Миф о сыноубийстве

В основе клеветы, основными источниками лжесвидетельств о личной жизни стороне жизни Ивана ІV в исторической литературе служат сочинения Курбского и немцев-«опричников». Однако в последнее время появилась литература, которая игнорирует не только эти своеобразные исторические документы, но и общепринятые нормы морали. Так, например, некто В. Бондаренко на сайте Информационно-справочного портала «Library.ru», осуществляющего свою деятельность при поддержке Российской государственной библиотеки для молодёжи, выложил статью «Грозный царь Иван Васильевич. Штрихи к портрету Ивана IV» [168]. В сознание подрастающего поколение России внедряются «факты», описывающие русского царя как серийного убийцу, сифилитика, гомосексуалиста и педофила.

Самым распространённым мифом о личной жизни Ивана Васильевича является миф об убийстве им своего сына. До недавнего времени этот факт казался бесспорным и он нашёл своё отражение даже в школьных учебниках, как свидетельство бессмысленной жестокости русского царя. Однако в дошедших до нас исторических документах нет и намёка на сыноубийство. Изучению этой проблемы большое внимание уделили митрополит Иоанн (Снычёв), историки и публицисты В. Г. Манягин, Т.В. Грачёва, Н. Ф. Шахмогонов и др.

Создание И. Е. Репиным полотна «Иван Грозный и его сын Иван 16 ноября 1581 года» привело к закреплению мифа в массовом сознании. Впервые своё возмущение этим мифом выразил выдающийся русский мыслитель К. П. Победоносцев. По поводу репинской картины, он написал императору Александру III: «Нельзя назвать картину исторической, так как этот момент... чисто фантастический»[169].

Большинство исследователей в качестве автора мифа о сыноубийстве указывают на иезуита, легата римского папы Антоний Поссевино. Иногда, в качестве вторичного источника, указывают на Рейнгольда Гейденштейна, приближённого (с 1583 г. королевского секретаря) Стефана Батория, рижского пастора Павла Одерборна и английского мошенника сэра Джерома Горсея. Других «свидетельств» этому событию нет. Все русские источники (Московский летописец, Пискаревский летописец, Морозовская и Новгородская четвёртая летописи) говорят о «преставлении» царевича Иван Ивановича».

Так кто же первым стал распространять версию о сыноубийстве Ивана Грозного? На первый взгляд наиболее выгодно выглядит фигура иезуита Поссевино. Система морали иезуитов давала ему широкую возможность, в зависимости от обстоятельств, произвольно толковать окружающую действительность, исторические факты. Иезуит имел право, для достижения целей католической церкви, проявлять любую изворотливость в аргументах при доказательстве сомнительных идей, широко трактую нравственные нормы. В конечном итоге слово «иезуит» в бытовом языке стало синонимом хитрого и подловатого человека.

Поссевино в России был два раза. Формальным поводом его визитов было посредничество в заключение мира в переговорах русского царя со Стефаном Баторием. Первый раз он находился в военной ставке Ивана Грозного с 18 августа по 14 сентября 1581 г., где с Иваном Грозным ему удалось встретиться два раза..

Свой второй, и последний визит, он совершил в Москву, где с 14 февраля по 15 марта 1582 г. удостоился десяти аудиенций у царя. Между этими визитами, в ноябре 1581 г. произошла смерть царевича Ивана. С польским королём у Поссевино было значительно больше контактов. Начались они в 1579 г., продолжились в июне и октябре 1581 г., а с 1582 г, до смерти Батория в 1586 г. Поссевино находится в основном в Польше, исполняя обязанности главного инспектора католических семинарий.

Удивительно, что Р. Скрынников не обратил внимания на эти факты биографии Поссевино. В этом случае источник передачи информации об «убийстве» царевича королевскому секретарю Р. Гейденштейна и пастору П. Одерборна, высчитывается легко.

В ходе первого визита Поссевино удалось договориться с Иваном Грозным об оставлении в России двух иезуитов для обучения русскому языку, в целях дальнейшего использования их в качестве толмачей – Стефана Дреноцкого и Мориено. Пред отъездом они получили строгую инструкцию: следить за московскими делами, не раздражать царя и русских, стараться встречаться с приближёнными московского князя, беседовать с ними о вере. Инструкция оказалась бесполезной, ибо иезуитов держали в полной изоляции, подчас не передавая им писем от самого Поссевино. Языковые навыки Стефана Дреноцкого, уроженца Загреба, хорвата по национальности, их шеф в I книге «Московия» оценивал следующим образом: «…тот священник, славянин по национальности, которого я послал в Москву, уже очень скоро стал многое понимать из московитского языка, хотя, напротив, московиты, с большим трудом, по-видимому, понимали по-славянски[170].

Во II книге «Московия» Поссевино, в качестве источника информации «гибели» царевича ссылается на Дреноцкого: «По достоверным сведениям, сын Иван был убит великим князем московским в крепости Александровская слобода. Те, кто разузнавал правду (а при нём в это время находился один из оставленных мною переводчиков), передают как наиболее достоверную причину смерти следующее: Все знатные и богатые женщины по здешнему обычаю должны быть одеты в три платья, плотные или легкие в зависимости от времени года. Если же надевают одно, о них идёт дурная слава. Третья жена сына Ивана как-то лежала на скамье, одетая в нижнее платье, так как была беременна и не думала, что к ней кто-нибудь войдёт. Неожиданно её посетил великий князь московский. Она тотчас поднялась ему навстречу, но его уже невозможно было успокоить. Князь ударил её по лицу, а затем так избил своим посохом, бывшим при нём, что на следующую ночь она выкинула мальчика. В это время к отцу вбежал сын Иван и стал просить не избивать его супруги, но этим только обратил на себя гнев и удары отца. Он был очень тяжело ранен в голову, почти в висок, этим же самым посохом… Ранив сына, отец тотчас предался глубокой скорби и немедленно вызвал из Москвы лекарей и Андрея Щелкалова с Никитой Романовичем, чтобы всё иметь под рукой. На пятый день сын умер и был перенесён в Москву при всеобщей скорби»[171].

Вторым человеком, поведавшим миру об «убийстве» Иваном Грозным своего сына был Р. Гейденштейн в «Записках о московской войне», увидевшей свет в 1584 или 1585 гг. Источником информации называет для Гейденштейна два «знатных Москвитян», захваченных «при внезапном нападении» во время осады Пскова: «От них было узнано о смерти старшего сына государя, Ивана»[172].

Осада Пскова польскими войсками продолжалась с 18 августа 1581 г. по 4 февраля 1582 года. В промежутках между этими двумя датами произошли следующие события. Во-первых, в начале октября под Псков, после первого визита в к Ивану Грозному, к Стефану Баторию прибыл А. Поссевино. Во-вторых, в начале ноября Баторий прекратил осадные работы и стал готовиться к зимовке. В-третьих, командование в ноябре было передано великому коронному гетману Яну Замойскому, а сам Баторий отбыл в Вильно, забрав с собой почти всех наёмников. Численность войска уменьшилась почти вдвое – до 26 тысяч человек. Таким образом, активная фаза по осаде города была остановлена. В-четвёртых, 19 ноября в Москве умирает царевич Иван.

Каким образом, двум анонимным «знатным Москвитянам» стали известны детали этой смерти Гейденштейн не сообщает.

Свои записи под Псковом вёл секретарь королевской канцелярии, ксёндз Станислав Пиотровский. Дневник человека, имевшего доступ к точной деловой информации, важное свидетельство для уточнения фактов изложенных Гейденштейном.

26 ноября Пиотровский оставил такую запись: «Русские по-прежнему производят неудачные для них же вылазки. Двое русских бояр захвачено в плен. На пытке показывают, что в городе всего вдоволь, хлеба очень много, а только не достает мяса; коней же выгоняют из города»[173]. Понятно, что этим, скорее всего не «боярам», а «детям боярским», события в Москве недельной давности ведомы не были. 7 декабря попали в плен, ещё девять псковитян. Пиотровский оставил запись: «Поймано несколько знатных русских, которых гетман отошлёт к королю». Относительно сведений, которые имели осаждённые извне, Пиотровский писал: «Русские надеются, что князь их выручит и имеют известие, что около Новгорода Никита Романович и царь Симеон набирают людей втихомолку; это очень правдоподобно…»[174]. Итак, Пиотровскому, королевского секретарю, о смерти царевича было неведомо.

Спустя три года, из-под пера нового королевского секретаря Гейденштейна в «Записках о московской войне» появляется запись, источником для которой стали сведения двух «знатных Москвитян»: «Когда отец его хвастался огромным количеством своих богатств и сокровищами, последний сказал, что предпочитает сокровищам царским доблесть, мужество, с которыми, хотя бы имел меньше того богатства, которое имеет царь в изобилии, он тем не менее мог бы опустошать мечом и огнем его владения и отнял бы большую часть царства. Другие передают, что царевич слишком настойчиво стал требовать от отца войска, чтобы сразиться с королевскими войсками. Так или иначе, но отец, разгневавшись на него, ударил его в голову жезлом и не много спустя, как рассказывают, тот или от удара, или от сильной душевной боли впал в падучую болезнь, потом в лихорадку, от которой и умер»[175].

Таким образом, сообщения Поссевино и Гейденштейна об «убийстве» более всего напоминают проделки мелких прохвостов, а не крупных политических фигур. Гейденштейн, стоит отметить, несколько «облагородил» царевича Ивана: дескать, в войне против поляков не прочь был поучаствовать.

Поссевино отсутствовал в Польше только на рубеже 1582-1583 гг. В Венгрии он закончил свой трактат «Московия», а после возвращения в Польшу, почти неотлучно находился при польском короле до его смерти в декабре 1586 года. Баторий, несмотря на перемирие, готовил возобновление войны с Россией. В свою очередь Поссевино вынашивал и осуществлял планы идеологического разложения русского населения. Вне всякого сомнения, версию событий, он и королевский секретарь друг с другом согласовали[176].

Далее, как говаривал гоголевский Чичиков: «...пошла пи­сать губер­ния!». Вначале Ивана Грозного «уколол» рижский пастор Павел Одерборн.

В памфлете «Жизнь Иоанна Васильевича, великого князя Московии», выпущенном в 1585 г., приводится пространный рассказ о событиях, связан­ных со смертью царевича Ивана.

После подавления мятежа, подданные Грозного, собравшись во Влади­мире, обратились к царю со словами: «Враг три года топчет нашу землю. Надо защищаться». В главнокомандующие люди просили дать им царевича Ивана. Но Иван Грозный вышел на площадь, сбросил с головы венец, скинул с плеч свой пурпур и заявил, что пусть парод изберёт другого государя. Позже эта картина попала в драму советского драматурга А. Н. Толстого и на сцену МХАТа. Народ упросил царя не отказываться от царства, т.к. все боялись мятежников-дворян. Грозный дал себе волю в разгроме мятежников. Расправившись с ними, Грозный обратился к сыну: «А ты, простофиля! Как ты осмелился на измену, на мятеж, на сопротивление!». Сын испугался. Опустил глаза, но хотел оправдаться. Отец приказал ему молчать и ударил его железным посохом в висок. Сын полумёртвый свалился на пол. Умирая на глазах у отца, сын говорил, что он не изменник и призвал отца к победе над чужеземным врагом, более счастливой, нежели та, какую он одержал над собственным сыном. Политический сарказм автора откровенно вложен в уста умирающему царевичу. Далее в памфлете описывались страдания и муки Ивана Грозного.

Но кто, же был источником «вдохновения» Одерборна? В памфлете описывалось, что для отмаливания греха, Грозный отправил 77 тыс. золотых монахам в Грецию. О пропуске туда своих послов он просил Батория. Письмо Грозного к Баторию, автор памфлета, якобы, слышал в чтении королевского секретаря: «Павел Одерборн, написавший эту книгу, слышал, как читал это письмо королевский секретарь»[177]. Таким образом, без согласования с Гейденштейном такая приписка была бы невозможна и, совершенно очевидно, что именно королевский секретарь стоял у истоков «творчества» Одерборна.

Идеологическая провокация Поссевино удалась. Если «Московия» и «Записки о московской войне», по сути, предназначались для узкого круга специалистов, то памфлет уже формировал общественное мнение.

Затем в 1607 г. в Париже появилась небольшая книга, в которой Жак (Яков) Маржерет описывал своё пребывание в России с 1590 г. по сентябрь 1606 года. «Ходит слух, – писал Маржерет, – что старшего он убил своей собственной рукой, что произошло иначе, так как хотя он и ударил его концом жезла с насаженным четырёхгранным стальным острием (этот жезл в форме посоха никто не смеет носить, кроме императора; этот жезл великие князья принимали некогда от крымских татар как знак вассальной присяги) и он был ранен ударом, но умер он не от этого, а некоторое время спустя, в путешествии на богомолье»[178]. Не остался в стороне Джером Горсей. На склоне лет, этот пройдоха в 1626 г. издал мемуары, где выделил три причины гнева царя: сострадание царевича к изгнанным из Москвы ливонским купцам; выдача некоему дворянину пяти или шести лошадей без ведома Ивана Грозного; царская ревность к возвеличиванию сына. По словам Горсея: «В порыве гнева он дал ему пощечину (метнул в него копьём), царевич болезненно воспринял это, заболел горячкой и умер через три дня»[179].

В дальнейшем, почти все историки, от Н. М. Карамзина в начале XIX в. и до Р. Г. Скрынникова на исходе XX в., все, как один, тасовали версии Поссевино, Гейденштейна и Горсея, сродни засаленной колоде карт. Более того, отдельные лица, самозвано причислившие себя к историкам, стали утверждать, что сын Иван Грозного умер от сифилиса, который ему достался от женщин имевших близость с его отцом.

Приблизиться к разрешению загадки смерти сына Ивана Грозного помогают данные судебно-медицинской экспертизы. В мае 1963 г. сотрудники Института судебной медицины СССР и в Лаборатории Института этнографии приступили к исследованиям останков Ивана Грозного, царевича Ивана, царя Фёдора (1584-1598) и князя М. Скопина-Шуйского. В ходе работы были проведены химические анализы, паталого-анатомические и антропологические исследования, рентгеноскопия скелетов. В ноябре 1965 г. работы по изучению останков были закончены. 12 марта 1964 г. сотрудники Института судебной медицины подготовили экспертную справку, в которой однозначно утверждалось, что никаких открытых черепно-мозговых травм, как и следов венерических заболеваний, накануне смерти у царевича Ивана не было. Смерть царевича наступила в результате отравления ядом. В 12 пункте экспертной справки гласил: «При исследовании волос, извлёчённых из саркофага Иоанна Иоанновича крови не обнаружено». Смыть следы крови, попавшей на волосы за несколько дней до смерти, практически невозможно.

Известный антрополог, доктор исторических наук М. М. Герасимов, член комиссии, категорически опроверг версию о наличии сифилиса, как у Ивана Грозного, так и у его сына. Вместе с тем, комиссия не пришла к однозначному выводу о подлинных причинах смерти Рюриковичей. Концентрация ртути и мышьяка, обнаруженная тогда в останках, не дала оснований говорить об отравлении. В 1990-1995 гг. были проведены дополнительные исследования. Изучению подверглись также останки матери Ивана Грозного – Елены Глинской, его дочери – Марии и первой жены – Анастасии.

Главный археолог Кремля Т. Панова и специалист в области рентгенофлюоресцентного метода исследования останков Е. Александровская заявили, что прежняя формулировка об обнаружении в останках лишь «предельно допустимой концентрации мышьяка» некорректна. У матери Ивана Грозного естественный фон по меди в 2 раза, цинка в 3 раза, свинца в 28 раз, селена в 9 раз[180]. Даже много повидавшие криминалисты были поражены такому количеству ядов обнаруженных в останках Елены Глинской. После чего их спектральный анализ был проведён повторно.

Лишь спустя четыре с лишним столетия удалось установить причину гибели царя и его окружения. А ведь Царь Иоанн писал о причинах смерти не только Царицы Анастасии, но и других своих жен в прошении на имя Освященного Собора с просьбой разрешить ему четвёртый брак: «… И отравами Царицу Анастасию изведоша». О Царице Марии Темрюковне: «…И такоже вражиим злокозньством отравлена бысть». О Марфе Васильевне: «… И тако ей отраву злую учиниша … толико быша с ним Царица Марфа две недели и преставися, понеже девства не разрешил третьего брака»[181].

Скептическое отношение целого ряда историков к версиям об отравлении Ивана Грозного может быть пересмотрено, ибо сторонники этой точки зрения имеют на руках данные судебно-медицинской экспертизы.

О широком применении ядов, способе устранения самого Ивана Грозного, так и его ближайших родственников, лучше всего демонстрирует нижеприведённая таблица[182].

Таблица 1.

Таким образом, факт убийства Иваном Грозным своего сына, до недавнего времени казавшийся бесспорным, как свидетельство существовавшей «жестокости» Русского самодержавия, должен быть отнесён к разряду череды идеологических провокаций устраиваемых западными «партнёрами» против русской истории.

К другим аспектам личной жизни Ивана IV относится миф о его «семи жёнах».

В Кремле, в женском Вознесенском монастыре, усыпальнице московских Великих княгинь и цариц, были захоронения четырёх жён Иоанна Грозного: Анастасии Романовой, Марии Темрюковны, Марфы Собакиной и Марии Нагой. Поэтому с уверенностью можно говорить только о четырёх его жёнах. Брак с Марией Нагой был разрешён Ивану IV решением Освящённого Собора Русской Православной церкви. За него царь понёс наложенную епитимию. Эта женитьба была разрешена, в связи с тоем, что третий брак был формальным, ибо, не вступив в фактический брак, Марфа Собакина умерла.

Анна Колтовская, Анна Васильчикова (о которой, по словам современных историков «почти ничего не известно»), Василиса Мелентьева (о которой вообще «ничего не известно») права быть похороненными в Вознесенском монастыре не удостоились. В отдельных «мемуарах» и «записках» иностранцев есть упоминания и о других «жёнах» Ивана Грозного: Наталья Булгакова, Авдотья Романовна, Анна Романовна, Марья Романовна, Марфа Романовна, Мамельфа Тимофеевна и Фетьма Тимофеевна. Но иначе как грубой клеветой на образ царя, появление этих имён в списке жён Ивана Грозного, назвать нельзя.

Женой в XVI веке могла быть женщина, которая прошла обряд венчания с мужчиной. Поэтому для обозначения всех женщин упоминаемых рядом с Иваном Грозным можно использовать другие термины, но не «жена».

Мифы об Иване Грозном, фальсифицированные данные его личной жизни, в один момент рассыпаются при соприкосновении со свежим воздухом исторических фактов.

Заключение

Возможно точку зрения о наличии «двух периодов» правления Ивана IV Васильевича Грозного придётся пересмотреть. При ближайшем рассмотрении, критически пересматривая общедоступные источники, русский царь выглядит цельной политической фигурой, выбравшей национально ориентированный политический курс. «Не было никаких «периодов», – утверждает митрополит Иоанн (Снычёв), как не было и " тирана на троне". Был первый русский царь – строивший, как и его многочисленные предки, Русь – Дом Пресвятой Богородицы и считавший себя в этом доме не хозяином, а первым слугой».

Иван Васильевич не занимался т.н. «прагматической» внешней политикой, старательно внедряемой нынешней властью, несущую в себе элементы предательства собственных соотечественников. Он проводил суверенную внешнюю и внутреннюю политику, ориентированную на защиту национальных интересов Отечества.

Это далеко не всё, что может быть вменено ему в заслуги. В своё завещание Грозный включил короткую, но ёмкую и многозначительную фразу: «А что есми учинил опришнину, и то на воле детей моих Ивана и Фёдора, как им прибыльнее, и чинят, а образец им учинен готов». В этой фразе можно разглядеть и главный итог его многотрудной деятельности: формирование самодержавия как устойчивого политического института, которое простояло, вопреки легкомысленному отношению ряда его восприемников к этому наследству, ещё несколько столетий. Нынешние адепты «европейских ценностей», купаясь в роскоши и сибаритствуя, вряд ли догадываются о необходимости воздаяния элементарной благодарности тем, кто стоял у истоков национального государства, кто создавал великую державу. Напротив, в ходу легковесные суждения об отсутствии в 1000-летней истории России «демократических традиций».

В тяжелейших условиях природно-климатических катаклизмов, сложного геополитического окружения и внутренней оппозиции, готовой к приглашению иностранных интервентов, Иван Грозный сумел найти достойный ответ на это комбинированное давление. Этот ответ был дан не только на военном театре, но и экономическом плане и, что особенно важно, в духовном смысле. Русское государство и русский человек обрёли смысл своего бытия, обрели свою национальную идею. Мучительные поиски современных граждан России, работающими над формированием национальной идеи, один из руководителей современной России однажды назвал «забавой».

Русский народный фольклор, в т.ч. и мордовский, оставили об Иване Васильевиче добрую память. Он был настоящим защитником простого народа, создателем единого могучего государства, где все, от мала до велика, несли одно тягло – служение Отечеству.