Операция прошла успешно, пациент умер

Пересадки сердца, казалось, были преданы забвению, также как и трансплантации обезьяньих желез, с помощью которых профессор Сергей Воронов обещал вернуть пожилым людям половую силу – эта новость потрясла мир в XX веке не меньше, чем первая трансплантация сердца, позднее произведенная Кристианом Барнардом (Christiaan Barnard). Майкл Де Бейки (Michael De Bakey), один из ведущих хирургов-кардиологов Америки, несколько лет назад объявил о полном отказе от пересадок сердца, потому что «полученные результаты ни в коей мере не оправдывают жертвы». С помощью этих слов приукрашивали неудачу, причем здесь не указывалось, кто на самом деле выступал в роли жертвы – обманутые пациенты, вынужденные испытывать дополнительные страдания, или тысячи животных, на которых врач практиковал свое хирургическое искусство.

Неуспех операций по пересадке сердца был ясно и четко предсказан. Многие хирурги могли проводить эту операцию еще до Кристиана Барнарда. Они не делали ее не по техническим соображениям. Причиной был мощный механизм отторжения, так называемый иммунный ответ, свойственный от природы всем биологическим организмам. Данный механизм сопротивляется проникновению всех чужеродных тел, а также чужеродных органов и тканей. Вследствие этого инородные тела, в том числе, пересаженные ткани другого организма – исключение могут составлять ткани однояйцевых близнецов – отторгаются: пересаженная ткань отмирает, ее убивает иммунный ответ (исключение составляет пересадка роговицы. Поскольку эта часть тела имеет небольшое кровоснабжение, туда попадает лишь малое количество сложного и практически неизвестного нам вещества, вырабатываемого защитным механизмом человека. Вот почему пересаженная роговица приживается.)

Чтобы предотвратить отторжение пересаженных органов, были разработаны разные средства, подавляющие иммунологическую реакцию, иными словами, выключающие способность организма не допускать чужеродные тела, отражать их атаку, в том числе способность уничтожать вредные микробы и сохранять здоровье. Как только естественные иммунологические реакции ослабевают, неправильные бактерии берут верх и начинают разрушать организм. Поэтому даже несерьезные инфекции, вроде простого герпеса – под ним понимают пузырьки, возникающие иногда при обычной простуде – становятся опасными для пациента с подорванной иммунологической реакцией; поэтому такое вмешательство открывает дорогу всем болезням, в том числе раку.

Англичанин доктор Х.М.Паппворт (H.M. Pappworth) говорит без обиняков в своей знаменитой книге «Люди в роли подопытных кроликов» (Human Guinea Pigs, Pelican Books, 1969, с.302): «Иммуноподавляющие препараты могут вызывать рак – зафиксировано пять случаев, когда у людей с пересаженными нервами позднее развивался рак. Примечательно, что симптомы опухоли всякий раз появлялись спустя значительное время после трансплантации. Еще более важен факт (простое совпадение здесь исключено), что во всех пяти случаях структура клеток опухоли была одинакова (злокачественная лимфома)».

Не всем известно, что Филипп Блайберг (Philip Blaiberg), самый известный пациент-сердечник Барнарда, прожил после пересадки 18 месяцев и перенес два сильных сердечных приступа, из-за приема иммуноподавляющих препаратов он болел желтухой, а из-за ослабленного иммунитета – менингитом, как сообщает журнал “Hospital Medicine” (июль 1969). Никто не может сказать, прожил бы Блайберг без пересадки столько же или даже дольше. Он бы явно меньше страдал. Доктор Паппворт заметил: «Я совсем не уверен, что такое положение вещей для пациента хоть сколько-нибудь лучше, чем болезнь, от которой должна спасти трансплантация…» (с. 312).

В американском College of Surgeons была изучена история болезни более 8000 пациентов с трансплантацией и выяснилось, что у 77 из них был рак, в 17 случаях речь шла о ретикулосаркоме, злокачественном разрастании мезенхимных клеток. Здесь примечателен тот факт, что, согласно сообщению врачей в Медицинском Колледже Виргинии (Medical College of Virginia) Университета Виргинии (Virginia Commonwealth University, “Time” 19 марта 1973), у пациентов с пересаженными органами это заболевание встречается в 100 раз чаще обычного. Иммунодепрессанты, главная на сегодняшний день опора трансплантационной хирургии, уменьшают устойчивость организма и к инфекциям, и к онкологии.

Таким образом, медицинские исследования снова оказываются перед дилеммой: новая голова гидры, новая проблема возникает всякий раз, когда кажется, что предыдущая решена. Хирурги-трансплантологи всегда хвастаются тем, что трансплантации проходят удачно – пациент умирает от воспаления легких или почечной недостаточности. Это введение в заблуждение. На самом деле осложнения являются последствиями иммунодепрессантов, которые назначаются пациентам, чтобы предотвратить отторжение.

«Людей заставляют думать, что проблема решена или скоро будет решена», – пишет доктор Паппворт. – «Мысль порождается желанием…» (с.303) И дальше: «Ни один врач, каким бы опытным он ни был, не в состоянии точно оценить ожидаемую продолжительность жизни без трансплантата и период, длящийся от момента, когда кажется, что трансплантат приживается, до его окончательного отторжения… Люди должны знать, что операция по пересадке никогда не излечивает основное заболевание и не делает пациента здоровым человеком… Никакой орган не существует сам по себе, каждый из них зависит от других органов. Например, у пациента, которому делают пересадку по причине болезней сердечно-сосудистой системы, заболевания кровеносных сосудов проявляются и в других органах, например, в почках».

Далее доктор Паппворт констатирует: «Вся трансплантология – это признание ошибок, допущенных при ранней диагностике и лечении. Не было бы правильнее вкладывать силы и средства в раннюю диагностику, профилактику и лечение болезней? (с.306)

После того, как Кристиан Барнард сделал одиннадцатую пересадку сердца, представитель южноафриканского врачебного общества заявил, что его члены теперь «думают только о пересадках сердца» (“Messagero”, Рим, 13 декабря 1973). А когда Барнард через год пересадил пациенту второе сердце, и тот стал первым человеком, у которого бились два сердца, неодобрение со стороны его коллег стало более явным. «Цивилизованный мир не должен бы такое одобрять», – ежедневная римская газета “Messagero” (26 ноября 1974) цитирует профессора Гвидо Чидичимо (Guido Chidichimo), хирурга-кардиолога и заведующего отделением в римской больнице Сан-Камилло (San Camillo): «Какой смысл пересаживать сердце бедняге, надеющемуся на здоровье, чтобы ему выпала участь, с которой он, быть может, уже смирился? Это фокусничество. Это безграничная жестокость. Это цинично».

То всего лишь результат молчаливого принятия на протяжении двух веков экспериментального метода, начавшегося на беззащитных животных и все больше переходящего на человека. Невзирая на неодобрение со стороны выдающихся врачей, опыты на животных в области трансплантологии проводились везде – и это при том, что они представляли собой всего лишь упражнения, в ходе которых учитель демонстрирует свое хирургическое искусство благоговеющим ученикам, а результат всегда может быть резюмирован в бессмертном высказывании немецкого врача: «Операция пошла успешно, пациент умер».

Первый человек с двумя сердцами в груди умер меньше чем через четыре месяца после операции, хотя штаб врачей делал все, чтобы поддерживать ему жизнь. До общественности новость дошла только через неделю. А о том, насколько сильно он страдал из-за фокусов Барнарда, ничего не говорится. О предсказуемом алиби хирурга узнали только из статьи в “Time” (5 мая 1975):

«Барнард по-прежнему убежден, что его зрелищная операция прошла успешно. Как он объяснял на прошлой неделе, смерть не имеет отношения к вмешательству. Тейлор не умер, когда ему в организм ввел новое сердце – смерть наступила от эмболии легких».

Той же осенью сообщили, что Барнард собирается использовать живых бабуинов для «хранения» человеческих сердец с целью иметь их наготове на случай срочной операции.

Для людей вроде Кристиана Барнарда эксперименты стали одержимостью, нездоровой идеей фикс, и он проводил их без каких-либо разумных оснований, любой ценой. Таково мое мнение, особенно после знакомства с его автобиографией “One Life” (издательство Howard Timmins, Кейптаун, 1969).

Уверенность Барнарда в том, что эксперимент, где он использовал более 40 сук и их щенков, дал методику, спасающую жизнь, совсем неубедительна, и в наименьшей степени она внушает доверие у хирургов, которым я давал читать книгу. Совершенно очевидно, что Барнарду (как и многим другим экспериментаторам) удалось только вызвать у животного болезненное состояние, встречающееся и у человека, но не вследствие хирургического вмешательства, не так, как Барнард вызывал его у своих собак. Эту болезнь называют атрезией кишечника.

Так происходит, что дети рождаются с дефектом в кишечнике: в нем имеется отверстие, он кончается тупиком и начинается вновь без соединения. Это состояние ведет к смерти, если его вовремя не устранить. Барнард стал вызывать этот дефект у собак с целью доказать широко распространенную теорию, что отверстие в кишечнике можно объяснить недостаточным кровоснабжением. Вот почему он хотел перевязать собакам при рождении кровеносные сосуды, идущие к определенному участку кишечника.

Он описывает это в своей книге: «Я должен был вскрыть беременную собаку и обнажить ее матку. Потом мне нужно было вскрыть матку и извлечь из нее детенышей. Затем вскрыть щенков и перевязать кровеносный сосуд, ведущий к одному из участков кишечника – и таким образом вызвать инфаркт, который должен был оставить после себя отверстие, это бы доказало, что кишечную атрезию вызывает данный дефект. Потом требовалось проделать всю ту же работу в обратном направлении: зашить зародыш, вернуть его в матку, зашить ее, поместить собаке на нужное место и, наконец, зашить собаку. Все это надо было производить так, чтобы собака не погибла, и у нее не случилось аборта: детенышам следовало расти и появиться на свет – хочется верить, что с отверстием в кишечнике».

Мне кажется совершенно очевидным, что, если к какой-то из частей зародыша заблокировано поступление крови, эта часть тела не будет развиваться. Но в этом случае я буду всего лишь дилетантом, а не ученым».

Барнард не смог до конца провести операцию первым шести собакам, потому что у жертв вытекали околоплодные воды, удерживающие матку, и зародышам не хватало места. Поэтому Барнард изобретал хитроумные способы для следующего вмешательства, позволяющие обойтись без вытаскивания щенков. Он извлекал матку через длинный надрез, чтобы ее было легче вернуть назад. Затем он перевязывал сосуд, ведущий к участку маленького желудка зародыша, зашивал матку и возвращал ее в живот собаке.

Хирурга, по-видимому, не интересовало, что пришлось испытать собаке в течение последних десяти дней беременности после пережитого, так как единственным его замечанием по этому поводу было следующее: «Мы с нетерпением ждали рождения». Барнард сильно удивился, когда собака набросилась на своих детенышей, изуродованных людьми – и съела их, прежде чем хирург смог забрать их, разрезать, и посмотреть, удался ли эксперимент.

«Невероятно!», – закричал он, по собственному же рассказу, когда его ассистент сообщил ему плохую новость. – «Собаки же не каннибалы!»

Но, господин доктор, даже собаки могут стать каннибалами, если экспериментаторы совершают над ними насилие. Вероятно, это происходит по той же причине, по которой самки павианов отгрызают головы своим детенышам по пути в его лабораторию, находящуюся в больнице Groote-Schuur.

Вот еще одна жалоба Барнарда: «Самка также вставляла нам палки в колеса. Я своими глазами видел, как мать вылизывала одного щенка за другим, пока ее язык не покрывался волокнами черного оттенка. Тут она, очевидно, почувствовала что-то неладное и предпочла съесть щенка, но не допустить попадания молока в поврежденный кишечник и смерти детеныша по этой причине».

После 43 экспериментов такого рода Барнард, наконец, получил живого щенка с отверстием в кишечнике, наподобие того, что встречается у новорожденных с кишечной атрезией. Но он давал объяснения, каким образом можно предупредить эту деформацию. (бедный дилетант сказал бы, что, возможно, строгое избегание химических препаратов было бы шагом в правильном направлении). А врачи, удаляющие новорожденным дефектный участок кишечника с помощью операции и соединяющие здоровые части хирургическим путем, явно научились делать это не через вышеописанные эксперименты Барнарда.

Тем не менее, когда Барнард в конце концов произвел дефект у щенка, то заявил: «Это обещало жизнь тысячам новорожденных» (с.157).