Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Как я стал её котом.

 

" Её внешняя атрибутика не вызывала вопросов, помимо восхищения. Мимическая фактура проявляла внутреннее раздражение, а чувственное строение - параноидальное направление. При первом небрежном взгляде.
Про ум и духовность говорить не стоит. Не разобрался, но ясно одно, не всё так просто, без вдоха не обойтись. Но и обойти, не заметив, невозможно. 1: 0 в её пользу. "

Собственные мысли замкнули его в своей архитектуре. Он строил строения без окон и дверей.
" Ну зачем? Что мы тут делаем? Что я тут делаю? " - повторял он себе, измеряя длину построенной стены шагами вдоль неё.
" Я же знал, что будет. Дога-а-адывался, что не всё так просто."
Не сразу он понял, что давно утерял смысл этих мыслей и просто повторял их, чтобы не забыть хотя бы слова, а после буквы.
" Я никогда не стану странным. Нельзя стать тем, кем являешься по новой. Никогда не ста..."

Стоп. Что происходит? Он остановился. Осмотрел стену и подумал:
" Стены нужны всем.
Кто-то красит послания на стенах, служащих опорой для крыши.
Кто-то описывает мысли и переживания на виртуальных стенах, служащих опорой для него.
Кто-то оставляет воспоминания на бумажных стенках дневника и хранит эту реликвию в сокровенном месте.
Кто-то слишком самобытен - сам себе стенка-стена, оставляющий на себе засосы, шрамы и татуировки.
Нет здесь худших и лучших вариантов.

Единственное - не стоит делать стенками своего мира других людей. Они ни в чём не виноваты, они сами в поисках своих стенок.
Но зачем же мне стена без крыши??? "

Эта мысль была не самой плохой, но точной не той. Вопрос тоже был немало важен, но точно не тем. Не той самой, которую он хотел вспомнить, не тем самым, который он хотел задать себе сейчас, стоя перед смесью Китайской стены и стены Плача. Здесь было что-то ещё... что-то очень… очень крупное...быть может самое крупное понимание в его жизни.

Но как бы он ни старался, вспомнить не мог. Это воспоминание было утеряно, как все другие воспоминания о детстве до того момента, когда человек начинает накапливать воспоминания и чётко соотносить их со временем именно в тот момент, когда начинает дифференцировать себя как самостоятельную личность. Одной из примет такой дифференциации - способность узнавать себя в зеркале. Эта способность соответствует приблизительно уровню развития трех-четырехлетнего ребёнка. Но это воспоминание не могло носить такой срок! Определённо.

Он не помнил после чего оказался здесь, в окружении расписанной стены. Зачем эта стенка и он ли был её строителем? Он забыл всё, что было и есть. Единственных выход - разобрать эту наскальную живопись на стене. Но надписи на стене были запутанными и бредовыми, их писал не он, их писал некто, кто сделал вдох. А кто же он? Тот, кто пытался их разобрать сейчас? Кем он являлся?

Дикая мысль посетила его голову: " Кто я? "

И это было не экзистенциональным опытом определить себя в бытие, а обычным, простым вопросом, который возникает у тех, кто потерял память и вызывает неописуемые чувства неопределённости, беспомощности и страха.

Это и предстояло ему понять. Предстояло понять, что происходило в тот вечер, среди неизвестных и родных, под музыкальное сопровождение убитых и фоновые перевороты в Турции. Чем его заразила кухня и почему она стала полем экспериментов, новым проектом? Чертежом начертанным чертами червовых чертей? Что именно удалило главный системный файл на его жёстком диске? Заставило заскрипеть и расколоть его виниловую пластинку самоопределения?

На стенке, корявым почерком, то горизонтально, то вертикально, то поперёк было написано:


«В начале было слово и слово это было ЗАБВЕНИЕ.
Помня это слово, я записал то, что происходило во вне через призму себя. Я забывал и писал, чтобы не забыть хоть что-то. Я даже забывал, что пишу во время того, как пишу. В конце я снова всё забуду. И снова буду писать. Кажется, именно так выглядят мои личные апартаменты в гостинице " Ад".

Вдох. Уууух. А теперь что? почему он такой странный. Он это Я. Я о себе в третьем лице? Не-нор-маль-но.
ЧИТАТЬ ТОЛЬКО АНОМАЛЬНЫМ, НЕ АНОМАЛЬНЫМ ПРОПУСТИТЬ ЭТИ СТРОКИ, ТРАВМИРУЮТ ОКО...ко...ко...оооо…о...

Началось всё с нашей первой совместной встречей за стенами виртуального мира. Нашей команды, творческой группы.
Я, Бра, Сэ., Са. и Ми.
Бра и Са – художники.
Сэ. – поэт.
Я – писатель.
Ми – неопределившееся чудо.

Это конечно образы. Незаконченные. Наброски. Желаемые значки, которые мы не просили, но прикрепили друг к другу.

На самом же деле: Сэ. – брат по творчеству и коллега по работе, Бра – брат, самый близкий человек в этом мире, Са. – мистер Игрек, который слишком умён даже для самого себя и Ми. – самый младший, слишком неконтролируемый, чрезмерно молодой и дерзкий, наш глоток молодости, моментами наша боль с отпечатком ладони на лице.
Такая смесь никогда бы не случилась, если бы не искусство. Только оно способно объединять таких людей. Только общая идея, общий проект.

Встреча прошла успешна. Правда Бра надо было уйти.
После пели песни, а потом в сопровождении рифм Сэ попали сюда. За стену. К подруге Са.
Здесь находилась аномалия. Аномалия вдоха. Я знатный охотник за аномалиями и сразу же понял, что эта аномалия сильная, знал бы только на сколько.

Никогда еще ад не был ко мне так близок. 13, 666 % ада, это много или мало?
В этом мире слов и чисел, кирпичей и смыслов как мячей, пропущенных в мои ворота? Я, на редкость, стоящий в позе пропущенного очка Российской сборной, вратарь. 2: 0 в её пользу.

Впервые я понял, что аномалия действует по собаке. Маленькая собачка - обитатель здешней квартиры, была обычна, не считая того, что чрезвычайно мила, а после вдоха стала с травмами. До вдоха я не замечал её отклонений, хотя жители кухни говорили о них, но я в упор не видел. Слишком сам травмирован, привык притягивать сломанных и не заметил.
После вдоха случился переворот, как в Турции. Причём в тот же час.
Я заметил, что её задние лапы немного кривые, что она передвигается довольно странно, хромая, с перекошенным телом, словно её кости замерли, готовясь к прыжку, постоянно в " предпрыжковом" состоянии. После вдоха я увидел, заметил многое, но окружение наоборот забыло об этом и не замечало странностей собаки и не только. Частенько можно было увидеть их удивлённые взгляды, когда собака не могла запрыгнуть на какую-либо необходимую ей поверхность.


Всё перевернулось. До вдоха я был Инь, после воплотился в Ян. Или наоборот. В любой случае, оказался по ту сторону восприятия мира, по ту сторону ещё забора, но уже скоро стенки. С мягким или без мягкого знака на конце своих кончиков волос.

Ми. - причина паники и тревоги.
Сэ. - умеет находить себе место везде.
Са. - чувствует себя на своей звезде.
Я - воплотился в Солнце блаженных.
Бра - ощущал одиночество.

Впервые мы стали изображать из себя команду, единый организм, именно сейчас. Пусть и с разными состояниями и переживаниями. Каждый отвечал за определённую часть этого единого существа.
Са знает всё наперёд. Сэ мастерски подхватывает. Ми потерян, почти как я, только я по собственному выбору, он же скорее инстинктивно поджал ноги и замер, забыв, что их можно распрямить, когда я был просто не способен на это как местный пёс, хотя помнил о них и сильно старался моментами совладать с ними.

На самом деле каждый пассажир кухни был сломлен, был калекой. Са - из-за двух сердцеедок, чередующихся в его жизни, Ми - в силу возраста, Сэ как и Бра(хотя его не было с нами сейчас) - из-за прошлого...и двое других парней не считая меня и хозяйки. Все были инвалидами в своём роде, в своей степени и каждый по-разному скрывал это, у каждого, по-своему, индивидуальный недуг проявлялся.

Атмосферу взбивала как сливки хозяйка своей суматохой, тогда как другие напротив, потеряли контроль над своим телом и полностью растаяли на стульях. Я не винил ЕЁ, хозяйку этой кухни. Я представил ситуацию её глазами и согласился с тем, что сам бы был зажат в тески паранойи, учитывая метаморфозы, которые творились сейчас с каждым после вдоха и странность происходящих событий с совершенно незнакомыми людьми в собственной квартире. Единственное, как негативно сказалось это на мне – я с трудом нашёл себе место на этой кухне.

Но я не понял, как я - царь в паутине травмированных, забытых, сломанных, испортившихся и постаревших вещиц чердака, совершенно не сразу заметил, что главным сломанным человечком на кухне являлась она. Не в силу мощи пережитого. А в силу того, что все мы, были уже сломаны, уже пережили это и ни раз закалились. Она же была в процессе самого сильного ломания собственной кости в своей жизни. Процесс всегда больнее, чем завершённая, пусть кое-как, но зажившая травма. Если тебе ломают палец сейчас - это больнее, чем уже сросшаяся сломанная рука. Ей же сейчас ломали грудную клетку. Её, не закалённую и хрупкую, не ломавшую ничего прежде, ломали внутренние сомнения. В данный момент, разумеет, несколько растянутое понятие, но процесс продолжался уже достаточно длительное время. 3: 0 в её пользу.

Забыл. О чём это я?


Я понял я следующий. Кто начнёт? Кто первый? Кто первый сдаст меня, обратит внимание на странный элемент кухни, который ни слова не сказав пропал в свете экрана мобильного телефона. Который, как журналист, если не шпион, записывает всё, что происходит здесь, но не участвует? КТО ЖЕ СКАЖЕТ? КЕМ ЖЕ Я СТАНУ?!

Совсем не слушаю их, часто отвлекаюсь, работаю над стенкой и забываю, что существуют они - соседи.
Возник спор у соседей. Или нет? Темы. Наш общий проект, Багдад, Турция со своими переворотами, терроризм, всякое. Жители кухни встревожены. Я не могу разобрать о чём они говорят, не хочу, я за стенкой и бормотание соседей меня не сильно беспокоит. Я привык спать под шум, мои окна выходят в сторону дороги и трамвайных путей – человеческий голос для меня, закалённого скрипом тормозов, свистов сирен, гудков и грохотом колёс от трамваев, как колыбельная.

И всё. я потерялся. я очнулся и понял, что всё. теперь я странный.

Может мне уйти? Мне ближе всех к дому. Нет. Я должен быть запасным вариантом, спасательной шлюпкой для остальных, особенно для Ми. На случай, если нас выкинут. Так что продолжу строительство.

Я стал странным.
Я мог стать нормальным, но не хотел. Просто вступить в беседу или новую тему начать, хотя бы издать звук, но я решил записывать, быть летописцем первой встречи.

Боюсь вдох меняет всех. Насколько сильно? Где больше правды в них? Они - соседи моей стенки сейчас в настоящем облике или напротив в обманчивом? Сколько в них процентов ада? Процентов правды?

Я творю, сучары. Почему мои творцы сейчас не творят, а разговаривают? Почему они как обычные люди? Может я ошибся с подбором команды? Или это я в себе ошибся? Почему я разучился отдыхать? Как сказал один солнечный ребёнок, житель моего Солнца Блаженных:

— Что такое счастье? Счастье - это когда тебя считают человеком.

Да, он был аутичен и его перспективы были далеки от горизонта, но в нём было то, чего не хватает многим - человечность. И эта человечность, как вековая мудрость, могла показать многое. Как минимум ценовую политику мировосприятия.

Бра волнуется за меня. Он чувствует даже дома, что со мной что-то происходит. Я волнуюсь за других. Я не чувствую, я вижу, что с ними происходит. И почему-то за хозяйку аномалии я волнуюсь больше, чем за других. 4: 0 в её пользу.

Вернулся. Вспомнил что был отравлен вздохом и увлёкся. Вдох помогал увлечься. Не хуже других природных аномалий, но по-другому. Тут нельзя отрываться. Оторвёшься - потеряешь. Потеряешь даже окончание «ся». Улетишь в другое русло.


Мне мешает творить чувство странности. Другие думают, что я странный. Скорей всего так думают. Это раздражает. Отвлекает. Мне некомфортно. Словно я что-то должен. Разве я успел задолжать им быть нормальным?! Когда это случилось? Когда я представился обычным именем? Разве это достаточный признак нормальности? И своё ли имя я назвал? Не помню.

Са что-то интересное говорит. Может это я не прав?
Это я безумен. Может я графоман?!

Соседи, словно в виноградной беседке, только я за стенкой, да хозяйка скрыла себя за воображаемой чёрной, матовой вуалью, как за щитом. По-настоящему на кухне нет только нас двоих. Остальные тем или иным образом там. Я статичен, хозяйка вечно в динамике, суетится. 4: 1, теперь хоть не в сухую.


Но я не могу разглядеть её, как бы ни старался - её вуаль непробиваема, её динамика слишком быстра, она слишком размыта. Я чувствую, что хочу её остановить, содрать с неё эту выдуманную маску и увидеть её губы, её улыбку, услышать её смех. Чувствую, что она тоже хочет пробить мою стену и посмотреть кто за ней спрятался и замер. Думаю, здесь мы оба в ничью сыграли. Счёт прежний.

Это не крутая таблетка, искусство - дерьмовый наркотик. Но я хочу быть дилером, хочу людей на это подсадить, причём сильно, до ломки. Это единственный наркотик, которым нужно злоупотреблять, который, конечно, сломает тебя, но оставит после тебя смысл.

Соединив что было, есть и будет, я оказался в невесомости, в пустоте, где есть только точка и больше ничего. Эта точка и есть я. Эта точка и есть мы. Точка перед Большим Взрывом.
Чтобы не случилось, мы все из неё и когда-нибудь каждый наш атом вернётся на исходную позицию, в эту точку до следующего взрыва. Когда-нибудь, после смерти, мы станем звёздами, а после всё захлопнется и будем мы тем самым Большим Взрывом, с чего всё началось.

Наша душа же – это не более, чем пучок особо влюблённым атомов, который слишком крепок для того, чтобы расстаться, развалиться, либо слишком упёртый, чтобы не найти отколовшиеся атомы. Так что мы первоначально плод любви, крепкого союза.

Какой-же я романист. Фуэ.

Надо вернуться в реалий. Но что делать со стеной?

Как я смотрю образовалось два диалога, а после наша тройка победила и я решил закончить ради них. Но это было оправданьем. Надо было вступать сейчас. Надо было начать становиться нормальным, ломать стенку, пока я ещё видел, что происходит за ней. Я медлил.

Жители кухни умнее, чем показались, они объединили свой диалог, не обращая на нас внимание. И тут мои друзья воспользовались козырем - мной. Меня вписали в игру, разрушив их зачаток диалога, но было поздно. Моя стенка была достроена до рта, поэтому я мог лишь шевелить глазами и морщинами лба.

Са вовремя понял, что надо менять тему, когда жители кухни начали насмехаться. Не понял над чем, но мне показалось, что над моей стенкой. Над моим творением. Над её кривыми кирпичики. Над своими детьми, даже ещё нерождёнными я не посмею плохой мысли допустить, пусть в качестве шутки, не со зла. Быстрее взорвусь, разбив всем посетителям кухни головы разлетевшимися кирпичиками...

Я теряю контроль. Аномалия поглощает...

- Может она меня динамит?
- Неа, она живёт где-то на Бутовской линии. Точно не на Динамо. 5: 1
Откуда эта фраза? Чья она? Вот так всегда. Залетает что-то и ты не знаешь твоё ли это, быть может будущее? Или телепатия? А может фрагмент из параллельного мира? Бред.

Падаю.


оторвешься, потеряешь
вот
забыл
ворвался в беседу
опять провал
ритм музыки?

уснуть бы на её коленях
без логики?
чистый абсурд
без объяснений
что?
что я делаю?

хочу её

кто они?

Нет

голова кружится, сушит во рту, укачало от мыслей?
пишу. эмоции. свои?
опять сорвался
каков счёт?
высунуть бы голову в окно автомобиля и испытать собачий кайф

В начале было слово и слово это было ЗАБВЕНИЕ. "

 


Стенка не заканчивалась, а смысла становилось всё меньше и меньше в этих клочках фраз. Это была летопись историка под опием. Он был безумен, но был единственным, кто умел писать. С трудом отличая приход от были, грыз кончик пера местного петуха.

«Хм. Князь Красное Солнышко был болезненно честолюбив и никогда не прощал своих обидчиков. Гостя у полоцкого князя Рогволда ему приглянулась его красавица дочь Рогнеда. Молодой человек предложил ей руку и сердце. Глупая красавица рассмеялась над предложением и страшно оскорбила Владимира сказав, что никогда не выйдет за сына рабыни. Владимир обиделся и ушёл, но став киевским князем уничтожил Полоцкое княжество, Рогнеду обесчестил на глазах родителей перед их смертью, а затем посадил на цепь. Так и запишем.»


Он опять писал. Не заметил, как перестал читать и начал писать. Может так же он и строил её? Он совершенно не помнил моментов, когда её строил, но она всё время возвышалась, каждый раз, когда он посмотрит на неё.

Эта стенка...эта бесконечная стенка, уходящая ввысь, прорывая потолок кухни, разрывая потолок неба и утыкаясь в потолок космоса, натягивая его, грозясь порвать чёрную ткань и осыпать всех стеклянной люстрой из звёзд.

Как будто Муллер-дом из романа-антиутопии «Дом в тысячу этажей» писателя Яна Вейсса.
На каком же этаже находился он? Нет, ни на каком. Он хоть и был в самом внизу, у истоков, там, где обитали по роману самые счастливые, в том месте, о котором ходили легенды, но он был за стенкой. Его счастье за стенкой! Вот она! Эта мысль! Самая важная!

" МОЁ. СЧАСТЬЕ. ЗА. СТЕНКОЙ." - как умалишённый повторял он про себя, эта мысль придавала невиданные силы.

Осознав это всеми атомами разом он побежал. Бежал так быстро, как никогда, пока не потемнело в глазах, не закололо кинжалом в боку, пока не стал задыхаться. Но стенка не заканчивалась.

Тогда, отдышавшись, он стал прыгать, пытался ухватится за неё, стал царапать её, как безумный зверь пока ногти на пальцах не стёрлись в пыль. Он кричал до порванных связок.

Начал её бить, сначала кулаками, после, когда костяшки на руках были вывернуты наизнанку, плечом с разбега. Когда же плечо стало мягким как перьевая подушка, он стучал её ногами до тех пор, пока ступни не обратились в противоположную сторону противно издавая хруст осколков разбитого стекла под ногами случайного прохожего.

Упав, он продолжал биться головой об стену, размазывая слова кровью. Он нещадно и самоотверженно линчевал себя, даже когда потерял рассудок и когда потерял сознание, его тело продолжало в агонии и конвульсиях, уже без разума, пытаться пробиться.

 

Его избитое лицо было маской палача и мешком расстрелянного. Сам себе палач, сам себе казнённый. Пустивший в себя пулю, выбивший из своих ног стул, с петлёй на шее на эшафоте, отрубивший себе голову и включивший электрический стул, к которому себя приковал. Измождённый голодом и подожженный зелёным пламенем. Сам себе палач, сам себе казнённый.

Он был уверен, что ему бы помогла его команда, лишь бы пробить стенку и показать им, что ему нужна помощь. Но пробить не хватало сил. Плоть предательски трещала по швам, кости лицемерно стирались, а разум сбежал с поля боя как трус.

Через некоторое время, которое длилось для всех часами, только для него годами, стук пальцев о клавиши-кирпичи прекратился. Волосы его изменили цвет. Нет, он не поседел. Нет, не покрасился. Просто его волосы стали асбестовыми нитями.
Это нормально. Так люди становятся камнями, а после горными хребтами. В его случае стенкой.

 

Он стал частью этой стенки, всего лишь кирпичиком, исписанным до такой степени фанатично, что даже слов было не видно. Был один сплошной чёрный кирпич. Один чёрный кирпич, среди обычных, один такой на всю стену.

 

Малевича бы зависть удушила за такой перформанс, но кирпичу то от этого ни тепло, ни холодно. Ему по структуре всё равно все равны, все идинаховые. Только трещины его волнуют лёгкой ухмылкой.

Так бы и закончилась его жизнь, кирпичиком в защитном сооружении, построенном им самим, если бы не она. Хозяйка квартиры. Не известно каким образом, но она нашла стену. Она шла вдоль всей стены, проводя рукой по кирпичикам, пока её рука не коснулась чёрного кирпича. Тогда она вздрогнула от неожиданности. Кирпич под её ладонью колыхнулся, испугал её, но не отпугнул. Она прикоснулась к нему ещё раз и почувствовала, как он бьётся. Бился он как сердце, чем-то взволнованное.

 

Аккуратно, словно стеклянную вазу, а не грубый кирпич, вытащив его, смахнув с него пыль, она приобняла его и отправилась с ним в спальню. Стена же завыла сквозняком из образовавшейся дыры, как бы предупреждая, настораживая хозяйку. Но та не слышала или делала вид, что оглохла.

Уже в спальне, когда она легла на кровать, она положила около себя этот чёрный кирпич и стала его гладить. Стенка тем временем хрустела как сухая солома, её кирпичный океанский штиль стали бороздить как корабли - трещины.


Хозяйка продолжала гладить и что-то рассказывать. Она смеялась, улыбалась, делилась самым сокровенным, своей и только своей болью, радостью и глупостями с твёрдым, чёрным кирпичом. Кирпич становился мягче, чёрный цвет начинал светлеть. А стену охватил шторм, который рябью вырывал клочками её каменную плоть. Кирпич за кирпичом.


Наконец хозяйка заплакала, обнимая нечто серое, уже мало похожее на кирпич, обрастающего чем-то вроде моха. То, о чём она рассказывала, никто никогда не должен был узнать и рассказать. Никогда. Всю эту боль и любовь. На этом моменте стена с грохотом, который издал пьяный рыцарь в доспехах рухнувший с лестницы, развалилась.
Кирпич же стал совсем мягким, серым, пушистым и урчащим котом, который выпрямился, заурчал и коснулся её мокрых щёк, вытирая слёзы собой. Она улыбнулась и эта улыбка была лучшим благословением для кота. Он посмотрел ей в глаза. С этого момента они заключили негласный союз, клятву никогда не оставлять друг друга в беде.

С тех самых пор пыль от стены превратилась в звёздную пыль устремившись в небо под свет луны, сверкая как сапфиры, рубины и бриллианты, а она стала полноценной хозяйкой кота. Та самая необыкновенная, которая способна превратить неживое в живое, самая ранимая и закрытая для всех. Только с ним она была открыта и могла позволить слезам сверкнуть в его присутствии, одарить его всей своей нежностью, лаской и любовью, которые томились в ней, рассказать ему обо всём на свете и не увидеть в его взгляде ни грамма упрёка, лишь понимание, сочувствие и любовь. Кот всегда внимательно её выслушивал и понимающе кивал, порой она даже понимала кота, когда тот что-то ей хотел сказать, а его мурлыкание стало для неё лучшим обезболивающим и успокаивающим, равно как её приятный голос и самые ласковые пальцы в его густой шерсти.

 

 

Кот не остался у неё. Коты свободолюбивы. Но он каждый раз приходил к ней, когда ей нужна была поддержка, да и она знала, где его можно было найти. Для неё его двери всегда были открыты. Больше они никогда не вели счёт, ведь игра, в которую они играли была общей, они были в одной команде. Ко всему прочему он подарил ей свой клык, чтобы она всегда носила его с собой, помнила о собственной силе, о той самой силе, которая из камня сделала кота и в минуты, когда его нет, но к сердцу подкрадываются грозовые тучи она бы доставала этот клык, вспоминала и улыбалась, отгоняя солнечной своей улыбкой любую пасмурность.

 

<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
Цветение орхидеи Phalaenopsis Philadelphia | Глава 1. У меня есть результаты генетического теста




© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.