Джей­ме 30 страница

— У не­го мно­го лиц, а зна­чит и мно­го ушей что­бы слу­шать моль­бы.

Воз­вы­шение на ко­тором был пос­тавлен храм бы­ло ис­пещре­но тун­не­лями, про­биты­ми в ска­ле. Жре­цы и пос­лушни­ки спа­ли в кель­ях, вы­дол­блен­ных на вер­хнем уров­не, Арья и про­чие слу­ги на вто­ром. Вход на ниж­ний уро­вень был зап­ре­щен для всех, кро­ме жре­цов. Там на­ходи­лась свя­тая свя­тых хра­ма.

Ког­да у Арьи не бы­ло по­руче­ний, она мог­ла сво­бод­но про­гули­вать­ся по хра­му и сре­ди хра­нилищ и кла­довок, ис­клю­чая вы­ход на­ружу или вход на тре­тий уро­вень. Как-то она нат­кну­лась на ком­на­ту, на­битую ору­жи­ем и дос­пе­хами. Здесь бы­ли ук­ра­шен­ные ор­на­мен­том шле­мы и стран­ные древ­ние наг­рудни­ки, ме­чи, но­жи и кин­жа­лы, ар­ба­леты и длин­ные копья с лис­то­об­разны­ми на­конеч­ни­ками. Дру­гое хра­нили­ще бы­ло до­вер­ху на­бито бо­гатой одеж­дой, пыш­ны­ми ме­хами и прек­расным шел­ком пол­сотни от­тенков. Сле­ду­ющее — тю­ками во­нючих лох­моть­ев и об­но­сок бед­няцкой одеж­ды. — «Зна­чит дол­жна быть и сок­ро­вищ­ни­ца». — Ре­шила Арья. Она пред­ста­вила се­бе гру­ды зо­лотых блюд, меш­ки се­реб­ра, сап­фи­ры си­ние как мо­ре, длин­ные ни­ти жем­чу­га.

Од­нажды на нее слу­чай­но нат­кнул­ся доб­рый че­ловек, и спро­сил, чем она за­нима­ет­ся. Она от­ве­тила, что по­теря­лась.

— Ты лжешь. И ху­же то­го, лжешь не­уме­ло. Кто ты?

— Ник­то.

— Еще од­на ложь. — Вздох­нул он.

Виз из­бил бы ее до по­лус­мерти, ес­ли б пой­мал на вранье, но в Чер­но-бе­лом до­ме все бы­ло ина­че. Ког­да она по­мога­ла Ум­ме на кух­не, та иног­да ко­лоти­ла ее по­вареш­кой, ес­ли она по­пада­лась ей под ру­ку, но боль­ше ник­то и не ду­мал под­нять на нее ру­ку. «Они под­ни­мут ру­ку толь­ко, что­бы убить».

С по­вари­хой она се­бя чувс­тво­вала как ры­ба в во­де. Бы­вало Ум­ма вло­жит ей в ру­ку нож и ткнет паль­цем в лук, и Арья его по­режет. Или под­тол­кнет ее к ком­ку тес­та, и Арья ста­нет ме­сить его, по­ка по­вари­ха не ска­жет «стой». Это бы­ло пер­вое бра­авос­кое сло­во, ко­торое она вы­учи­ла. Дру­гой раз Ум­ма даст ей ры­бу, а Арья са­ма по­чис­тит ее, очис­тит от кос­тей и об­ва­ля­ет фи­ле в мо­лотых оре­хах, ко­торые даст по­вари­ха. Доб­рый че­ловек объ­яс­нил Арье, что со­леные во­ды Бра­аво­са киш­мя ки­шели все­воз­можной ры­бой и мол­люска­ми. Мед­ленная ре­ка с ко­рич­не­вой во­дой вте­кала в ла­гуну с се­вера, про­ходя сквозь за­рос­ли ка­мыша, ли­маны и бе­рега, за­лива­емые при­ливом. В боль­шом чис­ле по­пада­лись съ­едоб­ные ми­дии и мол­люски, ля­гуш­ки, че­репа­хи, гря­зевые кра­бы, крас­ные, чер­ные, по­лоса­тые уг­ри, ми­ноги и ус­три­цы. Все это час­то по­яв­ля­лось на рез­ном сто­лике за ко­торым слу­ги Мно­голи­кого бо­га при­нима­ли тра­пезу. Иног­да Ум­ма прип­равля­ла ры­бу мор­ской солью и мо­лотым пер­цем, или го­тови­ла уг­ря с руб­ленным чес­но­ком, а по­рой по­вари­ха ис­поль­зо­вала шаф­ран. — «Пи­рож­ку бы здесь пон­ра­вилось». — ре­шила Арья.

Ужин был ее лю­бимым вре­менем дня. Уже дав­но Арья не ло­жилась спать с пол­ным же­луд­ком. Иног­да ночью доб­рый че­ловек поз­во­лял за­давать ему воп­ро­сы. Как-то она спро­сила его по­чему лю­ди, при­ходя­щие в храм, всег­да выг­ля­дят столь без­мя­теж­ны­ми. У нее на ро­дине лю­ди стра­шились смер­ти. Она пом­ни­ла как кри­чал пры­щавый сквайр, ко­торо­го она пыр­ну­ла в жи­вот, и как уни­жал­ся сир Амо­ри Лорх, ког­да Ко­зел бро­сил его в мед­вежью яму. Она пом­ни­ла де­ревуш­ку у Божь­его ока, и как кри­чали, во­пили и пла­кали се­ляне, ког­да Ще­котун на­чал расс­пра­шивать их о зо­лоте.

— Смерть не са­мая ужас­ная шту­ка. — От­ве­тил доб­рый че­ловек. — Это его дар нам, и ко­нец жаж­де и бо­ли. В день, ког­да мы рож­да­ем­ся Мно­голи­кий по­сыла­ет каж­до­му из нас сво­его тем­но­го ан­ге­ла, что­бы он сле­довал за на­ми по жиз­ни. Ког­да на­ши гре­хи и стра­дания пре­высят ча­шу тер­пе­ния, ан­гел, взяв нас за ру­ку, от­ве­дет нас в ноч­ную стра­ну, в ко­торой звез­ды све­тят еще яр­че. Те, кто при­ходят ис­пить из чер­ной ча­ши ищут сво­их ан­ге­лов. Ес­ли они бо­ят­ся, то их ус­по­ка­ива­ют све­чи. Ког­да ты чувс­тву­ешь за­пах на­ших све­чей, ди­тя, о чем ты ду­ма­ешь?

«О Вин­терфел­ле», — нуж­но бы­ло ска­зать ей. — «Я чувс­твую за­пах сне­га, ды­ма и сос­но­вых иго­лок. Я чую за­пах ко­нюш­ни. Я слы­шу смех Хо­дора, как сра­жа­ют­ся во дво­ре Джон и Робб, как Сан­са по­ет ка­кую-то глу­пую пес­ню о прек­расной ле­ди. Я чую за­пах гроб­ни­цы в ко­торой спят зим­ние ко­роли. Чую как пе­кут хлеб, за­пах бо­горо­щи, мо­ей вол­чи­цы, ее ме­ха так, слов­но она си­дит ря­дом со мной».

— Я ни­чего не чувс­твую. — От­ве­тила она, что­бы про­верить, что он ска­жет.

— Ты лжешь. — От­ве­тил он. — Но ес­ли хо­чешь, мо­жешь ос­та­вить свой сек­рет при се­бе, Арья из ро­да Стар­ков. — Так он ее звал толь­ко, ког­да она его силь­но расс­тра­ива­ла. — Ты зна­ешь, что мо­жешь ос­та­вить это мес­то в лю­бой мо­мент. Ты не од­на из нас. По­ка. Мо­жешь ухо­дить до­мой, ког­да по­жела­ешь.

— Ты го­ворил, что ес­ли я уй­ду, то не смо­гу вер­нуть­ся.

— Так и есть.

Этих сло­ва выз­ва­ли в ней пе­чаль. — «Си­рио то­же лю­бил это пов­то­рять». — Вспом­ни­ла она. — «Он пов­то­рял это все вре­мя».

Си­рио Фо­рел учил ее вы­шива­нию и умер ра­ди нее. — Я не хо­чу ухо­дить.

— Тог­да ос­та­вай­ся… но пом­ни, дом Чер­но­го и Бе­лого не при­ют для си­рот. Все под этой кры­шей дол­жны слу­жить. Ва­лар до­ха­эрис, так здесь го­ворят. Ос­та­вай­ся, ес­ли так те­бе хо­чет­ся, но знай, что мы тре­бу­ем пос­лу­шания. Всег­да и во всем. Ес­ли ты не под­чи­нишь­ся, ты дол­жна уй­ти.

— Я мо­гу под­чи­нять­ся.

— Пог­ля­дим.

Кро­ме по­мощи Ум­ме у нее бы­ли и дру­гие обя­зан­ности. Она мы­ла пол хра­ма, прис­лу­жива­ла во вре­мя тра­пезы и раз­ли­вала ви­но, сор­ти­рова­ла по меш­кам одеж­ду мер­тве­цов, опус­то­шала их ко­шель­ки и счи­тала рос­сы­пи бес­по­лез­ных мо­нет. Каж­дое ут­ро она хо­дила по хра­му сле­дом за доб­рым че­лове­ком в по­ис­ках мер­тве­цов. — «Ти­хая как тень», — вспом­нив Си­рио, мог­ла бы ска­зать она. Она нес­ла све­тиль­ник с ши­роки­ми штор­ка­ми. В каж­дом аль­ко­ве она при­от­кры­вала щель в штор­ках, что­бы по­ис­кать те­ла.

Най­ти мер­тве­цов бы­ло лег­ко. Они при­ходи­ли в Чер­но-бе­лый дом, мо­лились час, день или год, по­том вы­пива­ли слад­кой тем­ной во­ды из бас­сей­на, и ло­жились на ка­мен­ной кро­вати воз­ле то­го или дру­гого бо­га. Они зак­ры­вали гла­за, за­сыпа­ли и ни­ког­да боль­ше не про­сыпа­лись.

— Дар Мно­голи­кого Бо­га мо­жет при­нимать ми­ри­ады форм, — по­яс­нил доб­рый че­ловек. — Но он всег­да неж­ный. — Ког­да они на­ходи­ли те­ло, он про­из­но­сил мо­лит­ву и убеж­дался, что жизнь ос­та­вила те­ло, а Арья зва­ла слуг, чь­ей за­дачей бы­ло от­нести те­ло вниз в хра­нили­ще. Там его раз­де­нут и омо­ют пос­лушни­ки. Одеж­да по­кой­но­го, его день­ги и цен­ности от­пра­вят­ся в кор­зи­ны для сор­ти­ров­ки. Его хлад­ное те­ло бу­дет нап­равле­но в ниж­ний храм, ку­да мо­гут вхо­дить толь­ко жре­цы. Что про­ис­хо­дит да­лее Арье не рас­ска­зыва­ли. Од­нажды за ужи­ном в нее зак­ра­лось ужас­ное по­доз­ре­ние, и она от­ло­жила нож и ус­та­вилась на ку­сок мя­са свет­ло­го от­тенка. Но доб­рый че­ловек, за­метив ужас на ее ли­це, ска­зал:

— Это все­го лишь сви­нина, ди­тя, обыч­ная сви­нина.

Пос­телью ей слу­жила ка­мен­ная скамья, на­пом­нившая ей Хар­ренхол и ее пос­тель, ког­да она дра­ила лес­тни­цы под прис­мотром Ви­за. И хо­тя мат­рац был на­бит тряпь­ем, а не со­ломой, от че­го был буг­ристее, чем ее преж­ний из Хар­ренхо­ла, за­то не та­кой ко­лючий. Она мог­ла взять сколь­ко угод­но оде­ял: теп­лых, шер­стя­ных, крас­ных, зе­леных и в клет­ку. И ее келья бы­ла в ее пол­ном рас­по­ряже­нии. Здесь она хра­нила свои сок­ро­вища: се­реб­ря­ную вил­ку, шер­стя­ную шап­ку, пер­чатку без паль­цев, по­дарен­ные мат­ро­сами с До­чери Ти­тана, ее собс­твен­ные кин­жал, са­пож­ки, по­яс, не­боль­шой за­пас де­нег, сме­на белья…

И Иг­ла.

Нес­мотря на то, что ее обя­зан­ности ос­тавля­ли ей ма­ло вре­мени для уп­ражне­ний, она тре­ниро­валась при лю­бой воз­можнос­ти, сра­жа­ясь с собс­твен­ной тенью при све­те го­лубой све­чи. Од­нажды ночью про­ходив­шая ми­мо де­воч­ка-бро­дяж­ка зас­ту­кала ее за уп­ражне­ни­ями с ме­чом. Дев­чонка ни сло­ва не ска­зала, но на сле­ду­ющий день доб­рый че­ловек на­вес­тил Арью в келье.

— Ты дол­жна из­ба­вить­ся от этих ве­щей. — Ска­зал он, ука­зав на ее сок­ро­вища.

Арью слов­но уда­рили. — Но, они мои.

— А кто ты?

— Ник­то.

Он взял в ру­ки се­реб­ря­ную вил­ку.

— Это при­над­ле­жит Арье из ро­да Стар­ков. Все эти ве­щи ее. По­это­му им здесь не мес­то. Для нее здесь нет мес­та. Ее имя слиш­ком зна­мени­то, а здесь нет мес­та зна­мени­тос­тям. Здесь жи­вут од­ни слу­ги.

— Я слу­жу. — От­ве­тила она, по­чувс­тво­вав укор. Ей очень нра­вилась эта вил­ка.

— Ты иг­ра­ешь в слу­гу, но в сер­дце ты доч­ка лор­да. Ты при­думы­ва­ешь се­бе име­на, но ты ме­ня­ешь их с лег­костью платья. Внут­ри ты по-преж­не­му Арья.

— Я не но­шу плать­ев. В ду­рац­ком платье не­воз­можно сра­жать­ся.

— А за­чем те­бе сра­жать­ся? Или ты бан­дитка, пря­чуща­яся по под­во­рот­ням, в по­ис­ках ко­му бы пе­рере­зать гор­ло? — Он вздох­нул. — Преж­де чем ты выпь­ешь из хо­лод­ной ча­ши, ты дол­жна от­речь­ся от все­го кем ты бы­ла во имя Не­го, Мно­голи­кого. От сво­его те­ла. Ду­ши. От се­бя. Ес­ли ты не мо­жешь зас­та­вить се­бя это сде­лать, ты дол­жна уй­ти.

— Но же­лез­ная мо­нет­ка…

— Это пла­та за вход. Но с это­го мо­мен­та ты дол­жна пла­тить по-дру­гому, и це­на вы­сока.

— Но у ме­ня нет зо­лота.

— То, что мы пред­ла­га­ем нель­зя ку­пить за зо­лото. Це­на — это ты. У лю­дей есть мно­го до­рог что­бы прой­ти эту до­лину стра­даний и слез. Наш путь са­мый труд­ный. Нем­но­гие спо­соб­ны им прой­ти. Он тре­бу­ет не­дюжин­ной си­лы от те­ла и ду­ха, и твер­до­го, а так­же храб­ро­го сер­дца.

«У ме­ня вмес­то сер­дца те­перь ды­ра», — по­дума­ла она. — «и мне не­куда ид­ти».

— Я силь­ная. Силь­ная как ты. И храб­рая.

— Ты ве­ришь, что здесь единс­твен­ное мес­то для те­бя. — Как буд­то он су­мел про­честь ее мыс­ли. — Ты оши­ба­ешь­ся. Ты мог­ла бы най­ти теп­лое мес­то у ка­кого-ни­будь куп­ца. Или ты пред­почла бы стать кур­ти­зан­кой, и о тво­ей кра­соте сла­гали бы пес­ни? Толь­ко ска­жи, и я от­прав­лю те­бя в Чер­ную Жем­чу­жину или в Дочь За­ката. Ты бу­дешь по­чивать на ле­пес­тках роз, но­сить шел­ко­вые, ше­лес­тя­щие платья, и лор­ды бу­дут умо­лять те­бя по­дарить им твою девс­твен­ную кровь. Или ты меч­та­ешь вый­ти за­муж и за­вес­ти де­тей? Ска­жи мне сло­во, и мы по­дыщем те­бе му­жа. Ка­кого-ни­будь ми­лого пар­ня, или по­жило­го бо­гача, мор­ско­го вол­ка — ко­го по­жела­ешь.

Ни­чего из это­го она не хо­тела. Не от­ве­тив, она по­кача­ла го­ловой.

— Ты меч­та­ешь о Вес­те­росе, ди­тя? Свет­лая Ле­ди Лю­ко Прес­тай­на от­плы­ва­ет зав­тра ут­ром в Ча­ячий го­род, по­том в Су­мереч­ный дол, Ко­ролев­скую га­вань и Ти­рош. Хо­чешь, мы до­гово­рим­ся о мес­те для те­бя?

— Я толь­ко что при­была из Вес­те­роса. — Иног­да ей ка­залось, что с мо­мен­та ее бегс­тва из Ко­ролев­ской га­вани прош­ло ты­сячу лет, а иног­да, что все бы­ло слов­но вче­ра, но она зна­ла, что для нее нет пу­ти на­зад.

— Я уй­ду, ес­ли я вам не нуж­на, но не хо­чу от­прав­лять­ся имен­но ту­да.

— Мои же­лания ни­чего не зна­чат. — От­ве­тил доб­рый че­ловек. — Быть мо­жет Мно­голи­кий при­вел те­бя сю­да что­бы ты мог­ла стать его инс­тру­мен­том, но я ви­жу пе­ред со­бой все­го лишь ди­тя… и да­же ху­же, ма­лень­кую де­воч­ку. За ве­ка Мно­голи­кому слу­жили мно­гие, но толь­ко нес­коль­ко из Его слуг бы­ли жен­щи­нами. Приз­ва­ние жен­щин при­носить в мир но­вую жизнь. Мы же приз­ва­ны да­рить смерть. Ник­то не мо­жет де­лать обе ве­щи од­новре­мен­но.

«Он хо­чет ме­ня за­пугать». — Ре­шила Арья. — «Так же, как он про­делал с чер­вя­ком».

— Мне все рав­но.

— А дол­жно быть ина­че. Ос­та­вай­ся, и Мно­голи­кий Бог за­берет твои уши, нос и язык. Он за­берет твои пе­чаль­ные зе­леные гла­за, так мно­го по­видав­шие на сво­ем ве­ку. Он за­берет твои ла­дони и ступ­ни, ру­ки и но­ги, и все ос­таль­ное. Он от­ни­мет все твои меч­ты и на­деж­ды, лю­бовь и не­нависть. Те, кто при­ходит к не­му на служ­бу, от­верга­ют все, чем они бы­ли преж­де. Спо­соб­на ли ты на по­доб­ное? — Он взял ее за под­бо­родок и заг­ля­нул в гла­за, так глу­боко, что она вздрог­ну­ла. — Нет. — От­ве­тил он сам се­бе. — Ду­маю, не спо­соб­на.

Арья от­бро­сила его ру­ку.

— Я смо­гу, ес­ли за­хочу.

— Это го­ворит Арья из ро­да Стар­ков, по­еда­тель­ни­ца чер­вей.

— Я мо­гу от­речь­ся от все­го, от че­го за­хочу!

Он ука­зал на ее сок­ро­вища.

— Тог­да те­бе сле­ду­ет на­чать с это­го.

Той же ночью пос­ле ужи­на Арья вер­ну­лась к се­бе, сня­ла одеж­ду, пов­то­рила име­на, но сон не хо­тел к ней при­ходить. Она по­воро­чалась на мат­ра­се, впив­шись зу­бами в гу­бу. Она очень яс­но ощу­щала пус­то­ту в том мес­те, где дол­жно на­ходить­ся сер­дце.

В аб­со­лют­ной тем­но­те она вновь вста­ла, на­дела одеж­ду, при­везен­ную из Вес­те­роса, и на­цепи­ла по­яс. Иг­ла лег­ла на од­но бед­ро, кин­жал — на дру­гое. На­дев шап­ку на го­лову, она зат­кну­ла пер­чатки за по­яс, взя­ла в ру­ку вил­ку и ти­хонь­ко прок­ра­лась по сту­пеням вверх. — «Здесь нет мес­та для Арьи Старк». — Ду­мала она про се­бя. Дом Арьи — Вин­терфелл, вот толь­ко Вин­терфел­ла боль­ше нет. — «Ког­да идет снег и ду­ют хо­лод­ные вет­ра, волк-оди­ноч­ка уми­ра­ет, вы­жива­ет толь­ко стая». — У нее боль­ше нет стаи. Они уби­ли их всех. Сир Илин, сир Мер­рин и ко­роле­ва, а ког­да она со­бира­лась соб­рать свою но­вую стаю, она раз­бе­жалась: Пи­рожок, Джен­дри, Й­орен, Лом­ми Зе­леные ру­ки и да­же Хар­вин, ко­торый ког­да-то был че­лове­ком ее от­ца. Она при­от­кры­ла дверь и выс­коль­зну­ла в ночь.

Впер­вые она ока­залась сна­ружи с тех пор, как приш­ла в храм. Не­бо бы­ло за­тяну­то ту­чами, и всю зем­лю, слов­но по­тер­тое се­рое оде­яло, пок­ры­вал ту­ман. Спра­ва от се­бя она ус­лы­шала плеск во­ды в ка­нале. «Тай­ный го­род Бра­аво­са» — по­дума­ла она. Имя бы­ло очень под­хо­дящим. Она прок­ра­лась вниз по лес­тни­це к скры­той прис­та­ни. Вок­руг ее ног вих­ря­ми взви­вались за­вит­ки ту­мана. Он был нас­толь­ко плот­ным, что она не ви­дела во­ду, но хо­рошо слы­шала ее плеск о ка­мен­ный при­чал. Вда­леке сквозь ма­рево прос­ту­пало пят­но све­та. Она ре­шила, что это был ноч­ной огонь на хра­ме крас­ных жре­цов.

У кром­ки во­ды она ос­та­нови­лась с се­реб­ря­ной вил­кой в ру­ке. Се­реб­ро бы­ло нас­то­ящим, тя­желым и проч­ным. — «Это не моя вил­ка. Ее по­дари­ли Со­леной». — Она раз­жа­ла ру­ку, и ус­лы­шала мяг­кий всплеск, ког­да она скры­лась под во­дой.

За ней пос­ле­дова­ла шап­ка, по­том пер­чатки. Все это то­же при­над­ле­жало Со­леной. Она выт­ряхну­ла мо­нет­ки из ко­шель­ка на ла­донь: пять се­реб­ря­ных оле­ней, де­вять мед­ных звезд, нес­коль­ко пен­ни, по­лушек и гро­шей. Она рас­сы­пала их ве­ером по во­де. Сле­дом по­лете­ли са­пож­ки. Они из­да­ли шум­ный всплеск. По­том кин­жал, при­над­ле­жав­ший луч­ни­ку, умо­ляв­ше­му Пса о по­щаде. По­яс то­же пос­ле­довал за ним в ка­нал. Ее плащ, ту­ника, шта­ны, ис­поднее — все. Кро­ме Иг­лы.

Она сто­яла на краю при­чала дро­жащая, блед­ная, пок­ры­тая му­раш­ка­ми от ту­мана, с Иг­лой в ру­ке. Ка­залось, что она ей что-то шеп­чет: «Ко­ли их ос­трым кон­цом», — го­вори­ла она. — «И не рас­ска­зывай Сан­се!». На лез­вии бы­ло от­четли­во вид­но клей­мо Мик­ке­на. — «Это же прос­то меч». — Ес­ли ей по­надо­бит­ся меч, вни­зу под хра­мом их мож­но раз­до­быть це­лую сот­ню. Иг­ла же бы­ла слиш­ком ма­ла что­бы счи­тать­ся ме­чом, она боль­ше на­поми­нала иг­рушку. Ког­да Джон сде­лал ее, Арья бы­ла прос­то ма­лень­кой глу­пой де­воч­кой.

— Это прос­то меч, — пов­то­рила она, на сей раз вслух…

… но это бы­ло не сов­сем так.

Иг­ла бы­ла частью Роб­ба, Бра­на, Ри­кона, ее ма­тери и от­ца. Да­же Сан­сы. Иг­ла бы­ла частью се­рых стен Вин­терфел­ла. В ней зву­чал смех его оби­тате­лей. Она пе­рели­валась от­блес­ком лет­не­го сне­га, крас­ной лис­твой и ли­ками бо­горо­щи. В ней зву­чали сказ­ки ста­рой Нэн, гре­мел став­ня­ми ее ком­на­ты се­вер­ный ве­тер, и пах­ло зем­ля­ным ду­хом стек­лянной оран­же­реи. Иг­ла бы­ла частью улыб­ки Джо­на Сноу. — «Он лю­бил взъ­еро­шить мне во­лосы и на­зывать ма­лень­кой сес­трич­кой». — Вспом­ни­ла она, и вне­зап­но из глаз хлы­нули сле­зы.

Пол­ли­вер ук­рал меч, ког­да их схва­тили лю­ди Го­ры, но ког­да они с Псом вош­ли внутрь пос­то­яло­го дво­ра, она бы­ла там. — «Бо­ги вер­ну­ли ее мне». Не Се­меро, не ОН-Мно­голи­кий, а от­цов­ские бо­ги, древ­ние бо­ги се­верян. — «Пусть Мно­голи­кому дос­та­нет­ся все ос­таль­ное», — ре­шила она. — «Но это он не по­лучит».

Сжи­мая в ру­ке Иг­лу, как бы­ла го­лой, она взоб­ра­лась по сту­пеням. На пол­пу­ти она ощу­тила как ка­мен­ная сту­пень за­кача­лась под но­гой. Арья нак­ло­нилась и ощу­пала ее по краю. Спер­ва она не хо­тела вы­нимать­ся, но Арья под­на­тужи­лась, выс­кре­бая осы­па­ющу­юся клад­ку ног­тя­ми. На­конец ка­мень под­дался. Она кряк­ну­ла и, взяв­шись обе­ими ру­ками, по­тащи­ла. Пе­ред ней от­кры­лась рас­ще­лина.

— Здесь ты бу­дешь в бе­зопас­ности. — Ска­зала она, об­ра­тив­шись к Иг­ле. — Здесь ник­то те­бя не най­дет, кро­ме ме­ня.

Она за­тол­кну­ла меч под сту­пень, за­тем вста­вила ка­мень на мес­то и убе­дилась, что он выг­ля­дит не­от­ли­чимо от ос­таль­ных. Под­ни­ма­ясь об­ратно в храм, она по­пут­но сос­чи­тала сту­пени, что­бы точ­но знать, где по­том ис­кать меч. Ког­да-ни­будь он мо­жет при­годить­ся. — «Ког­да-ни­будь», — про­шеп­та­ла она про се­бя.

Она не рас­ска­зыва­ла доб­ро­му че­лове­ку о том, что сде­лала, но он все рав­но уз­нал. Сле­ду­ющим ве­чером пос­ле ужи­на он при­шел к ней в келью.

— Ди­тя, — ска­зал он. — При­сядь. Я хо­чу рас­ска­зать те­бе сказ­ку.

— Ка­кую? — По­доз­ри­тель­но пе­рес­про­сила она.

— Сказ­ку о том, как все на­чалось. Ес­ли ты со­бира­ешь­ся стать од­ной из нас, то те­бе луч­ше знать, кто мы и от­ку­да взя­лись. Лю­ди мо­гут на­зывать нас Без­ли­кими из Бра­аво­са, но мы ку­да древ­нее, чем Тай­ный го­род. Мы су­щес­тво­вали за­дол­го до то­го, как под­нялся Ти­тан, до ра­зоб­ла­чения Уте­ро и са­мого Ос­но­вания. Мы рас­цве­ли в Бра­аво­се сре­ди его се­вер­ных ту­манов, но кор­ни на­ши бе­рут свое на­чало в Ва­лирии, сре­ди нес­час­тных ра­бов, стра­дав­ших в глу­боких шах­тах под го­рами Че­тыр­надца­ти ог­ней, ос­ве­щав­ши­ми ноч­ное не­бо древ­не­го царс­тва. Боль­шей частью шах­ты тем­ны и хо­лод­ны, их вы­руба­ют в мер­твом кам­не, но Че­тыр­надцать ог­ней бы­ли мо­лоды­ми, жи­выми го­рами, про­низан­ны­ми ве­нами ла­вы и оча­гами вул­ка­нов. По­это­му в шах­тах древ­ней Ва­лирии всег­да бы­ло жар­ко, и чем глуб­же они спус­ка­лись, тем ста­нови­лись го­рячее. Ра­бам при­ходи­лось тру­дить­ся как в нас­то­ящей пе­чи. Ок­ру­жав­шие их кам­ни бы­ли рас­ка­лены. Воз­дух был на­пол­нен ис­па­рени­ями се­ры, и с каж­дым вздо­хом об­жи­гал лег­кие. По­дош­вы их ног, нес­мотря на тол­стые сан­да­лии, всег­да бы­ли обож­же­ны и пок­ры­ты вол­ды­рями. Иног­да в по­ис­ках зо­лота они про­бива­ли сте­ну, но вмес­то зо­лота на­тыка­лись на пар, ки­пящую во­ду или ла­ву. Мно­гие шах­ты бы­ли так низ­ки, что ра­бы не мог­ли встать в пол­ный рост, и им при­ходи­лось пол­зать на чет­ве­рень­ках или на жи­воте. Вдо­бавок в крас­ной тем­но­те во­дились чер­ви.

— Зем­ля­ные? — Уди­вилась она.

— Ог­ненные. Не­кото­рые ут­вер­жда­ют, что они срод­ни дра­конам, по­тому что они то­же уме­ли вы­дыхать огонь. Но вмес­то то­го что­бы ле­тать в не­бесах, они то­чили ка­мень и зем­лю. Ес­ли ве­рить древ­ним сказ­кам, чер­ви в Че­тыр­надца­ти ог­нях по­яви­лись да­же рань­ше дра­конов. Их ли­чин­ки не боль­ше ла­дони ху­дого че­лове­ка, но они вы­рас­та­ют до чу­довищ­ных раз­ме­ров и очень не лю­бят лю­дей.

— Они уби­вали ра­бов?

— Сжи­гали. И их обо­жен­ные те­ла час­то на­ходи­ли в шах­те ря­дом с про­лома­ми и ды­рами в по­роде. И, тем не ме­нее, шах­ты уг­лубля­лись все даль­ше. Чис­ло ра­бов сок­ра­щалось, но их хо­зя­ев это не вол­но­вало. Крас­ное, жел­тое зо­лото и се­реб­ро бы­ло цен­нее жиз­ни ка­ких-то ра­бов. А в древ­нем царс­тве ра­бы всег­да сто­или де­шево. Во вре­мя вой­ны ва­лири­ан­цы при­гоня­ли их ты­сяча­ми. В мир­ное вре­мя они пло­дились са­ми, хо­тя вниз в крас­ную ть­му от­прав­ля­ли толь­ко са­мых не­покор­ных.

— А они не мог­ли под­нять вос­ста­ние и сра­жать­ся?

— Не­кото­рые так и пос­ту­пали. — Сог­ла­сил­ся он. — Вос­ста­ния бы­ли час­тым яв­ле­ни­ем в шах­тах, но боль­шинс­тво их кон­чи­лось ни­чем. По­вели­тели дра­конов древ­не­го царс­тва бы­ли ис­ку­шены в ма­гии, и очень нем­но­гие мог­ли с ни­ми по­тягать­ся. Пер­вый Без­ли­кий был од­ним из та­ких лю­дей.

— А кем он был? — Вы­пали­ла Арья преж­де, чем су­мела ос­та­новить­ся.

— Ни­кем. — От­ве­тил он. — Кто-то пред­по­лага­ет, что он сам был ра­бом. Дру­гие нас­та­ива­ют, что он был сы­ном сво­бод­но­го, дво­ряни­ном. А кто-то да­же го­ворит, что он был рас­ка­яв­шимся в сво­их пос­тупках над­смотрщи­ком. Но ис­ти­ну не зна­ет ник­то. Кем бы он ни ока­зал­ся, он хо­дил сре­ди ра­бов и слы­шал их мо­лит­вы. В шах­тах тру­дились лю­ди со­тен раз­ных на­ци­ональ­нос­тей, и каж­дый мо­лил­ся сво­им бо­жес­твам на собс­твен­ном язы­ке, но все их моль­бы бы­ли об од­ном. Они про­сили об из­бавле­нии, о прек­ра­щении стра­даний. Прос­тая и скром­ная прось­ба. Но бо­ги их не слы­шали, и их стра­дания про­дол­жа­лись. «Не­уже­ли их бо­ги глу­хи?» — удив­лялся он… по­ка од­нажды ночью в крас­ной ть­ме на не­го не сни­зош­ло оза­рение.

— У всех бо­гов есть инс­тру­мен­ты — муж­чи­ны и жен­щи­ны, что­бы слу­жить и по­могать вы­пол­нять их ра­боту на зем­ле. Но ра­бы ка­жет­ся мо­лят не сот­ням раз­ных бо­гов, а од­но­му, толь­ко с сот­ней раз­ных лиц… и имен­но он яв­ля­ет­ся ору­ди­ем это­го бо­га. В эту са­мую ночь он ра­зыс­кал са­мого из­не­мог­ше­го ра­ба, силь­нее дру­гих умо­ляв­ше­го об из­бавле­нии, и из­ба­вил его от тяж­ко­го бре­мени. Так был вру­чен пер­вый дар.

Арья от­шатну­лась.

— Он убил ра­ба? — По ней ис­то­рия за­кон­чи­лась неп­ра­виль­но. — Ему сле­дова­ло убить хо­зя­ев!

— Им он то­же при­нес бы свой дар… но это дру­гая сказ­ка, ко­торой мож­но бу­дет по­делить­ся с ни­кем. — Он под­нял го­лову. — А кто ты, ди­тя?

— Ник­то.

— Ложь.

— Как ты уз­на­ешь? Это ма­гия?

— Че­лове­ку не обя­затель­но быть ма­гом, ес­ли у не­го есть гла­за, что­бы от­ли­чить прав­ду от лжи. Те­бе прос­то сле­ду­ет на­учить­ся чи­тать по ли­цам. Смот­ри на гла­за, рот. Вез­де есть мус­ку­лы. В угол­ках рта, и тут, где шея со­еди­ня­ет­ся с пле­чами. — Он лег­ко кос­нулся ее дву­мя паль­ца­ми. — Од­ни лгу­ны мор­га­ют. Дру­гие та­ращат­ся. Кто-то смот­рит в сто­рону. Кто-то об­ли­зыва­ет гу­бы. Мно­гие как раз пе­ред тем, как про­из­нести ложь прик­ры­ва­ют рот, слов­но пы­та­ют­ся скрыть свой об­ман. Дру­гие приз­на­ки мо­гут быть не столь оче­вид­ны, но они всег­да при­сутс­тву­ют. Фаль­ши­вая улыб­ка мо­жет быть по­хожа на нас­то­ящую, но они от­ли­ча­ют­ся, как рас­свет от за­ката. Ты же мо­жешь от­ли­чить рас­свет от за­ката?

Арья кив­ну­ла, хо­тя не бы­ла уве­рена, что смо­жет.

— Тог­да ты мо­жешь на­учить­ся от­ли­чать ложь… и ког­да ты смо­жешь, от те­бя не скро­ет­ся ни один сек­рет.

— На­учи. — Она бу­дет ни­кем, ес­ли та­кова це­на. Ник­то не стра­да­ет от пус­то­ты в ду­ше.

— Она на­учит те­бя. — От­ве­тил доб­рый че­ловек, ука­зав на по­явив­шу­юся за дверью бро­дяж­ку. — Но нач­ни­те с бра­авос­ко­го язы­ка. Ка­кой в те­бе толк, ес­ли ты не мо­жешь ни ска­зать, ни по­нять? А ты бу­дешь учить ее сво­ему язы­ку. Так вы обе на­учи­тесь друг у дру­га. Сог­ласна?

— Да. — От­ве­тила она, и с этой се­кун­ды ста­ла пос­лушни­цей Чер­но-бе­лого до­ма. Ее платье слу­ги заб­ра­ли, а вмес­то это­го вы­дали дру­гое чер­ное-бе­лое и мяг­кое слов­но ста­рое крас­ное оде­яло, ко­торое ког­да-то бы­ло у нее в Вин­терфел­ле. Под ним она но­сила ниж­нее белье из хо­рошей бе­лос­нежной ль­ня­ной тка­ни и чер­ную ниж­нюю ру­баш­ку, до­ходив­шую до ко­лен.

Сле­ду­ющие дни они с бро­дяж­кой про­вели, ука­зывая на пред­ме­ты, и пы­та­ясь обу­чить друг дру­га сло­вам род­но­го язы­ка. Спер­ва шли прос­тые сло­ва: чаш­ка, све­ча, обувь. За­тем пос­ложнее, по­том пред­ло­жения. Как-то Си­рио Фо­рел учил Арью сто­ять на од­ной но­ге, по­ка не ус­та­нешь. По­том он от­пра­вил ее ло­вить ко­шек. Она тан­це­вала та­нец во­дяных пля­сунов на вет­вях де­ревь­ев с де­ревян­ным ме­чом в ру­ке. Ей бы­ло труд­но, но сей­час бы­ло ку­да труд­нее.

«Да­же вы­шива­ние бы­ло ку­да ве­селее, чем изу­чение язы­ка». — Жа­лова­лась она про се­бя на сле­ду­ющее ут­ро пос­ле то­го, как по­забы­ла по­лови­ну слов, ко­торые ду­мала, что за­пом­ни­ла, а вто­рую по­лови­ну про­из­несла нас­толь­ко пло­хо, что бро­дяж­ка не вы­дер­жа­ла и рас­хо­хота­лась. — «Мои фра­зы по­луча­ют­ся та­кие же ко­рявые, ка­кими вы­ходи­ли стеж­ки». Ес­ли бы дев­чонка не бы­ла столь ма­лень­кой и кос­тля­вой, Арья бы вре­зала по ее ду­рац­кой фи­зи­оно­мии. Вмес­то это­го она за­куси­ла гу­бу. — «Я слиш­ком глу­па, что­бы все вы­учить, и что­бы пов­то­рить».

Бро­дяж­ке об­щий язык да­вал­ся нес­равнен­но лег­че. Од­нажды за ужи­ном она по­вер­ну­лась к Арье и спро­сила:

— Кто ты?

— Ник­то, — от­ве­тила она на бра­авос­ском.

— Ты лжешь. — От­ве­тила бро­дяж­ка. — Те­бе нуж­но учить­ся лгать хо­рошее.

Арья рас­сме­ялась.

— Хо­рошее? Ты дол­жна го­ворить «луч­ше», ту­пица.

— Луч­ше ту­пица. Я по­кажу.

Сле­ду­ющим ут­ром они на­чали иг­рать в ложь, спра­шивая друг дру­га по оче­реди. Иног­да сле­дова­ло го­ворить прав­ду, иног­да ложь. Спро­сив­ший дол­жен был по­пытать­ся ска­зать где что. Бро­дяж­ка всег­да зна­ла точ­но. Арье при­ходи­лось га­дать. Боль­шей частью с от­ри­цатель­ным ре­зуль­та­том.

— Сколь­ко те­бе лет? — спро­сила ее бро­дяж­ка на об­щем язы­ке.

— Де­сять, — от­ве­тила Арья, и по­каза­ла де­сять паль­цев. Она счи­тала, что ей по-преж­не­му де­сять, хо­тя не бы­ла в этом уве­рена. Бра­авос­цы от­счи­тыва­ли дни ина­че, чем в Вес­те­росе. Все, что ей бы­ло из­вес­тно, ее име­нины бы­ли и прош­ли.

Бро­дяж­ка кив­ну­ла. Арья то­же, и спро­сила на сво­ем бра­авос­ском:

— А сколь­ко лет те­бе?

Бро­дяж­ка по­каза­ла де­сять паль­цев. По­том сно­ва де­сять, и еще раз. По­том шесть. Ее ли­цо ос­та­валось глад­ким, как спо­кой­ная во­да. Арья раз­ду­мыва­ла: — «Ей не мо­жет быть трид­цать и шесть. Она ма­лень­кая де­воч­ка».

— Ты врешь, — ска­зала она. Бро­дяж­ка по­кача­ла го­ловой и по­каза­ла ей еще раз: де­сять, де­сять, де­сять и шесть. По­том она про­из­несла как зву­чит на ее язы­ке «шесть» и «трид­цать», и зас­та­вила Арью их пов­то­рить.

На сле­ду­ющий день она пе­рес­ка­зала доб­ро­му че­лове­ку то, что за­яви­ла бро­дяж­ка.

— Она не сол­га­ла, — хи­хик­нув, от­ве­тил жрец. — Та, ко­го ты на­зыва­ешь бро­дяж­кой — взрос­лая жен­щи­на, ко­торая про­вела всю свою жизнь в слу­жении Мно­голи­кому. Она от­да­ла Ему все, чем она бы­ла, все, кем она мог­ла стать, от­да­ла всю жизнь, что бы­ла внут­ри нее.

Арья при­куси­ла гу­бу.

— Я то­же ста­ну та­кой как она?

— Нет. — От­ве­тил он. — Ес­ли толь­ко са­ма не за­хочешь. Та­кой как ты ее ви­дишь, ее сде­лали яды.

«Яды». — Тог­да она по­няла. Каж­дый ве­чер пос­ле мо­лит­вы бро­дяж­ка опус­то­шала ка­мен­ный пу­зырек в во­ду чер­но­го бас­сей­на.

Бро­дяж­ка и доб­рый че­ловек бы­ли не единс­твен­ны­ми слу­гами Мно­голи­кого. Вре­мя от вре­мени Чер­но-бе­лый дом на­веща­ли и дру­гие. Тол­стый па­рень с жес­то­кими чер­ны­ми гла­зами, крюч­ко­ватым но­сом, и ши­роким ртом, пол­ным жел­тых зу­бов. Мрач­ный гос­по­дин, на чь­ем ли­це ни­ког­да не по­яв­ля­лась улыб­ка. У не­го бы­ли блед­ные гла­за, пол­ные и тем­ные гу­бы. Дру­гой был сим­па­тич­ным муж­чи­ной. Каж­дый раз, ког­да она ви­дела его, у не­го был но­вый цвет бо­роды и раз­ные но­сы, но он всег­да ос­та­вал­ся сим­па­тич­ным. Пос­ледние двое при­ходи­ли ча­ще всех, но бы­ли и дру­гие: ко­сог­ла­зый, лор­де­ныш и кос­тля­вый. Один раз тол­стяк и ко­сог­ла­зый приш­ли вмес­те. Ум­ма пос­ла­ла Арью на­лить им вы­пить.

— Ког­да ты не под­ли­ва­ешь, ты дол­жна сто­ять не ше­велясь, слов­но ты вы­сече­на из кам­ня, — объ­яс­нил ей доб­рый че­ловек. — Су­ме­ешь?

— Да.

«Преж­де чем дви­гать­ся, не­об­хо­димо на­учить­ся сто­ять не ше­лох­нувшись». — Дав­ным-дав­но в Ко­ролев­ской га­вани так ее учил Си­рио Фо­рел, и она на­учи­лась. Она прис­лу­жива­ла чаш­ни­цей Рус­се Бол­то­ну в Хар­ренхо­ле, а он бы живь­ем сод­рал ко­жу, ес­ли проль­ешь хоть кап­лю его ви­на.

— Хо­рошо. — Ска­зал доб­рый че­ловек. — Луч­ше, ес­ли ты бу­дешь так­же сле­па и глу­ха как ка­мень. Ты мо­жешь что-то ус­лы­шать, но пусть они вле­та­ют в од­но ухо, а вы­лета­ют че­рез дру­гое. Не вслу­шивай­ся.

Арья мно­го че­го ус­лы­шала в ту ночь, но боль­шей частью ус­лы­шан­ное бы­ло на бра­авос­ском, и она с тру­дом по­нима­ла од­но сло­во из де­сяти. «Не­под­вижная, как ка­мень», — пов­то­ряла она про се­бя. Са­мым слож­ным бы­ло сдер­жать­ся и не зев­нуть. За­дол­го до то­го как за­кон­чи­лась ночь, ее мыс­ли бы­ли уже да­леко. По­ка она сто­яла с бу­тылью в ру­ках, ей при­виде­лось, что она волк, сво­бод­но бе­гущий по ос­ве­щен­но­му лу­ной ле­су, с ог­ромной ста­ей за спи­ной.