Мерена.

– Боги разгневались, – проговорил он.

– Но почему? – настаивал Мерен. Суеверный страх сделал могучего воина и стойкого спутника почти ребенком. – Чем мы оскорбили богов?

– С самого нашего возвращения в Египет я ищу ответ на этот вопрос. Я приносил жертвы и обшаривал небо вдаль и вширь в поисках хоть какого-то знака. Но я все еще не нашел причину божественного гнева. Ее как будто скрыло чье-то зловещее присутствие.

– Ради фараона Египта, ради всех нас ты должен найти ответ, маг, – умолял Мерен. – Но где искать его?

– Скоро узнаю, Мерен. Так говорят знамения. Ко мне явится нежданный вестник – человек или демон, животное или бог. Не исключено, что это будет небесный знак, написанный звездами. Но ответ придет ко мне сюда, в Галлалу.

– Когда, маг? Не слишком ли теперь поздно?

– Возможно, сегодня же вечером.

Таита одним гибким движением вскочил. Несмотря на преклонный возраст, он двигался как юноша. Его проворство и стойкость неизменно изумляли Мерена, хотя он и провел много лет рядом со стариком. Таита взял из угла террасы свой посох и остановился у подножия лестницы, ведущей в высокую башню. Горожане построили эту башню для него. Все семьи Галлалы принимали участие в работе. Это был осязаемый знак любви и уважения, которые они испытывали к старому магу, открывшему источники воды, поившей город, и оберегавшему всех своим невидимым, но могучим волшебством.

Таита двинулся вверх по спиральной лестнице, устроенной снаружи башни; узкие открытые ступени не защищали перила. Слегка постукивая посохом по камням, маг поднимался, как козерог, не глядя под ноги. Когда Мерен вслед за ним добрался до площадки на верху башни, Таита уже сидел на шелковом молитвенном ковре лицом к востоку. Мерен поставил рядом с ним серебряный флакон и сел сзади, готовый выполнить любую просьбу, но в то же время так, чтобы не мешать размышлениям мага.

Таита достал пробку из флакона, набрал в рот острой горькой жидкости и медленно проглотил. Тепло из живота разошлось по всем мышцам, заполнило рассудок кристальной ясностью. Маг негромко вздохнул и под действием ароматного снадобья раскрыл Внутреннее Око своей души.

Два дня назад полную луну проглотило чудовище ночи, и теперь небо принадлежало только звездам. Таита следил, как они загораются в соответствии со своим рангом: самые яркие и заметные возглавляли процессию. Вскоре звезды в бесчисленном множестве заполнили небо, окутав пустыню серебристым сиянием. Таита изучал их всю жизнь. Ему казалось, он знает и понимает все, что можно знать и понимать касательно звезд, но теперь с помощью своего Внутреннего Ока он получал новое представление об их свойствах и роли в извечном устройстве мироздания и в делах людей и богов. Особенно рьяно Таита искал одну яркую звезду. Он знал, что она совсем рядом. И как только увидел ее, все его чувства обострились: этим вечером звезда, казалось, повисла над самой башней.

Звезда эта впервые появилась на небе ровно через девяносто дней после мумификации царицы Лостры, в ту ночь, когда Таита заключил тело царицы в саркофаг. Появление звезды было чудом. Перед смертью Лостра пообещала вернуться к нему, и Таита питал глубокую уверенность в том, что звезда и есть исполнение этого обещания. С тех пор она никогда не покидала его и стала путевой. Когда он смотрел на нее, пустота, воцарившаяся в его душе после смерти Лостры, становилась чуть менее зияющей.

Теперь, глядя на звезду Внутренним Оком, Таита видел, что она окружена аурой Лостры. И хотя эта аура была скромной по сравнению с аурами звездных колоссов, ничто не могло сравниться с ее великолепием. Таита чувствовал, как его неколебимая любовь к Лостре согревает душу. Но вдруг тело мага тревожно напряглось, и холод, разлившись по жилам, достиг самого сердца.

– Маг! – Мерен почувствовал перемену его настроения. – Что тебя огорчило?

Он сжал плечо Таиты, а другую руку положил на рукоять меча. Не в состоянии выразить своего отчаяния, Таита освободился от руки помощника, продолжая смотреть вверх.

С тех пор как он в последний раз видел ее, звезда Лостры заметно разбухла. Некогда яркая и постоянная аура стала зыбкой, ее излучение трепетало, как рваное знамя побежденной армии. Облик звезды исказился, она взбугрилась по краям и сузилась в центре.

Даже Мерен заметил эту метаморфозу.

– Твоя звезда! С ней что-то случилось. Что это значит? – Он знал, как это светило важно для Таиты.

– Пока не знаю, – прошептал Таита. – Оставь меня, Мерен. Ступай спать. Меня ничто не должно отвлекать. Приходи за мной на рассвете.

Таита наблюдал, пока звезда не истаяла в лучах восходящего солнца, и к тому времени как Мерен пришел отвести его назад в башню, Таита знал, что его звезда больна.

Хотя ночное бдение утомило мага, он не мог уснуть. Перед его мысленным взором стояла умирающая звезда, и его преследовали мрачные предчувствия. Это было последнее и самое значительное проявление Зла. Вначале поветрие, убивавшее людей и животных, а теперь эта чудовищная злоба, уничтожающая звезды. На следующую ночь Таита не вернулся в башню, а в одиночестве удалился в пустыню. Хотя Мерен получил приказ не ходить за ним, он нарушил его и последовал за магом, держась поодаль. Конечно, Таита почувствовал его присутствие и в назидание окутался плащом невидимости. Тревожась за хозяина, рассерженный Мерен искал его всю ночь. На рассвете он поспешно вернулся в Галлалу, чтобы создать поисковый отряд, и обнаружил, что Таита в одиночестве сидит на террасе старого храма.

– Ты меня разочаровал, Мерен. Не похоже на тебя уйти и забыть о своих обязанностях, – насмешливо сказал Таита. – Хочешь уморить меня голодом? Позови служанку, которую ты нанял, и будем надеяться, что ее красивое лицо не повредило ее умению готовить.

Днем Таита тоже не спал, но сидел в тени в дальнем углу террасы. Сразу после ужина он снова поднялся в башню. Солнце еще виднелось на горизонте, но маг не хотел терять ни мгновения темной поры, когда можно наблюдать звезды. Ночь пришла быстро, крадучись, как вор. Таита напряженно смотрел на восток. На меркнущем ночном небе появились звезды, они разгорались. Внезапно прямо над головой зажглась звезда Лостры. Таита поразился: светило изменило свое постоянное положение. Теперь, подобно яркой лампаде, она висела над башней Галлалы.

Это больше не было звездой. За те несколько часов, что Таита его не видел, оно превратилась в огненное облако, взорвалось, разлеталось на части. Его окружали темные зловещие испарения: озаренные изнутри огнем, они поглощали этот огонь, освещавший небо над головой Таиты.

Долгие ночные часы Таита наблюдал за небом. Искалеченная звезда не двигалась со своего места над его головой. Она оставалась там же и на рассвете, там же появилась и на другую ночь. Ночь за ночью звезда была словно прикреплена к определенному месту, как яркий маяк, и ее причудливый свет должен был достигать краев неба. Облако разрушения, окутавшее ее, клубилось и вихрилось. В его глубине горел огонь, он затухал, но снова вспыхивал в другом месте.

Наутро явились горожане и в тени высоких колонн гипостильного зала попросили встречи с магом. Когда Таита спустился с башни, они обступили его и просили объяснить, что означает пламя, повисшее над городом:

– О могучий маг, предвещает ли это новый мор? Неужто Египет недостаточно страдал? Пожалуйста, объясни нам это пугающее знамение.

Но Таита не мог сказать им ничего утешительного. Столь необычное поведение звезды Лостры застало его врасплох.

Родилась новая луна, и ее свет смягчил страшную картину. Когда луна уходила, звезда Лостры вновь начинала господствовать в небе, она ярко сверкала, затмевая прочие звезды. Словно призванное этим сигнальным огнем, с юга, из пустыни, прилетело темное облако саранчи и опустилось на Галлалу. Саранча задержалась на два дня и опустошила возделанные поля, не оставив ни одного колоска дурры, ни одного листочка на оливах. Ветви гранатовых деревьев сгибались и ломались под тяжестью насекомых. На утро третьего дня насекомые поднялись и огромным шуршащим облаком полетели на запад, к Нилу, неся новые бедствия и так уже умирающим без его разливов полям.

Египет дрогнул, его народ впал в отчаяние.

В Галлалу явился новый гость. Пришел он ночью, но пламя звезды Лостры, подобно фитилю лампы, перед тем как кончится масло, горело столь ярко, что Мерен показал Таите караван, когда тот был еще далеко.

– Это вьючные животные из далекой земли, – заметил Мерен. Верблюды в Египте не водятся и по-прежнему встречаются так редко, что вызывают любопытство. – Они идут не обычным караванным путем, а из пустыни. Странно. Нужно поостеречься.

Чужеземцы не плутали; они сразу направились к храму, как будто их кто-то вел. Погонщики уложили верблюдов, и послышался обычный шум, сопровождающий устройство лагеря.

– Иди туда, – приказал Таита. – Узнай о них все, что можно.

Мерен вернулся, когда солнце уже высоко поднялось над горизонтом.

– Их двадцать человек, слуги и работники. Говорят, что добирались до нас много месяцев.

– Кто их хозяин? Что ты узнал о нем?

– Я его не видел. Он отдыхает в шатре. Вон в том, посреди лагеря. Шатер из самой лучшей шерсти. Все говорят о хозяине с уважением и страхом.

– Как его зовут?

– Не знаю. Погонщики называют его Хитама, что на их языке означает «превзошедший всех в учении».

– Что ему здесь нужно?

– Ты, маг. Он пришел к тебе. Караванщик спросил о тебе, назвав по имени.

Таита почти не удивился.

– У нас есть еда? Надо радушно встретить этого Хитаму.

– Саранча и засуха оставили нас почти ни с чем. У меня есть немного копченой рыбы и довольно зерна для нескольких соленых лепешек.

– А грибы, которые мы собрали вчера?

– Они почернели, и от них несет. Может, удастся что-нибудь найти в городе…

– Нет, не тревожь наших друзей. Им и так достается. Обойдемся тем, что есть.

Однако их выручила щедрость гостя. Хитама принял приглашение разделить с ними ужин, и Мерен вернулся с богатым даром – жирным молодым верблюдом. Очевидно, Хитама знал про голод в этих краях. Мерен убил верблюда и поджарил филейную ча