POV Bill. Вторая волна боли была гораздо мощнее

Вторая волна боли была гораздо мощнее. Достигнув того самого места, куда упали обломки, опустился на колени на землю и трогал осколки, обжигая пальцы. Удивительно, но раскаленное железо не могло пересилить своей жгучестью боль потери. Не думая об ожогах, сгребал в кучу горячий металл. На волосах осел мелкий пепел, неизменно сопровождающий любой пожар.

- Господи, за что? – кричал, захлебываясь слезами. – За что???!!

Георг пытался меня поднять, оттащить. Я сопротивлялся. Казалось, что так я ближе к Тому. Я не мог уйти от этого места. Листингу пришлось ударить меня несколько раз по щеке, чтобы прекратить истерику. Лишь после этого он смог, наконец, усадить меня в машину, хлопнув дверью. Увидев, что я пристально смотрю на место аварии, он щелкнул замками, чтобы я не сбежал. Впрочем, я больше не сопротивлялся. Напротив, весь вид говорил о полнейшей прострации. Руки повисли плетьми, голова опустилась вниз, к груди. Георг исступленно смотрел на руль, руки тряслись. Он никак не мог заставить себя тронуться с места. В молчании прошло немало времени. Каждый был наедине со своей болью. Уставившись в одну точку, я почувствовал движение машины – Листинг все же решился. Обхватив себя руками, словно в ознобе, пытался справиться с чувствами. В вечернем сумраке мелькали силуэты деревьев, огни вдали. Очнулся я только когда ощутил легкое прикосновение к плечу. Повернул голову в ту сторону и заметил Георга. Где-то в сознании мелькнула мысль, что я так и не сменил позы, и тело теперь неприятно болело. На смену боли пришло отупение. Листинг что-то говорил, но суть слов не достигала сознания. Но кое-что из длинного монолога я все же уловил.

- Билл, мне сейчас очень тяжело, говорил Георг, повернувшись ко мне всем корпусом, не пряча покрасневших глаз. Волнение было заметно по тому, как судорожно он сжимал руль. – Я потерял лучшего друга, не уберег. Но я выясню, что случилось, клянусь тебе. Ты должен быть сильным…ради Тома.

При упоминании родного имени в душе всколыхнулась волна боли, проникающей в сердце острыми кинжалами. Она резала изнутри, обжигала плоть.

- Ты должен жить, ты обещал ему, я знаю, - молчание… Георг отчаянно боролся со своими эмоциями. - Я узнаю, что случилось с вертолетом. Уверен, что это не случайно. А еще я обещал другу позаботиться о тебе, поэтому ты возвращаешься в Берлин.

- А ты? – только и смог ответить я.

- Мне предстоит распутать новый клубок тайн. Да, чуть не забыл: те люди больше не станут преследовать тебя. Но мои парни какое-то время будут незримо охранять тебя. Не подавай виду, если вдруг заметишь. Договорились?

- Да.

Прислонился лбом к стеклу и закрыл глаза. Мысли..мысли, откуда вы? Почему так много? И зачем каждая разрывает душу, вгрызается острыми зубами в сознание, терзает его, словно пиранья свою жертву? Почему всё случилось с нами?

В аэропорту Георг взял мне билет на ближайший рейс, который, на удачу, оказался совсем скоро. Минуты ожидания пролетели в молчании. Говорить не хотелось, да и не было смысла. Мой очевидный пофигизм не вызывал желания лезть с разговорами. Лишь когда объявили посадку, я вышел из шокового состояния. Обнял Георга, будто ища защиты. Друг Тома крепко обнял на прощание, утешал, стирал мои слезы с лица. После того, как он скрылся в толпе, я еще пару минут вспоминал увиденные в его глазах вину и слезы.

Рейс 276 Брюссель-Берлин. Если бы кто-нибудь спросил меня, кто летел в самолете, я б не смог ответить. Полет прошел как в тумане. На автопилоте выполнял необходимые действия: пристегнул ремень безопасности на взлете. Стюардесса что-то рассказывала, улыбаясь пассажирам профессиональной улыбкой. Голоса доносились издалека, словно из космоса. Повернувшись к иллюминатору, со вздохом закрыл глаза. По щекам текли слезы. Том… Мой Том… Слезы мешают видеть, но вряд ли это имеет значение. Ты повсюду. Стоит закрыть глаза, и вижу ТЕБЯ. Смотрю на пушистые облака за бортом, освещенные лучами солнца, и вспоминаю ТВОЮ улыбку.

Картины прошлого проносятся вихрем. Наша самая первая встреча… Столкновение у Рафаэля. Тогда мы и не предполагали, что начнется безумная гонка за жизнью. Твой пентхаус и ночь вместе… Так хотелось почувствовать тепло рук… Голландия…первый поцелуй в клубе. Ты так и не вспомнил его, а жаль. Париж… Наша первая ночь… Твои губы на моем теле. Стоны наслаждения… Нормандия… Господи, Том, как я буду без тебя? Ты нужен мне…нужен…нужен…

Слезы лились уже нескончаемым потоком. Томми, как мне хочется, чтобы всё вернулось. Мое сердце отказывается верить, что тебя больше нет…

Поток мыслей прерывает голос:

- Дамы и господа, добро пожаловать в Берлин.

Как? Уже? А я даже не заметил, что самолет приземлился. Видишь, Томми, жизнь идет, а я не замечаю. Без тебя мне ничто не интересно.

Без эмоций вышел из посадочного рукава и осмотрел здание аэропорта, пытаясь понять, где же чертов выход. В толпе стоял парень. Я не видел его лица – только спину. Толстовка, широкие штаны, дреды… Том! Я знал, что он жив. Томми! Хочется побежать вперед, но от радости тело совсем не слушается. Каким-то чудом делаю шаг навстречу и тут же замираю. Сердце, взметнувшееся вверх, со стоном упало камнем и рассыпалось пеплом. Рыжеволосая девушка с громким криком: «Джон!», повисла на шее у «моего Тома». Закружив девушку, парень рассмеялся и повернулся лицом в мою сторону. Черты грубоватые, резкие, и не шли в сравнение с профилем Трюмпера.

Подавив желание расплакаться тут же, поправил очки, закрывающие глаза и поспешил к стоянке такси. Лишь бы не видеть улыбающиеся, счастливые пары. Забыться дома…

*****

Дом встретил меня тишиной и пылью на разбросанных вещах. Ведь после погрома я не был здесь. Оставив чемоданы прямо в коридоре, принял душ. Переоделся в привычную одежду – футболку и штаны. Спать не хотелось. Жить тоже. Достал из бара виски и сел на подоконник. Первый глоток прямо из бутылки обжег горло. За первым последовал второй, третий… Хотелось заглушить боль алкоголем. Но легче не становилось. Наоборот. Сразу вспомнилась та ночь в клубе, когда ты кричал, что хочешь меня… Наш романтический вечер и ночь под сиянием огней Эйфелевой башни… Впервые мы стали одним целым именно там. А еще вспомнил дегустацию вин в Онфлере: как напились и пошатываясь, пытались доказать друг другу яркость звезды.

От виски, выпитого натощак, кружилась голова, но я продолжал пить. Ночь подкралась незаметно, а вместе с ней и дождь. Крупные капли стучали по стеклу, вторя влаге на щеке. Допив последнюю каплю, со всей силы швырнул пустую бутылку в противоположную стену. Послышался звон разбитого стекла, осколки опасно поблескивали в темноте. Но мне было наплевать.

Слова Тома жгли огнем:

- Обещай, что будешь жить… Обещай, Билли.

Черт, Том, зачем ты взял с меня это обещание? Ведь ничто не держит меня в этом мире, полном злобы, насилия и жестокости.

Не помню, зачем, но пересел на кровать, раскачиваясь, пытаясь выкинуть из головы все мысли. Незаметно для себя уснул, изредка всхлипывая и прижимая к груди подушку.

Проснулся далеко за полдень, совершенно разбитый, с жуткой головной болью и сухостью во рту. Но я снова пил, сидя на любимом подоконнике. Сколько я так сидел? Несколько дней. В один из них в дверь позвонили одногруппники. Но я не открыл им. Не хотелось никого видеть. Никаких вопросов. Ничего. Пустота. Только я и очередная порция алкоголя. Телефон звонил непереставая, и в конце концов я разбил аппарат о стену.

Доведенный до отчаяния, одурманенный алкоголем, однажды не выдержал и выпрыгнул в окно. Меня спасли, но на несколько недель закрыли в клинике. Не знаю, откуда взялись деньги на моё лечение. Врач говорил, что из какого-то благотворительного фонда, а я не стал выяснять детали. Когда действие алкоголя прошло и я очнулся в больнице, пытался доказать, что вполне здоров. Но доктора не слушали и таким образом только спустя месяц я вновь оказался в своей квартире. И то благодаря тому, что Георг узнал об этом и приехал за мной.

На следующий день после моего возвращения снова раздался звонок в дверь. Ну почему они не отстанут от меня? Кричу, даже не сходя с места:

- Уходите!

- Билл, открой! Это Рафаэль Ланти.

Друг Тома? Раф? Не могу не впустить – совесть не позволяет. Он столько раз помогал мне в гонках. Машины… Мне уже не придется больше участвовать в заездах. Терри Фокс наверняка нашел нового молодого и талантливого парня на мое место. Да так и лучше. Я бы сошел с ума, видя трассу. Она напоминает о Томе…

- Билл, ты слышишь? Я знаю, что ты дома и не уйду, пока не поговорю с тобой.

- Иду, - кажется, я задумался.

Открываю дверь и вижу Рафаэля. Внимательно, изучающее смотрит, от чего становится стыдно и неловко. Опускаю покрасневшие глаза и прохожу в комнату, бросив на ходу:

- Обувь можешь не снимать. Тут не чище, чем на улице.

Смеюсь, но больше похоже на нервный смешок. Забираюсь с ногами на диван, обхватив ноги руками. Ланти неуверенно садится в кресло напротив. Молча оглядывается вокруг, хмурясь, и отголоски стыда начинают мучить меня. Ведь раньше я бы не допустил подобного хаоса. Но это раньше. Сейчас всё изменилось. Наконец, тишину прерывает спокойный голос:

- Билл, я пришел поговорить с тобой. Ты только посмотри, до чего довел себя, - он указал на вещи, раскиданные по всей квартире, на пустые бутылки у окна, осколки разбитой посуды.

- Билл, жизнь продолжается дальше. Пойми, что мне тоже плохо без Тома. Он был и навсегда останется моим лучшим другом. И мне, как и тебе, хочется закрыться от всего мира и искать утешение в выпивке. Но я не могу себе такого позволить. Да и Тому было бы стыдно иметь такого друга.

- А ты.. за эти 2 месяца...в кого ты превратился? Ты хоть видел себя в зеркале?

- Нет, - я не мог его слушать. Потому что он был прав.

- Пойдем, я покажу тебе.

- Не хочу…не нужно… Не хочу ничего знать, - я закрыл голову руками, стараясь выгнать оттуда все мысли.

- Ну уж нет. Я покажу.

Раф схватил меня за руку и потащил в коридор. Там висело большое зеркало, в которое в прежние дни я смотрелся перед выходом из дома.

- Полюбуйся на свое отражение. И ради такого человека погиб Том!

- Замолчи… Замолчи, - дрожь сотрясла тело, а глаза смотрели перед собой. Бледный, исхудавшее тело, ребра торчат даже из-под футболки. Давно не мытые волосы превратились в солому. Красные, опухшие глаза. Где тот красавец Билл Каулитц, которого так любил Том? Я словно призрак, тень.

Где-то в душе уже проросли рациональные зерна, кинутые Рафом в почву моего сознания. И теперь они тянулись все выше и выше. Я не мог не признать, что Ланти прав.

От переполняющих душу эмоции, резко вскочил и, схватив первое, что попалось под руку, - деревянную шкатулку, - бросил в зеркало. Осколки посыпались на меня и стоящего рядом Рафа. Я бил кулаками по полу. Стекло больно впивалось в кожу. Ланти сгреб меня в охапку, прижимая к себе, удерживая окровавленные ладони, и повторял:

- Поплачь, Билли. Дай выход эмоциям.

Он гладил меня по спине, сжимая, не давая безумию распространиться, не позволяя крушить всё. Уткнувшись носом в его жилет, я кричал что было силы, всхлипывая.

Когда я успокоился и посмотрел на него, от удивления все слова моментально забылись. Раф плакал. Беззвучно. Вытерев слезы, сказал:

- Да, я тоже скучаю по Тому.

Я не сдержался и сам обнял человека, который вытащил меня из скорлупы, из того кокона, в который я завернул себя, свое сердце. Было больно. Невыносимо, до животного крика, потому что скорлупа срослась с кожей и теперь трещала по швам.

Оставив принесенные пакеты с продуктами, Ланти ушел. Но на прощанье обернулся и сказал:

- Билл, через несколько дней жду тебя на автодроме. Нужна твоя помощь. Договорились?

- Да. Я приду.

- Хорошо. И еще раз подумай обо всём, что я сказал.

И я думал. Очень много. Размышлял, пока готовил обед, во время уборки, которым посвятил много времени. Стоя в душе, я также пытался понять, что хочу, как быть дальше. И принял решение: Том навсегда в моем сердце. Я никогда его не забуду и не смогу полюбить кого-то также сильно. Но должен научиться жить с мыслью, что больше не увижу его. Научиться жить без любимого человека…

Квартира приобрела нормальный вид. Сидя на кровати, разбирал чемоданы, по-прежнему нераспакованные. Очки… те, что мы купили в Амстердаме. Я плакал не стесняясь, собирая воедино части мозаики в огромном паззле памяти. Луковицы тюльпанов. Удивительно, что за всё то время, что я пробыл в Берлине, я не забывал поливать подарок Нила. И хотя сам бутон давно отцвел, зеленый росток показывал, что тюльпан жив.

Расставляя сувениры на полке, думал о Томе. Надо бы завтра распечатать фотографии и поставить в рамки. Достал цифровик. Листал фото, а по щекам текли соленые ручейки. Дышать было больно. Боль добралась до каждой клеточки тела и сейчас давала о себе знать.

Вместе с вещами увидел футболку Тома, подаренную в номере, в Голландии. Эту ночь я спал в ней, и казалось, что мой парень рядом. Хотя, так и есть – он навсегда в моем сердце.

Спустя 2 месяца.

- Билл, ты молодец! Офигенный быстрый круг. Ну всё, завтра ты точно станешь чемпионом, не будь я Ланти.

- Не перехвали меня, Раф. А то загоржусь, - в том же тоне отвечал я.

С того памятного вечера прошло еще 2 месяца. За это время столько всего изменилось, кроме одного – моей любви к Тому.

Раф предложил стать его помощником, и я согласился. Университет я также не бросил, только перевелся на дистанционное обучение. И усиленно готовился к гонкам уже за команду «Der sieg». На той самой машине, что и Том. Раф сам предложил такой вариант, и я не смог отказать.

Я по-прежнему делал проекты для компании Тома, словно ничего не изменилось. Один раз позвонил Георг – когда я гостил у мамы. К слову сказать, я был бесконечно благодарен его людям за то, что с ней ничего не случилось. Мама так обрадовалась моему приезду. Возможно, впервые я полностью рассказал обо всех тайнах. И она поняла и поддержала меня. Со слезами разглядывала луковицы тюльпанов, повторяя:

- Спасибо, сынок.

Иногда не хватало её заботы, и в то же время я наслаждался той свободой, что давала жизнь в Берлине.

За последние недели Ланти очень хорошо подготовил меня. Вместе разработали стратегию гонки, тестировали и настраивали машину, отлаживая все системы. Я потерял любимого, но приобрел настоящего друга. Теперь я понимаю, почему Том так хорошо отзывался о Рафаэле – его невозможно не любить.

Накануне он позвал меня в бар. Вспоминали трассу, Тома. Я делился своей болью потери любимого с человеком, который прекрасно понимал меня. Только на одну тему изначально был запрет – тему похорон Тома. Предпочитая не знать, я давал сердцу и разуму призрачную надежду на то, что он вернется. Бред, но так легче, а Раф не настаивал на обратном. Ему тоже пришлось несладко.

Вздохнув, стряхнул воспоминания и сосредоточил внимание на предстоящем завтра заезде. Так странно: он совпал с моим очередным днем рождения. 1 сентября. Первый день осени.

С автодрома я уехал нескоро: в сотый раз с Ланти проверяли тачку. Наконец, он силой вытолкал меня, приказав ехать домой и ложиться спать. Нисколько не обижаясь, я последовал мудрому совету друга.

Приняв душ, присел на кровать и взял в руки фото. Я и Том в Париже. С некоторых пор приобрел привычку разговаривать с фотографиями. Провел подушечкой пальца по холодному стеклу. В тысячный раз всматривался в знакомые черты, которые уже не суждено увидеть. Смахнул вмиг набежавшие слезы.

- Томми, я очень скучаю по тебе. Завтра участвую в гонках. Как бы хотелось почувствовать твою поддержку. Я знаю, что ты всегда со мной, - рука непроизвольно нащупала на груди тот самый медальон. – Твой талисман поможет мне победить.

Ночь уже давно окутала Берлин. Вернул рамку на место и дал уставшему за день телу долгожданный отдых.

И снова тот сон. Том, в котором Том падает в пропасть. Но, удивительно, многое изменилось. Вместо серости – яркие краски, а на водительском сиденье – мой парень. Обернувшись, он улыбнулся и сказал:

- Все будет хорошо, Билли. Доверься мне.

- Том! – с именем любимого я открыл глаза. Уже рассвело. Раннее утро чудесно. Солнечные лучи освещали комнату, теплый воздух проникал в окно. Потянувшись на кровати, полежал еще пару минут и бодро встал. Контрастный душ добавил энергии, а завтрак и кофе усилили это ощущение. Сердце странно вздрагивало в груди, будто чувствуя, что случится нечто хорошее. В приподнятом настроении заехал за Рафом и мы вместе добрались до трассы. Заранее был утвержден план действий: Ланти решил попробовать повторить опыт Тома и точно так же выпустить меня с неполным баком.

Трасса с тремя длинными прямыми, двумя быстрыми виражами и «шпилькой» позволяла болельщикам увидеть непередаваемое зрелище. Борьба шла с переменным успехом, но я всегда хоть на колесо, но опережал противников. Я призвал на помощь весь свой опыт, советы, что давал Раф. Невероятно высокая скорость, адреналин, и вот передо мной мелькнул флаг в черно-белую клетку, означающий окончание гонки. Ничто не смогло помешать моей победе. Раф радовался как ребенок, когда вместе с другими членами нашей команды обнимал меня. Победителю нужно было сказать слово. Взяв в руки микрофон, едва сдерживал волнение. Прикусил губу, на секунду задумавшись о словах. Но не в моих правилах произносить торжественных речей, поэтому ограничился парой фраз:

- За эту победу хочу поблагодарить своего друга, Рафаэля Ланти. Без него бы не было ничего. А посвятить её я хочу тому, кого уже нет с нами, но кого мы так любим – Тому Трюмперу.

- Тебе, любимый, - добавил я про себя.

Толпа взревела при упоминании имени знаменитого гонщика, а команда, сняв кепки, зааплодировала. Гул голосов смешался с шумом моего сердца. Пульс отдавался в висках. Радость от победы затмевала сейчас всё. Десятки снимков для журналов и газет, бесконечные интервью – вечер прошел весело и плодотворно. Шампанское лилось рекой, все поздравляли с первой победой. Многие знаменитые гонщики подходили ко мне и выражали восхищение моей манерой езды и высокой скоростью. Начинающие спрашивали совета, жадно ловя каждое слово. Я был в центре внимания. Но в самый разгар праздника пришла апатия, и, предупредив Рафа, я уехал домой.

Не успел я переодеться, как раздался звонок. Думая, что он приехал за мной, открыл дверь и… на пороге стоял мой Том…