Последний круг

Круг за кругом я прощался со своей прежней жизнью. Впервые за всю свою карьеру я спросил себя: «Зачем я это делаю? Зачем я отдаю столько времени работе, если мне больше хочется быть дома, со своей семьей?»

Михаэль Шумахер

Карьера Шумахера примечательна по многим причинам — благодаря его выдающимся достижениям, его непрерывному труду и тому, что он поднял планку мастерства на головокру­жительную высоту. Он изменил все.

Теперь гонщик не мог больше просто водить машину — ему приходилось работать над каждым аспектом: быть атлетом, развивать свои технические познания, становиться все лучше год от года. Молодые пилоты, которые пришли в Большие Призы после Шумахера, более развитые, тех­нически образованные по сравнению с предшественниками Михаэля, потому как он изменил само представление о том, чего команда должна ждать от гонщика. Сравните Фернандо Алонсо или Льюиса Хэмилтона с ранним Шумахером, когда тот только начал выступать в Формуле-1 в 1991 году. Революция налицо. А вдохновителем этой революции стал имен­но Михаэль.

Поразительно, что Шумахер сохранял мотивацию так долго, и я уверен, что, если бы он не сломал ногу в 1999 году и не пропустил половину сезона, он бы ушел из спорта на­много раньше 2006 года. Тогда же, в 1999-м, в середине своей карьеры, он был вынужден сделать паузу и многое переосмыслить. А затем, когда Ferrari выразила желание заключить долгосрочный контракт с Кими Райкконеном, Михаэлю пришлось спросить себя, есть ли у него по-прежнему силы и мотивация, способен ли он соперничать с гонщиком своего уровня или же лучше уйти в отставку. Алонсо, спортсмен, у которого, как многим казалось, есть сильные стороны Шумахера и ни одной из слабых сторон немца, также не давал ему покоя. Михаэль знал, что Алонсо сделан из того же теста, точно такой же самоуверенный и дерзкий, бескомпромиссный и полный решимости победить. Но Алонсо на две­надцать лет моложе.

Михаэль знал, что Алонсо стал для него тем же, кем он сам был для Сенны. Помню, как я спросил Шумахера в 2002 году, кого он считает следующим своим крупным соперни­ком, думая, что он назовет Монтойю или Райкконена, но Михаэль сказал, что это Алонсо, хотя в то время испанец был всего лишь тест-пилотом Renault. Выступая с Алонсо бок о бок на тестах, Шумахер разглядел в нем качества сильно­го гонщика. Это убеждение укрепилось в последующие годы в гонках, и, как предполагают некоторые близкие Шумахеру люди, Михаэль даже стал думать, что Алонсо на самом деле лучше него. Зловещее предзнаменование. Но мог ли Шумахер заставить себя тренироваться сверх меры, приложить дополнительные усилия, чтобы оставаться на шаг впереди молодого соперника?

Сезон-2005 сложился очень странно, и по его оконча­нии Михаэль злился на себя за то, что поработал недоста­точно хорошо. На первый взгляд он мало чего мог сделать: проблема заключалась в болиде, особенно в покрышках. FIA утвердила новое правило, которое обязывало гон­щиков использовать один и тот же комплект покрышек в квалификации и в гонке. Компания Bridgestone не суме­ла произвести покрышки, которые были бы в состоянии показывать оптимальный результат на квалификационном круге, а затем поддерживать высокий уровень эксплуатационных качеств на протяжении всей дистанции гонки. В результате в том сезоне Шумахер редко мог противо­поставить что-то соперникам. Были случаи, как в Имоле, где его болид внезапно оживал, когда покрышки достигали пика эффективности. Тогда Михаэль показывал сверхъестественный результат. Но большую часть гонки немец вынужден был оставаться неудачником, который не в со­стоянии включиться в борьбу.

Михаэль никогда не умел мириться с неконкурентоспо­собностью и ее подругой неудачей, но даже в тот период в ко­манде не было никаких споров или выяснений отношений. Это лишний раз говорило о том, насколько сплочена команда— ив радости, и в горе. Шумахеру трудно было существо­вать в конкурентной среде безо всякой возможности побороться за титул. Он по-прежнему рисковал жизнью каждый раз, когда садился за руль, по-прежнему боролся за каждый сантиметр трассы, потому что это заложено в нем природой. Большинство спортсменов в подобных обстоятельствах по­теряли бы мотивацию, особенно если это их четырнадцатый сезон в спорте. Тем из нас, кто по долгу службы постоянно следит за гонщиками Формулы-1, Шумахер казался всецело преданным своему делу на протяжении сезона. Правда, вспо­миная о том сезоне, он был очень строг по отношению к себе. Михаэль считает, что не выложился на сто процентов:

«Ясно, что в 2005 году я совершал ошибки, которых не должен был допускать. Добившись такого успеха, невольно начинаешь довольствоваться механической рутиной. Я мог бы сделать больше, мог бы лучше тренироваться — тогда, ве­роятно, был бы на одну десятую на круге быстрее. Хотя, ко­нечно, мы сильно отставали, так что это вряд ли бы повлияло на результат. Были гонки, например в Монце, где я бы мог финишировать восьмым, а не десятым. Однако, когда ты испорчен успехом и ставишь перед собой такую высокую планку, чертовски тяжело найти мотивацию для столь незначительного шага. Это касается как меня, так и всей ко­манды».

На самом деле у Михаэля уже тогда возникли проблемы с шеей и плечами. На них приходится самая большая нагрузка в поворотах и при торможении. На протяжении 2005 года Шумахер страдал от сильных болей в данной области и по­тому не мог тренироваться так же эффективно, как прежде, а это было одним из краеугольных камней его подхода к сво­ей работе. Сабина Кем говорит:

«Подготовка имеет для него огромное значение. Сесть в ма­шину и показать результат — это самый последний шаг. Михаэлю нужно знать, что он сделал все, что мог. Он не хочет покидать трассу с чувством, что он что-то мог сделать лучше. Ему нужно иметь эту уверенность, чтобы быть способным полностью сконцентрироваться.

В 2005 году Михаэль злился на себя самого, потому что был не на лучшем уровне. Он говорил: «Это не видно по тому, как я вожу», он все еще выкладывался на сто процентов, но «если бы я оказался в ситуации, где мне бы пришлось дать больше, я не уверен, что смог бы, учитывая мою физическую подготовку в то время».

В Имоле Шумахер показал потрясающий уровень ма­стерства, догнав Алонсо и борясь с ним за лидерство на протяжении последних пятнадцати кругов гонки. Но испанец оказался упрямым и сумел устоять под напором Михаэля. Затем, в Монако, Шумахер проявил свой истинный бойцовский характер, совершив смелый и бескомпромиссный обгон в борьбе за седьмое место на последних кругах. Он опере­дил собственного партнера по команде Рубенса Баррикелло, который страшно разозлился на Михаэля и после гонки раскритиковал его на публике. «Чемпион мира не должен так ездить, — заявил бразилец, словно эхо повторяя слова

Шумахера о Сенне, сказанные им тринадцать лет назад. — Это был слишком большой риск! Сам бы я никогда не совершил такой рискованный маневр».

Отношения Баррикелло с Ferrari подходили к логическому завершению. Рубенс с Михаэлем поддерживали впол­не нормальные отношения в начале своего сотрудничества в Ferrari, но к 2005 году Рубенс стал все больше жаловаться на то, как поступает с ним Ferrari, а его жалобы на Шумахера достигли своего апогея в Монако. Бразилец сказал, что кош­ка между ними пробежала еще в Индианаполисе, но на данный момент подробности их разлада должны оставаться в тайне, так как они не хотят об этом говорить.

В середине лета бразилец обсуждал возможность досрочного ухода из Ferrari, или, точнее, перехода в команду Honda, спортивный директор которой — Жиль де Ферран — был его старым другом. Баррикелло понимал, что его мечта стать лидером команды Ferrari вряд ли когда-нибудь осуще­ствится. Судьбу его статуса в команде осложняли и те меры, которые предпринимали Лука ди Монтедземоло и Жан Тодт, чтобы оградить себя от возможных потерь в связи с уходом Шумахера в ближайшем будущем. Они держали в резерве Фелипе Массу, а тем временем выяснилось, что будущим лидером команды Лука ди Монтедземоло хочет видеть Кими Райкконена, и с ним был подписан договор. Несмотря на то что Баррикелло показал себя как самый быстрый из всех партнеров Шумахера по команде, было очевидно, что коман­да не видела его в будущем номером один. Пришло время двигаться дальше.

Единственную победу в сезоне Шумахер одержал на противоречивом Гран-при Индианаполиса — известном тем, что лишь шесть машин вышли на старт гонки после того, как все команды Michelin зазвали своих гонщиков в боксы по окончании установочного круга.

Основную ответственность за проблему в Индианаполисе нес Michelin, который не привез безопасные по­крышки на гонку, но упрямство Шумахера и его отказ идти на уступки сыграли свою роль. Гонщики пришли в бешен­ство, когда Шумахер наотрез отказался даже думать о том, чтобы как-то помочь командам избежать позорной и нелепой ситуации.

Ferrari и Bridgestone выиграли в тот уик-энд — Michelin привез на гонку покрышки, которые не выдерживали пере­грузок, возникающих в повороте номер 13. Вероятно, Шумахер был так неумолим потому, что этот сезон неудачно складывался для Скудерии, и теперь он в свою очередь хотел досадить соперникам.

А возможно, причиной его поведения стало то, что по вине покрышек Michelin Ральф попал в аварию на практике, что и спровоцировало скандал. Когда стало ясно, что команды Michelin не будут участвовать в гонке при сложившихся обстоятельствах, на обсуждение было вы­двинуто следующее предложение: построить шикану перед поворотом 13, чтобы уменьшить скорость прохождения по­ворота. Команды Michelin предложили это сделать исключительно для того, чтобы «шоу состоялось» и гонку увидели зрители, собравшиеся на автодроме и перед телевизо­рами. Ferrari, согласно этой задумке, должна была в любом случае получить максимальное количество очков, притом что команды Michelin отказывались претендовать на очки, а просто хотели, чтобы гонка состоялась в целях экономи­ческой выгоды.

Дебаты затихли лишь за несколько часов до старта гон­ки, а к общему соглашению так и не пришли. Хотя послед­нее слово было вовсе не за Шумахером и Ferrari, их позиция во многом способствовала тому, что FIA в итоге отвергла идею шиканы. К тому же федерация ясно дала понять, что она хочет оставить к 2008 году лишь одного поставщика шин, и проблемы у Michelin были на руку Ferrari. Жан Тодт проявил готовность помочь FIA, заняв бескомпромиссную позицию.

Поэтому только шесть болидов на Bridgestone вышли на старт гонки, а машины Michelin заехали на пит-лейн после установочного круга. Публика стала невольным сви­детелем того, как Формула-1 решает внутренние задачи, реакция на это была крайне негативной как в США, так и во всем мире. И вновь Шумахер оказался в центре скандала, который навредил спорту. И вновь это была не его вина и, разумеется, не его идея. Он оказался винтиком в огромном политическом механизме. Он занял сторону своей команды, а не других пилотов.

Вечером в субботу, накануне гонки, шикану и впрямь на­чали сооружать, но гоночный директор FIA Чарли Уайтинг отдал приказ остановить работу и вернуть трассе изначаль­ную конфигурацию. Один из руководителей Ассоциации гон­щиков, наряду с Шумахером, Дэвид Култхард был раздосадован позицией немца.

«Своими действиями в Индионополисе Михаэль разочаровал меня и других пилотов. Я считаю, что большинство из нас придерживалось такой точки зрения: «Послушайте, мы же будем выглядеть как кучка пижонов, если не сможем провести гонку. Пусть Берни, Макс и остальные разбирают­ся с этим. Раз они могут протащить законопроекты, может, и здесь что-нибудь сделают?»

Получи мы поддержку от Михаэля — и все было бы иначе. Но он был непреклонен. Твердил: «Мой брат попал в се­рьезную аварию, вы привезли не те покрышки, это опасный поворот» — и по новой. С одной стороны, я понимаю его по­зицию, но с другой стороны, он же все равно выиграл бы гонку. Мы не пытались лишить его преимущества или очков. Мы просто хотели стартовать пелотоном из двадцати двух машин, даже если и знали, что эта гонка будет фарсом. Нам к фарсу не привыкать».

Марк Уэббер тоже работал с Шумахером в Ассоциации гонщиков, и его разочаровало поведение немца. Человек, ко­торый всегда выступал в защиту безопасности, не готов был поддержать их.

«Мы даже не обсуждали, врежемся ли мы в стену — рано или поздно это бы произошло. Михаэль мог оказаться в общей куче и с кем-нибудь столкнуться. Мы просто хотели, чтобы он, как семикратный чемпион мира, поддержал нас. Но он не желал даже обсуждать, что можно сделать, чтобы прийти к какому-то общему решению. Он сказал, что это не вопрос безопасности, а вопрос техники. Но это был именно вопрос безопасности, так как в ином случае мы бы приняли участие в гонке.

Михаэль не виноват, что Michelin привез плохие по­крышки. Но он отказывался идти на компромисс. Он занял сторону Ferrari. Не пытался поставить себя на наше место. Результатом его действий стал совершенно ужасный для Формулы-1 день. Ferrari все равно бы взяла дубль, но могла бы избежать такого скандала.

Я был разочарован, он ведь такая влиятельная фигура и может воздействовать на многое, это точно. Конечно, топ- спортсмен не должен идти на уступки, но иногда бывают ситуации, как в Индианаполисе, когда ждешь, что он поддастся хотя бы на два процента. Но нет, только не Михаэль».

Росс Браун, естественно, защищает своего гонщика, отвергая обвинения в лицемерии. Он видит последовательность в рассуждениях Шумахера:

«Эти вещи нужно разделять. Как инженер, я усердно работаю над тем, чтобы усилить меры безопасности и соответствовать им. Но как только мы определим минимум, необходимый в целях безопасности, я не стану создавать машину более безопасную, чем необходимо, потому что в таком случае это нанесет ущерб ее характеристикам. Так можно оказаться в ситуации, когда у тебя быстрая, но небезопасная машина, или наоборот — безопасная, но медленная.

Такого же мнения придерживается Михаэль: он усердно работает над повышением стандартов безопасности, а затем выходит на трассу и ведет машину агрессивно. Если что-то случится, принятые меры безопасности, над которыми он работал, помогут предотвратить аварию. И вы мо­жете разделить эти две вещи. Если вы гонщик, вы боретесь с другими гонщиками, это всегда подразумевает риск, но вы можете свести до минимума уровень риска в целом. Если я работаю над повышением безопасности на автодромах, это не означает, что я буду водить осторожно и стараться не приближаться к другим пилотам».

После Индианаполиса на гонщиков обрушилась волна критики, а затем последовали политические прения. Ассоциация гонщиков написала письмо Максу Мосли, выражая свое недовольство событиями в Индианаполисе. Шумахер был единственным гонщиком, который отказался подписываться под этим обращением. Он отказался, так как чувствовал, что не время вступать в прения с FIA. Дэвид Култхард говорит:

«У него всегда была эта черта. Он никому не уступает. Его поведению сложно дать определение — он не угрожающе жесткий, он не Рон Деннис с его ледяным взглядом и не Берни с его харизмой. У него, скорее, такая манера, которая свойственна инспекторам дорожного движения, неловкая упертость. В конце концов вы не выдерживаете и говорите: «О, черт тебя подери, Михаэль, брось!» Непримиримость немцев давно стала для британцев стереотипом, но...

Это сложно для меня, потому что я видел Михаэля в частной обстановке, на каких-то общественных мероприятиях. Меня как-то пригласили на ужин, и я наблюдал Михаэля с детьми, в тесном семейном кругу. Я чувствовал себя неуютно, потому что они все смотрели на меня и явно думали: «Это тот парень, который показал Михаэлю средний палец в Маньи-Кур и врезался в него в Спа». Но атмосфера была настолько радушной, что к концу вечера я расслабился.

Я увидел Михаэля с другой стороны. Увидел как человека. Он не Найджел Мэнселл, когда ты стоишь и не знаешь, врежет он тебе сейчас или нет. Сенна тоже порой был агрессивен. Михаэль — совсем нет».

Возможно, другие гонщики без конца жаловались на Михаэля по той причине, что только так они могли потягаться с ним и досадить ему. На трассе он всегда оказывался впереди, а с точки зрения взаимоотношений с командой и FIA за Шумахером невозможно было угнаться. И только жалуясь прессе на поведение Михаэля, соперники могли поставить его на место. Это была единственная открытая для них дорога, они знали, что в лице СМИ найдут благожелательную аудиторию.

Шумахер понимал, что произойдет после Индианаполиса: гонщики будут жаловаться на то, что он якобы не побеспокоился об их безопасности. Апогеем общего возмущения стало собрание Ассоциации пилотов в Турции в следующем году, когда гонщики набросились на Михаэля. А на брифин­ге пилотов в Бразилии-2006 произошла неловкая сцена — вместо того чтобы пожелать ему всего хорошего и сказать несколько теплых слов, Михаэля проводили жидкими аплодисментами.

По мнению Шумахера, в Индианаполисе-2005 все было просто как дважды два: другие команды привезли неисправ­ное оборудование. Он сравнивал их с горнолыжниками, ко­торые по ошибке взяли с собой лыжи для слалома. На пресс- конференции после гонки ему задали вопрос, действитель­но ли ничего нельзя было сделать, чтобы избежать всего этого фарса.

Немец сказал:

«Я расскажу вам одну историю, которая произошла не так давно. [Он говорил о Гран-при Италии 2001 года.] В Монце погиб маршал [годом раньше], и все гонщики согласились с тем, что нужно вывесить желтые флаги в первых двух шиканах, а двое или трое боссов команд сказали своим пилотам: «Не надо нам никаких желтых флагов, забудьте о них. Мы хотим, чтобы вы боролись в гонке, и вы долж­ны бороться». Это те же люди, которые оказались сегодня по другую сторону баррикад. Формула-1 — очень жесткий бизнес, мы все очень много работаем. У нас тоже были шины, которые могли оказаться быстрее, но мы не привезли их сюда, потому как знали, что нас ждет. Я не говорю, что другие сознательно выбрали неисправные покрышки, но в любом случае это их проблема, а не наша. Нельзя заставлять людей, которые в этом не виноваты, взять на себя вину».

Очевидно, Шумахер говорил о боссе Renault Флавио Бриаторе. Михаэль, который разделял позицию Жана Тодта, не понимал, почему он должен терять свое преимущество, но впоследствии осознал, что другие гонщики винят его за то, с чем он ничего поделать не мог. Когда он вышел на подиум и его освистала толпа, Шумахер избрал модель поведения, свидетелями которой мы вновь станем в Монако-2006. Он решил: «Как вы со мной, так и я с вами», ему все равно, это проблема Ф-1, а не его. Организаторы не поставили публику в известность, и реакция людей была вызвана скорее непониманием происходящего.

Весной 2005 года в карьере Шумахера в Ferrari произо­шло значительное событие, к которому он не имел прямого отношения. Кими Райкконен подписал контракт с командой на 2007 год. Понимая, что Шумахеру уже тридцать шесть лет, Лука ди Монтедземоло горел желанием скрепить фин­ского гонщика договорными обязательствами, чтобы обеспечить Ferrari высококлассным гонщиком на будущее. Райкконен получил предложение от Ferrari в 2001 году, но в тот момент не хотел быть вторым номером, акцентировав внимание на том факте, что в McLaren к обоим гонщикам относились одинаково. Но четыре сезона разочарований в McLaren, и прежде всего ненадежность машины, вынудили финна искать команду, в которой он смог бы стать чемпио­ном мира.

До начала сезона-2005 Ferrari попросила Шумахера дать ответ по поводу 2007 года и далее, но немец молчал. Тогда в Ferrari поняли, что им нужно действовать быстро. Ди Монтедземоло, в отличие от Тодта, очень хотел, чтобы в 2007 году в команду пришел Райкконен. Тодт понимал, что приход финна поставит его близкого друга Шумахера в трудное положение. Так и оказалось. Шумахер почти наверняка остался бы еще на один сезон, если бы не этот решительный ход ди Монтедземоло. Контракт с Райкконеном оставил немцу мало пространства для маневра.

И Ferrari, и сам Райкконен знали, что Кими будет пользоваться спросом: многие команды хотели предложить ему выступать за них. Ferrari нужно было закрепить гонщика за собой, и они начали серьезные переговоры с ним уже в на­чале 2005 года. Шумахеру было известно об этих перегово­рах и об их результате.

Райкконен всегда значился в списке первым кандидатом на замену Шумахеру, несмотря на тот факт, что Фернандо Алонсо казался более квалифицированным гонщиком и по­казывал лучшие результаты. Неприязнь Ferrari к Алонсо уходила корнями к 2001 году, когда переговоры Жана Тодта и Алонсо окончились ничем. Испанец тогда стал персоной нон грата для Ferrari. «Все было готово, он собирался стать нашим тестовым пилотом, — вспоминает Тодт. — Мы составляли контракт. Затем выяснилось, что он подписал контракт с другими людьми [Флавио Бриаторе]. Я был уверен, что мы урегулировали все вопросы с его менеджером Адрианом Кампосом».

Шумахер был в курсе неизбежного прихода Райкконе- на в команду. Он знал, что ему придется принять решение относительно своего собственного будущего. В 2006 году Ferrari планировала заменить Баррикелло Фелипе Массой, который был связан с командой контрактом, но вре­менно выступал в команде Sauber. Менеджером Массы был сын Тодта Николас. За счет этих двух ходов Ferrari как бы прикрыла тылы на тот случай, если Шумахер решит уйти по истечении своего контракта в декабре 2006 года. Если бы он предпочел остаться, они бы попридержали Массу до той поры, пока Шумахер в конце концов не завязал бы с гонками.

Жан Тодт попросил Михаэля сохранять объективность, когда тот будет принимать решение. Но оба знали, что приход Райкконена не вяжется с тем, как привык работать Михаэль. Он привык к своему статусу пилота номер один в команде, ему необходимо было знать, что команда полностью его поддерживает. В прошлом он доказал правомерность такой позиции, регулярно опережая своих партнеров по команде. Однако ему всегда помогало осознание, что команда работает главным образом на него. С Райкконеном в команде, который мог с ним побороться, Михаэль будет лишен психологиче­ского комфорта.

По мнению Сабины Кем, в конце 2005 года Шумахер и не думал о том, чтобы уходить. Напротив, немец неоднократно говорил с ней и близкими ему людьми о том, что из­менится в команде с приходом Райкконена, его нового партнера.

«Михаэль ушел не потому, что хотел избежать борьбы с Райкконеном. Наоборот, шутил об этом и говорил: «Это будет интересно. Смогу ли я с ним соперничать? Разуме­ется, он быстр, но мы еще посмотрим. Ведь оказалось же, что я быстрее Фелипе». Если бы Шумахер хотел избежать соперничества с сильным партнером, он бы так не говорил. Единственное, чего он не хотел, — это повторения зимы 2005/06. Им тогда пришлось работать на износ. Это отняло у них очень много сил».

В интервью немецкому журналу Der Spiegel в феврале 2006 года Шумахер резюмировал свои размышления о будущем: «Очевидно, машина окажется конкурентоспособной.

Но если у меня не будет возможности побеждать в гонках и бороться за титул, тогда я вряд ли захочу продолжать карьеру».

За кулисами события происходили одно за другим. Шумахер знал, что Росс Браун по окончании сезона-2006 пла­нирует на год уйти в отпуск. Человек, который был «талис­маном» Шумахера, чувствовал, что в возрасте пятидесяти одного года, после десятилетней карьеры в Ferrari, пора взять тайм-аут и немного отдохнуть. Браун не «завязал» с гонками, он вынашивал в себе желание стать боссом команды, и год перерыва позволил ему спланировать свой следующий шаг.

Жан Тодт после этого признался, что он тоже хочет немного отойти от Формулы-1. Его новая роль управляющего бизнесом Ferrari больше не позволяла ему посвящать гонкам столько же времени, сколько прежде. Пост спортивного ди­ректора команды предложили Герхарду Бергеру, но тот отказался, потому как уже договорился с компанией Red Bull и должен был возглавить собственную команду, Того Rosso, на основе старой Minardi. Вероятно, это повлияло на решение Брауна уйти, но отказ Бергера вынудил Тодта остаться еще на один сезон. На вопрос корреспондента Der Spiegel, важно ли для Михаэля, останутся Браун и Тодт в команде или нет, немец ответил:

«Это было бы здорово. Кок говорят, не бывает незамени­мых людей, и меня это тоже касается. Я не хотел бы гово­рить о конкретных персонажах. Вопрос в данный момент не в том, кто уходит или кого подвинули, а в том, кто может дать нам что-то новое, сделать нас сильнее. Все меняется. Если мы хотим развиваться, нам нужны новые люди. В Формуле-1 нельзя стоять на месте. Но мне интересно, куда при­ведет все это Ferrari?»

Зимой, перед сезоном 2006 года, Шумахер вместе с командой очень напряженно работал над машиной. Первые же тесты показали, что болид конкурентоспособен. Регламент снова изменился, на этот раз все было на руку Ferrari, так как правило одного комплекта покрышек отменили и Формула-1 вернулась к нормальному распределению шин на квалификацию и гонку. Bridgestone вернулся в дело, и Ferrari выглядела сильной, когда команды приехали на первую гонку в Бахрейн.

Шумахер дал понять в интервью СМИ перед началом сезона-2006, что решение о том, уйти или остаться в 2007 году, он примет к середине сезона, но в действительности, когда он начал выступать в гонках, решение пришло само.

По окончании сезона Михаэль объяснил, как было при­нято это решение:

«Еще до начала сезона мне было ясно, что мы конку­рентоспособны. Но потом мне стало также ясно, что уже не за что бороться, что многого уже не достичь, что нужно задуматься, а не пора ли остановиться.

Впервые я задумался об уходе на первой гонке в Бах­рейне, в субботу, спустя некоторое время после квалификации. Случилось нечто, о чем я никогда прежде не думал. Я сравнялся с рекордом Айртона Сенны: 65 поул-позиций. Это стало для меня чем-то вроде освобождения. Не то чтобы я ставил себе цель, что «я буду продолжать участвовать в гонках, пока не перебью рекорд в 65 поулов». Но когда это произошло и я понял, что у нас будет хороший сезон, я почувствовал, что пора остановиться. После этого я все больше и больше укреплялся в своем решении».

После Бахрейна Шумахер неоднократно обсуждал этот вопрос с женой, с Вилли Вебером и Жаном Тодтом. Последний посоветовал Михаэлю «не открывать огня», пока не будет принято твердое и окончательное решение. Но Шумахер понимал, что от этого зависит будущее его партнера по ко­манде Фелипе Массы, и в Индианаполисе в начале июля он подтвердил Тодту, что уйдет после окончания сезона. «У меня было такое чувство, что я сделал все, что мог. Я достиг больше, чем мечтал, а тут молодой гонщик, необыкновенно та­лантливый и вообще отличный парень — так зачем мне стоять у него на пути?»

Для Тодта и его сына было важно знать, что будущему Массы ничего не угрожает, и Шумахер понимал это. После того как в 2000 году он подарил Ferrari титул, он все равно гонялся просто ради удовольствия, ему нечего было доказывать, и он никому ничего не был должен. Шумахер наслаждался самой борьбой, работой с необыкновенно талантливыми людьми, ставил себе сложные цели и получал ни с чем не сравнимое наслаждение от того, что водил самые быстрые машины в мире. Создав машину, которая в 2004 году выиграла пятнадцать из восемнадцати гонок, он и команда подошли настолько близко к совершенству, насколько вообще возможно в современной Формуле-1. «Я знаю, это прозвучит банально и наивно, но участие в Формуле-1 было для меня чистой забавой, детской мечтой, которая сбылась: четыре колеса, руль, дуэли на трассе. Формула-1 стала воплощением моей детской страсти».

Шумахер всегда сравнивал удовольствие, которое он получал за рулем гоу-картов на картодроме своего отца в Керпене, и наслаждение от выступления за Ferrari на самых сложных трассах мира. Отрицательных моментов, разумеется, было множество — вмешательство СМИ, нежеланная и неотвратимая публичность, ревность и злословие соперников в паддоке. Михаэлю пришлось вырастить панцирь, чтобы защитить себя от людской желчности и злобы. Но он ушел не потому, что минусов стало больше, чем плюсов. У него просто иссякли силы и желание делать свою работу, которую он мог делать только на высочайшем уровне и никак иначе.

Шумахер мечтал выиграть титул в качестве прощального подарка команде. Поэтому он не хотел, чтобы что-то от­влекало команду от работы, и с этой целью просил держать в тайне информацию о принятом им решении до окончания сезона. Но Люка ди Монтедземоло не удовлетворил это его желание. Вмешавшись, президент Ferrari сотворил настоящий хаос. Он заявил, что на Гран-при Италии в Монце Ferrari назовет гонщиков, которые будут выступать за нее в 2007 году. Это произвело эффект разорвавшейся бомбы, которого больше всего опасался Шумахер. СМИ устроили настоящее безумие, все лето спекулируя на тему заявления ди Монтедземоло. Ни одна пресс-конференция не обходилась для Шумахера без вопроса о том, что скажут в Монце и когда он уйдет из спорта, и слухи просочились в команду. Только ключевые люди в руководстве знали, что Шумахер уходит, и было бы невозможно удержать информацию в тайне, если бы об этом стало известно другим членам команды.

Выступления Шумахера также пострадали от этих отвлекающих факторов. В двух гонках перед Монцей, в Будапеште и Стамбуле, он наделал ошибок, уступая важные очки Алонсо в личном зачете. В частности, в Будапеште он упустил отличную возможность, когда Алонсо сошел с трассы. Шумахер, казалось, должен был набрать очки, но на завершающей стадии гонки, когда машина вела себя нестабильно на изношенных покрышках, Михаэль слиш­ком рьяно защищал свое второе место от Хайдфельда, а затем третье место от Педро де ла Росы. Смирись он с тем, что не войдет в тройку призеров, он бы взял пять очков за четвертое место, а вместо этого немец повредил болид в борьбе и сошел, не набрав ни одного очка. Росс Браун со­жалеет, что не был жестче по отношению к своему пилоту в тот день. «Венгрия была очень неудачной гонкой. Я жа­лею, что не сказал Михаэлю: «Придержи коней, нам нужно набрать очки». Но он гонщик, это в его ДНК, и я такой же. Если я считаю, что есть возможность показать себя лучше, я буду пытаться. Все хотят сделать больше, чем могут. Это суть нашего бизнеса. Мы думали, у нас есть шанс, но не вышло».

Шумахер разозлил других пилотов — особенно Педро де ла Росу — тем, как вел себя на заключительных кругах гонки в Будапеште. Он нарушал правила, блокируя и срезая шиканы, — правила, о соблюдении которых договорились все стороны. Он просто игнорировал договоренности, когда ему было удобно. Перед следующей гонкой в Стамбуле, на брифинге пилотов, настроение было по-настоящему взрывоопасным. Недовольство, которое копилось с Индианаполиса прошлого года, грозило перехлестнуть через край.

Де ла Роса хотел добиться от Шумахера объяснений относительно поведения последнего в Будапеште. Он не собирался спускать это немцу с рук. Другие гонщики также набросились на Шумахера, в один голос возмущаясь тем, что он не может признать свою неправоту. Все до одного были со­гласны с де ла Росой. Шумахер пришел в ярость — ему угрожают? Ярно Трулли привел очень веское доказательство, но Шумахер уже не слушал. Забавно, но в стороне оставались двое — Райкконен и Алонсо.

Потом пришла Монца — на ее подмостках разворачива­лись самые драматичные сцены в карьере Шумахера. Сабина Кем рассказывает:

«Михаэль хотел объявить об этом [о своем уходе из спорта] в конце сезона. В Стамбуле я поговорила с ним — он признался, что предпочел бы сделать это в конце сезона. Но Вилли Вебер уже пообщался с корреспондентами из га­зеты Bild, что было совершенно нецелесообразно.

Затем, перед Монцей, он изменил свое решение. Он сказал: «Я знаю, что лучше подождать до конца сезона. Но если Жан заговорит с тобой об этом, скажи, что нет проблем — я объявлю об этом в Монце. Тогда все будет позади, и мне не придется беспокоиться, что я знал об этом так давно и ничего не сказал. Ты как считаешь?»

Я считала, что стоит сделать это в конце сезона, потому что если объявить сейчас, то последние три гонки будут настоящим кошмаром, а он же сражается за титул. Я поговорила с Тодтом, который хотел сделать объявление в Монце. Попросила его объявить об уходе Михаэля если не в конце сезона, то хотя бы в четверг, перед гонкой. Но Тодт сказал: «Нет, я не хочу, чтобы что-то отвлекало нас от гонки». Но это одна из тех ситуаций, когда, что бы ты ни сделал, все неправильно».

Этот уик-энд был в высшей степени богатым на драмы. Стюарды наказали Алонсо, отодвинув его на десять позиций на старте, за то, что он якобы сдерживал Массу в квалификации. Это наказание вызвало негодование в паддоке. Многие считали, что с Алонсо обошлись просто чудовищно. Алонсо созвал пресс-конференцию утром в воскресенье, на которой продемонстрировал запись инцидента с Массой, а затем вынес следующий вердикт: «Я люблю гонки, мне нравится, что сюда приезжает столько фанатов, многие из Испании, но, увы, я больше не могу считать Формулу-1 спортом».

После гонки в Монце Алонсо дал интервью испанскому радио, в котором сказал: «Михаэль — вот у кого больше все­го санкций и самое неспортивное поведение за всю историю Формулы-1. Никто не поверит в правомерность этого пенальти, которым меня наказали».

В отличие от Шумахера Алонсо не боится выражать свои мысли. Шумахер всегда стремился к совершенству и готов был учиться, но в общении с прессой он так и не нашел пра­вильного подхода. Михаэль никогда не умел наслаждаться этой игрой, он держался золотой середины. В его высказываниях не звучали нотки нахальства, самоуверенности, кото­рые были у Сенны и теперь — у Алонсо.

После победы в Монце Шумахер был всего в двух очках от Алонсо в личном зачете чемпионата, а до конца сезона оставалось три гонки. Когда Михаэль вернулся в закрытый парк после гонки, многие заметили, как равнодушно он ведет себя по отношению к ди Монтедземоло, который кинулся обнимать его. Шумахер явно полагал, что президент Ferrari только навредил команде, заставив его объявить о своем уходе в Монце. Немец считал это совершенно необязательным.

Он был очень спокоен, когда делал свое заявление на пресс-конференции после гонки, и даже несмотря на то, что многие догадывались о его решении, для всех это стало шоком. Самая великая карьера в спорте за всю его историю подходила к концу? Шумахер сказал:

«Это моя последняя гонко в Монце. Я решил вместе с командой, что по окончании этого года уйду из гонок. Формула-1 была исключительным, действительно исключительным периодом в моей жизни. А ведь я провел в автоспорте более тридцати лет. Я наслаждался каждым моментом, и хорошим, и плохим. Эти моменты сделали мою жизнь неповторимой».

Шумахер выиграл в Китае, Алонсо финишировал вто­рым, поэтому у них было одинаковое количество очков, когда они приехали в Японию. В Судзуке, на трассе, где решалось многое в последние годы, Михаэль шел впереди Фернандо в гонке, но когда до финиша оставалось всего шестнадцать кругов, у немца взорвался двигатель. Такое необычное явление для Ferrari — это случилось в гонке впервые за по­следние пять лет! И в какой неподходящий момент! Белый дым вырывался из машины, и вместе с ним испарялась мечта Шумахера выиграть восьмой титул.

Шумахер воспринял это нормально. Он расстроился не столько из-за себя, сколько из-за команды, ведь он отчаянно хотел подарить им еще один титул. Михаэль отнесся к этому философски, и всех по-настоящему впечатлило его поведение, когда он вернулся в боксы и пожал руки всем до одного членам команды. Не было никаких обид. Все, что оставалось, — это приехать на финальную гонку сезона и надеяться, что они с Массой смогут подарить команде Кубок конструкторов.

Но удача, которая обычно была на стороне немца, отказала ему в этом последнем желании. Сначала взрыв двигателя в Японии, а затем, в Бразилии, проблема с подачей топлива в квалификации. Шумахер стартовал лишь с десятого места. Он прорывался наверх, когда у него случился прокол шины, который отбросил его на двадцатое место. То, что он делал на трассе с этого момента и до самого финиша, было настолько красивым и воодушевляющим — одно из лучших выступлений за всю его карьеру. Шумахер рисковал, несмотря на то, что до того момента, когда ему больше никогда не придется идти на риск, его отделяло каких-то девяносто минут. Он олицетворял собой «дух авантюризма», как говорил Фанхио о юном Шумахере в начале 1990-х. Это был Михаэль в своем лучшем проявлении. Он показывал быстрейший круг за быстрейшим кругом и прорывался сквозь пелотон. Макс Мосли говорит:

«Его последняя гонка была просто невероятной. Когда все пошло наперекосяк, у него не осталось шансов выиграть чемпионат. Он мог просто спокойно доехать до финиша и уйти на пенсию. Но это же Михаэль! Я ему сказал потом: «Ты, наверное, думал, что нужно продолжать атаковать». Он сказал: «Да, когда я догнал Хайдфельда, который боролся с другим гонщиком, я подумал: «А ведь это чертовски опасно!» — но я не мог ничего с собой поделать, я просто должен был их обогнать». И в этом весь он. Стопроцентный гонщик. Я восхищаюсь им».

На заключительных кругах гонки, стремясь попасть на подиум, Михаэль боролся с Райкконеном, который должен был заменить его в Ferrari. Финн думал, что сделал все, чтобы обезопасить себя от Михаэля, но оставил крошечное пространство для маневра в первом повороте, и Шумахер в одно мгновение прошел его, тем самым посылая сигнал, ко­торый был очевиднее очевидного, — в своей последней гонке он все еще с легкостью мог составить конкуренцию молодому финну. Михаэль финишировал четвертым, но даже того, что Масса выиграл гонку, было недостаточно, чтобы Ferrari взяла Кубок конструкторов.

Росс Браун говорит:

«У Михаэля была потрясающая карьера. Здорово, что он ушел на такой ноте, показав высочайший класс. Не думаю, что можно желать лучшего окончания карьеры. Я сказал ему свое мнение — я всегда надеялся, что он сумеет остано­виться на пике своего профессионализма, все еще являясь ориентиром, образцом для подражания. Между нами го­воря, мне самому хотелось помнить о нем как об исключительном человеке.

Но это решение было сложно принять. У Михаэля воз­никло много противоречивых мыслей, потому что он любит водить и любит команду, но однажды ему все равно бы пришлось закончить.

Я бы уважал и то, если бы он решил продолжать и продолжать — до тех пор, пока просто не смог бы этим заниматься. Потому что он действительно любит гонки, любит водить гоночные машины. Как в конечном итоге он нашел бы баланс между своей конкурентоспособностью и любовью к гонкам, не знает никто. В этом спорте всегда присутствует риск. У Михаэля была одна очень серьезная авария, и все. Нельзя недооценивать этот риск, он есть всегда».

Отец Шумахера Рольф прилетел в Бразилию вместе со спутницей — его убедили сделать этот первый в его жизни долгий перелет. Некоторые старые друзья Михаэля из Керпена тоже были там.

После гонки он вышел из паддока, унося с собой семь титулов и 91 победу в Гран-при. Самый титулованный и преуспевший в этом спорте человек снова стал обычным гражданином, выйдя за ворота и уехав с автодрома. Он хотел поставить точку.

Но это был не последний раз, когда Михаэль сидел за рулем болида Ф-1. Через неделю он приехал в Монцу на традиционный праздник по поводу окончания сезона — День Ferrari, где тестируются различные серии дорожных автомобилей

Ferrari и команда Формулы-1 устраивает представление. Но в этом году все было иначе: мероприятие посвятили проводам Шумахера. Все представители иерархии Ferrari были здесь: ди Монтедземоло, Тодт, Браун и гонщики. Ди Монтедземоло отдал Шумахеру должное:

«Сегодня мы собрались здесь, чтобы поблагодарить Михаэля за то, что он сделал, и за то, как он это сделал. Он ушел из спорта как настоящий чемпион — в Интерлагосе он про­вел гонку, которая останется в памяти у каждого из нас.

Он самый выдающийся гонщик за всю историю Ferrari, и это притом, что наша команда выступала дольше всех и у нас были некоторые из величайших пилотов. Михаэль всегда любил работать в команде, всегда готов был помочь остальным. С Михаэлем мы были сплоченными и сильными».

В Монце собралось более тридцати тысяч человек — они пришли, чтобы сказать «спасибо» человеку, который столько сделал для самой любимой в Италии команды. Шумахер был совершенно ошеломлен. «Итальянцы устроили ему потрясающие проводы, мы даже не ожидали, — говорит Сабина Кем. — Я уверена, что в Германии его бы так не чествовали. В Италии люди за последние несколько лет поняли, что Михаэль совсем не такой, каким они его представляли. Это потому, что раньше он не открывался людям. Но в тот день он просто рыдал в Монце».

Шумахер ясно дал понять, что, как только оставит спорт, хочет уйти в тень. Близкие ему люди полагали, что он сдержит слово, но он часто приезжал на гонки в качестве советника Ferrari и продолжал пользоваться своим именем, что­бы привлечь внимание общественности к важным проблемам. Так он помогал людям из гоночного бизнеса, которые когда-то поддерживали его самого.

Шумахер принял приглашение Макса Мосли стать делегатом кампании по безопасности на дорогах. Немец выступил с речью на открытии Недели безопасности дорожного движения в апреле 2007 года, которую инициировала FIA. Михаэль продолжил говорить о том, что каждые тридцать секунд дети и молодые люди в возрасте от десяти до двадцати пяти лет гибнут на дорогах, призывать к тому, что нужно найти какие-то решения. Он также принял участие в кампаниях по сбору средств для Института головного мозга — проект Жана Тодта и профессора Жерара Сайана, который наблюдал гонщика после перелома ноги в 1999 году.

Макс Мосли говорит:

«У Михаэля нет причин делать это, кроме как по собственно­му желанию. Мы не платим ему за это, его участие абсолютно добровольно. В прошлом обязательно бы сказали: «Он хочет поддерживать отношения с руководящим органом». Но он делает это потому, что верит в это и беспокоится об этом. Он очень, очень хорош. Его ответы на сложные вопросы гораздо конкретнее, чем ответы большинства политиков».

Циники, однако, могли бы поспорить. Ведь с каждым годом воспоминания о неэтичных поступках Михаэля становятся все более размытыми. Его будут помнить как великого чемпиона, икону, культовую фигуру, человека с выдающимися достижениями. Как-то один из его соперников сказал мне с горечью: «История забудет все плохое, что он сделал».

Роль Шумахера в Ferrari долгое время интриговала всех. Он продолжал работать с командой в 2007 году, появился на Гран-при Испании, Монако, Канады и Германии и общался со всеми важными в руководстве людьми. Наверное, Жан Тодт понял, что ни в Райкконене, ни в Массе он не сможет найти лидера, который повел бы за собой команду. Тогда он попросил Шумахера посмотреть на происходящее в команде с высоты своего опыта и убедиться в том, что ничего не упущено. Вне сомнения, главным бенефициаром мудрости

Шумахера стал Масса, который сильно изменился и повзрослел по ходу сезона. Фелипе признался, что Шумахер научил его фокусироваться на гонке в целом, а не пытаться показать несколько быстрых кругов. Райкконен тем временем не обращал внимания на присутствие Шумахера и даже сказал, что предпочитает работать со своими инженерами, а не слушать бывшего чемпиона.

Не многие по-настоящему понимают, что нужно для по­беды в Формуле-1. Но все знают цену этого успеха. Во многих странах Формулу-1 считают символом престижа. Если ты победил, ты лучший из лучших.

Выигрывать в Формуле-1 дано не всем, а выигрывать на протяжении многих лет всегда казалось невозможным. Смерть может оборвать жизнь гонщика в любой момент, а серьезная травма или неконкурентоспособная машина — положить конец карьере. И если даже все эти беды обошли вас стороной, вы наверняка когда-нибудь потеряете мотива­цию. Шумахер оказался выше всего этого.

Он принимал вызов на протяжении шестнадцати лет, что стало совершенно беспрецедентным достижением. Ему удалось продержаться так долго не потому, что он легко к этому относился, а потому, что постоянно балансировал на грани. Михаэль работал над всеми, даже малозначимыми аспектами, пользуясь своим влиянием в команде, среди дру­гих гонщиков и в руководящем органе, чтобы облегчить себе жизнь и проложить путь к будущим успехам. Он понимал, что для победы в Формуле-1 недостаточно просто управлять болидом быстрее других.

У Шумахера всегда было четкое представление о том, что необходимо для победы. Он превзошел в этом всех остальных гонщиков, и не только гонщиков. Он стал лучшим спортсменом в истории. Он играл с правилами и иногда переходил грань, именно поэтому он и является столь противоречивой фигурой. Но по своему существу Шумахер — стопроцентный гонщик, и именно за это ему нужно отдать должное. Он приносил удовольствие и радость миллионам. Он всегда был исключительным борцом, который жил на пределе. И у него все получилось.