Мария Малыгина

ФОТО Getty Images

«Кто из вас готов поделиться своей внутренней мелодией?» – спросила ведущая. Минутой раньше мы сидели, закрыв глаза, и пытались уловить ритм внутри себя, расслышать, что поет нам внутренний голос.

Каждый вышел и встал там, где было ему удобно, – получилась небольшая спираль. Начали с конца. «Просто я живу на улице Ленина», – запел от двери молодой человек, отбивая ритм ногой. «Не знаю, как жить, быть как…» – смущенно произнесла речитативом девушка рядом со мной. Дальше была я, но петь «Виновата ли я» я не рискнула, хотя именно эта песня ни с того ни с сего пришла мне в голову. Поэтому спела то, что привычнее, – Окуджаву: «Ваше величество женщина, как вы решились ко мне…» По лицам пробежали улыбки узнавания, а я вдруг с ужасом поняла, что выбрала песню совсем неспроста.

Коренастый мужчина очень убедительно пропел: «Не парься, будь счастлив». Еще одной девушке внутренний голос издевательски сообщил, что не скажет ничего. Следующая участница сказала: «У меня в голове вертелось сразу несколько мелодий: summertime – сидя на красивом холме – но ты человек, ты и сильный, и смелый – и поэтому я так бегу по дороге»… Нехитрое попурри. Песни нашего детства, плюс Борис Гребенщиков из студенческих лет, и какая-то грусть за всем этим.

...Тридцать человек пришли на тренинг, у каждого своя жизненная история. Кого из них выберут героем, неизвестно до последнего. Это станет известно в тот момент, когда вся группа встанет и подойдет к одному из нас, когда к его плечу легонько, чуть слышно прикоснутся десятки рук. Когда окажется, что он рассказал о той грусти, которая жила до этого момента в каждом из нас.

О ВЕЧНОЙ ДРУЖБЕ

Мы выбрали ее. Назовем ее Настей. Есть ли смысл в мелодиях, которые крутятся у нас в голове? Чтобы узнать это, нам понадобилась всего минута или две.

Мы пели эти четыре песни одна за другой, на ходу вспоминая слова, а «второе Я» героини – участница, которую она выбрала из зала, – двигалась им в такт. С сигаретой – под Гребенщикова, пионерским маршем под «Приключения Электроника», вдвоем за ручку, как в детсаду…

«Это о старой дружбе на грани разрыва, – вдруг сказала Настя. – Собственно, это моя самая дорогая и старая подруга, она сделала что-то, что я воспринимаю как предательство, и надо как-то ей сказать, но я все тяну».

И веселье с нас как рукой сняло.

Так началась психодрама.

ПИСЬМО НА БАЛКОНЕ

– Может, вы хотите написать ей письмо? – Может. Но мне все равно, получит ли она его. Мне вообще все равно.

– Где вы будете его писать? – На балконе. У меня есть такой маленький балкончик, я люблю там сидеть и работать.

– Что вам нужно? – Только пепельница и ручка.

И, как в детском саду, из двух стульев перед нами возник балкон. На одном сидит Настя, перед ней девушка с большой «пепельницей», которую она свернула из куска золотой органзы. Сзади, слегка касаясь плеча, сидит «второе Я» протагониста, и вот ее-то лицо совсем не бесстрастно. Она будет говорить, непостижимым образом угадывая ее мысли, чувствуя ее состояние, даже тогда, когда у самой Насти не будет слов. Я впервые на психодраме, но мысль достать блокнот и делать заметки отметаю начисто.

ТАК НЕ БЫВАЕТ

Настя берет ручку и… не может начать. Вокруг неподвижно застыли на своих местах тридцать фигур. 30 пар глаз и полная тишина.

– Ну здравствуй, Юлька. Вот никогда не думала, что мы с тобой расстанемся, но видно, пришло время. Потому что есть вещи, которых простить нельзя, уж извини, – с трудом начинает Настя, и все вокруг начинают плакать. Тихо, прижимая ладошку к лицу и меняя один бумажный платок за другим.

Потому что так не бывает. Это подруга приходит тогда, когда тебя все предали. Это она в багровое морозное утро тащит и свою, и твою дочку в сад, потому что тебе на электричку. Она будет звонить 20 минут кряду на твой домашний номер, пока ты после всех своих халтур стоишь под дверью, а твоя первоклашка крепко уснула и больше открыть некому. Ей можно позвонить в любое время и услышать: «Ну заходи». А потом происходит что-то такое, что перечеркивает это все.

Я не плачу. За последние пару лет я наблюдала, как буквально растаскивает по разным орбитам очень многие дружбы. Когда-то мы пели про большой секрет для маленькой такой компании и знали, что есть добро и зло. Теперь мы знаем, что на самом деле и зло, и добро относительны и кто мы такие, чтобы судить. Но что-то остается в нас, что безошибочно определяет: так нельзя.

Кажется, временами какая-то сила там, снаружи, хочет доказать нам, что мы не люди. Что в каких-то обстоятельствах мы все-таки сделаем то, за что перестанем себя уважать.

ХОР АНГЕЛОВ

Психодрама идет три часа, и все три часа мы сидим не шелохнувшись. Раз пять мне приходится быть Гребенщиковым, потому что оказалось, что и сто лет спустя я помню все слова, и каждый раз я вижу, какую радость эта песня наших чистых студенческих лет вызывает в глазах Насти.

Меняются ролями героиня и ее «Я», появляются новые герои – Злость (тот самый парень, который пел про улицу Ленина) и худенькое Сочувствие. Оно жалуется на то, что его совсем забыли, но после этого его отправляют в самый дальний угол, и там оно и остается до самого конца.

В какой-то момент Настя начинает колебаться, и Марина просит нас всех спеть на одной ноте, что сейчас ощущает наш герой. Каким-то непостижимым образом, взяв одну ноту, чистыми, ангельскими голосами поет весь наш хор, состоящий из обычных участников тренинга. Возникает звук такой эмоциональной силы, что у меня бегут мурашки. Как будто мы хотим помочь, отдав всю свою энергию, исправить то, что уже, увы, не исправишь.

ПОДРУГА ЮЛЬКА

Потом выбирают еще одну героиню – ту самую подругу Юльку, ею оказывается девушка с милым лицом. Ее усаживают на стул очень далеко от «балкона», она сидит спиной, ссутулившись, совсем одна, слушает все, что говорится о ней, и мне ее становится жалко. Потом ей дают слово, она встает и медленно говорит: «Я прочитала твое письмо. Знаешь, я ведь знала, что ты меня не простишь». Настя отвечает: «Это не ты, это я сама. Я не знаю, что со мной происходит. Мне жить не хочется. Я хочу все разрушить. И я ломаю все вокруг, все отношения».

Как они находят слова, как второе «Я» и внутренний голос могут слово в слово повторить то, что до этого сказала героиня, для меня непостижимо. Но это сильнее, чем трагедия, хотя я театрал и люблю оперу. Это рождается у нас на глазах, и у него нет сценария, как не знали и мы сами еще час назад, что соберемся все вместе в этой аудитории и окажется, что эта драма – о всех нас.

НЕ ПАРЬСЯ, БУДЬ СЧАСТЛИВ