Глава 10. Антониос стоял в гостиной у стены и наблюдал за людьми: гости разговаривали друг с другом, официанты разносили закуски

Антониос стоял в гостиной у стены и наблюдал за людьми: гости разговаривали друг с другом, официанты разносили закуски. Его мать сидела в центре комнаты, и вид у нее был усталый, но счастливый. Сегодня ее окружали родные, любимые, друзья и соседи, приглашенные на ее именины.

В противоположном углу комнаты стояла Линдсей, такая бледная и очаровательная, и беседовала с гостем, чарующе улыбаясь. Антониос внезапно понял, что она самая красивая и элегантная женщина из всех присутствующих.

Когда они собирались на прием, он предупредил жену, что не обязательно ей быть постоянно в центре внимания: если захочет, она может уйти. Но Линдсей не могла не привлекать к себе взгляды: она была его женой, и она была прекрасна. Конечно, люди хотели с ней познакомиться и поговорить, а у Антониоса тоже были свои обязанности как у хозяина, и он не мог постоянно находиться рядом, как бы ему этого ни хотелось.

Однако, улыбнулся он про себя, Линдсей вовсе не нуждалась сейчас в его защите. Она была средоточием внимания, непринужденно болтала с гостями, улыбалась и смеялась. Гордость и любовь затопили его. Она была именно такой женой, о которой он мечтал, – его соратницей.

Внезапно Антониос сощурился, увидев брата, подходящего к Линдсей. Он так и не согласился представить Лео доступ к финансовой информации. Однако мысль о возможности рассказать брату правду и поделиться своим секретом, не давала ему покоя. Но этого делать было нельзя, ведь секрет не его, и он обещал, что никому не скажет. Если он не сдержит своей клятвы, что он за мужчина?

Наблюдая за братом, Антониос подумал, что тот уж слишком настойчиво ее о чем-то выспрашивает. Гнев и раздражение вполне могли затмить Лео рассудок. Линдсей нахмурилась, и Антониос тут же ощутил, как в нем ожил защитный инстинкт. Не хватало только, чтобы этот дурачок начал изливать на нее свои горести. Упрямо сжав губы, он устремился к брату.

Линдсей старалась говорить с Лео дружелюбно и приветливо, но чем дальше – тем сложнее было не замечать нарастающее раздражение в голосе ее собеседника.

«Ты счастлива, вернувшись сюда?», «Наверное, голова кругом идет от романтики?», «У вас с Антониосом, я полагаю, есть все, что пожелаете?».

Вопросы эти были странными, и Линдсей не могла понять, почувствовал ли Лео, что у них с его братом не все гладко или просто завидует старшему, его везению и положению в компании? Ясно было лишь одно: он отчего-то зол на Антониоса.

– Все в порядке? – спросил муж, подходя к ним.

Тон его был непринужденным, но во взгляде сквозила настороженность.

– Все отлично, – бросил Леонидас. – Хочу лучше узнать свою невестку и понять, что она в тебе нашла.

– Я и сам задаюсь этим вопросом каждый день, – ответил Антониос не улыбаясь. – Линдсей, с тобой кое-кто хочет познакомиться. Семья Этрайкс. У них здесь свое небольшое дело. Пойдем?

Он протянул ей руку, бросив взгляд на Лео, и она приняла ее.

– Что происходит между тобой и Леонидасом? – спросила Линдсей, когда они оказались наедине в библиотеке.

– Что ты имеешь в виду?

– Вы явно не ладите, – открыто сказала Линдсей. – Но при этом работаете вместе.

Муж нетерпеливо пожал плечами:

– Просто небольшое противостояние между братьями.

– И что же заставило вас оказаться по разные стороны баррикад?

Он снова пожал плечами и ничего не ответил, расстроив Линдсей.

– Антониос, неужели ты не можешь мне рассказать? Тебе ведь не нравилось, когда я умалчивала о своих секретах, а теперь ты…

– Это просто бизнес, – оборвал он ее. – Все разрешится.

– Что за бизнес?

– Тебе не следует беспокоиться. Ты держишься потрясающе, Линдсей. – Антониос сменил тему, целуя ее в лоб. – Ты самая прекрасная из всех присутствующих, самая элегантная, и я горжусь тобой.

Линдсей улыбнулась и повернула голову так, чтобы он мог поцеловать ее в губы, что он и сделал – неспешно, заставив ее подумать о том, что будет, когда вечеринка закончится, и они останутся вдвоем.

– И я горжусь тобой, Антониос, – сказала она. – Ты так прекрасно справляешься с обязанностями хозяина дома и поместья вместо отца. Столько людей сегодня мне говорили, что ты взял бразды правления в свои руки и не совершил ни одной ошибки.

Муж улыбнулся, но глаза его оставались холодными.

– Нам пора, – заметил он. – Семья Этрайкс ждет.

Когда они вновь оказались в гостиной, Ксанте и Парфенопа созывали гостей в столовую, где уже был накрыт стол.

Дафна встала со стула, раскинув руки.

– Антониос, Линдсей. Подойдите сюда, давайте праздновать.

Линдсей подошла к женщине и взяла ее за хрупкую руку. Та заметила выражение ее лица и пожала руку невестке.

– Сегодня будем веселиться, – тихо произнесла она и посмотрела на сына. – Да?

– Да, – твердо ответила Линдсей, пожимая руку Дафны в ответ.

Вечеринка продолжалась далеко за полночь, хотя виновница торжества ушла раньше. К тому времени, как они с мужем вернулись к себе, Линдсей была измучена, ступни ее горели.

– Думаю, все прошло успешно, – сказала она, с облегчением сбрасывая туфли.

За весь вечер не было ни одного неприятного момента, может быть, оттого, что на сей раз Антониос был в курсе ее проблемы, и она могла в любой момент уединиться, отдохнуть, собраться с мыслями.

– Да, – согласился Антониос, снимая пиджак и развязывая галстук.

Конечно, он был сегодня душой компании, воплощенным обаянием, но Линдсей чувствовала, что его что-то гнетет.

– Ты уверен, что все в порядке, Антониос? – спросила Линдсей. – Между тобой и Лео?

– Все прекрасно, – отмахнулся муж, обнимая ее. – Сейчас я меньше всего хочу думать о своем брате. Ты знаешь, какая ты прекрасная в этом платье?

Линдсей посмотрела на вечернее голубое платье, ниспадавшее на пол мягкими шуршащими складками, напоминая ей ручеек. Раньше она никогда не забивала голову мыслями об одежде, но встреча с Антониосом многое изменила. Ей нравилось видеть выражение его лица, когда она надевала красивую одежду, и не скрывал своих мыслей по этому поводу.

– Ты просто великолепна, – прорычал Антониос, притягивая жену к себе. – Но я только и думал, как бы поскорее стянуть с тебя это платье.

Линдсей тихо рассмеялась, ощутив, как тело ее приятно заныло от сладостного предвкушения.

– И что же, ты намерен это сделать?

– Конечно. Прямо сейчас.

Он медленно обнял ее и осторожно расстегнул молнию до самых бедер. Платье упало с ее плеч, и она мимолетным движением сбросила его до самой талии.

Наряд был таким, что под него не предполагался лиф, так что сейчас Линдсей стояла обнаженная до пояса, и Антониос замер от восхищения, в глазах его она увидела восторг и обожание.

Горло Линдсей перехватил спазм, и, беря ее за руку, муж заметил ее лицо.

– В чем дело? – спросил он внезапно севшим голосом. – Ты выглядишь так, точно вот-вот расплачешься.

– Я думаю, как я могла тебя оставить, – прошептала Линдсей. – Даже на миг.

Он притянул ее к себе, и грудь ее ощутила шелковую накрахмаленную рубашку, отчего по всему телу точно побежал ток.

– Никогда больше, – прошептал Антониос, зарываясь в ее волосы и приподнимая ее подбородок. – Никогда не оставляй меня, Линдсей, я этого не вынесу.

– Я обещаю, – прошептала она и растворилась в его отчаянном, страстном поцелуе.

Следующие несколько недель пролетели в счастливом угаре. Линдсей работала над исследованием, гуляла с мужем по окрестностям, узнавала заново его семью. Сестры по-прежнему относились к ней немного настороженно, но оттаяли, когда она рассказала им, по настоянию Антониоса, о своей проблеме.

Лицо Парфенопы выразило сочувствие, и она пылко обняла невестку.

– Почему ты нам не сказала? Это бы все изменило.

– Она думала, что ты высокомерная, – вставила Ава, бросая на сестру озорной взгляд. – На самом деле она просто завидует. Во всей семье только я училась в университете.

– А я вместо этого вышла замуж, – произнесла Парфенопа, заливаясь краской.

– Я не думаю, что докторская степень и исследование теории чисел достойно зависти, – осторожно сказала Линдсей. – Это не очень-то престижно.

– Антониос сказал нам иначе, – возразила Ксанте. – По его словам, все глобальные изменения в развитии технологии и науки зависят от этого.

– Ну, может, отчасти это и так, – согласилась Линдсей, чувствуя, как на душе теплеет от того, что муж так высоко ее оценил.

– Мы думали, что ты считаешь себя слишком умной, – призналась Парфенопа, по-прежнему румяная от смущения, и Линдсей едва не разинула рот от изумления.

– Я никогда ничего такого не думала, – заверила она. – Ни разу.

Они обменялись робкими, но дружелюбными улыбками, и Линдсей поняла, что ее приняли.

Через неделю после именин Дафны Антониос спросил жену, не хочет ли она переехать на главную виллу.

– Мама хочет видеть нас, – пояснил он. – Да и мне там было бы лучше. У нас будет свое крыло, и ты сможешь все украсить так, как тебе нравится.

Линдсей едва не расплакалась от его заботы.

– Ну конечно, давай переедем, – ответила она.

Но все же для нее было странно находиться снова в доме, где некогда она была такой несчастной. Неслышно ступая по мягким коврам коридора на верхнем этаже, Линдсей вспоминала, как она раньше взбегала по этой лестнице, не видя ничего перед собой, убегая с очередного приема.

В огромной роскошной ванной она вспоминала, как запирала дверь и сжималась в клубок на полу, прислонившись к мраморной ванне и раскачиваясь взад-вперед, стараясь унять сердцебиение.

Воспоминаний было много, и Линдсей не хотела погружаться в них. Ей хотелось бы создать новые воспоминания, построить новые мечты. Она внезапно положила ладонь на живот. Они с Антониосом не предохранялись последние несколько недель, и при мысли об этом где-то внутри возник холодок волнения и тревоги. Муж хотел детей прямо сейчас, а она колебалась. Но сейчас, думая о ребенке – ребенке Антониоса, – Линдсей широко улыбнулась.

Муж вошел в спальню, встал у нее за спиной и положил руки ей на плечи. Оба умолкли, глядя на огромную кровать с шелковым кремовым покрывалом.

Линдсей поняла, что сейчас они оба вспомнили тот момент, когда она попрощалась с мужем и уехала в Нью-Йорк. Но Антониос поцеловал ее в шею, как бы благословляя ее на новую жизнь, и она была ему благодарна. Пора было отпустить прошлое.

– Хочу кое-что тебе показать, – произнес он, щекоча ее своим дыханием, отчего дрожь пробежала по ее телу.

– Да?

– Пойдем.

Он потянул ее за руку к комнате, которую Линдсей не видела раньше. Открыв дверь, мужчина отошел на шаг, приглашая ее войти.

У Линдсей перехватило дыхание, когда она увидела просторную, залитую солнцем комнату с большим дубовым столом и самым новомодным компьютером на нем, удобным креслом, книжными полками и огромной доской, точно такой же, какая была у нее в Нью-Йорке.

– Это для твоего исследования, – просто сказал Антониос. – Если тебе понадобится что-то еще, скажи мне, и я об этом позабочусь.

Повернувшись к мужу, она обняла его.

– Мне больше ничего не нужно, – заверила она, целуя его. – Я абсолютно счастлива.

Прошла еще неделя, наполненная любовью и наслаждением, но в ней были и тревожные моменты. Антониос по-прежнему работал каждый вечер, и Линдсей не могла не замечать напряжения, в котором пребывал муж, и все чаще он хмурился. При попытках ее расспросить, в чем дело, Линдсей обычно не получала ответа, лишь видела, что его это раздражает.

Но однажды, проснувшись в пустой постели и ощущая тревогу, Линдсей поднялась и направилась в гостиную. Остановившись на пороге, она увидела мужа, стоящего у окна.

– Антониос, – позвала она.

Он даже не повернулся на звук ее голоса.

– Не спится, – произнес он каким-то безжизненным голосом.

– Все в порядке? – спросила она.

Этот вопрос она задавала уже бесчисленное количество раз, и муж отвечал ей всегда одинаково.

– Все отлично.

– Что-то происходит, Антониос, – запротестовала она. – Я же чувствую. Ты сам не свой.

– Просто немного напряжен, – отозвался он, но Линдсей почувствовала, что все не так просто.

Линдсей знала, что сейчас не получит от мужа никаких ответов. Молча повернувшись, она направилась в спальню и легла, глядя в потолок.

Вздохнув, Линдсей решила набраться терпения и довериться мужу. Они справятся. Нужно лишь в это верить.

Спустя месяц после именин Дафны Линдсей получила письмо из нью-йоркского университета, а в нем – приглашение на должность ассистента кафедры математики. Это почему-то страшно ее удивило, хотя ее руководитель не раз намекал на то, что исследование заинтересовало многих и получило немало хороших отзывов. Но ведь это было так давно, в то время, когда, кроме работы, Линдсей нечем было себя занять.

А что теперь? Ее раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, жить в Греции с мужем было прекрасно, но могла ли она провести здесь всю жизнь, отказавшись от прежней карьеры?

Подняв глаза от компьютера, Линдсей невидящим взором посмотрела на горы, заросшие соснами. Она понимала, что сейчас они оба испытывают эйфорию, привычную для молодоженов. Но даже в эти первые дни их брака Антониос был вынужден работать и нервничать из-за каких-то неведомых ей проблем. Что же будет дальше, когда жизнь войдет в привычную колею, когда мужу понадобится удвоить усилия на предприятии?

Антониос однажды сказал, что ни при каких обстоятельствах не покинет Грецию. Но что, если он будет вынужден это сделать?

Поняв, что не в силах сидеть на одном месте, Линдсей закрыла ноутбук и вышла из дома. Был прекрасный осенний день, и сады поместья еще вовсю цвели. Изгибающиеся дорожки, вымощенные кирпичом, вели к разным садикам: в одном, обнесенном каменной стеной, росли травы. Здесь Линдсей беседовала с Дафной. В центре одного садика красовался фонтан, и бросив на него взгляд, Линдсей покраснела. Она вспомнила их с Антониосом примирение.

Присев на скамью, она попыталась разобраться в своих запутанных чувствах – непонятно было, как в ее душе могут одновременно уживаться надежда и страх, боль, радость и беспокойство – не за себя, а за мужа.

– Лили!

Линдсей повернулась и увидела двухлетнего Лимона, ковыляющего к ней. Он начал называть ее так пару дней назад, немало развеселив всю семью.

Она потянулась к нему и взяла его пухлые ручки в свои.

– Ты что, сбежал, юный джентльмен? – спросила она.

Ребенок непонимающе посмотрел на нее и обезоруживающе улыбнулся. Он только учился говорить, причем сразу на двух языках – английском и греческом, но родной давался ему все же лучше.

– Лимон!

Из-за угла появилась Парфенопа, и выражение тревоги на ее лице мгновенно сменилось облегчением, когда она увидела сына. Она разразилась длинной тирадой на греческом, но мальчик только рассмеялся. Мать, скорчив Линдсей гримаску, присела на скамейку, посадив малыша к себе на колени.

– Как дела? – спросила она, нахмурившись. – Ты хорошо себя чувствуешь?

Линдсей рассмеялась:

– А что, я так плохо выгляжу?

– Ты выглядишь встревоженной и нервной. – Поколебавшись, Парфенопа уточнила: – У вас с Антониосом все хорошо?

Линдсей замерла. Значит, старшая сестра тоже догадывалась о чем-то, и кто знает, может, не она одна.

– Когда ты уехала в Нью-Йорк, он ходил с таким видом, что никто не решался подойти к нему. Притворялся, что все прекрасно, но мы все знали, что это не так.

Линдсей покраснела под пристальным взглядом собеседницы.

– Ну… сейчас все намного лучше, – ответила она, поколебавшись. – Мы вместе работаем над проблемами.

Парфенопа положила руку ей на плечо, а маленький Тимон тут же начал вырываться.

– Брак – это не всегда легко.

– То же самое сказала ваша мама, – улыбаясь, ответила Линдсей.

Парфенопа усмехнулась:

– Если вы оба приложите усилия, все будет хорошо, не так ли?

В глазах ее Линдсей увидела надежду и заботу о брате. Она медленно кивнула, надеясь, что этого и впрямь будет достаточно.

Улыбнувшись Парфенопе и не желая беспокоить ее своими тревогами, она ответила:

– Да. Все будет хорошо.

В ту ночь Антониос допоздна заработался в офисе, а Линдсей, устав ждать его, наконец отправилась на поиски мужа. Было одиннадцать часов вечера, и воздух был холодным и свежим. Девушка продрогла в легком свитере и джинсах, пока шла по пустым подъездным аллеям к офисному зданию. В нем светилось одно-единственное окно.

Входная дверь была открыта, и она бесшумно скользнула внутрь, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее, и направилась к офису мужа. При виде Антониоса сердце ее сжалось от жалости к нему и страха: он выглядел таким подавленным, сжимая голову ладонями и опустив плечи.

– Антониос… – прошептала Линдсей.

Мужчина вздрогнул и выпрямился, глаза его гневно сверкнули.

– Что ты здесь делаешь?

– Искала тебя.

– Тебе не следовало этого делать. Ты же знаешь – я работаю.

Его злость была лишь защитным механизмом, и Линдсей знала это, но все равно слова больно ранили ее.

– Уже почти полночь, – сказала она.

– У меня много дел.

Она бросила взгляд на экран монитора и увидела бесконечные ряды цифр.

– Что ты делаешь?

Он захлопнул крышку ноутбука.

– Не надо, не смотри.

При этих словах все внутри нее похолодело.

– Почему нет? – только и смогла она сказать. – Это же только числа.

– А ты прекрасно в них разбираешься, – бросил муж с издевкой.

Она отпрянула.

– Антониос, что происходит? Почему ты так себя ведешь, скрываешь…

– Я не скрываю! – крикнул он. – Боже, Линдсей, просто оставь меня в покое.

Поднявшись со стула, он принялся мерить комнату шагами, точно лев, мечущийся в клетке, яростно ероша волосы. Линдсей показалось, что во всех его движениях сквозит какая-то мука, страдание.

– Я не понимаю, что происходит, – тихо сказала она. – И мне кажется, я должна знать.

Муж даже не повернулся, ответив лишь:

– Поверь мне, тебе не нужно.

– Это как-то связано с Леонидасом? – задала Линдсей очередной вопрос, на который не последовало ответа.

В отчаянии девушка подошла к мужу, положила ладони на его спину.

– Черт возьми, Антониос, прекрати скрывать это от меня. Ты придумываешь двойные стандарты для нашего брака, а это несправедливо.

– Линдсей, ты права. Я кое-что скрываю. Но я должен так поступать. Прошу, поверь мне. Это не имеет ничего общего с тобой и нами. Это просто бизнес. Есть же какие-то конфиденциальные вопросы…

– Вопросы, которые не дают тебе покоя, от которых ты не спишь по ночам? – завершила фразу Линдсей. – И делают тебя не похожим на себя. Антониос, ты не прав. Это имеет огромное значение для нас обоих.

Она посмотрела ему в лицо и увидела, как губы его сжимаются, а в глазах появляется упрямство.

Линдсей молча вышла из комнаты.