Глава 44. Мать печалей

- Спасибо, что помогаешь мне с этим. Я не хотела беспокоить Эдварда, и, полагаю, что не справилась бы в одиночку.

Пока я поднималась вслед за Эсме по центральной лестнице её дома, я осознала, что никогда не была в этой части второго этажа. Я остановилась в холле, отвлекшись на то, что казалось подлинным полотном Пикассо.

Она заметила, на что я уставилась.

- Карлайл был большим поклонником кубизма. Джек и Китти отдали нам эту картину, когда родился Джон.

Я пожала плечами.

- Разве это не странный подарок на рождение малыша? Я хочу сказать, что когда Роуз родила Дэвида, я купила ей сумку для памперсов от Кейт Спэйд [Kate Spade – американский бренд сумок (цены 350-400$)] и думала, что это слегка экстравагантно.

- Это был интересный случай. Думаю, я отрицала очевидное до этого момента. Я полагала, что достаточно хорошо представляю, в какую семью вошла, выйдя замуж, но ничто не подготовило меня к Пикассо.

- Это что, был пассивно-агрессивный способ намекнуть на детскую тему?

Эсме рассмеялась.

- Нет. По мнению Джека, это был практичный подарок. Столько сверстников его отца пустили себе пулю в лоб в «черный вторник» [прим. переводчика: 29 октября 1929 г., когда произошел самый резкий обвал курсов ценных бумаг на Нью-Йоркской фондовой бирже]. Картины были своего рода страховым полисом. Если бы запахло жареным, если по какой-то причине мы не смогли бы добраться до своих сбережений, он на полном серьёзе рассчитывал, что мы начнем распродавать предметы искусства.

Я попыталась осмыслить, сколько же могла стó ить картина, висевшая передо мной. Никогда бы не подумала, что обладание произведением искусства было только способом сохранения капитала. Для меня это было не так.

- Ничего себе.

- Я тебя понимаю. Я замужем… эмм… была замужем за Карлайлом двадцать три года, и мне всё ещё кажется, что он из какой-то параллельной вселенной. К счастью, его ценности немного отличались от ценностей его родителей. Джек отдал нам так же Джона Слоана [прим. переводчика: Джон Френч Слоан (род. 2 августа 1871, в Лок Хейвене, Пенсильвания) – американский художник-импрессионист. Его картина «Три часа утра» хранится в Художественном музее Филадельфии]. – Она махнула рукой куда-то за свое плечо. – Эта была подарена Эдварду. Я до сих пор не уверена, заинтересовался ли он «Ашка́ нской школой» из-за того, что получил её, или это был просто удачный выбор со стороны Джека. Кто знает? Может быть, Джону понравился бы Пикассо.

Голос Эсме слегка дрогнул на последней фразе, и она прикрыла глаза рукой.

- Я перестану плакать, в конце концов, хотя бы потому, что знаю – Карлайл злится, что я погрязла в печали. В какой-то момент, мы встретимся в одном и том же месте, где бы это ни было, и он задаст мне жару.

Я была в полном восторге от неё. Интересно, как долго она предавалась гневу, если она вообще проходила через эту фазу? [прим.: имеются в виду фазы принятия утраты – психологи выделяют несколько таких стадий: отрицание, гнев, вина, депрессия и, наконец, принятие]

Она расправила плечи и направилась дальше по коридору, жестом пригласив меня следовать за ней. Я неуверенно последовала в её спальню.

Как и спальня Эдварда, это была прекрасно декорированная комната. И конечно, везде были вещи Карлайла. Несмотря на его трагическое отсутствие, они как бы жили своей собственной жизнью. Неудивительно, что Эсме это пугало.

- Ты уверена, что для тебя не странно помогать мне в этом?

Я покачала головой.

- Нет, если для вас не странно, что я нахожусь здесь.

- Нет. Ты знаешь, я считаю тебя членом семьи. У меня появилось это чувство с того первого уикенда в доме на берегу.

Я понимала, что сейчас не время, но все еще чувствовала необходимость попытаться объяснить это ей.

- Насчет того, что случилось в день Благодарения…

- Я все понимаю, – она пренебрежительно покачала головой. – Инстинкт выживания срабатывает странными способами, не правда ли? Если бы день Благодарения в позапрошлом году был коктейлем, в нём было бы две части страха на одну часть самосохранения, смешанные и поданные охлаждёнными, приправленные стыдом и присыпанные щепоткой раскаяния.

- Моему раскаянию понадобился бы свой собственный ликероводочный завод.

- Я знаю. Эдвард не держит на тебя зла. Он просто не хочет пройти через это ещё раз. Тебе было нужно время, чтобы исцелиться. Ему тоже.

- Я так сожалею, что причинила ему боль. Я снова и снова прокручиваю это у себя в голове. Пытаясь дать разумное объяснение, я убеждала себя, что он заслуживал пройти через колледж, будучи ничем необремененным. Но, в действительности, я была невероятно эгоистична. Я понимала, что все это закончится рано или поздно, и что он оставит меня. Я думала, что смогу лучше с этим справиться, если инициатива будет исходить от меня. Даже если Эдвард, в конце концов, простил меня, не знаю, смогу ли я когда-нибудь простить себя сама.

- Я не собираюсь тебя обманывать. Твои действия безумно ранили Эдварда. И, несмотря на то, что я достаточно хорошо понимала, почему ты действовала именно так, я так и не смогла заставить Эдварда понять. Он был абсолютно уверен, что ты его никогда не любила.

- Я до сих пор не понимаю, как он мог мне поверить?

- А как он мог не поверить? В то время Эдвард жил в этаком идеализированном мире. При том, что он не мог нормально общаться со своими сверстниками, Карлайл, насколько мог, компенсировал ему это. Он действительно не мог понять, почему ты запаниковала.

Её слова задели меня за живое.

- И, благодаря мне, теперь он знает, – пробормотала я с горечью.

- Я не пытаюсь вызвать у тебя чувство вины, но – да, ты навсегда изменила его мировоззрение. Эдвард – невероятный романтик. Несмотря на наши предупреждения об обратном, он наивно полагал, что истинная любовь преодолеет всё. Он знал, что тебя предали, и думал, что его любовь сможет исцелить тебя, несмотря на наши постоянные предостережения, что тебе нужно преодолеть свои проблемы самостоятельно. Как бы ужасно ни было видеть страдания Эдварда, мы с Карлайлом понимали, что это было неизбежно. Чего я не понимала, так это почему ты ни разу не позвонила мне, пока вы были врозь? Я всегда думала, что у нас были взаимоотношения независимо от того, что у тебя было с моим сыном.

- Я хотела вам позвонить. Я безумно скучала. Я просто представить не могла, что вы захотите со мной общаться.

Она дотянулась и сжала мою руку.

- Пожалуйста, поверь мне, когда я тебе это говорю. По многим причинам я думаю о тебе, как о дочери, которой никогда не имела. Не важно, что случится между тобой и Эдвардом, у тебя всегда будет свое собственное место в моей жизни. Как бы то ни было, я предупреждаю тебя прямо сейчас, если ты снова облажаешься, я совершенно точно не собираюсь быть такой понимающей.

Я порывисто её обняла.

- Я люблю вас, Эсме.

- Я тоже тебя люблю. – Она выбралась из моих объятий, оглядела свою спальню и вздохнула. – Моя сестра хотела сделать это для меня, но пока она была здесь, я ещё не была готова. И не думаю, что готова сейчас. Почему-то упаковка вещей Карлайла кажется более окончательным, чем предание его земле.

- Вы не обязаны это делать, Эсме. Еще слишком рано…

- Это быстро превращается в святилище. Окружив себя его вещами, так легко притвориться, что он скоро вернётся домой, просто у него длинная смена в госпитале. Это, конечно, тяжело, но будет еще хуже, если я буду тянуть с этим. Я очень боюсь, что откладывание этого на неопределенный срок, в конечном итоге, превратит эту комнату в западное крыло Мандерли [прим. переводчика: Эсме ссылается на роман Дафны Дюморье «Ребекка» (Manderley — это выдуманный дом, занимающий центральное место в книге)].

- Не думаю, что вам стоит опасаться такой перспективы. Вы оплакиваете своего супруга, а не работодателя, к которому у вас странная гомосексуальная одержимость. [прим. переводчика: по-моему, здесь имеется в виду странная репутация автора вышеупомянутого романа – Дафны Дюморье].

Она испустила краткий смешок.

- Согласна. Но, несмотря ни на что, это вредно. Уж я-то знаю. А ты знаешь, в чём худшая часть всего этого?

Я покачала головой. Не могла даже представить.

- Жалость, – продолжила она. – Я так чертовски устала, что меня все жалеют.

- Я уверена, все имели в виду только хорошее. Так трудно понять, что сказать…

- Умом я понимаю, что очень немногие люди спокойно принимают тему смертности. Они едва со мной знакомы, и думают, что я прошла через две самые болезненные вещи, которые только можно вообразить, и жюри присяжных взвешивает, кого страшнее потерять – супруга или ребенка. Каждый раз, когда я решаюсь выйти из дома, я слышу шушуканье. Прошло только две недели, а новость уже устарела. Особенно неприятны соболезнующие открытки. Люди находят картинки с белыми лилиями или другими аналогичными мрачными цветами, и какой-то банальной рифмой, написанной для Холлмарк безработным поэтом, или, может быть, с двадцать третьим псалмом. Они вписывают свои имена и отправляют их из чувства долга, люди, которые хорошо знали Карлайла и утверждали, что любили его. Дружба на всю жизнь сводится к подписи на предмете массового производства. Я не хочу сочувствия. Я даже не жалею сама себя.

Я была ошарашена.

- Как так?

- Жизнь драгоценна, но это то, что даровано всем. Любовь всё-таки встречается редко. Я была счастлива не только иметь её, она была со мной больше двадцати лет. Всё в конечном итоге заканчивается, но это то, что придает жизни ценность. Естественно, я предпочла бы, чтобы он был рядом со мной, но я ничего не могу с этим поделать. Как ни странно, я чувствую, что самые искренние слова пришли от людей, которые меня не знают. Его пациенты – мужчины и женщины, которые находились под общим наркозом большую часть времени, проведенного с ним – прислали мне письма. Красивые, сердечные письма о том, как Карлайл помог им. Вот ими я дорожу.

И снова я ей восхитилась.

- Как вы хотите, чтобы я помогла?

Она указала на кучу контейнеров для хранения, сложенных в углу.

- Можешь принести мне один из них?

Я взяла один сверху и последовала за Эсме через двустворчатую дверь в огромную гардеробную. Она подошла к ряду мужских сорочек и сняла их с вешалок одним движением, складывая в контейнер.

- Нам понадобятся все контейнеры, чтобы уместить всё. Завтра во второй половине дня придут из приюта для бездомных, чтобы забрать все это. Меня поразило, что они готовы прийти, несмотря на то, что это Страстная пятница, но они так отчаянно нуждаются в пожертвованиях. Я отдаю им всю его одежду. Так и представляю мужчину, которому не повезло в жизни, собирающегося на собеседование в одном из сшитых на Севил Роу костюмов Карлайла [прим. перев.: Savile Row — это одна из самых известных улиц Лондона. Здесь располагаются ателье по пошиву мужских костюмов; в них одеваются самые богатые и известные люди; здесь всё ещё чтут старые традиции и используют классические технологии пошива]. Я знаю, это заставило бы его гордиться. Надеюсь, в приюте найдется парень, который заправляется на ту же сторону, что и Карлайл.

- Что?

- Когда человек получает костюм, сшитый на заказ, это очень индивидуально. У них есть смежная комната, чтобы измерить... ну... понимаешь.

Я в недоумении уставилась на костюмы.

- Подождите. Они кроят штаны, подгоняя под размер пениса?

Эсме хихикнула.

- Да, именно так.

- Откуда они знают, сколько ткани понадобится?

- Они спрашивают и измеряют. В первый раз, когда я стала свидетелем этого, я смеялась до колик. Карлайл обиделся и с тех пор запрещал мне ездить с ним за покупками в Лондон. Полагаю, что запрет был снят. Жаль, я ненавижу делать покупки.

Я приступила к работе вместе с Эсме, упаковывая всё подряд. Она остановила меня, когда я достала странный – черный с оранжевым – пиджак.

- Этот оставь.

Я снова взглянула на него. Принстон. Выпуск 1986.

- Извините. Я не заметила сразу, чтó это за пиджак.

- Он уже заказал себе новый. Ты знакома с традициями?

Я покачала головой.

- Эдвард упоминал как-то раз, но не вдавался в детали.

- Выпускники Принстона получают новые костюмы для П-рада* каждые пять лет. Каждый год выпуска имеет тему, и они одеваются соответственно. Они маршируют через кампус и поздравляют друг друга с тем, что правят миром. Это пивной пиджак с его двадцатой годовщины. Когда я первый раз участвовала в П-Раде, метеосводки предсказывали сильные бури. Карлайл настаивал на том, что Бог не зальёт дождём свой собственный парад, и, когда придёт время двигаться, погода будет идеальной. Конечно, небеса разверзлись, и пошёл град. Это было весело, и это был последний раз, когда Карлайл сделал ставку на Бога.

- Ты знаешь, для стороннего наблюдателя П-рад представляет изумительное зрелище. Старая гвардия марширует, и эти парни как будто возвращаются в свои девяностые. Изредка можно увидеть женщин, в одиночестве марширующих в мужских пиджаках, подогнанных портным по фигуре. Это сбивало с толку, потому что я знала, что до недавнего времени в Принстон не принимали женщин. Карлайл объяснил мне, что, по традиции, вдовы маршируют от имени своих мужей. Я не понимала этого в то время, и феминистка во мне отвергала это. Я жалела их, полагая, что у них, по всей видимости, не было своих собственных достижений, которыми можно гордиться. Во всяком случае, я перестала в этом участвовать, когда Эдвард достаточно подрос, чтобы сопровождать Карлайла. Я появлялась у палаток в какой-то момент каждый уик-энд, но я позволяла П-Раду быть связующим ритуалом между отцом и сыном. В этом году двадцатипятилетний юбилей Карлайла. Я знаю, что он с нетерпением ждал возможности промаршировать с семьёй, ведь теперь и Эдвард стал там студентом. Вместо этого, я буду маршировать, как вдова... – Эсме начала негромко всхлипывать. – Все нормально. Правда. Во всяком случае, через это можно пройти. Я знаю, Эдвард захочет этого.

Я закончила освобождать гардеробную, пока Эсме стояла, прижимая пивной пиджак Карлайла. Мне пришло в голову, что в воскресенье Пасха, и это будет её первый праздник без мужа.

- Что вы делаете в воскресенье? – спросила я.

- Ничего. Джек и Китти хотели приехать, но я сказала им, что не готова встречать гостей. На самом деле, я не готова к их визиту, – она усмехнулась сквозь слезы.

- Я планировала угощение для Джаспера и Элис. И буду очень рада, если вы с Эдвардом присоединитесь к нам. Если вы не возражаете посетить трущобы, то узнаете, что я могу устроить довольно приличное застолье.

- Твой дом вряд ли можно назвать трущобами. Видела бы ты, где я выросла, – она вздохнула. – Но это история для другого раза. В любом случае, я любезно принимаю твое приглашение. А что мне принести?

Мне даже не надо было думать.

- Вашего сына.

- Подозреваю, что не могла бы удержать его вдали от тебя, даже если бы попыталась. Но есть что-нибудь, что ты хотела, чтобы я принесла?

Я хотела попросить её не беспокоиться, но решила, что если она предлагала, то вероятно хотела отвлечься.

- У вас есть семейное блюдо, которое считалось бы традиционным?

- Не особенно, если ты не считаешь фляжку Китти едой. – Она закатила глаза.

- Как насчет закусок? Всё, что вы захотите приготовить, будет замечательно.

- У меня есть несколько задумок. Спасибо тебе и за приглашение, и за возможность приготовить. Будет так здó рово что-нибудь сделать. Я, может, и в трауре, но не беспомощна.

- Я бы никогда о вас так не подумала.

И я не кривила душой. Она была, вероятно, самой удивительной женщиной, которую я когда-либо знала.

Я закрепила крышку на последнем контейнере.

- И что теперь?

- На этом всё. Кабинет у нас был общий, и Эдвард будет использовать его медицинскую литературу, так что нет необходимости сортировать содержимое той комнаты. Я должна идти на мессу, но не готова снова находиться в церкви. Тем не менее, я хотела бы выбраться из дома. Я отчаянно хочу снова смеяться.

- Вы должны дождаться представителя из приюта?

- Нет. Миссис Коуп может их впустить. А что?

- Тогда я забираю вас с собой. Вечер пятницы в стиле Беллы. Наденьте удобную обувь. Мы немного прогуляемся. Я позвоню Эдварду и скажу, где мы с ним встретимся.

- Я не помешаю?..

- Вы шутите? Элис будет в восторге. Она мечтала потусоваться с вами целую вечность. О’кей, я выйду позвонить Эдварду.

Я развернулась, чтобы выйти из комнаты, но Эсме окликнула меня.

- Белла?

- Да?

- Спасибо. За всё.

- Не за что. Правда. – Я улыбнулась и сбежала по ступенькам, чтобы позвонить Эдварду.

Может быть, я могла, в конечном счете, сделать что-то правильно.

_______________________

* П-рад – Ежегодный парад («П-рад») выпускников Принстона.

Замечательное описание этого действа дала Катя (leverina) в 18-й главе от Эдварда с видео и фотографиями.