Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Четверг, 18 декабря






Двадцать лет назад, когда буддизм впервые прокладывал себе путь в эту страну, нельзя было даже касаться темы сочетания медитации с психотерапией, поскольку утверждалось, что буддизм представляет собой «законченную систему», и потому терапия не нужна, если вы правильно практикуете буддизм. Аналогичное нерасположение характерно практически для любой религии в современном мире: только верьте в Христа, и все будет хорошо; молитесь, и ваша психика исцелится; зикр излечит все; йога дает ответы на все вопросы. Этим ясно подразумевается, что если у вас достаточно веры или духовной практики, то вам никогда не понадобится какая бы то ни было психотерапия; и наоборот, если вам нужна психотерапия, значит, что-то всерьез не так с вашей верой. Отношение духовности к науке вообще и к психотерапии в частности становится в современном мире насущной проблемой, и большинство религий, судя по всему, не слишком хорошо с ней справляются.

Несмотря на то что моя конкретная практика была связана в основном с буддизмом (и Ведантой), в буддистских кругах на мои работы всегда смотрели с подозрением: этот брат Уилбер подразумевает, что одного буддизма недостаточно. Многие буддисты отказывались читать что-либо из написанного мной, и несколько человек говорили мне об этом в совершенно небуддистском тоне.

Двадцать лет спустя все изменилось. Фактически к настоящему времени почти каждый известный американский учитель буддизма прошел серьезный курс психотерапии (хотя, к сожалению, многие из них все еще скрывают этот факт от своих учеников). Но большинство из них, по крайней мере для себя, понимают, что существуют проблемы, которые медитация попросту не решает (и не может решать). То же самое можно было бы сказать про центрирующую молитву, сатсанг, зикр, йогу и т. д. Дело в том, что духовная практика и психологическая практика отчасти представляют собой разные потоки в великих волнах сознания, и затруднения в одном не обязательно означают неудачу в другом. Невроз — это не грех.

Поэтому, когда год назад «Шамбала Сан» (крупный буддистский журнал) обратился ко мне с просьбой об интервью, я согласился с неохотой. Тем не менее хочется поддерживать честные созерцательные журналы, и потому я все же согласился. Интервью началось со стандартного: «Как вы можете говорить, что буддизм — это не полный путь?» — но быстро сдвинулось в более плодотворном направлении. И несмотря на то что эта дискуссия посвящена конкретно буддистской практике, я бы подчеркнул в точности те же самые моменты в отношении любой практики — христианской, иудейской, мусульманской или даосской. Последователи других вер могут непосредственно применить все далее сказанное к своей собственной практике, поскольку, на мой взгляд, затрагиваемые проблемы имеют абсолютно решающее значение для того, чтобы религия и психотерапия могли найти общий язык**.

САН: Я читал ваши идеи относительно эволюции сознания в паре ваших последних книг, которые, по-видимому, связаны друг с другом: «Пол, экология, духовность» — большая из них, в ней 800 страниц, а «Краткая история Всего» — это как будто резюме, написанное для обычных мужчин и женщин. Для кого вы писали эту книгу?

К.У.: Да, «Краткая история Всего» гораздо короче и намного доступнее. По крайней мере, я так надеюсь. Обычные мужчины и женщины? Ну, всякий читающий этот журнал уже весьма необычен, не так ли? Думаю, я писал книгу для этих же не вполне обычных людей — психов вроде вас и меня, которые интересуются пробуждением и другими глупыми понятиями того же толка. Эта книга не перевернет мир. Я полагаю, она в большей степени предназначена для тех, кого интересует что-то наподобие общей философии мира, подхода к сознанию, который принимает во внимание все лучшее из Востока и Запада и пытается отдавать должное им обоим.

САН: И какой результат вы надеетесь получить? Что может сделать знание вашей философии для прогресса сознания?

К.У.: По правде говоря, не слишком многое. Каждому из нас все равно необходимо найти для себя подлинную созерцательную практику — возможно, йогу, возможно, дзен, возможно, учение Шамбалы, возможно, созерцательную молитву — или любое число настоящих преобразующих практик. Именно это способствует прогрессу сознания, а не моя словесная болтовня и книжная макулатура.

Но если вам хочется узнать, как ваши конкретные практики согласуются с другими существующими подходами к истине, тогда эти книги помогут вам начать. Они предлагают всего лишь одну из схем того, как вещи согласуются друг с другом. Но ничто из этого не заменит практики.

САН: Но что, если я, скажем, преданный, утвердившийся в вере буддист, который не использует другие системы саморазвития или самопреобразования. Из «Краткой истории» я узнаю, что, должно быть, что-то упускаю в своей культуре. Вы упомянули буддизм только в одном из четырех секторов, так что я должен что-то упускать. Когда я обретаю просветление, будет ли оно, по-вашему, неполным?

К.У.: Если под «просветлением» понимать непосредственное и радикальное постижение Пустоты — тогда нет, оно вообще не может быть неполным. Пустота не имеет никаких частей, и потому вы не можете упустить ничего из нее. Но существует абсолютная бодхичитта и относительная бодхичитта* (что примерно соответствует абсолютной и относительной истине), и хотя вы можете иметь непосредственное постижение абсолюта, это не означает, что вы освоили относительное во всех подробностях. Вы можете быть вполне просветленным и все равно не способным объяснить, скажем, математику волнового уравнения Шрёдингера. Мои книги в большей степени имеют дело со всеми этими относительными подробностями, некоторые из которых неизвестны буддизму и, если на то пошло, ни одной из мировых традиций мудрости. Но в том, что касаетея-непосредственного постижения радикальной Пустоты и спонтанного света, буддизм дает все, не так ли?

САН: Тогда зачем мне нужна ваша история сознания, когда у меня есть все учения буддизма?

К.У.: Она вам не нужна. Если только она не покажется вам интересной, или забавной, или увлекательной. Тогда вы займетесь ею просто ради нее самой. В буддийских учениях ничего конкретно не говорится о мексиканской кухне, но вам все равно, возможно, захочется ее попробовать.

САН: Мы можем поставить вопрос и так: «Что вам известно такого, чего не знает Будда?»

К.У.: Как водить джип.

САН: Как вы замечаете в «Краткой истории», уже существует множество прогрессивных теорий истории и теорий духовной эволюции. Временами ваша теория напоминает диалектику Гегеля, иногда — идеи Дарвина, иногда — различные азиатские воззрения теории мирового разума. Что отличает ее от этих других систем?

К.У.: Ну, вы затронули самую суть. Она похожа на все эти теории потому, что учитывает их все и пытается соединить в себе все лучшее из них. Как раз это ее и отличает, поскольку ни одна из этих других теорий не принимает во внимание все остальные. Я пытаюсь свести все эти подходы воедино, в чем они не слишком заинтересованы.

САН: Вы делите свой мир не на атомы, элементы или психологические состояния, а на единицы, которые вы называете холонами. Они весьма похожи на дхармы из буддистской Абхидхармы. Какое влияние оказала Абхидхарма на вашу теорию?

К.У.: Я давно практикую буддизм, и многие из ключевых идей в моем подходе являются буддийскими или навеяны буддизмом. Это прежде всего идеи Нагарджуны и Мадхьямики; чистая Пустота и изначальная Чистота играют роль «основной философии» и в моем подходе. Кроме того, Йогачара, Хуа Йен, очень многое из Дзогчена и Махамудры и, конечно, основополагающие принципы Абхидхармы. Кроме того, деление опыта на дхармы очень похоже на актуальные события в теории Уайтхеда. Все это повлияло на мои представления о холонах*. Опять же я пытаюсь брать лучшее из всех этих традиций и соединять их, как мне кажется, плодотворным образом.

САН: Ваше собственное мировоззрение достаточно сложно. Практикующие медитацию могли бы просто сказать: «Зачем мне вообще глобально-историческое воззрение? Позвольте мне просто медитировать». Что бы вы им ответили?

К.У.: Просто медитируйте.

САН: У вас есть кое-какая интересная критика общепринятого модернизма и постмодернизма. Вы как будто соглашаетесь с их позициями, но в то же время превосходите их, ставите их на место. Не могли бы вы это объяснить?

К.У.: Да, суть в том, что все различные подходы, теории и практики могут научить нас чему-то важному, но, вероятно, ни одна из них не обладает всей истиной во всех подробностях. Поэтому каждый подход является истинным, но частичным, и весь фокус состоит в том, чтобы понять, как все эти подлинные, но частичные истины согласуются друг с другом. Не кто прав, а кто неправ, а как все они могут быть правы. Как они могут сочетаться друг с другом в одном многоцветном союзе? Вот почему я принимаю эти позиции, но в то же время пытаюсь их превосходить, или, как вы говорите, «ставить их на место». Будущее покажет, насколько этом не удалось.

САН: Вы часто используете слово «Космос» вместо слова «вселенная». Почему?

К.У.: Космос (универсум) — это древнее пифагорейское понятие, которое означает вселенную во всех ее измерениях — физическом, эмоциональном, ментальном и духовном. Слово «вселенная» сегодня обычно означает только физическую вселенную, или физическое измерение. Поэтому можно сказать, что Космос включает в себя физиосферу, или вселенную, биосферу, или жизнь, и ноосферу, или ум, которые все являются сияющими проявлениями чистой Пустоты и не отличаются от этой Пустоты.

Одно из бедствий современности состоит в том, что Космос перестал быть для нас фундаментальной реальностью: таковой считается только вселенная. Иными словами, «реален» только мир научного материализма, мир «флатландии», плоское и бессильное воззрение современного и постсовременного мира, где реальна одна лишь вселенная. И одна из задач, которые пытаются решать эти книги, — восстановление Космоса в качестве правомерного и заслуживающего доверия понятия.

САН: Вы называете Космос «структурой, которая соединяет» все сферы бытия. Это напоминает мне о книге Грегори Бейтсона «Ум и Природа: «Необходимое единство». Как эти современные движения а-ля «Новый Век» в общественных науках влияют на вашу мысль?

К.У.: Должен сказать, не слишком. Я не считаю Бейтсона очень полезным теоретиком, хотя знаю многих умных людей, которые так считают. Но книгу, которую вы упомянули, я бы назвал классической книгой «флатландии», написанной монологическим, одномерным языком «оно», по правде сказать, не слишком хорошим. Но это только мое личное мнение.

САН: Думаете ли вы, что Фуко, Деррида и другие обращались к вопросам, которые уже были как-то сформулированы азиатскими абсолютистами? Или их постструктуралистские подходы были совершенно новыми?

К.У.: Постструктуралистские подходы были и более новыми, и гораздо менее глубокими. Великие восточные традиции, по существу, представляют собой глубокие методы преобразования, освобождения, избавления в радикальной Пустоте. У постструктуралистов ничего этого нет; они предлагают просто новые методы трансляции, а не трансформации. Они представляют собой интересный поворот в относительной истине, а не йогу абсолютной истины. Но в рамках относительной истины у постструктурализма есть определенное сходство с относительными аспектами некоторых восточных традиций, например, моноосновность, контекстуальность истины, непостоянный характер означения, относительность смысла и так далее.

Это интересные и важные аналогии, и я стараюсь принимать их во внимание, но все они совершенно вторичны по отношению к реальной проблеме, каковой являются мокша, кеншо, сатори, ригпа, йеше, шикан-таза: ничего из этого вы не найдете у Фуко, Дерриды, Лиотара и компании.

САН: Играет ли космологическая мысль тибетского буддизма какую-либо особую роль в развитии вашей философии? Иногда она напоминает апокалиптические подходы школы Калачакра.

К.У.: Ваджраяна почти во всех ее формах всегда была очень важна для меня лично и, конечно, для общего мировоззрения, которое я обрисовал. Калачакра, как и аннутаратантра, очень глубока; то же относится к учениям Ати, семде, лонгде и упадеша. Но в действительности я чувствую огромную симпатию ко всем школам.

САН: Вы хотите соединить Фрейда и Будду, или, как вы их называете, «глубинную психологию» и «высотную психологию». Почему это необходимо? Считаете ли вы, что без такого объединения обе системы неполны?

К.У.: Ну, я полагаю, что все неполно, поскольку Космос продолжает развиваться. Возникают новые истины, развертываются новые откровения, появляются новые Будды, этому нет конца, ведь так? Фрейд и Будда — это только два примера некоторых очень важных истин, которые могут выиграть от взаимного диалога. Пустота не зависит ни от одной из них; но проявленный мир велик, в нем достаточно места для обоих этих первооткрывателей. И, да, я полагаю, что они могут помочь путям друг друга идти быстрее.

САН: Действительно ли вы думаете, что древние системы духовного преобразования не адекватны требованиям современной эпохи, поскольку они оставляют без внимания столь многое из материального, что вы включаете в свой синтез?

К.У.: Не адекватны? В плане абсолютной истины нет; в плане относительного проявления, безусловно, просто потому, что Пустота продолжает проявляться в разнообразных формах, разве не так? Вы не сможете найти инструкций по работе на компьютере ни в одной из Сутр или Тантр. Вы не найдете в этих текстах ничего о ДНК, о медицинской анестезии или о пересадке почки. Сходным образом Запад кое-что дал для психологического и психотерапевтического понимания, и эти открытия весьма полезны и не имеют слишком много параллелей ни в одном из древних учений.

Но дело не в неадекватности; дело в том, чтобы использовать все, что доступно. Если ваша практика вам помогает — прекрасно. Если оказывается, что она буксует, возможно, поможет немного терапии. Лично я не считаю, что это должно угрожать любой из сторон. Это действительно большая вселенная, и в ней хватит места и для Фрейда, и для Будды.

САН: Пока мы не оставили эту тему, что вы думаете о внутренних тантрах, вроде кундалини йоги, и о том, что мы, буддисты, делаем с праной, нади и биндху [определенные внутренние духовные видения]? Реальность, на которой они основываются, не признана наукой, и все же занимает в вашей системе два высших уровня — тонкий и каузальный. Это сбивает с толку, поскольку многие духовные искатели не признают существование этих уровней и никогда не делают соответствующие практики. И все же вы заставляете их казаться неизбежным элементом более высокого развития. Или я вас неправильно понимаю?

К.У.: Я не считаю их неизбежностью. Скорее, на этих двух более высоких стадиях, которые вы упомянули (тонкой и каузальной), могут происходить процессы такого типа. А могут и не происходить. Среди всего прочего, это зависит от типа практики. Просто на определенном этапе вашей медитативной практики различные грубые процессы имеют тенденцию сменяться тонкими, а затем очень тонкими феноменами, и в их число иногда входят потоки энергии, прана, биндху и так далее. Но в других случаях могут иметь место просто увеличение ясности и панорамное осознание. Я просто перечислил все различные виды медитативных явлений, которые могут возникать по мере того, как сама медитация развертывается от грубого к тонкому и очень тонкому сознанию. Многое из того, что я упоминаю, совершенно обычные вещи в традициях.

САН: Почему некоторые духовные искатели как будто достигают успехов в одном и все равно остаются примитивными тупицами в другом?

К.У.: С помощью эволюционной модели сознания я, в частности, пытаюсь описать две разные вещи, которые мы можем назвать потоками и волнами. Потоки представляют собой различные линии развития, как, например, когнитивное развитие, эмоциональное развитие, межличностное развитие, духовное развитие и так далее. Каждый из этих потоков в своем развитии проходит через разные стадии или волны. Исследования показывают, что эти разные потоки могут развиваться достаточно независимо друг от друга: вы можете быть продвинутым в одном потоке, например духовном, и «отсталым» в других, скажем эмоциональном или межличностном. И во-вторых, несмотря на то что эти потоки развиваются независимо, все они проходят через одни и те же основные стадии или волны развития. Например, все они идут от доконвенциональных к конвенциональным и постконвенциональным формам.

Таким образом, мы имеем многочисленные разные потоки развития, однако каждый из них пересекает одни и те же общие волны или стадии развертывания сознания. И люди могут быть безусловно продвинутыми в одном потоке и «примитивными тупицами» в других. (Я резюмирую эти исследования в книге «Око Духа: интегральное видение для слегка свихнувшегося мира».)

Но что касается вашего вопроса, то да, развитие может быть весьма неравномерным. Большинство великих традиций мудрости учат людей более высокому, или постконвенциональному осознанию и мышлению, а также более высокому, или постконвенциональному аффекту, то есть любви и состраданию. Но они, как правило, оставляют без внимания межличностное и эмоциональное развитие, особенно в конвенциональных сферах. Все мы знаем адептов медитации, которые, скажем, довольно неприятные люди. Разумеется, именно здесь достигает больших успехов западная психотерапия, хотя она впадает в другую крайность и почти полностью игнорирует более высокие, или надличностные, волны, — и это еще одна причина, по которой нам нужно соединить Фрейда и Будду.

САН: Каждый, кто давно занимается созерцательной практикой, знает, что это так, что рост обычно бывает неравномерным. Но некоторые говорят, что невротические эпизоды представляют собой настоящую регрессию: человек достигает реальных успехов в медитации, но затем, соблазнившись самсарой, перестает заниматься и таким образом оказывается во власти невроза самсары. Другие утверждают, что медитация в действительности извлекает на свет имеющиеся у продвинутого практикующего скрытые неврозы, заставляя его внезапно и загадочным образом становиться ничтожеством. Как вы полагаете, есть ли в подобных взглядах какая-то истина, или у вас полностью иная точка зрения?

К.У.: Нет, я полагаю, что каждое из упомянутых вами утверждений иногда бывает верным. Люди действительно достигают реального прогресса в медитации, а потом бросают ее, поскольку требования практики слишком велики, и, когда они возвращаются к своему «старому» образу жизни, их невроз становится еще хуже, поскольку они имеют ту же самую прежнюю проблему, но теперь их восприимчивость возросла, так что она просто сильнее ранит.

И ваш второй сценарий также часто встречается. В особенности на продвинутых стадиях медитации осознанию начинают открываться действительно глубоко похороненные комплексы. Адепты медитации могут становиться очень неприятными людьми, поскольку они уже преодолели все простые и легкие проблемы, а то, что осталось, — это карма, которую вы накопили, убив в своей прошлой жизни двадцать монахинь. Я, конечно, шучу, но вы понимаете, о чем идет речь: в продвинутой практике на поверхность могут вырываться некоторые действительно глубоко укорененные проблемы, и это способно сбивать людей с толку, поскольку отнюдь не выглядит как «прогресс». Но это чем-то похоже на отморожение: сперва вы ничего не чувствуете, поскольку замерзли; вы даже не думаете, что с вами что-то случилось. Но когда вы начинаете согревать отмороженную часть, она причиняет адскую боль. Лечение — согревание — ужасно. Продвинутая медитация — это особенно быстрое согревание — пробуждение, — и оно обычно ужасно болезненно.

САН: Но у вас есть и некоторые другие идеи, почему в медитации что-либо может пойти не так.

К.У.: Да, дело в том, что развитие, как мы уже говорили, состоит из нескольких различных потоков, развивающихся через основные стадии, или волны развертывания сознания. Великие традиции мудрости склонны делать акцент на двух или трех из этих потоков — когнитивном (осознание), духовном (и моральном), высшем аффективном (любовь и сострадание). Но они, как правило, оставляют без внимания другие потоки, в частности, эмоциональный, межличностный, взаимоотношений и конвенциональных взаимодействий.

Поэтому, добиваясь успехов в каких-то из этих потоков, например в медитативно/когнитивном, вы можете становиться слегка «неуравновешенным» в своем общем развитии. Другие линии развития остаются без внимания, высыхают, атрофируются. В вашей психике командуют один гигант и дюжина пигмеев. И чем больше вы продвигаетесь в своей медитативной практике, тем хуже становится дисбаланс. Вы начинаете становиться очень странным, и вам советуют усерднее заниматься медитацией, и очень скоро вы разлезаетесь по швам, как дешевый костюм. Ведь так?

Поэтому одно из того, что могло бы нас заинтересовать, — это более интегральная практика, которая включает в себя лучшее из древней мудрости и современного знания и соединяет созерцательное с конвенциональным. У меня тут нет готовых ответов, но я надеюсь, что мои книги помогут начать этот диалог в духе доброй воли и взаимного доверия.

САН: Когда вы чуть раньше говорили, что те, кто практикует медитацию, могут «просто медитировать», не было ли это отчасти сказано просто «для красного словца»? Поскольку в действительности вы, судя по всему, не считаете, что одной медитации достаточно.

К.У.: Но вы не спрашивали, считаю ли я, что одной медитации достаточно. Вы спросили, что бы я ответил кому-то, кто говорит: «Позвольте мне просто медитировать». Я бы сказал: медитируйте. У меня нет желания вмешиваться в чью бы то ни было практику. Но если бы вы вместо этого спросили: «Как вы думаете, какие другие практики могли бы использовать медитирующие, чтобы способствовать своему росту?» — я бы ответил более или менее так, как я это только что сделал. Иными словами, интересным и, на мой взгляд, полезным путем может быть разумная смесь восточных созерцательных подходов и западных психодинамических методов. А если вас интересует более всеобъемлющее воззрение, включающее в себя и абсолютную, и относительную истину, то Запад, безусловно, может внести в него очень многое. По сравнению с таким синтезом любой из упомянутых подходов, взятый сам по себе, будет явно частичным.

Кстати, если все это вас отталкивает, вы вовсе не обязаны в этом участвовать. Но, на мой взгляд, на этот танец приглашены все желающие. Этот настоящий Бал Шамбалы. Серьезно. Предложенное Чогьямом Трунгпа видение Шамбалы, как я его понимаю, было светским и интегральным включением Дхармы в обширные культурные течения, в которых она оказывается. В «Краткой истории Всего» обрисованы многие из этих течений и предложен один из способов, как Дхарма может обогатить эти течения — и обогатиться ими. Я полагаю, это очень просто.

САН: Ясно. А теперь мне хотелось бы задать совсем немного специальных вопросов. Идет?

К.У.: Хорошо.

САН: Одна из вещей, которые больше всего сбивают с толку в связи с практикой азиатских мистических традиций, это тот факт, что до эпохи Просвещения на Западе существовала тысячелетняя цивилизация, основанная на чрезвычайно мистической религии — христианстве. И все же в книге «Пол, экология, духовность» вы утверждаете, что этот тысячелетний период обещал подлинную трансценденцию, но не принес ее. Почему вы так считаете? Как могла целая цивилизация так долго ошибаться, хотя идеи трансценденции нашли свое выражение в трудах Платона, в герметизме, неоплатонизме, мистическом христианстве и так далее?

К.У.: Представьте себе, что если бы в тот самый день, когда Будда достиг просветления, его бы схватили и повесили именно за это? И если бы любого из его последователей, заявлявшего о таком же постижении, тоже вешали. Лично у меня это бы в значительной мере отбило охоту.

Но именно это произошло с Иисусом из Назарета. В одном месте он спрашивает: «Почему вы побиваете меня камнями? За мои добрые дела?» И толпа отвечает: «Нет, потому что, будучи человеком, ты выставляешь себя Богом». Индивидуальному Атману не позволено осознавать, что он един с Брахманом. «Я и Отец едины» — именно это осознание, наряду с другими осложняющими факторами, привело его на крест.

Причины этого весьма сложны, но факт остается фактом: как только любой духовный практик начинает слишком близко подходить к осознанию того, что Атман и Брахман едины — что ум человека от природы един с изначальным Духом, — обычно наступают ужасающе тяжелые последствия. Конечно, на заднем плане (и в подполье) на Западе существовали прекрасные течения неоплатонизма и других очень высоких учений, но повсюду, где Церковь имела политическое влияние — а она господствовала на западной сцене в течение тысячи лет, — если переступали эту границу между Атманом и Брахманом, то оказывались в очень большой опасности. Святой Иоанн Креста и святая Тереза Авильская переступали границу, но описывали свои путешествия таким осторожным и благочестивым языком, что это было едва заметно. Мейстер Экхарт преступил границу немного слишком смело, и его учения были официально преданы анафеме, и это означало, что если он сам и не будет гореть в аду, то его слова определенно будут. Джордано Бруно далеко зашел за границу, и его сожгли на костре. Это типичная картина.

САН: Вы говорите, что причины этого сложны, и я не сомневаюсь, что это так, но не могли бы вы кратко упомянуть некоторые из них?

К.У.: Я назову одну, возможно, самую интересную. В ранней истории Церкви ведущую роль играли странствующие «духовники», те, кто «жили в духе». Можно предположить, что их духовность основывалась по большей части» на непосредственном опыте, своего рода «сознании Христа» («Да пребудет в вас то сознание, что было в Иисусе Христе»). Мы могли бы предположительно сказать, что Нирманакайя каждого духовника постигало Дхармакайю Христа через Самбхогакайю преображающего пламени Святого Духа, если не проводить слишком точной аналогии. Но они явно переживали какой-то очень реальный, очень непосредственный духовный опыт.

Но на протяжении семи столетий, в результате кодификации Канона и апостольского Символа веры, реальный опыт заменялся рядом необходимых убеждений. Церковь постепенно переходила от духовников к духовенству, к священническому собору Христа, и правителем духовенства был местный епископ, обладавший «правильной догмой», а не духовник или пророк, кто, возможно, и обладал духом, но не мог быть «управляемым». Церковь теперь определялась не как собрание духовных искателей, а как собор епископов.

При Тертуллиане эта ситуация становится почти законодательно установленной, а при Киприане духовность ограничивается ведомством Церкви. Вы могли стать священником только путем рукоположения, а не в результате пробуждения. Священник считался «святым» по должности, а не из-за своего личного пробуждения, просветления или освящения. Точно так же вы могли стать «спасенным», не пробудившись сам, а только принимая официальное причастие. Как писал Киприан: «Кому Церковь не Мать, тому Бог — не Отец».

Это обескураживает, не так ли? Спасение теперь принадлежало законникам. А законники в основном говорили: мы позволим тому законченному чудаку быть полностью единым с Богом, но этого довольно! Больше никакого вздора об этом чистом Единстве.

САН: Но почему?

К.У.: В основном из-за простой, грубой политической власти. Поскольку, как вы знаете, непосредственный мистический опыт вызывает беспокойство тем, что он имеет скверную привычку приходить напрямую от Духа к вам, таким образом минуя посредника, то есть епископа, не говоря уже о его тарелке для сбора пожертвований. Это та же причина, по которой нефтяные компании не любят солнечной энергии.

И потому всякий, имевший прямую связь с Богом, объявлялся виновным не только в религиозной ереси или нарушении официальных законов Церкви, за которое могли предать вечному проклятию вашу неземную душу; но также в политической измене, за которую могли четвертовать ваше земное тело.

По всем этим причинам высшее благо духовного осознания — высшая тождественность Атмана и Брахмана, или обычного ума и внутренне присущего духа — было на Западе под запретом в течение почти тысячи лет. Все упомянутые вами прекрасные течения _ от неоплатонизма до герметизма, — несомненно, имели место, но они подвергались, мягко говоря, сильной маргинализации. И потому Запад порождал огромное количество мистиков тонкого уровня (или Самбхогакайи), говоривших только о возможности соединения души с Богом, но очень мало мистиков каузального уровня (Дхармакайи) и еще меньше мистиков недвойственного уровня (Свабхавикайи), которые шли дальше и провозглашали не просто соединение, а высшую тождественность души и Бога в чистом Божестве: именно за такое утверждение сжигали на костре.

САН: Насчет тех глубоких течений, что подвергались маргинализации. Какова взаимосвязь между понятием «вспоминания» у Платона и просветлением? С тех пор как я прочитал «Мено», мне всегда казалось, что она существует. Но я не мог до конца сообразить, какова она.

К.У.: Да, я полагаю, здесь есть очень прямая взаимосвязь. Если исходить из вполне приемлемого для всех нас допущения, что каждое чувствующее существо обладает умом Будды, и согласиться с тем, что при просветлении мы не обретаем этот ум, а просто признаем или распознаем его, значит, просветление можно считать равносильным вспоминанию ума Будды или непосредственному узнаванию, распознаванию чистой Пустоты.

Иными словами, мы можем обретать природу Будды не в большей степени, чем обретать свои ноги. Мы можем просто взглянуть вниз и заметить, что у нас есть ноги, мы можем вспомнить, что имеем их. Если мы думаем, что у нас нет ног, порой бывает полезно, чтобы кто-нибудь нам на них указал. Мастер дзен будет рад помочь. Когда вы искренне говорите: «У меня нет никаких ног», мастер наступит вам на пальцы и посмотрит, кто завопит. Потом он взглянет на вас: «Нет ног, да?»

Такие «указующие наставления» не указывают на что-то, чего мы не имеем и что нам нужно обрести; они указывают на то, что целиком и полностью налицо в данный момент, но мы, возможно, об этом забыли. В самом фундаментальном смысле просветление представляет собой такое простое вспоминание, узнавание. Нам нужно просто заметить свои ноги, то есть заметить, что именно это простое, вездесущее осознание и является изначальной Чистотой. В данном смысле это, безусловно, простое вспоминание.

САН: И вы полагаете, что Платон действительно занимался такого рода распознаванием?

К.У.: Думаю, да. Это становится совершенно очевидным у последующих учителей-неоплатоников, а в этих областях яблоки редко падают далеко от яблони. Сам Платон говорит, что некогда мы были цельными, но из-за «неспособности вспомнить» — амнезии — выпадаем из этой цельности. И мы «исцелимся» от своей раздробленности, когда вспомним, кто и что мы есть на самом деле. Платон очень точен. Я прочитаю вот это: «Это не что-то выразимое словами, подобно другим ветвям знания; лишь после долгого участия в [созерцательском сообществе], посвящающем себя именно этому, истина вспыхивает в душе, как пламя, зажигаемое летящей искрой». Внезапное озарение. Потом он добавляет: «У меня нет и никогда не будет трактата, касающегося этого».

САН: Чисто бессловесное знание.

К.У.: Да, я думаю, так. Очень похоже на: «Особая передача вне писаний; Не зависящая от слов или букв; Прямое указание на ум; Видение своей Природы и распознание Буддовости». Нам следует соблюдать определенную осторожность с поспешными и легкими сравнениями, но все же, если все чувствующие существа обладают умом Будды и если за вспоминание этого вас не распнут, о весьма вероятно, что души такого калибра, как Парменид, Платон и Плотин должны были вспоминать, кем и чем они являются в своей таковости. И, да, это во многом простое вспоминание — все равно, что взглянуть в зеркало и воскликнуть: «Ах!» Как Философия сказала страдающему Боэцию: «Ты забыл, кто ты есть».

САН: Мне хотелось бы задать вам специальный вопрос о связи между окончательной и относительной истиной. Вы сказали, что учения Будды полностью адекватны для постижения Окончательной Истины, но относительное проявление постоянно изменяется, поскольку «Пустота принимает разные формы». Но на самом деле в буддийских учениях есть только один разум. В тантрах Ати он называется ригпа. Он считается по своей основе тем же самым, что випашьяна или праджня. Интересно, согласны ли вы в отношении этого одного разума? Тот же ли это разум, что понимает исчисление? Тот же ли это разум, что открывает квантовую физику? Тот же ли это разум, который микробиологи используют при исследовании генома человека?

К.У.: И вы спрашиваете потому, что...?

САН: Они считаются одним и тем же «единым разумом», но они не выглядят таковым. Эти научные и философские учения Запада кажутся примерами относительной истины, которые не были открыты в Азии. Вы явно полагаете, что азиаты были выдающимися специалистами в обнаружении или выявлении ума, который познает Пустоту. Но как мы можем согласовать эти вещи, если существует только один разум? Короче говоря, почему ригпа не открыл исчисление или квантовую механику или ДНК?

К.У.: Потому что не существует просто одного разума в том смысле, который вы имеете в виду. Вспомните, что даже Мадхьямике, где мы имеем доктрину Двух Истин, существуют соответствующие Два Модуса Познания — самвритти, ответственный за относительные истины науки и философии, и парамартха, или распознание чистой Пустоты. Совершенно верно, что любое относительное проявление освещается или постигается ригпа как единым разумом во всей вселенной. Но в этом абсолютном пространстве Пустоты/ ригпа возникают всевозможные относительные истины, и относительные объекты, и относительное знание, и Пустота/ ригпа освещает их все в равной мере. Он ничему не отдает предпочтения и ничего не исключает, поскольку вне его ничего не существует.

САН: Можно ли это резюмировать, сказав, что существует один разум, или нет?

К.У.: Один разум, который сияет во многих различных формах. Как говорят христианские мистики, у нас есть око плоти, око ума и око созерцания — все их в конечном счете освещает ригпа, или единый разум, или Большой Ум, но у каждого из них тем не менее есть своя собственная сфера, свои истины, свое познание. И что важнее всего, овладение одним оком не обязательно означает, что вы овладеваете другими. Как мы уже говорили, это относительно независимые потоки.

САН: Таким образом, око созерцания способно раскрывать абсолютную истину Пустоты, тогда как око ума и око плоти могут открывать только относительные истины и обычные реалии.

К.У.: Да, я думаю, что это удовлетворительное резюме того, что в конечном счете скрывается за некоторыми очень сложными вопросами.

Традиционно используется аналогия океана и его волн; на самом деле это весьма скучная аналогия, но она меня устраивает. Влажность воды — это таковость (или Дух). Все волны одинаково мокрые. Одна волна не мокрее другой. И потому, если я открываю для себя влажность любой волны, я уже открыл влажность всех. Когда я непосредственно распознаю Таковость или Пустоту — или «влажность» моего собственного существа здесь и сейчас, — я уже открыл для себя окончательную истину все других волн. Пустота — это не Действительно Большая Волна, выделяющаяся из всех маленьких волн, а влажность, в равной мере присутствующая во всех волнах — высоких и низких, больших и маленьких, священных и мирских, — вот почему Пустоту нельзя использовать для предпочтения одной волны перед другой.

Поэтому просветление заключается не в том, чтобы поймать действительно большую волну, а в том, чтобы заметить влажность, уже присутствующую в любой волне, на которой я нахожусь. Более того, при этом я радикально освобождаюсь от узкого отождествления с этой маленькой волной, именуемой «мной», поскольку я фундаментально един со всеми другими волнами, — не существует влажности, которая была бы вне меня. Я буквально разделяю Один Вкус со всем океаном и всеми его волнами. И этот вкус — влажность, таковость, Пустота, абсолютная ясность Великого Совершенства.

В то же самое время я не знаю всех особенностей других волн — их высоты, их веса, их общего числа и так далее. Эти относительные истины я должен буду открывать постепенно, волну за волной, без конца. Никакая Сутра Влажности не расскажет и не могла бы рассказать мне об этом. И никакая Тантра Мокрого мне этого не откроет.

Вот почему я чуть раньше говорил, что для абсолютной истины достаточно созерцания: оно непосредственно покажет вам влажность всех волн, радикальную таковость всех явлений, Пустоту в Сердце самого Космоса, изначальную Чистоту, каковой является ваше неотъемлемое осознание в этот момент, и в этот, и в этот. Но медитация не расскажет и действительно не может рассказать вам обо всех особенностях всех разнообразных волн, которые тем не менее возникают как непрестанная игра Пустоты и спонтанной светимости. Как вы сказали, она не даст вам автоматически исчисление, квантовую механику или геном человека. И исторически она, безусловно, этого не делала, что само по себе должно нам о чем-то говорить.

САН: У меня есть вопрос относительно Великой Цепи Бытия, и мне пришло в голову, что Великая Цепь, возможно, связана с тем, что вы говорите о проявлении и об относительной истине.

К.У.: Да, это очень сходные понятия. Другими словами, теоретики Великой Цепи — от Йогачары и Веданты на Востоке до неоплатонизма и Каббалы на Западе — утверждают, что Пустота (или Единое, то есть Недвойственное) проявляется в виде ряда измерений, или уровней, или кош, или виджнян — или «волн» — в виде спектра бытия и сознания. Спектр уровней представляет собой относительную или проявленную истину, а бесконечное пространство, в котором проявляется спектр, — это Пустота или абсолютная истина. В конечном итоге абсолютное и относительное недвойственны, поскольку Пустота — это не вещь, отдельная от всех других вещей, а таковость всех вещей, влажность всех волн. И ригпа представляет собой вспышку распознания этой недвойственной таковости, простоты вашего наличного, ясного, обычного осознания — просвета или зазора, в котором возникает вся вселенная, вот так.

Но, разумеется, это не просто абстрактное понятие. Один Вкус — это простое, непосредственное ясное узнавание, в котором становится совершенно очевидно, что вы не видите небо, — вы и есть небо. Вы не касаетесь земли — вы и есть земля. Ветер не обдувает вас, он дует внутри вас. В этом простом Одном Вкусе вы можете одним глотком выпить Тихий океан и целиком проглотить вселенную. Все сверхновые рождаются и умирают в вашем сердце, и там, где, по-вашему, находится ваша голова, бесконечно вращаются галактики, и это так же просто, как звук пения малиновки кристально ясным утром.

САН: Разны формы Пустоты, разные волны Великого Совершенства.

К.У.: Да, в относительном мире постоянно возникают новые истины; они возникают в Пустоте, в этом кристально ясном просвете, каковой представляет собой ваше осознание в данный момент. И будет ли то, что возникает в бескрайнем просторе вашего изначального осознания, исчислением, физикой, гончарным делом или умением делать масло из молока яка, зависит от тысяч относительных истин и относительных сил, ни одну из которых в отдельности нельзя приравнять к Пустоте, и в то же время все они возникают как движения Великого Совершенства или самой Пустоты, то есть все они возникают в этом простом, ясном, вездесущем осознании, влажности или прозрачности вашего собственного существа.

Поэтому в «едином разуме» или «Большом Уме» возникают всевозможные маленькие умы или уменьшенные разумы, то есть Великая Цепь, и у всех этих относительных истин, как у облаков в небе и волн в океане, есть своя собственная относительная карма и свое собственное предназначение.

У Запада свои относительные истины, у Востока — свои. И кроме того, ясное понимание абсолютной истины мы получаем, главным образом, на Востоке, поскольку там за интерес к ней вам не угрожала опасность быть поджаренным. И я решительно утверждаю, что разумная смесь относительных истин Запада и Востока, помещенных в изначальный контекст радикальной пустоты, представляет собой весьма здравый подход к человеческой ситуации.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.