Одиннадцать 6 страница

Стивен знал эту философию достаточно хорошо и кивал в нужных местах повествования. Обществу нужны люди, умеющие работать в команде. И это было, конечно, превосходно, пока не приводило к изгнанию и исключению одаренных индивидуумов, предпочитавших работать самостоятельно. Не часто встретишь гения, работающего в команде.

– Так чем конкретно я могу помочь вам? – спросил Уильямс, возвращая Стивену его удостоверение.

Данбар понял, что время для любезностей закончилось.

– Насколько я понимаю, группа детей подверглась здесь опасности заражения туберкулезом несколько месяцев назад?

– Так меня убедили, – сказал Уильямс. – Лагерь здесь вообще ни при чем, вы же понимаете. Какой-то ребенок привез болезнь, но ответственные медицинские работники быстро среагировали, и все дети были привиты.

– БЦЖ-вакцина? – уточнил Стивен.

– Как скажете, – пожал плечами Уильямс. – Я в этом не разбираюсь.

– Мне тут один момент не совсем понятен, – заметил Данбар. – Как обнаружили ребенка с туберкулезом? Он или она заболели, пока находились на территории лагеря?

– Вообще-то никто не сообщал о больном в лазарет лагеря, если вы об этом, – ответил инструктор. – Мне бы об этом сразу стало известно. У нас в штате есть постоянная медсестра, и мы можем вызвать местного врача, если нужно. Все случаи регистрируются.

– Тогда каким же образом?

Уильямс нахмурился.

– Понимаете, я точно не знаю… Мне сообщили о ситуации по телефону.

– Кто?

– Кажется, он представился чиновником из Министерства здравоохранения, такой заносчивый педераст. Полагаю, ребенок сдавал анализы до того, как попал, или попала, в лагерь, а их результаты и стали причиной всего скандала.

– Похоже на то, – согласился Стивен, заметив, что Уильямс так и не проговорился, была ли это девочка или мальчик. Может, сам не знал?

– Что случилось с мальчиком? – спросил он в лоб.

– Понятия не имею.

– Но это был мальчик?

– Не знаю…

Данбар был удивлен, чтобы дальше пытаться что-то вытянуть.

– Наверное, ее или его забрали в больницу, но меня не просили принимать какие-либо меры, так что я не видел, как все произошло, – пояснил инструктор. – Меня просто попросили организовать детей для вакцинации.

– А вы не в курсе, какую школу посещал тот ребенок?

– Не думаю, чтобы они сообщали об этом, – пожал плечами Уильямс. – Разве это имеет значение? Что я мог поделать?

– Вы правы, – согласился Стивен, отступившись. – Кажется, у властей и медиков все схвачено, да и вам надо было беспокоиться еще о сотне детей… Вы не помните, сколько времени прошло с момента первого звонка до того, как детям поставили прививки с вакциной?

– Да на следующий же день, – ответил Уильямс. – Команда медиков прибыла ровно в десять утра, и дети их уже ждали. Помню, нам тогда пришлось поздно начать мероприятия на открытом воздухе.

– Ты смотри, никаких временных проволочек! – подметил Стивен. – Звучит, как «очень эффективная операция».

– Может, вы хотите пройтись по лагерю и осмотреться? Увидеть медпункт? – предложил инструктор. Он явно не понимал, что именно интересовало Данбара во всей этой истории.

Стивен сказал, что в осмотре нет необходимости, поздравил Уильямса, что у того такая завидная работа, и уехал. Решив, что серьезно проголодался, ведь обед он пропустил, Данбар повел свой автомобиль вдоль берега по направлению к Эмбелсайд и быстро отыскал местечко, где можно было перекусить.

Ему пришлось признаться самому себе, что ничего интересного не нарыл про ситуацию в «Пайнтопс» и то, как с ней справились, что могло бы расстроить Скотта Холдейна. Однако Стивена немного обескуражила явная секретность, окружающая личность и передвижения больного ребенка, пока тот находился в лагере. Было понятно, что после инцидента причины, объясненные властями Макмиллану и пересказанные им, выглядели вполне вескими. Любые вопросы, касающиеся межрасовых отношений и возможных проблем, связанных с ними, следует поднимать очень осторожно. Однако, чем больше Данбар размышлял обо всем этом, тем более странным ему казалось, что Уильямс и, по-видимому, его персонал ничего не знали о том ребенке. Стивен как раз пытался прожевать особенно жесткий кусок бифштекса, когда его озарила еще одна мысль: «Откуда Министерство здравоохранения так быстро узнало о ребенке?» Уильямс, помнится, говорил, что некто из Минздрава звонил ему. Как этот «заносчивый педераст» так быстро обо всем узнал?

– Вас все устраивает? – участливо поинтересовалась официантка.

– Все нормально, – кивнул Стивен. Нормально как раз не было, но так трудно побороть привычку, выработанную за много лет.

Ну конечно же больного ребенка, у которого проблемы с легкими, наблюдал бы терапевт. Девочку или мальчика направили бы в местную поликлинику для сдачи анализов и прохождения флюорографии. Именно врачи должны были поставить диагноз и положить ребенка в стационар. Причин для привлечения Минздрава просто не было!

Стивен оплатил счет и вышел. Он пешком прогулялся до берега озера и запустил пару «блинчиков» по воде, продолжая размышлять.

Туберкулез являлся болезнью, подлежащей обязательной регистрации в каждом случае, что означало: сотрудники больницы обязаны были сообщить о любом проявлении заболевания, но сообщение почти наверняка сперва отправили бы в местные органы здравоохранения. А Минздрав привлекли, если бы дело приняло национальный масштаб, но уж точно не из-за единичных случаев, и, уж конечно, не для выборочной вакцинации тех, кто контактировал с больным.

Возможно, сейчас он раздувает из мухи слона, признал Стивен, когда шел обратно к машине, но было что-то не так в том, как разрулили ситуацию на официальном уровне, и ему хотелось выяснить, что именно. Этот вопрос мучил Данбара всю дорогу домой.

Когда он добрался до квартиры, на автоответчике обнаружилось сообщение от Дженни:

«Папочка, звоню, чтобы сказать: мне очень жаль, что я наговорила тебе всякого. Но тебя нет. Тетя Сью говорит, что я могу не ложиться до девяти, если захочешь – перезвони. Люблю тебя».

Стивен посмотрел на часы. Было уже два часа ночи.

– Вот, блин! – проворчал он, наливая себе стаканчик бренди. Невозможно даже представить себе выражение на личике Дженни, когда наступили и минули девять часов вечера. Этот душераздирающий образ преследовал Данбара почти всю беспокойную ночь. Он рано встал, чтобы перезвонить дочке до того, как она пойдет в школу.

– Здравствуй, малышка. Прости, меня вчера не было, когда ты звонила. Работал. Я как раз ехал домой, но было так приятно услышать твой голос, когда добрался.

– Ты прям допоздна работаешь, пап.

– Приходится иногда, малышка.

– Тетя Сью говорит, что именно из-за этого ты не можешь заботиться обо мне, а не потому, что не любишь меня.

– Тетя Сью права, Дженни. И я люблю тебя, очень-очень! Мы все тебя любим.

– Так и тетя Сью говорит.

– Тетя Сью очень мудрая.

– А ты приедешь на выходные, папочка?

– Обязательно.

– И мы пойдем плавать?

– Конечно, пойдем.

Положив трубку, Стивен медленно выдохнул с облегчением – переживания по поводу Дженни наконец оставили его. Будучи в отличном расположении духа, он отправился в детскую больницу на Грейт-Ормонд-стрит. Ему хотелось переговорить со старым другом, перед тем как отправиться в министерство. С Джимом Брауэром они вместе учились в медицинском университете. Брауэр выбрал более традиционную карьеру и теперь работал врачом-консультантом. Он был женат на Линде, которая работала рентгенологом, но в другой лондонской больнице. Последний раз Стивен видел обоих на крестинах Джеральда, их третьего ребенка, года два назад. Рыжеватая шевелюра его друга заметно поредела за то время, что они не виделись, да и в талии он поправился, ведь ему было почти сорок. Но при этом создавалось впечатление, что Джим спокоен, расслаблен и доволен окружающим миром. «Он явно нашел свое место в жизни, – подумал тогда Данбар. – О лучшем и просить не стоит».

Когда обмен любезностями закончился, Брауэр спросил:

– Ну, мистер герой, чем могу быть полезен?

– Мне нужен совет, – сказал Стивен. – Представь, что у тебя примерно сотня детей, живущих вместе в школьном лагере, и у одного из них подтверждается туберкулез… что происходит дальше?

Брауэр облокотился на письменный стол, соединив кончики пальцев.

– Так, давай порассуждаем. Ребенка необходимо отправить в больницу для подтверждения диагноза и немедленно начать лечение. Если предположить, что это не один из проблемных штаммов, устойчивых к одному или нескольким из лекарств последнего поколения, пациенту бы назначили тройную химиотерапию, с применением стрептомицина, PAS^[8] и изониазида. На этой терапии его или ее продержали бы по крайней мере полгода, но ребенка можно было отпустить домой, как только пробы мокроты стали бы удовлетворительными, а сам пациент перестал быть заразным. Я ответил на твой вопрос?

– А как насчет остальных детей?

– Те, кто входил в тесный контакт с заболевшим, прошли бы обследование, как и их члены семьи, конечно. В зависимости от результатов анализов, их бы вакцинировали или даже назначили лечение, если бы у них проявились признаки инфекции.

– А как быть с теми, кто в тесный контакт не вступал? Скажем, дети в том же лагере, но из других отрядов?

– Сделали бы кожные пробы.

– Я так понимаю, мы сейчас говорим о реакции Манту? – уточнил Стивен.

Брауэр развел руками.

– Мало что поменялось за последние пятьдесят лет.

– А что ты скажешь насчет идеи немедленной вакцинации всего лагеря?

– Прививки БЦЖ?

Стивен кивнул.

– Без проведения предварительных кожных тестов?

Еще один кивок.

– Звучит, как перебор, – сказал Брауэр. – Если только для этого не было веских причин.

– Например?

– Например, если это не был простой штамм туберкулеза. Всемирная организация здравоохранения постоянно сообщает об устойчивых ко многим препаратам штаммах, появляющихся в Африке и Азии, а некоторые из них резистентны ко всем известным лекарствам. Если бы дети подхватили болячку из этих стран, мы бы снова оказались в девятнадцатом веке, когда люди повсюду падали от истощения.

– Заболевший ребенок был иммигрантом.

Брауэр пожал плечами.

– Вот тебе и возможный ответ. Проблемные случаи приходят из третьего мира. Отчаянные времена, отчаянные меры и все такое.

– Спасибо, Джим, ты очень помог, – поблагодарил Стивен, собираясь уходить.

– Пожалуйста. Ты бы как-нибудь навестил нас?

– С удовольствием, – улыбнулся Данбар. – Я позвоню тебе.

Когда он вышел из больницы, шел довольно сильный дождь, но Стивен поймал такси, которое как раз разворачивалось, чтобы уехать. Он забрался в теплый салон и попросил отвезти его в родное Министерство внутренних дел.

– У вас там небольшой кавардак сейчас, – заметил водитель.

– Да? – делано удивился Данбар. – Ничего об этом не слышал.

– Нет, правда, собираются поделить на конторы поменьше. Хорошая мысль, так я считаю. Слишком уж здоровенная махина, чертовски большая, чтоб в одиночку управляться.

– Верно, – поддакнул Стивен. – Ну, еще один начальник всегда приветствуется…

* * *

Данбар успел выпить чашку кофе и теперь листал свежие экземпляры медицинских и научных журналов, ожидая аудиенции у Джона Макмиллана. Он нашел статью о том, что упомянул Джим Брауэр касательно появления устойчивых к лекарствам штаммов туберкулеза. Чтиво было не из радостных.

– Он закончил разговор по телефону, – сказала Джина Робертс, и Стивен с готовностью кивнул. Секретарша нажала кнопку интеркома.

– Ему это не понравится, – пробурчал Данбар, проходя мимо стола Джины.

Макмиллан стоял у окна спиной к Стивену. Казалось, он был погружен в свои мысли.

– Надеюсь, ты принес немного солнечного света, чтобы прояснить этот дождливый день?

– Не совсем.

Макмиллан повернулся.

– Как говорится, беда не приходит одна. Выкладывай, что случилось?

– Мне действительно необходимо узнать больше о ребенке, принесшем туберкулез в лагерь «Пайнтопс», о котором господа из Минздрава не захотели давать информацию.

Весь вид шефа говорил о том, что ему нужно услышать нечто большее, чтобы удовлетворить просьбу подчиненного.

– Что-то они не договаривают, – продолжил Стивен. – Это не просто случай, когда не хотят привлекать внимание, чтобы сохранить межрасовую толерантность. Есть реальный шанс, что ребенок был заражен одной из устойчивых к препаратам разновидностей болезни, о которых постоянно пишут в журналах.

– Эта необходимость нас касается?

– Не напрямую. Но Скотт Холдейн был очень расстроен чем-то, связанным с «зелеными наклейками», и мне бы хотелось выяснить, чем именно?

– Звучит так, будто ты полностью исключил возможность самоубийства Холдейна.

– Сама девочка говорит, что все произошло случайно, так что у него не было причины винить себя, да и других причин лишать себя жизни, определенно, не наблюдается.

– А какова возможность убийства?

– Я не смог до конца исключить такой вариант и не смогу до тех пор, пока не узнаю, что так расстроило Холдейна в деле Патрисии Лионс. Мне нужно знать больше.

Макмиллан вздохнул и произнес:

– Ну, обычно твои инстинкты не подводят. Я дам тебе знать, когда получу информацию. Что-нибудь еще?

– Джина достала для меня список всех детей с «зелеными наклейками». Я бы хотел узнать, сколько из них обратились к врачам со времени их пребывания в лагере и по каким причинам.

– Ты же не просишь достать медкарты более чем сотни детей, а? – нахмурился Макмиллан.

– Нет, только тех, чьи данные обновились после пребывания в лагере – а именно, записи, подаваемые в группу мониторинга туберкулеза.

– Ты считаешь, что кто-то из них мог заболеть туберкулезом?

– Было бы неплохо и это выяснить.

– Хорошо, ты можешь на обратном пути попросить Джину разобраться с этим.

– Спасибо, – кивнул Стивен, заметив на столе шефа красную папку. Тот всегда использовал красные папки для входящих документов по новым делам «Сай-Мед». – Что-то, о чем мне следует знать?

Макмиллан выглядел задумчивым.

– Поиск информации по компьютеру выдал сообщение о смерти научного медицинского сотрудника из Кембриджа. Водитель сбил молодого парня и скрылся с места происшествия.

Компьютер в «Сай-Мед» был запрограммирован сканировать новости по всей территории Великобритании и искать возможную криминальную активность, имеющую отношение к науке и медицине.

– Вроде как дело для полиции, – пожал плечами Стивен.

– И мне так кажется, – согласился Макмиллан. – Но я собираюсь понаблюдать за развитием событий.

– Это был преподаватель из университета?

– Нет, он работал на биотехнологическую компанию, «Сент-Клер Геномикс».

Восемь

Выходные Стивен провел в Гленвэйне. С утра в субботу он забрал Дженни и двоих детей Ричарда и Сью поплавать в бассейне Дамфриса. После они съездили в пиццерию, а потом еще и мороженого поели. Сью отругала Стивена по возвращении за то, что он их так балует. Дети с удовольствием наблюдали, прикрывая руками лица и хихикая, как дядя Стив получает нагоняй. Данбар же изо всех сил старался изобразить раскаяние, при этом заговорщицки переглядываясь с ними.

Теперь между Стивеном и Дженни все изменилось – призрак ее последнего срыва по-прежнему витал в воздухе, – но дочка казалась более спокойной и даже счастливой. Это радовало Данбара. Однако пути назад теперь не будет. Единственная вещь, которую ему следовало принять как факт, – это то, что Дженни начала взрослеть.

В Лондон из Глазго Стивен вернулся на самолете вечером в воскресенье; не стал ждать понедельника и утреннего рейса, забитого под завязку. Ему нужно было закончить кое-какую работу с бумагами и пройтись по магазинам. Холодильник в его квартире был практически пуст, как и морозилка, а готовые обеды играли большую роль в его рационе. Готовка Данбара не интересовала. Он сам о себе заботился, когда учился в университете, но со студенческой стряпней явно не достигнешь успеха на кухне. Кроме того, дома в детстве готовила мама, а во время службы армия заботилась о таких моментах. Когда же Стивену хотелось поесть «как следует», он отправлялся в один из ресторанов, куда захаживал регулярно. Сегодня же, закончив делать покупки, он собирался отведать китайской кухни в «Нефритовом саду».

* * *

– Ребенка зовут Анвар Мубарак, – сообщил Джон Макмиллан утром в понедельник. – Ему тринадцать лет, и в настоящий момент он находится в детской больнице Лестера. Ему поставили диагноз – туберкулез легких. Поражены оба легких, но исследователи из лаборатории говорят, что со штаммом нет никаких проблем. Бацилла чувствительна ко всем применяющимся антибиотикам.

– Да? – воскликнул Стивен. – Вот это сюрприз!

– В смысле?

И Данбар поведал шефу о своем разговоре с Джимом Брауэром, о его утверждении, что действия медиков в лагере были чрезмерными, раз не было причин полагать, что в деле замешан устойчивый штамм.

– Но ведь на тот момент они не могли знать наверняка, устойчивый он или нет? – заметил Макмиллан. – Может, они просто решили перестраховаться?

– Может, и так, – согласился Стивен. – Но все же это не объясняет, что так разозлило Скотта Холдейна?

– Все никак не успокоишься, а? – улыбнулся шеф.

Данбар пожал плечами.

– Должен тебе напомнить, что в правительстве по-прежнему хотят, чтобы личность мальчика оставалась в тайне.

– Понял.

– Остальные данные, которые ты запрашивал, у Джины. Дай мне знать, когда захочешь все это похоронить.

Стивен улыбнулся и вышел из кабинета начальника. Макмиллан не смог бы подобрать более точные слова для предположения, что Данбар, возможно, гоняется за призраками. Он забрал папку у секретарши и пошел в библиотеку отдела, чтобы спокойно изучить документы. По дороге он прихватил с собой чашку кофе из автомата в коридоре.

Стивен узнал, что из тех детей, которые побывали в лагере «Пайнтопс», когда у Мубарака диагностировали туберкулез, четырнадцать человек проходили лечение у своих терапевтов. С некоторой тревогой Данбар прочел, что один ребенок действительно умер. Кит Тэйлор, мальчик тринадцати лет, умер от разрушительного действия некротического фасциита, после того как попал в больницу города Карлайл. Стивен невольно подумал, насколько судьба может быть жестокой. Он и представить не мог, через что, должно быть, прошли родители подростка, наблюдая, как их сын умирает ужасной смертью.

Патрисия Лионс тоже была в списке. Также сообщалось, что больна она витилиго и в настоящий момент проходит лечение, после того как случайно ошпарилась кипятком. Еще два ребенка лечились в больнице от ожогов. У троих были переломы: двое – с переломами рук, а у одного – открытый перелом ноги после падения с велосипеда. Четверо проходили лечение от импетиго…^[9]

Импетиго являлось кожным заболеванием. Стивен искал любые признаки раннего проявления туберкулеза среди детей, отмеченных «зелеными наклейками», но теперь перед ним неожиданно появились четыре случая импетиго. У Триш Лионс – витилиго, тоже кожное заболевание. Это уже пять сообщений о проблемах с кожей из ста восьми детей. Если считать мальчика, что умер от некротического фасциита, то уже шесть. Возможно, тут ничего особенного, но… Стивен продолжил чтение, и тревожный звоночек снова подал голос, когда Данбар прочел еще о трех детях, обратившихся к терапевтам с жалобами на неспецифическую «потерю пигментации» кожи. Итого – девять!

Что, черт возьми, происходит? Никаких признаков туберкулеза у детей, процент жалоб по поводу состояния кожи сильно превышал тот, что можно было ожидать среди детей двенадцати-тринадцати лет, до этого совершенно здоровых. Четыре – с импетиго, трое – с неспецифической «потерей пигментации», Патрисия Лионс – с витилиго и мальчик, умерший от некротического фасциита – «плотоядной» болезни… Нет, это точно не может быть совпадением. Но если так, какие предположения можно выдвинуть? Что существует некая общая причина этих заболеваний? Что все эти дети заразились кожными болячками во время пребывания в лагере «Пайнтопс»?

Стивен нервно потер лоб, пытаясь решить, какие шаги предпринять дальше. Единственное, что объединяло всех детей кроме их возраста – это поездка в лагерь «Пайнтопс» в одно и то же время и что им ввели вакцину БЦЖ после угрозы туберкулеза. Но вакцину использовали уже на протяжении пятидесяти лет, так что вряд ли она стала причиной болезней. Если верить Джиму Брауэру, вакцина была не самой эффективной, но определенно безопасной. Поэтому оставалась вероятность, что в «Пайнтопс» дети подверглись воздействию чего-то, что явилось причиной проблемы, хотя, напомнил он себе, кажется, тут уже не одна проблема. Витилиго, импетиго, потеря пигментации – все это неясные термины. Возможно, он слишком поспешил, объединив случаи как «кожные заболевания», однако он определенно продолжит расследование и начнет с того, что стало причиной смерти Кита Тэйлора.

Отчета патологоанатома не нашлось в папке, которую вручила Джина, некротический фасциит был просто указан как причина смерти. Данбар решил побольше узнать о бактерии, вызывающей данное заболевание. Он хотел выяснить точную причину смерти.

* * *

Два дня спустя Стивен наконец получил доступ к результатам вскрытия Кита Тэйлора. Терапевт мальчика поставил первоначальный диагноз – некротический фасциит, после того как были отмечены несколько зон «нестабильности» мышечных тканей на теле Кита. Патологоанатом в городской больнице Карлайла подтвердил диагноз после вскрытия, но причина болезни указана не была. Все результаты анализов из лаборатории оказались отрицательными.

Отрицательными?.. Стивен разочарованно покачал головой. Зараза съедала мальчонку заживо, а лаборанты ничего не смогли найти? Да что они там, черт их дери, себе представляли – что болезнь вызвана пыльцой фей?! Да это ни в какие ворота… Данбар оборвал себя посередине мысли и предусмотрительно дал себе успокоиться. Должно же быть этому рациональное объяснение. Просто нужно найти его.

Стивен позвонил в больницу Карлайла и попросил консультации у микробиолога. Тот оказался ирландцем по фамилии О'Коннор.

– Случай более чем необычный, – признался микробиолог. – Мы просто не смогли вырастить какие-либо бактерии из тканей мальчика.

– Но согласно медицинскому заключению, его ткани были настолько поражены, что просто отваливались от тела! – гнул свою линию Стивен.

– Я знаю, – сказал О'Коннор. – Но факт остается фактом: все посевы были отрицательные, как и результаты серологического исследования.

– А на что вы его проверяли?

– Да на все, о чем только могли подумать!..

Стивен положил трубку. Чувствовал он себя далеко не лучшим образом, но и до конца не был уверен, что теперь делать… вернее, знал, но не хотел даже рассматривать такой вариант до тех пор, пока ему не удастся убедить самого себя и своего шефа, что это абсолютно необходимо.

А вариант предусматривал эксгумацию тела Кита Тэйлора.

* * *

Стивен озвучил свою просьбу Макмиллану на следующее утро, проведя долгую и мучительную ночь в раздумьях. И шеф очень неохотно согласился ее удовлетворить, безуспешно напомнив – и, кстати, излишне, – насколько это расстроит родителей мальчика и какой это будет для них стресс.

– Я прекрасно понимаю, – согласился Данбар. – Но здесь очень дурно пахнет. Я должен выяснить, почему умер Кит Тэйлор. Я хочу, чтобы наш патологоанатом провел повторное вскрытие, и лучшие специалисты из лаборатории сделали анализы образцов.

* * *

Кита Тэйлора похоронили на кладбище примерно в полумиле от его дома. На новом надгробном камне из гранита была выбита эпитафия о безвременной кончине и вечной любви родителей. Букеты свежих цветов обрамляли могилку, а открытки говорили о молодости Кита и преждевременном уходе из мира живых. Они казались какими-то ненастоящими в свете прожекторов, установленных полицией для освещения места операции, начавшейся в полночь под брезентовым навесом, дабы избежать любопытствующих глаз.

– Надеюсь, у вас есть чертовски серьезная причина для этого, – проворчал полицейский суперинтендант, наблюдавший за процессом. В его голосе сквозило неодобрение. – Будто потерять сына было недостаточно для них…

Стивен удержался от искушения огрызнуться: «Конечно, у меня есть серьезная причина. Или вы считаете, что это у меня хобби такое дерьмовое?» Вместо этого он промолчал; взгляд его был прикован к раскопкам. Он отчетливо ощущал, как дождь барабанит по водонепроницаемой куртке. Он видел, как гроб подняли из ямы и погрузили в черный фургон без опознавательных надписей для транспортировки в городской морг. Там должно было пройти повторное вскрытие. Данбар покинул место эксгумации и вернулся в отель, чтобы немного поспать перед тем, как присоединиться к патологоанатому из министерства, который должен был подъехать к девяти утра.

Вскрытие проводилось со всевозможными мерами предосторожности на предмет биологического заражения. Не следовало недооценивать опасность, исходящую от вызывающих некротический фасциит микробов, поэтому судмедэксперт, Стивен и два ассистента облачились в защитные комбинезоны, а лица полностью прикрыли масками.

– Начнем? – спросил Марк Портер, патолог, назначенный для проведения исследования. Данбар кивнул.

– Твою мать! – вырвалось у Портера, едва он начал вскрытие. – Я, конечно, видел случаи заражения «плотоядной» бактерией в свое время, но такое… Он же весь изрешечен… ткани прямо как… Господи, ужас просто!

– Вы абсолютно уверены, что это некротический фасциит? – спросил Стивен.

– А что еще это может быть?

– Но лаборанты из больницы не смогли ничего вырастить.

– С ума сойти! – Портер был в замешательстве. – Да его тело должно кишеть бактериями!

– Возьмите как можно больше образцов, пожалуйста. Очень важно выяснить точную причину всего этого. Вероятно, вы сейчас станете строить предположения насчет личности бактерии?

Портер уставился на труп.

– Я бы не стал. Как я уже говорил, мне еще ни разу не приходилось сталкиваться с чем-то настолько разрушительным, хотя…

– Да?

– Возможно, это единичный случай. Я хочу сказать, мальчик мог быть сверхвосприимчивым к бактерии. Такое случается. Я видел, как больные СПИДом становились жертвами инфекций, которые проносились по их организмам, как цунами по побережью. И все из-за того, что у них не оставалось защитных сил, когда ВИЧ заканчивал с ними. Конечно, с другой стороны, может статься и так, что бактерия сама по себе сверхвирулентна. И в этом случае, мы все можем крепко влипнуть… Будьте очень осторожны! – обратился Портер к ассистентам. Им нужно было все прибрать.

* * *

Прошло три дня, а из Лондонской лаборатории не было никаких вестей об образцах мальчика Тэйлора. Стивен как раз разгребал документы, полученные из различных источников за последние пару недель, когда неожиданно увидел то, что заставило его кровь застыть в жилах. Это оказалась запись в медицинской карте Кита Тэйлора: у мальчика был трансплантат костного мозга, и ребенок проходил иммуносупрессорное лечение. Стивен схватил трубку и набрал номер Джима Брауэра.

– БЦЖ – это же вакцина на основе живого вируса? – спросил он.

– Безусловно да, – ответил Брауэр, отчего Стивен закрыл глаза. – Это ослабленная форма туберкулеза, полученная двумя французскими учеными в пятидесятые годы, отсюда и название.^[10] А в чем проблема-то?

– Один из детей, о которых я тебе тогда рассказывал, ну тех, что были привиты БЦЖ в школьном лагере, принимал иммунодепрессанты, когда проводили вакцинацию.

– Боже мой! – выдохнул Брауэр. – Я так понимаю, они не знали об этом?

– Мальчишка мертв, – сообщил Стивен. – Некротический фасциит прошелся по нему, как поезд, пущенный под откос.

– Господи Иисусе, вот это они лажанулись!..

– Похоже, медики, поставившие парню БЦЖ, не знали о нем ничего, а врачи, лечившие мальчика в больнице, были не в курсе, что он привит!

– Ну, в лаборатории же эту бациллу вырастили?

– Они ничего не вырастили. Сейчас проводятся повторные исследования в другой лаборатории.

– Вероятно, они и не искали туберкулез, – предположил Брауэр. – Это же легочное заболевание, и уж точно не подумаешь, что оно является причиной инфекции мягких тканей с таким молниеносным распространением.

– В первой лаборатории сказали, что они проверяли на все, что только можно, – вспомнил Стивен.

– Возможно, следует снова с ними связаться. Палочка туберкулеза в лабораторных условиях растет очень медленно, если сравнивать с другими бациллами, и ей требуется особая среда. Могут пройти шесть-восемь недель, прежде чем она вырастет, а вот стрептококки, например, могут и за одну ночь прорасти.

– Я так и сделаю, – согласился Данбар. – Еще раз спасибо.

Его замутило. Было очень похоже, что именно неразбериха в документах привела к смерти Кита Тэйлора. Неразбериха, из-за которой ему пришлось затребовать эксгумацию. Что, в свою очередь, причинило много боли и треволнений родителям мальчика помимо всего прочего. Все это сильно напоминало рассказы из «желтой» прессы про криворуких докторов.

Стивен позвонил в лабораторию, где разбирались с образцами Кита Тэйлора.