Комплекс

Наташа не могла уснуть. Ее голова разрывалась от мыслей, образов и ситуаций, хаотично отображающихся взбесившимся фильмоскопом памяти. Девушку обливал лихорадочный пот, не смотря на открытые настежь окна и ледниковый период в комнате. Тело ощущало жуткий дискомфорт, липкая от влаги пижама, словно полиэтиленовая пленка, обволакивала тело, на кровати образовалось огромное, холодное пятно, словно растаял ледяной Буратино. Для полных (объективнее: тучных) людей это довольно обыденная проблема, так же, как для доходяг бледный цвет кожи, но иногда самое примитивное может выбить из колеи, когда отложенная система немного теряет иммунитет к вирусам.

Наташа перекачивалась с боку на бок, а кровать брезгливо скрипела, давая понять всю ничтожность ситуации. Она походила на мультяшного героя Порки Пига, которого находчивые аниматоры запихнули в раскаленную печку вместо привычной спальной комнаты, но только он об этом узнает в последнюю очередь.

У толстых людей всегда очень много комплексов, которые удачно приглушаются употреблением пищи. Большинство из них могут не волновать открытые обзывательства или насмешки, как голубых не задевают жесткие упреки со стороны гомофобов, ведь они свыклись с мыслью, что иногда безразличие единственный выход. Но крохотная мелочь, несколько секунд, считанные слова могут оставить неизлечимый след, стать песчинкой останавливающей громадную шестеренку неописуемо сложного и перемудренного механизма.

«Смотри, эта свиноматка так усердно хавала, что аж вспотела», «Да у нее отдышка после обеда: рука устает в хряпало пищу забрасывать», «Ты замечала, что твой подбородок умеет улыбаться?», «У тебя скоро на веках целюлит появится, если столько жрать будешь», «А ты когда мастурбируешь нужную щель с первого раза под складками находишь?», «Слушай, китобои за такой экземпляр, как ты пол века назад жизни отдавали»… и список издевательств тянется рулоном в свиточный вариант «Войны и мира», но сквозь защитную оболочку жира пробились только слова пятилетнего мальчика, беспардонно показавшего на многолюдной улице в сторону Наташи и полюбопытствовав у мамы: «А эта тетя тоже несчастливая?»

Мама постаралась проигнорировать интерес сынули.

«Ну ты же сама говорила, что все толстые люди несчастные…». Глаза сами по себе наполнились слезами, и мертвое море мгновенно вышло из берегов свирепым цунами, срывая все преграды на пути к депрессии: устами ребенка глаголет тупость и чрезмерное любопытство, но еще и несвойственная для взрослых людей искренность даже в своей недалекости.

Трубка радиотелефона запищала и вырвала из малобюджетной, расплывчатой постановки «Что нам мешает спать, тревожа душу». Дребезжащая сальными складками рука на ощупь потянулась к источнику звука и через мгновения держала телефон у левого уха.

- Вы ждали моего звонка, деточка? Смею предположить, что это так: именно по моей вине не можете уснуть и питаю надежду, что мнение насчет абсурдности моего предложения остались вместе с недоеденным куском пирога в безвременно канувшем дне.

Фосфорная стрелка часов на тумбочке показывала половину первого ночи.

- Я согласна. Хорошо, я воспользуюсь вашими услугами, - Наташа отвечала не сонно, а будто оправдывала беззащитным голосом беспричинный выпад в свою сторону.

- Вот и замечательно милочка. Встретимся с вами на заброшенной стройке, по Николаевскому проспекту сразу в начале улицы рядом с министерством связи…

- Я поняла, о чем вы говорите, - захлебываясь волнением, говорила Наташа.

- Безупречно дорогуша, тогда конец связи.

Минуты неведенья и шока.

Тело будто побывало на лютом морозе: занемело и не слушалось хозяина, а ватные ноги не обнадеживали тем, что страх скоро отпустит. Бог ты мой, да ее всю трясет и лихорадит, она не боялась столь основательно, со времен аварийной посадки в Одесском аэропорту, когда жизнь находилась на тоненькой вольфрамовой нити, готовой вот-вот вспыхнуть.

Наташа совладала с собой, как заложник в супермаркете во время ограбления: боясь всеми частичками разума и души, но осознавая частью чего в данный момент является. Она покачнулась несколько раз на матраце, словно застряла в гамаке, и взъерошено присела на край кровати со стороны лакированной деревянной тумбочки. Рядом с подзарядкой для радиотелефона стояла рамка в форме сердечка с любимой фотографией («Как же хорошо ты здесь получилась, прямо фотомодель, - автоматом вспоминаются слова лучшего друга»). Наташа жадно, будто сейчас же на нее навалится стая изголодавшихся коллекционеров нелепых рамок, схватила фото и крепко прижала к сердцу. По щеке стекали ручейки пота, в которых едва различался поток из края левого глаза.