Глава пятая: ночь, улицы и страх.

«Бо станет пред Воином исчадие Диавола и изрекет:

Азм есмь погибель твоя и друзи твоя…

То не убоится сих слов Воин, идущий по своей Дороге,

ибо знает, что не один он в час битвы с силами Врага вечного.

Сила его в руках собственных и в вере Господней,

в сердцах его самого и тех Воинов, что идут рядом.

И да будет так, пока есть род человеческий,

и Воины, что хранят его от зла, и от нечистого, и от многих горестей»

Книга св. Мэдмакса (апокриф)

- Темновато для города-то. – Мусорщик зябко дернул плечами под защитными пластинами. – Жадный, видать здесь мэр.

- И не говори. – Идущий рядом светловолосый пулеметчик согласно кивнул головой в шлеме. – Масляные фонари в городке, откуда выходит половина всего угля Звезды. Я бы не экономил на его месте.

- Ты, Толстый, на его месте никогда и не будешь. – Его партнер улыбнулся за забралом. – А знаешь почему?

- Почему? – Голос пулеметчика привычно напрягся, ожидая очередного подкола.

- Потому что ты только и можешь, что жрать, палить из пулемета и мочить всяких подонков. А мэру еще и думать нужно.

- Я еще и женщин люблю, если ты забыл, и…

- А вот трахать все, что шевелится, это моя прерогатива, и не смей в нее лезть.

- Вам трепаться не надоело, а? – Голос Мерлина, раздавшийся в наушниках был, как обычно, мерзким и ленивым. – Мусорщик, хорош из себя крутого перца корчить.

- А я что? Я ничего, командир. – Чистильщик недовольно пожал плечами. – Скучно просто.

- Скучно тебе, бедняжка? – В голосе командира прорезались ехидные нотки. – Может, снимешь с себя всю защитную байду со стволами и голышом по улицам побегаешь? Двойная польза. И сам повеселишься, и нам поможешь тварей половить. Чего скажешь?

- Да иди ты в…

- А наряд вне очереди у Айболита, а?

- Эхе-хе… - Мусорщик вздохнул. – Нет у нас в группе свободы слова, нету. Тиран ты, Мерлин, деспот и самодур, и никто иначе.

- Балабол. – Коротко хрипнул голос Мерлина и пропал.

Группа, рассредоточившись на двойки, медленно двигалась по нескольким кварталам Старого города, образованного десятью пересекающимися улицами. Называли их по номерам, согласно непонятно каким образом определенного порядка.

Мерлин и Варяг шли по Второй. Параллельно им, по Четвертой, двигались Мусорщик и Толстый. Кот с Ферзем, Чунга-Чанга и Волк шли по Первой и Третьей. Пока ничего необычного или странного никому не встретилось. Пару раз навстречу попадались местные патрульные, которые старались держаться неподалеку. Это убедительно доказывало всем членам группы, что работы им тут явно хватит.

Город, кстати, выглядел весьма неплохо. Особенно если сравнивать с теми, в которых обычно приходилось работать отряду. Достаток жителей чувствовался во всем: в хоть и ветшающих, но старательно отремонтированных стенах домов, в попытках залатать стареющий асфальт, чего чаще всего не встречалось в большей части населенных пунктов, где чистильщики выполняли работу. Тот самый салун, в котором местные чуть не прищучили Файри и Хани с пацаном-стражником, был даже в чем-то роскошным… в сравнении с большинством встреченных отряду кабаков.

Что и говорить, Мерлину очень хотелось посидеть в нем, или каком-то еще, похожем месте. Попить чего-то алкогольного в компании друзей, снять девушку в местном районе удовольствий, выспаться, в конце концов, в нормальной кровати со свежим бельем и домашней пуховой подушкой. А вместо этого приходилось, впрочем, как и всегда, отмерять километры на своих двоих, внимательно присматриваясь и прислушиваясь к каждому звуку и шороху, к каждой странной тени в подворотне. От всего такого несоответствия ожиданий и реальности Мерлину очень сильно хотелось встретить, в конце концов, какого-то ни было страхолюда и нашпиговать его свинцом.

Мусорщик перестал подкалывать своего вечно невозмутимого и все терпящего друга, отчего настроение командира немного улучшилось. Иногда его шутки начинали доставать, и Мерлин только поражался невероятной терпимости, демонстрируемой флегматичным Толстяком. Да, все помнили, что спас его именно Мусорщик, весивший в два с половиной раза меньше и умудрившийся тащить на себе пулеметчика. Ине только в тот раз. Но ведь все эти шутки были и до того случая, и Мерлин не понимал, что же заставляло Толстого относиться к своему товарищу именно с такой терпеливостью. Хотя в любом другом схожем случае, обидчик светловолосого громилы обычно оказывался минимум избитым, а максимум – переломанным во многих местах.

- Спокойно здесь, как по мне. – Голос Варяга, раздавшийся в динамиках, отвлек его от мыслей о товарищах. – Вроде бы видно, что местные боятся, но все равно спокойно.

- Хороший городишко, ничего не скажешь. – Мерлин согласился с другом.

– Я бы здесь задержался. Да даже и подумал бы о том, чтобы осесть потом.

- Потом? – Мерлин улыбнулся. – Да ты мечтатель, дружбан. Ты же знаешь, что…

- Да знаю, знаю. – Его товарищ и заместитель грустно вздохнул. – Помечтать же можно?

- А то, мечтай, конечно. Только не здесь, наверное, да?

- Злодей.

Это точно. Мерлин согласился с Варягом. Он и сам знал, что был еще тем подлецом. Даже и сейчас, ведь не смог иначе сказать, расстроив друга. А что ему остается делать? Только что вести себя так постоянно, напоминая всем, и самому себе в первую очередь, что слово «потом» для них призрачно. Они те, кто они есть, и то, что будет в каком-то там будущем, далеком, или не очень, Мерлину казалось очень и очень призрачным.

Впереди показался очередной перекресток, где чистильщики проходили, наверное, раз третий, если не четвертый. На нем уже стояли Кот и Ферзь, скорее всего, уставшие идти по своему участку слишком медленно. А может это они с Варягом просто плелись? Хотя…

Кот сидел на корточках, внимательно стараясь рассмотреть что-то при свете портативного фонаря. А дылда Ферзь стоял рядом с весьма недвусмысленно поднятым на изготовку автоматом, старательно оглядывая ту часть перекрестка, которую не могли прикрыть приближающиеся чистильщики.

- Что такое, брат? – Мерлин аккуратно спустил предохранитель собственного оружия. – Чего ковыряешься?

- Детектор запищал, командир. – Тот поднял лицо, скрытое опущенным забралом шлема. – Только что тут прошло что-то, оставившее след. Вот только не могу понять что.

- А на какие маркеры выставлен детектор? – Мерлин нахмурился.

- На материю с возможным содержанием некроклеток. Специально попросил настроить Фроста, перед тем как уехать.

- Ну, ты шаришь. – Варяг уважительно покосился на товарища. – С чего вдруг взял-то?

- Да хрен знает, как дернуло что-то. – Тот чуть пожал плечами.

Командир группы внимательно покрутил головой по сторонам. Темные улицы городка, судя по всему, начали оправдывать все-то, что про них успели рассказать местные. Это и к лучшему, так как слишком долго ждать встречи с соперником, Мерлин не любил.

- Мусорщик, Толстый, Волк, Чунга – прием…

- Слышу. – Как всегда насмешливый голос их шутника.

- Прием, командир. – Такой же тяжелый и надежный, как сам пулеметчик, его бас.

- Внимательно. – Опасный и острый, как лезвие финки, Волк всегда лаконичен.

- Нашли? – Даже сейчас великан жизнерадостен, что очень хорошо было слышно.

Четыре голоса напарников, ставших ему такими близкими, раздались в той самой последовательности, в которой командир произнес их позывные. И, как обычно, Мерлину сразу стало намного спокойнее, потому, что каждый из них сейчас жив.

- Кот нашел следы от присутствия тварей. Внимательнее, парни, внимательнее. Двигаемся по тем же маршрутам, связь держим постоянно. Один держит фронт, второй – тыл. Все ясно?

- А то. – Мусорщик стал серьезнее, как всегда в моменты опасности.

- Не вопрос, командир. – Толстяк чуть зазвенел расправляемой лентой.

- Абсолютно симметрично. – Скорее всего, что Волк сейчас пробормочет молитву воина.

- Понял. – Голос Чанги чуть напряжен. Не от страха, а из-за извлекаемого огнемета.

- Молодцы. – Мерлин удобнее перевесил на груди тяжелый автомат, включая гордость их оружейника, всепогодный совместимый со шлемом прицел, работающий в нескольких режимах. – Пошли, парни, поработаем.

Масляные фонари едва-едва разгоняли темноту на улицах города, по которым сейчас двигалось четыре «двойки» вооруженных и готовых убивать людей. Где-то там же, где двигались они, шлялись несколько патрулей местной стражи, оглушенные страхом перед тем, что ждало их во мраке. Скорее всего, что именно так и было, но только не для бойцов Мерлина.

Варяг тихо, стараясь не попасть ногами в колдобины и ямы, шел впереди. Матовый ствол его автомата постоянно двигался по полукругу сектора наблюдения. Мерлин прикрывал, чуть повернувшись спиной к нему, осторожно пятясь и пытаясь не толкнуть напарника. Пока хитрые приборы, вновь созданные Инженером, Фростом и Ганом и их коллегами на основе почти потерянных технологий, никакого движения не фиксировали. Странным это не было.

Если противниками чистильщиков являются не измененные временем потомки биологически созданных солдат времен Полночной войны, не мутировавшие из-за проникновения энергии Прорыва люди, либо животные, то остается очень мало вариантов.

И первым рассматривалось столкновение с некроидными активными псевдоживыми формами. Если, конечно, не врал детектор Кота, единственный из всех восьми, настроенный не на предполагаемые первоначально два варианта. А раз так, то нужно быть еще более осторожными, ведь некроидов тепловизор, встроенный в шлем и прицел, может и не засечь, пока те не подберутся как можно ближе. Мерлин уже успел разозлиться на самого себя за то, что не взял несколько собак Волхва. Тот, конечно, не очень то и настаивал, но стоило переговорить с Кэпом. Лохматые, те, которые были в отряде, ненавидели некроидов, в отличие от своих обычных собратьев и легко их находили, впоследствии идя в схватку. Ошибка непростительная, и если сегодняшняя ночь закончится хорошо, то завтра в город обязательно пойдут несколько псов, дал себе слово Мерлин. И наплевать на то, что Волхв начнет, как обычно, ныть и пытаться отговорить Капитана. Жизни и здоровье его ребят куда как ценнее, чем жизни пусть и хороших, но все-таки животных.

- У нас пока чисто. – Хрипловатый голос Ферзя чуть развеял мрачные мысли.

- Также. – Волк отозвался практически сразу.

- Такая же хрень. – Проворчал Мусорщик.

- Хорошо, работаем дальше. – Мерлин смог позволить себе, пусть и ненадолго, облегченно вздохнуть.

Темные окна домов, мимо которых они прошли совсем недавно, отразили в слабом свете фонарей несколько сгорбленных странных фигур.

Мусорщик недовольно зашипел, когда изображение в его шлеме начало мерцать. Вероятнее всего дело в контактах, вновь начавших отходить. Ган давно обещал помочь с ремонтом, но никак не мог найти необходимых запчастей. А такое с шлемом случалось уже не первый раз, к сожалению. Он мог, естественно, обойтись и без режима тепловизора и датчика движения. В конце концов, Мусорщик был профессионалом, и не мог полагаться только на технику и ее капризы. Но сейчас, после того, как стало более-менее ясно, что за враг бродит в ночи, это его все-таки расстроило. С мертвяками, если это они, чистильщик предпочитал встретиться именно с нормально работающим прицелом и прочими прибамбасами.

Толстяк, шедший впереди, покосился на него, вопросительно мотнув головой. Мусорщик также беззвучно показал, что все нормально, хотя сам был в этом неуверен. Да и как можно быть уверенным до конца при всем том, чем они тут занимаются?

Хотя такой работой он и занимался без малого полтора десятка лет, но всякий раз, выходя на новое задание, с тревогой ожидал первого столкновения. Оно требовалось ему как воздух, чтобы понять - с кем приходится столкнуться на этот раз, отбросить в сторону сомнения и невольный страх, и продолжать просто жать на спусковой крючок оружия. Или добивать очередную тварь с помощью недлинного прямого клинка, закрепленного на поясе. Или выжигать какое-то гнездо очередной новой, или старой, но изменившейся нечисти при помощи горючей смеси. Или…

Лишь бы быстрее добраться до того момента, когда не нужно будет ожидать появления, а нужно лишь бороться за собственную жизнь и жизнь пухлого блондина, давно ставшего ему братом.

Где-то на перекрестке, от которого они двигались дальше, неслышно скользили практически невидимые серые тени.

Рыжий чистильщик Кот озадаченно крутил головой по сторонам, пытаясь уловить тот неуловимый след, заставивший его остановиться и включить детектор. Что тогда привлекло внимание, что он уловил каким-то внутренним зрением?

Вот и сейчас ему очень хотелось заметить, схватиться и пройти по еле ощущаемому в довольно холодном воздухе то ли запаху, то ли остатку движения.

Пальцы крепко, до хруста, сжимали рукоять оружия. Вторая ладонь крепко держала цевье, стараясь вести ствол автомата плавно, чтобы хитрый прицел, закрепленный сверху, мог уловить что-то. То, что искомые «объекты» рядом, он нисколько не сомневался. Кот четко ощущал их присутствие всем телом, которое сейчас старательно распределяло излишки адреналина, так некстати выделенного организмом. Но, опять же, чистильщик по собственному опыту знал, что зачастую такое очень полезно. Помогает обострить все чувства, довести все ощущения до такого состояния, которого никогда не достигнет никакая охранная система, пусть и созданная на основе еще довоенных разработок.

И еще он знал, что некоторые свойства организмов чистильщиков, врожденные и приобретенные за то время, что они вместе шерстили пустоши рухнувшего мира, помогут ему еще больше. Полагался на них, абсолютно справедливо считая, что они, эти особенности, помогут в самый необходимый момент.

Кот был солдатом, сражавшимся за то, что хотел бы видеть вместо имеющегося в наличии мира. И в этом, абсолютно неравном поединке с хаосом и его порождениями, старался сделать все, что требовалось от него. Какая разница, что все то, что делают чистильщики, есть не что иное, как капля в море? Отряд старается двигаться к определенной цели, и негласный девиз отряда - «Мы хотя бы ползем среди тех, кто сдался и лежит».

На какой-то момент ему показалось, что где-то далеко впереди мелькнуло несколько размытых во мраке, еле прорезанном желтоватым светом горящего масла, теней.

Волк мягко крался вдоль стен низких, от силы в два этажа, домов. Сзади него, и чуть напротив, сливался с темнотой постоянный напарник-великан. Чистильщик скуповато улыбнулся, видя, как тот старается. Конечно, что с такими габаритами весьма сложно быть бесшумным. И особенно, если таскаешь на себе столько оружия и боеприпасов. Зато по огневой мощи с ними могла сравняться лишь «двойка» Мусорщика и Толстого.

Сейчас в руках у Чанги темнел толстый обрубок ствола огнемета. Именно Волк настоял на том, чтобы тот его захватил, вместо своего обычного трехствольного крупнокалиберного монстра. Возможно, что с точки зрения темнокожего это и не самое верное решение, но спорить Чунга не стал. Так как уже много раз убеждался, что его постоянный напарник зачастую бывает прав, когда странным внутренним чувством предугадывает именно то, что надо захватить с собой, выходя на задание. Вот и в этот раз, нисколько не прекословя, взял и повесил на спину увесистый ранец со смесью, захватив из личного оружия только короткого, но достаточно мощного «питбуля».

Чистильщик с косой на затылке внимательно осмотрел крыши нескольких из домов. В конце-то концов, что мешает местным не-живым, или кто они там такие, попытаться нападать с них? Да и дома, которые несколько раз, согласно полученной информации, вырезались до последнего человека, не оказались ли захвачены вот так, сверху? Через трубу дымохода, к примеру. Ведь такое уже было, Волк это прекрасно помнил.

Как назывался тот полуразрушенный большой город, находящийся на излучине великой реки? Сейчас он не мог этого вспомнить, да и какая разница, как тот назывался. Главное, что карлики из местных невысоких гор, проникали в пятиэтажные общежития именно через крыши. Пользуясь собственной ловкостью и небольшими размерами, залезали по ночам, неслышно проходили по комнатам и коридорам. Резали всех без разбора, тащили все, мало-мальски ценное. И уносили с собой маленьких девочек…

Пальцы с хрустом сжались на ребристой поверхности подствольного гранатомета его штурмовой винтовки, когда Волк вспомнил зачистку пещер. Никогда до этого ему не приходилось убивать женщин, но в тот раз…

Девочки, девушки и молодые женщины, превращенные несколькими потомками ученых, создавших с помощью евгенистических опытов тех самых карликов, в живые инкубаторы. Полночная война, в топку которой бросили тысячи человеческих жизней, породила то закрытое поселение в горах, про которое никто не знал. И чьи жители не хотели ничего, кроме того способа существования, которым жили. Исковерканные медицинскими опытами осколки специального военного эксперимента, кровожадные и вырождающиеся, погибли вместе с бедными девочками, которых не смогли бы спасти все усилия медиков отряда. Только милосердная пуля в голову, и последующее огненное погребение. Тогда они выжгли все гнезда, уничтожив даже то, что никак не могло подсказать способа создания этих злобных недомерков. Но из памяти это выжечь невозможно…

То ли ему показалось, то ли на повороте все же скользнуло что-то, отдаленно напоминающее человека?

- Парни, что видим?

- Да хрен пойми, Мерлин.

- Странно как-то.

- То ли мерещится, то ли…

- Короче у всех что-то странное, так?

- Именно, командир.

- Я бы сказал что весьма.

- Аналогично.

- Скоро ребята, скоро. Все наготове, работаем…

Две патрульных группы городской стражи, должных работать вместе с приезжими, встретились около десяти минут назад. Всем им уже порядком поднадоело нарезать круги по кварталам Старого города. Не будь на улицах этих странных парней, экипированных так, что начинала глодать черная зависть, патрульные давно бы успели посидеть в одном из кабаков, рисковавших работать даже по ночам. Вместо этого приходилось таскаться взад-вперед, обливаясь холодным потом и постоянно озираясь по сторонам.

Наконец старшему одной из групп, Реду, это опостылело по самое не хочу. Зная, где можно подождать остальных на своем участке маршрута, он направился туда. И вот сейчас шесть человек стояли под козырьком одного из домов в небольшом переулке, потягивая сигареты и передавая по кругу флягу с «борщевкой», припасенную одним из солдат.

- Ох, и странные же эти типки, да, старшой?

- И не говори. Мне вообще не по себе, когда они мимо топают.

- У вас кто ходит? У нас какой-то здоровущий черный хрен с огнеметом и узкоглазый вроде как. Это в одной группе. Вторые тоже не але. Толстая такая хрень с пулеметом и дерганный тип с ним.

- У нас вроде как их старшой. И еще двое каких-то: один длинный как жердь, а напарник его – с-т-р-а-а-а-н-н-ы-ы-ы-й. Ходит и принюхивается..

- Во-во. И нам с ними, спрашивается, зачем шляться?

- Точно, им за это бабки платить будут, а нам за просто так шею подставлять?

- Мож, здесь и простоим, а, мужики?

- Вложат Грифу…

- Да ладно?

- Ну, а чо не вложат-то?

- Ну, да, мы ж им не сватья, не братья…

- Вот и я про тоже.

- Эхе-хе, придется щас назад идти.

- Не говори. Как говорицца – от заката и до упора.

- Вот оно мне зачем? Я своей бабе говорю – поехали к Камню…

- И че ты там делать будешь?

- Да на завод какой-нибудь пойду работать.

- Ой, не смеши, а? Зарекалась, грю, свинья говно не жрать…

- Че?

- Через плечо, грю. Куда ты от легких денег пойдешь, а? На завод?

- Да ну тебя, Еж.

- Бздну, а не да ну. Так что, господин капрал, извольте идти прогуляться, грю.

- Во во, никуда нам теперь и не деться.

- Не, ну можно попробовать, канешн…

- И дом бросить, какой-никакой, грю?

……………………………………………………………..че это?!!

- Где?

- Да вон там, вон…. ААААААААААААААААА!!!

- Братцы, не выдавайте, куда вы?!!

- Давай авт…БЛЯДЬ….г-х-х-а-а…

Стрельба практически и не началась. Захлебнулся единственный пистолет-пулемет, который успел поднять зазевавшийся патрульный.

Приземистые и гибкие серые фигуры моментально оказались рядом, мелькая среди испуганных и орущих людей. В слабом свете замелькали длинные худые лапы, когти разрывали плоть, ткань, кожу нагрудников. Асфальт и штукатурка одного из домов украсились темными брызгами, медленно начавшими катиться вниз. Крик, захлебывающийся бульканьем разорванных в клочья трахеи и артерий, несколько мгновений фонтанирующих черной во тьме кровью, бьющей как раз на желтую штукатурку, взмыл вверх.

Серые фигуры успокоились, медленно двинулись к людям, что уже лежали на старом и разбитом асфальте. Осторожно, переступая через валяющиеся тела длинными худыми и сильными ногами, изломанными в суставах. Одна фигура наклонилась над первым из побежавших, но оказался сбитым тварью, зашедшей в тыл.

Патрульный не сдавался, несмотря на то, что острые когти пропороли ему бок и в лохмотья разодрали шею. Из разорванных сосудов толчками выходила кровь, он хрипел, пытался дотянуться до оружия, когда увидел темную наклонившуюся фигуру. Всхлипнул, жалея. Что не умер. Но основные артерии ему не зацепили и Ред все еще жил... На свою беду.

Темные и большие провалы глаз, попали в свет фонарей, и ему стало видно, что они темные, белесые и мутные. Зрачки высокие, вытянутые в щелку, от верхнего до нижнего края глаза. Нос провалился внутрь черепа, широкие ноздри со свистом затянули в себя воздух. Пахнущей его, умирающего патрульного Реда, кровью. Ребра под темной кожей выпирали, натянув бледную пористую кожу на груди, длинные, до колен руки, задели асфальт, когда тварь нагибается ниже, чиркнули черными изогнутыми когтями.

Патрульный застыл, глядя на тварь. Ред тонул в боли и тьме, не понимая, почему он обращает на это внимание, вместо того, чтобы попытаться достать оружие, но мутные глаза затягивали, затягивали, даже в темноте. В голове слышался еле слышный голос, успокоительно что-то бормочущий. Что именно? Что? Ред так и не разобрал… и не смог двинуться, чувствуя, как от страха в районе паха становится горячо и мокро. Ну почему, почему он еще не умер? ПОЧЕМУУУ?!!

Лицо, или морда? Какая теперь разница? Губы слабеющего, но все никак неумирающего патрульного шевельнулись, когда из-за черных узких губ, из-за двух рядов высоких зубов показался длинный язык, коснувшийся его разбитого и окровавленного лица. Он хотел бы сейчас провалиться в беспамятство, но нет, у него не получилось.

Тварь наклонилась еще ниже, зашипела, широко разевая пасть, воняющую свернувшейся кровью, тухлым мясом и еще чем-то, гнилым и смердящим. И Ред заплакал, почувствовал как катятся слезы, как тогда, в далеком детстве, когда старший брат рассказывал страшилки про подземных рудокопов.

Вот он рудокоп, сидит напротив. Облизывается перед тем, как его, Реда, снямкать. Фу, п-р-о-т-и-и-и-в-н-а-я бука, фу! Иди, иди отсюда, я папку позову… фу, бука гадкая, ф…

Гром? Мама, я боюсь грома…

Крупнокалиберная пуля со стальным сердечником вошла в голову твари, склонившейся над патрульным, орущим какую-то хрень, и разнесла ее в клочья. Мерлин сел на колено и начал стрелять по остальным «серым», появившихся совсем не там, где их ждали. Рядом спокойно и невозмутимо отсекал свои постоянные «двадцать два» Варяг, стараясь не дать подкрасться к ним тем трем, что стояли в переулке. Разведчики основной стаи?

Именно стаи. А как еще назвать с десяток низко пригнувшихся фигур, которые они увидели, прибежав на выстрелы? Фигур, так похожих по силуэтам на людей, устроивших засаду на расслабившихся патрульных? Судя по всему, противник в этот раз им достался и хитрый, и опасный. И быстрее бы подтянулись оставшиеся двойки. Мерлин нажал на кнопку маяка, посылая сигнал для ожидавших у броневиков ребят группы поддержки. Он знал, что сейчас к ним, ревя двигателем, тронется машина Капитана, на броне которой наверняка сидит он сам, вместе с близнецами, Инженером и Фростом. И, скорее всего, там же, вцепившись в поручень у башни, лязгает на ухабах зубами Айболит.

- Идем, Мерлин, идем. – Это Мусорщик с Толстяком, которые уже бегут что есть сил с самого дальнего из перекрестков.

- Мы уже близко. – Как всегда спокойный голос Волка, который наверняка окажется здесь первым. И действительно хорошо, что Чунга взял с собой огнемет.

- У нас тоже гости. Трое, правда. Сейчас разберемся и придем. – Это Кот. И это плохо. Они ведь так и не знают, сколько таких тварей сейчас оказалось на узких улочках Старого города. А местные… ох и молодцы! Ни одно окно из всех в округе, укрепленное решетками и тяжелыми ставнями, даже и не скрипнуло, выпуская наружу ствол хотя бы ружья. Зато - какие герои днем в том самом кабаке, а?!!

Над ухом грохочет автомат Варяга, сейчас уже матерящегося в сторону размазанных серых силуэтов, что никак не хотят убегать, двигающихся в их сторону. Мерлин видел, как поднялся один из тех, кого он нашпиговал свинцом в корпус. Прикинул про себя запас живучести и понял, что это, пожалуй, действительно мертвяки. А ведь сначала он грешил на собственный тепловизор не выводящий никаких контуров. Ладно, что хоть есть ночник, которому, правда, сейчас мешает даже слабый свет масляных местных фонарей.

Мерлин перезарядил автомат и прикрыл Варяга, проделывавшего то же самое. Твари приближались, сбиваемые с ног пулями, но все равно, упорно приближались. И их было даже не десять, как ему показалось сначала. Штук двадцать, возникших из темноты того переулка, в котором он пристрелил первую. Но ребята оказались быстрее.

Первыми добрались Волк и Чунга, как он и предполагал. Улица озарилась жарким рыжим пламенем, которое щедро раздаривал в сторону серых теней темнокожий великан с ранцем на спине. Волк, присев за большую чугунную урну, экономично отстреливал тех, что пытались выбежать из огня.

Часть нападающих кинулась в ту сторону, откуда бежали Мусорщик и Толстяк. Двум или трем удалось проскользнуть в незаметный проход чуть раньше, чем заработала машинка Толстяка, отшвырнувшая назад тех, что не успели. В квартале стоял жуткий грохот автоматического оружия, через который Мерлин не сразу услышал высокий вой приближающейся бронемашины. Командир чистильщиков устало и довольно ухмыльнулся, понимая, что первый бой в этом городе им, надо полагать, удался. А потом, объяснив Варягу, что ему нужно к Коту, бросился влево по уходящей вглубь этого райончика извилистой улочке.

- Хороший результат, Кэп. – Инженер задумчиво потер свой породистый нос. – Мерлин отработал прекрасно. Хотя… Возможно, что это как обычно - его бешеное везение.

- Все возможно. – Кэп пожал плечами, наблюдая за тем, как Волк и Толстый помогаю Фросту паковать длинные тела в плотные черные пакеты. – Самое главное у нас есть. Именно то, что хотела скрыть администрация. Сергеич, будь добр, как только появятся первые результаты – сообщи мне. Хоть разбуди, если спать буду.

- Ну, Кэп, я не маленький, в конце концов. – Инженер придирчиво осмотрел то, как Мусорщик собирает в такой же, как и Фроста мешок остатки того, что было головой твари до меткого попадания Мерлина. – Конечно же, сразу тебе всем сообщу. Подозреваешь, что здесь все очень сложно?

- Именно. – Капитан прикурил сигару. Айболит, бинтующий и обрабатывающий небольшую рану у Ферзя, сделал вид, что ничего не заметил. – Ну ты сам посмотри… видишь странное?

- Вижу. Нехарактерно это для тех, что идут при Прорыве. Не то здесь что-то. Ох, как бы что они там в своих шахтах не откопали, вот чего я боюсь.

- Да и я тоже. – Капитан вздохнул. – Боюсь, что все это только вершина большущего айсберга. А вот то, что у него внизу – наиболее страшно. Понимаешь?

- А то…

Рассвет:

- Смотрите внимательно, мальчиши, смотрите…

Человек, одетый в темный полевой камуфлированный костюм, оглянулся на группу подростков, сидевших на коленях и повернувших коротко, почти наголо остриженные макушки в указанную сторону.

- Это чудо, то, что сейчас увидит каждый из вас. Ежедневное и повторяющееся, неизменное и прекрасное. Оно кажется таким же незыблимым и непоколебимым, как те горы, в которых мы тренировались в прошлом году. И это верно…

Подростки сидят свободно и раскованно, внимательно слушая слова, которые мужчина произносит тихо, но так, чтобы подростки услышали. Становится светлее, и сейчас уже можно увидеть, что их двенадцать. Двенадцать мальчишек, приблизительно одного возраста, сидящих на коленях на холодной земле, покрытой редкой травой, одетых в одинаковые свободные курточки с капюшонами и широкие штаны. Глаза каждого устремлены в ту сторону, в которой сейчас медленно начинает появляться пока еще узкая светлая полоска.

- Рассвет, чудо господне… - Мужчина медленно идет вдоль ровной линейки подростков, сидящих на коленях. – Сколько раз каждый из вас мог видеть его раньше? По каждому из них, тех моментов, когда всходит солнце, можно мерять жизнь человека. У кого-то их будет очень много, у кого-то очень мало. Самое главное…

Он останавливается, чуть щурится, глядя на то, как полоска на горизонте становится чуть более светлой и широкой:

- У каждого существа рассветов ровно столько, сколько суждено быть в его судьбе. Древние пряхи ткут нити той длины, которую считают нужной. И никто не может знать, будет ли его нить длинной, ровной и прочной. Может быть, она неожиданно запутается, и ее придется рвать, либо пытаться освободить? Или вдруг, по прихоти одной из тех, чьи пальцы крутят ее, ножницы судьбы сделают свой неожиданный взмах…и все. Так было, есть и будет. Вы понимаете, мальчиши?

Подростки практически одновременно открывают рты, чтобы одним слитным звуком-выдохом сказать:

- Да, Мастер.

Он поворачивается к ним. Солнце, пробивающееся на востоке через низкие темные тучи, плотной массой закрывающие небо, уже может выхватить из рассветной полумглы его упрямый профиль с высоким лбом, волосами, зачесанными назад и собранными в хвост, ровным прямым носом и короткой бородой с усами. От широкого кожаного ремня, туго обхватившего крепкое и не располневшее, не смотря на видимый возраст, сильное тело вниз, по направлению каждого бедра, идут темные ленты. Утренний свет с интересом выхватывает все больше и больше из этого человека, и вдруг натыкается на то, что эти ленты-ремни, оказывается, держат две кобуры. Небольшие, куцые, примостившиеся как раз посереди каждого его бедра, и баюкающие в себе пистолеты. В одной – матово отблескивающий автоматический, с вьющейся по коробке ствола белой атакующей змеей. Во второй – револьвер. С деревянной, затертой ручкой и узором по заушинам барабана и длинному стволу.

Рассвету становится еще интереснее, и он чуть напуган. Но не потому, что мужчина вооружен, нет. За последние несколько десятков лет это уже очень привычно. Подростки, да-да, именно они…

Каждый из двенадцати, застывших в одинаковых позах, вооружен. И пусть у их поясов всего по одному пистолету, и они еще не такие грозные и серьезные, а также намного проще и дешевле, чем у мужчины, которого зовут Мастером. Но кроме этого, справа у каждого, так, чтобы мгновенно схватить, лежат пока укутанные рассветными сумерками короткие и широкие клинки, с надежными гардами, закрывающими руку, спящие в ножнах.

Рассвету очень любопытно узнать про них больше, и он хотел бы задержаться. Но ему нужно бежать дальше, будить всех и каждого на своем пути. И, с явным сожалением, подгоняемый уже начавшим розоветь небом, он нехотя устремляется вперед, стараясь уловить еще хотя бы немного из того, что мужчина говорит подросткам.

- А в качестве ножниц для резки нитей Пряхи могут использовать все что угодно. И кого угодно. Стадо пастыря нашего убедилось в этом не так давно, но так, что спорить с этим, нет у нас с вами - ни желания, ни возможности. Почему, Мерлин?

- Потому что наш мир умирает, Мастер. – Один из подростков, худой, высокий, с большим носом ответил, не шевельнувшись ни на сантиметр. – Потому что чаща терпения переполнилась, и хлынул через ее край гнев. И мир сошел с ума.

- Именно, именно так. – Мужчина задумчиво посмотрел на восток, где горизонт уже на одну треть стал красноватым. – Вы же помните то, что говорили вам? Про то, что встал брат на брата, отец против сына, жена против мужа. Когда помутился рассудок наш, сжигаемый изнутри гордыней и любовью только к себе, и человечество решило, что может все, что только взбредет в воспаленный мозг. Три поколения назад, когда меня не было на свете, точно такой же рассвет стал последним из длинной череды тех, когда можно просыпаться в своем доме и не думать о том, как дожить до вечера…

*****

Год 20.. от Р.Х. Северо-западные губернии Российской Империи, телеканал РДТВ, прямой репортаж из зоны погашения Границы Прорыва:

Камера крупным планом выхватывает сидящего на бруствере на скорую руку вырытого окопа крепкого парня. Шлем, с поляризованным забралом из бронепластика, напичканный изнутри различной хитрой электроникой, аккуратно лежит на расстеленной ткани плащ-палатки. На бойце индивидуальный защитный комплект с верхним слоем «хамелеон», сейчас неактивного, отчего камера может снимать его, не опасаясь того момента, когда фигура бойца размажется в одно сливающееся с общим фоном пятно.

Объектив, вероятнее всего, встроен в такой же защитный шлем, тем самым оставляя свободным руки репортера, вынужденного находится где-то здесь, на линии фронта. Камера наезжает на лицо, обычное лицо парня, родом откуда-то с Брянска, может быть. Или с Харькова, Лиепаи, Гомеля, Новосибирска, с вновь отстроенных городов Туркестана или с Волги. Зуммер пси-совмещения начинает моргать, показывая, что до полной связи с ИД-матрицей осталось всего ничего, и…

Как обычно, все вновь, одновременно и привычно и незнакомо: несколько сияющих кругов перехода, погружение под ритмичные щелчки, соединение с матрицей, полный контакт…

Дым, едкий дым, сизого цвета. Он такой всегда. Если разом сгорело много-много пороха, он именно такой. Режет, как зазубренный нож, слизистую глаз и ноздрей. И еще тогда пахнет гарью и кровью. Он такой тяжелый, этот страшный и сладкий аромат. Ambre la guerre, да и пусть я не прав в этом определении. Ведь при желании вы сможете меня понять.

Черные клубы стлались повсюду, смешиваясь с утренним туманом, густым-густым, похожим на дым, выпускаемый пиротехники на концертные сцены. Как плохо, когда он такой. Мешает смотреть, мешает увидеть момент Прорыва. А каждый раз, когда его не замечали, все заканчивалось также как и сейчас. Вон, покрутите вместе со мной головами, посмотрите, посмотрите вокруг. Увидьте не просто переломанные тела в камуфлированной защите. Поймите каждого из тех, кто уже никогда не встанет с бруствера или крошки от кирпича.

Сколько раз вам доводилось видеть на экране ИД-визора кадры с мест Прорыва? Помните, нет? Конечно, тяжело запомнить, проще не запоминать. Да и что можно увидеть и понять за несколько смазанных минут экранного времени… да ничего. Мечущиеся движения камеры выхватывают только то, что должно быть видно.

То горделиво подбоченившихся штабных крыс, которые немедленно оказываются там, где нужно после того, как все закончится. То наваленные тесной кучей тела Тех, кто из-за Черты. Голос диктора, понижаясь и дрожа от торжественности момента, зачитывает какие-то невнятные цифры и перечисляет исковерканные номера боевых групп, закрывавших Прорыв. А потом начинают мелькать высокие кабинеты с теми, кто озабоченно хмурят лбы своих умных и ответственно-государственных лиц. Они что-то докладывают тем, кому должны доложить, говорят правильное, скорбное и нужное, льют ложь не то что ведрами, а цистернами… На улицах, в кабаках и подъездах пьяные голоса звучат, сливаясь с тем, что несется с экрана: встанем, не пустим, грудью, уничтожим и не забудем…

А на деле? А на деле нет никого, кроме тех, кто оказался рядом. И уж тогда – как карта ляжет, то ли пан, то ли пропал. Увело меня в сторону, несу тут чушь какую-то… А что только не понесешь, когда в крови еще бурлит адреналин и нервы трясутся где-то внутри. Такой мелкой-мелкой дрожью. Нет, не трусливой, ни хрена. Той дрожью, которая поможет вскочить куда как быстрее, чем обычно, когда через туман замелькают темные фигуры, и нужно будет двигаться быстро и еще быстрее. Как бы попытаться показать вам это, как дать почувствовать?..

Не знаю, не знаю, может быть и получиться. Давайте еще раз покрутите головой вокруг вместе со мной. Оглянитесь, присмотритесь внимательно. Видите вон там, за сгоревшей кабиной, такое черное и неприятное. Не отворачивайтесь, не нужно. Еще час назад то, что там лежит, летело в вашу сторону, жадно разинув пасть и издавая голодный рык. Такое страшное, большое и уверенное в себе. Сильное и думающее только о том, что впереди какие-то жалкие неумехи, которые не смогут помешать. Сожрал, гнида? Лежи теперь там, где тебе лежится.

Чуть дальше задрал в небо ствол автоматический гранатомет. Рядом с ним, обняв его левой рукой лежит Зот. Я не знаю, жив ли он или нет. Недавно Младшой вытащил оттуда Лебедя и ползком поволок его на своем горбу в сторону медпалатки. Им досталось, да еще как. Рвануло где-то ближе к концу, подняло в небо фонтан из земли, досок и камня.

Вон справа большая темно-красная лужа. Она уже давно не парит в морозном воздухе. Командира уволокли втроем, стонущего и матерящегося. И без ноги, разжеванной в клочья. И еще, говорят, лейтенанта тоже уже нет. А если и есть, то неизвестно, будет ли жить.

Почувствовали хоть чуть-чуть? Хорошо, если да. Давайте, сползите вместе со мной по стенке окопа. Хороший окоп, хороший. А как тяжело было рыть тебя, родной? Ой, как тяжело. И киркой я тебя долбил, и ломом, прежде чем смог воткнуть штык лопаты. Зато сейчас, пусть и сыпятся за шиворот мелкие кусочки земли, ты мне помог. Хотите воды? На те вот, не жалко. Не нравится вкус, горькая? А что сделать? Там, где Прорыв, воду нужно чистить, чтобы не окочуриться от какой-нибудь дряни. Вот и чистят химики, кидают в нее всякую хрень и кипятят с разной дрянью. Другой, не той, от которой можно ноги откинуть. Или дуба двинуть. Пейте, пока можно спокойно пить. Скоро начнется снова. Откуда знаю? Да уж начнется. Поверьте мне.

Когда начинается Прорыв, то Те идут сплошным потоком, давая лишь редкие минуты отдыха, которые начинаешь ценить также, как ценишь в другой жизни время с женщиной. Ну. Или с мужчиной, в зависимости от вашего пола и интересов. Это дело не мое, а ваше личное. Надеюсь, что поняли.

Кто вон тот странный военный у которого вся спина с задницей в кровавых лохмотьях? Это наш старшина, Мэйджик. Почему он ходит и орет, вместо того, чтобы находиться у медиков? Да все просто, он один остался из старших по званию. Да, мы здесь обходимся минимум офицеров, вот и страдаем из-за этого. Нет, согласно штата они все есть. Только те, кто хочет быстрее получить звезд побольше, они сейчас в штабе. Скоро, конечно, появятся. Как только журналюги прилетят на вертушке с еще двумя сопровождения. Вот тогда-то они и появятся.

Будут отвечать, корча героические рожи на дурацкие вопросы о том, сколько шло Тех и какими силами закрыли очередной Прорыв. Принимая при этом вычурные позы, неуверенно лапая оружие, которое до этого пылилось в оружейке. Это они умеют.

Кстати, познакомьтесь. Вот он, лучший друг и собрат. Потрогайте, подержите и повертите в руках. Не бойтесь, я отсоединил магазин и выбросил патрон. Вот такой он, с острой серебряной головкой, крупный и обтекаемый. Я про патрик, который вы в пальцах держите. А мой лучший друг - вот он. Большой, немного тяжелый, матово-черный. Чуете, как он пахнет? Горячими остатками смазки и порохом. Тот самый аромат, про который я говорил вначале. Почему не горячий? Странный вопрос. Потому что уже остыл. И почищу его чуть позже, когда будет совсем спокойно.

Страшно ли при Прорыве? Конечно, страшно. И это правильно. Не будешь бояться, так свихнешься. Вон как тот рыжий, который сейчас жонглирует тремя гранатами. Может взорваться? Конечно, может. Он и правда регулярно лежит в дурке. А потом все равно возвращается. Почему? Да потому что не может без всего этого, и мы без него. Сколько жизней он спас – тяжело сосчитать. Да все мы здесь немного не того, а куда деваться?

Добровольцы? Да, мы все добровольцы. Почему? Да уж вот так как-то получилось. Говорю же – сумасшедшие, все до единого. Какое к черту благородство и патриотизм! Хотя…

Ладно, хватит на сегодня. Надеюсь, что понравилось. А то вон, опять замельтешили. Е…

Мельтешащие тени в густом тумане, странные, нереальные, казались перенесенными сюда с полотен Босха, Дали либо Гиггера. Неслись прямо на камеру оператора, мгновенно прекратившего репортаж, развернувшегося в сторону очередного Прорыва. Скакали, бежали, ползли и летели, щерясь шипами, рогами, наростами. Плевались тем, чем могли плюнуть, метали собственные иглы-стрелы, били бронированными шипами хвостов. В какой-то момент камера успела ухватить момент, когда смазанным движением прямо перед объективом возник подрагивающий конец костяного штыря.

Потом в объективе резко появилось низкое и серое небо, камера чуть тряслась в такт судорогам агонизирующего организма человека, решившего заработать там, куда ему лучше было не соваться. Мелькнул бок какого-то странного существа, похожего на очень быстрый и сухопутный вариант акулы. И все…

*****

«Из отчета Государственной чрезвычайной комиссии блюстителю престола Российской Империи, светлейшему князю….:

«…Результатом стало появление в различных точках земного шара мест так называемых Прорывов. На данный момент одной из основных гипотез возникновения является версия, выдвинутая учеными лаборатории «Янтарь», входящей в состав группы объединения «БАРС» при ИМО.

Данные, указанные в пояснительной записке к проекту «Полночь», указывают на то, что микромолекулярные связи так называемой некросферы, открытой около ста лет назад группой профессора Щепетнева, были нарушены в результате экспериментов на известном Вам объекте в Швейцарии. Равно как тогда же, используя практику проколов пространственного континуума, созданы первые попытки прохода на Сопредельные пространства. Результатами данных исследований явились активизация некросферы и появления т.н. Прорывов.

На сегодняшний момент возможность закрытия основных мест Прорывов с помощью применения тактических ядерных зарядов не представляется возможной. Гипотетические расчеты, произведенные сотрудниками «Янтаря», указывают, что выделяемой энергии стандартного заряда ракет проекта «Шестопер», хватит на приведение микромолекулярных связей в состояние близкое к стабильному. Но результатом также предусматривается аннигиляция близлежащих территорий в связи с тем, что ориентировочный ущерб от взрывов будет многократно увеличен за счет собственной аккумулированной энергии так называемых Нор, являющихся основными образующими факторами Прорывов.

Ответственно можно заявить о том, что результаты исследований сотрудников лаборатории «Янтарь» должны быть полностью засекречены для невозможности похищения их службами внешней разведки следующих государств, обладающих ядерным вооружением: …..»

*****

- Мама… мамочка… - Детский голос, сухой, болезненный. В подвале темно, жарко и сухо. Так сухо, что кажется, что это не подвал в Рязани, а палатка, остывающая посреди Сахары или Каракумов. – Скоро можно будет отсюда выйти? Пить так хочется…

- Потерпи, милая. – Голос матери полон боли, горькой безнадеги и отчаяния. Она пыталась справиться с собой, чтобы не пугать старшую. Младший, четырехлетний сын сейчас забылся в тяжелом сне. Худенькая грудь поднималась со слышимыми хрипами, мальчику плохо. Температура безумно высокая, он раскаленный как железная стенка мангала в субботу. Суббота…

Господи, как же давно это было… вчера. То самое вчера, когда она осталась с детьми на даче, а муж с братом поехали в город, чтобы докупить пива, мяса и прочего. Когда на радиоволне, передающей веселое ретро, вдруг раздался тот самый резкий свист, предваряющий самый страшный из сигналов ИМЧС, которые она учила в школе. И схватив в охапку детей, женщина кинулась к погребу, глубокому, надежному, капитальному.

Потом был удар, грохот и рев наверху. Все это было, да. И первые, самые страшные минуты, когда старшая, Даша, кричала, прижав руки к лицу. А Степка, зарывшийся маме в грудь, молча трясся и плакал, не понимая ничего и осознающий тот страх, что сейчас тряс ее.

Что это было? Почему? И кто смог это, наконец, сделать? И за что?!!..

*****

- И когда с неба упали сжигающие все дожди, и снег стал алым, города лежали в разрухе, то именно тогда, мальчиши, твари вернулись. И это было уже на моей памяти. С тех пор каждый рассвет стал именно таким, каков есть сейчас. Дающим надежду, дарующим счастье от того, что ты его просто видишь. Ведь раз видишь, то значит, что ты жив. И ножницы Прях не перерезали нити судьбы, которая есть у каждого.

Подростки, внимательно смотрящие на небо, ставшее уже полностью красным, кивнули головами. Все, как один. Мальчишки, одетые в одинаковые куртки и штаны, найденные на одном из законсервированных складов у Камня.

Дети, подобранные Мастером и Лейтенантом на пустошах, у фронтира, в Диких землях, в Степи и в руинах городов, чьи названия уже почти полностью забылись или ничего не значили для тех, кто их населял. И ставшие на тот путь, к которому каждого привела судьба-нить.

- Но Пряхи, как бы они не старались, не смогут перерезать все нити, что хотели бы перерезать. И то, что демоны сейчас среди людей значит лишь то, что их нужно остановить. А кто это должен сделать, мальчиши?

- Мы!

Слитно, в один выдох, так как, как их учили. Воинов, ведущих войну на развалинах того мира, в котором они родились.

Мастер смотрел на них, таких одинаковых и таких непохожих, заливаемых светом солнца, неумолимо и победоносно встающего над землей. Впивался в лицо каждого, ощутив каждой клеточкой своего тела, что, скорее всего, после того испытания, что ждет их ночью, не все останутся в живых. Но так надо, потому что иначе ничего не получится. Только так…

Рассвет отражался в их глазах. Абсолютно спокойных у Мерлина, всегда насмешливых Мусорщика, добрых Варяга, чуть наивных Чунги, настороженных Ферзя, сосредоточенных Толстого, яростных Волка, постоянно ехидных Кота, злых Оборотня, мягких и теплых Рыжего, грустных Пиноккио и чего-то постоянно ждущих Крота.

Кто из них увидит следующих восход, а кто навсегда закроет глаза вон в тех холмах, изрезанных внутри вдоль и поперек ходами и пещерами? Никто не сможет сказать этого сейчас, даже смотрящая далеко вперед Ниоба, Видящая, никто.

И он, давно ставший стариком Мастер, не решится поставить ни на одного из них, этих ребят, что сидели перед ним. И как хотелось, чтобы завтра утром солнце также отразилось в глазах каждого…

Проф, просматривающий записи, переданные ассистентом, чуть моргнул, чувствуя, как невольно на глазах стало мокро. Старый друг, Мастер, сколько же он пропустил через себя, создавая и пестуя это, новое для них поколение? И как же больно сейчас ему, отправляющему их вперед, сдающих не просто очередной экзамен, а проходящих Испытание, которое и покажет – были ли правы они, давно ставшие циничными и злыми ублюдками.

- Красный один, Красный-два, идете первыми… Мерлин?

- Да, Мастер?

- Я жду вас всех, мальчиши.

Глава шестая: утро, лагерь и вопросы.

«Слаб человек, и тело его слабо, и душа.

А потому просто зверю Сатане взять верх над стадом Божиим.

И когда приидут посланцы Диавола к воротам градов и жилищ,

И потребуют дань, и жерты, и плоть, и детей человеческих,

Тогда встанут пред ними, собою жертвуя, Воины.

И падут, если Враг силен, но обретут и жизнь, и славу вечную»

Книга св. Мэдмакса (апокриф)

Где-то за брезентовой стенкой что-то, или кто-то, глухо заворчал, вырывая Енота из той странной дремоты, что бывает перед самым моментом окончательного пробуждения. Сказать, что он из-за этого расстроился, было нельзя. Так как снилась ему какая-то хрень, настолько откровенная и поганая, что парень только обрадовался тому, что проснулся.

Енот сел на край походной раскладной кровати, потянулся и зевнул. Почесался в коротко остриженном затылке, потер ноющие виски. Голова не болела, но по весу напоминала чугунную чушку. На крашеной в голубой цвет деревянной тумбе, стоящей рядом с раскладушкой, кто-то заботливый поставил большую эмалированную кружку с водой. Мысленно сказав спасибо неведомому доброхоту, он надолго приклеился к ее толстому ободку, вливая в себя так необходимую жидкость. Вода успела стать тепловатой, отдавала металлическим привкусом, но все равно была прекрасна. С сожалением допив почти всю, остатками прополоскал рот, сплюнув скопившуюся за ночь слюну. Енот знал, что это нужно сделать раньше, перед тем, как выпить воду, но ничего не смог с собой сделать.

Осторожно поставив ноги на деревянный пол, он удивился. Если во время службы в страже ему доводилось выезжать за город, всего пару раз, и жить в палатках, то там пол был просто земляной. А здесь, по всему периметру небольшого брезентового помещения, как оказалось, сделаны полы из досок. Еноту даже стало интересно то, откуда чистильщики их взяли, если он не видел, как они вывозили их из города. Неужели таскали сбитые щиты с собой?! Хотя чему удивляться, если учесть то, что их дом это дорога и постоянные переезды? Так что им наверняка хочется насколько можно большего максимального комфорта.

Рядом с раскладушкой стояли его мучители ботинки, на которые он покосился с изрядной долею отвращения и испуга. Заново испытывать вчерашние чувства очень не хотелось. Как же саднили стертые ноги…

И только тут до него дошло, что проснулся босиком, а те носки, которые за вчерашний день изрядно пропотели, лежали на берцах, отстиранные кем-то и уже высохшие. А, кроме того, на многострадальных пятках красовались аккуратные полоски пластыря. Вот тут-то Еноту, в очередной раз за неполные сутки, стало стыдно. Мало того, что он не помнил, как вчера добрался до вот этой самой раскладушки, так его еще кто-то и раздел, положил, занялся вещами…и заклеил мозоли. И хорошо, если это оказался кто-то вроде Гана, иди механика Жука. Представить, что это сделала Медовая… от этого становилось еще хуже.

Но зато мысли обрели правильный оборот, и память настойчиво подсказала, что вчера слева на поясе болтался пистолет в кобуре, которым он мог и воспользоваться, но, к счастью, не пришлось. На какой-то момент ему стало страшно, так как на глаза не попадалась широкая портупея, пахнувшая кожей, на которой и висело оружие. Даже пот успел выступить на висках, прежде чем парень додумался открыть ту самую тумбочку и заглянуть внутрь. После чего Енот облегченно вздохнул.

Все было на месте. И аккуратно свернутая в плотный моток портупея, и коричневая кобура, с торчащей из нее черной рукоятью пистолета. Рядом лежало предписание от командира патруля, пропуска и деньги, выданные интендантом. На душе заметно повеселело, но, правда, стало опять стыдно, хоть и немного. Надо же было предположить, что кто-то из его новых знакомых мог бы позариться на его, Енота, превеликие богатства. Наверняка у той же самой Медовой-Хани в карманах выпендрежной курточки на одни карманные расходы лежала куда как более солидная сумма. Не говоря про то, что кому из них, так прекрасно экипированных и вооруженных, мог бы понадобиться его, пусть и неплохой, но совершенно обычный, и даже не многозарядный, пистолет?

Енот натянул носки, потом аккуратно обул ботинки. Туго затянул шнуровку, подвигал ногами, проверяя то, насколько плотно они все-таки сидят. Как ни странно, результат вышел неплохим. Скорее всего, вчера роль сыграло именно то, что обувь совсем новая, неразношенная. Настроение стало немного лучше, и он пошел к выходу из палатки. Осторожно выглянул наружу.

Лагерь чистильщиков уже давно проснулся, несмотря на то, что новенькие часы, полученные вчера на складе показывали лишь семь часов утра. Откуда-то из-за трех таких же, как та, из которой выглядывал Енот, палаток, доносилось несколько голосов. Солнце уже встало, разгоняя легкий туман, но воздух не прогрелся, заставляя чуть поеживаться. Возле входа лежала одна из тех самых здоровенных псин, прореагировавшая на появление стражника лишь тем, что лениво приоткрыла один из закрытых глаз. Может это и был вчерашний пес? Вроде бы цвет густой короткой шубы, серо-рыжеватой, похож, да и морда собаки, чуть вытянутая, широкая, с небольшими брылами, скрывающими клыки, знакомая.

- Привет, друг. – Енот сам удивился тому, что вчерашнего испуга перед этим четвероногим страшилищем и близко не почувствовал. – Ты не меня караулишь?

Пес открыл второй взгляд и немного, как показалось парню, удивленно посмотрел на него. Собачий взгляд как бы говорил: «это ты со вчерашнего дня так поумнел?»

- Ну, может, пойдем в сторону кухни, а? Не знаю как ты, а я очень хочу есть. Проводишь?

Пес, а в том, что это именно вчерашний знакомец, Енот уже не сомневался, подвигал обрубком хвостом из стороны в сторону. Потом широко зевнул, продемонстрировав свой инструментарий, спрятанный за губами и брылами, встал и, отряхнувшись, неторопливо потрусил вперед. Чуть оглянулся, прянув обрезанными ушами, как бы зовя его за собой, и продолжил путь в ту сторону, откуда уже доносился какой-то вкусный запах. Что еще оставалось делать, как не пойти за умным псом, который, судя по всему, уже считал Енота за своего?

Палатка стояла у одного «крузеров», а именно принадлежавших команде Инженера. Как ни странно, но округа пустовала. То ли все уже находились в районе хозяйства Мамачоли, то ли занимались своими делами. Навстречу попался один из Близнецов, то ли Правый, то ли Левый, это ему еще было непонятно. Как ни странно, но живая громада, грузно протопав мимо (они хоть когда-то снимают броню?), кивнула ему головой в шлеме. Или это ему показалось?

Четырехногий провожатый застыл у крайней палатки, терпеливо ожидая своего медленного попутчика. Дождавшись, пока Енот поравняется с ним, пес пошел дальше, направляясь аккурат в сторону навеса, заставившего желудок молодого стражника дернуться и сжаться в предвкушении порции завтрака.

За большим столом сидели несколько его знакомцев. Улыбался Ган, травящий какие-то байки тому самому хмурому мужику, выплеснувшему вчера воду прямо под ноги Еноту. Длинный тип из отряда Мерлина, которого звали Ферзем, хлебал кофе из кружки и таращился на оружейника сонными красноватыми глазами. Тут же сидел второй из близнецов, на этот раз без шлема и с минимумом экипировки. Тундра, спокойно поглощал свою порцию сублимированного картофельного пюре с сосисками, и, завидев Енота, подвинулся, похлопал ладонью по лавке.

- Здорово, боец. – Заместитель Кэпа доброжелательно улыбнулся. – Выспался, алкоголик?

- Выспался. – Енот почувствовал проклятущий румянец, вновь заливший лицо. – А сильно я… ну, пьяный был?

- Смотря с чем сравнивать. – Буркнул незнакомый и невежливый вчерашний усач, так любящий бриться по утрам. Сейчас его щеки подбородок оказались такими же гладко выскобленными. – Но тащить пришлось. С тебя пиво.

- Конечно. – Енот торопливо кивнул и повернулся к дылде Ферзю. – А как вы ночью?

Тот чуть приподнял бровь и отхлебнул из кружки, прежде чем ответить. Потом протянул руку за куском хлеба с маслом, лежавшим на его тарелке, и лишь после ответил:

- Встретились с вашими этими…рудокопами. Постреляли чуток.

Енот почувствовал, как по спине пробежал холодок.

- Все целы остались?

- Ну, так. Мы все, а вот твои коллеги из патруля…

Где-то в глубине что-то ухнуло вниз, сжимаясь ледяным комом. Патрульные группы не особо дружили с караульными командами на воротах, но почти все были знакомы.

- Сколько?

- Пятеро. – Тундра, отставив в сторону пустую посуду, тоже решил вступить в разговор. – Одного мы притащили сюда. Сейчас в медблоке, лежит на системах. Ты его, наверное, должен знать. Редом кличут.

- Да, знаю, конечно. А остальных, значит?

- Ну да. Именно, что всех. Они решили простоять в стороне, и твари взяли их в клещи. Интересные дела у вас тут творятся, Енот, ох и интересные. Ладно, давай ешь, и потом к командиру. Нарежет задач, которые нужно выполнить. А, да, твоих мы предупредили о том, что теперь ты постоянно находишься здесь, так что не переживай. Понял?

- Понял. Спасибо, Тундра.

- Да не за что. – Он хлопнул его по плечу, вставая. – Эй, Мамачоля, накорми нашего новенького.

Женщина выглянула из-за своего навеса, улыбнулась Еноту и немедленно перед ним возникла жестяная миска с пюре и двумя сосисками. Сосиски были натуральными, а не теми соевыми производными, что в основном входили в рацион патруля и стражи. Молодой организм взял свое, и, не смотря на неприятную новость, на некоторое время Енот полностью вывалился из жизни, поглощая вкуснейшую стряпню.

Усач хмыкнул, глядя на скорость работы его челюстей, и чмокнул губами. Четырехногий и лохматый сопровождающий легко встал и подошел к нему, положив лобастую голову на колено. Человек нежно погладил брови пса, который громко заурчал от удовольствия.

- Я смотрю, парень, ты пришелся по душе моему красавцу, а? Редко я видел, чтобы Хан так миролюбиво выполнял задачу. Он же ни разу и не думал тебя погрызть?

- Нет. – Енот отрицательно мотнул головой. – Это ваш пес?

- А они здесь все мои, все пятеро. – Усач самодовольно улыбнулся. – Как тебя зовут, я знаю. Меня можешь называть Волхвом, я местный кинолог.

- Кто? – Енот чуть не поперхнулся. – Фильмы крутите?

Кинотеатр в городе был даже не один, их присутствовало целых два. Большой и помпезный «Нуар», в котором в основном собиралась приличная публика, и старый, давно не ремонтировавшийся «Огонек», находившийся в районе шахтеров. И там, и там стояли старые, изношенные аппараты, которые, тем не менее, вполне успешно демонстрировали фильмы, с которыми, правда, постоянно случался дефицит. Большая часть лент жители города пересмотрели по многу раз, многие были настолько фантастичны и непонятны, что их любили больше всего, и, соответственно, затирали пленки до дыр. И лишь изредка из метрополии привозили новые коробки с фильмами. Ну, как новые? Те же самые старые, только ни разу не показанные в городе. Кино Енот любил, с самого детства, несмотря на то, что стоило удовольствие вполне себе дорого.

- Какое кино? – Усы Волхва поползли вверх. – Вот ты деревенщина, а? Тех, кто с собаками работают, называют кинологами. Понял, дурья твоя башка?

- Да уж понял, не дурак. – Енот уставился в опустевшую миску. Этот самый собачник ему сразу не понравился, и, как оказалось, совершенно правильно. Таких заносчивых типов среди чистильщиков ему еще не встречалось. Хотелось ляпнуть, в отместку, что-то обидное, но в голову пришло совсем глупое и ребячье. – А почему кинологи?

- Потому, что кончается на «у». – Неожиданно вступился молчавший все это время Ферзь. – Он и сам не знает, парень. Слышь что, Волхв, ты бы не выпендривался, а? И вообще, если Мерлин тебе еще не успел сказать, то я скажу сейчас. Ты ночью с нами в город пойдешь. Подберешь собак по параметрам, что тебе ученые скажут. Ясно?

- Даст Кэп команду, так пойду. – Волхв зло зыркнул на него из-под кустистых бровей. – А ты мне, Ферзь, не указывай. Званием не вышел.

- Ну, как знаешь. Только потом не ной опять, что тебя не предупреждали, и тебе время нужно, чтобы подготовиться. – Длинный чистильщик встал, собираясь уходить. – Ты, парень, сегодня тоже с нами. Не забудь поспать хотя бы немного, чтобы быть бодрым. Может, конечно, никого мы сегодня и не поймаем, но идти нужно. Мамачоля, дорогая, спасибо тебе, было очень вкусно. Как и всегда, впрочем.

И он пошел в сторону своей механической громадины. И Енот увидел, что Ферзь чуть прихрамывает, и на бедре, под плотной тканью защитного цвета брюк, у него наверняка плотная повязка. И еще стало заметно, что этот худой и кажущийся нескладным вояка устал за сегодняшнюю ночь, но вечером он снова выйдет на улицы его, Енота, родного города. А, стало быть, ему-то точно нужно будет быть там.

Волхв тоже встал и ушел куда-то за палатки. Пес Хан проводил его преданным взглядом, а потом подошел к Еноту и положил свою громадную голову прямо на колени обалдевшего парня. Глянул грустными бровями из-под сложенных домиком бровей и вздохнул, совершенно по-человечески, протяжно и расстроено.

- Ты, глянь, что творится, а, Второй? – Оружейник, все это время молчавший и так и недорассказавший какую-то байку, восхищенно толкнул в бок близнеца. – Я валяюсь, что это с Ханом?

- Батюшки светы! – Повариха всплеснула пухлыми руками. – Вот это номер, а? Парень, да такого и не было никогда, чтоб Хан вот так вот к чужим-то…

- А что мне делать-то? – Енот совершенно растерялся.

- Брови, брови чеши. – Медовая, недовольная и сонная, плюхнулась рядом с ним на лавку, вывернув откуда-то из-за его спины. – Хан это очень любит.

- С добрым утром. – Брякнул Енот, глядя на свою знакомую. Где-то внутри стало чуть теплее от одного вида этой заспанной девчонки.

- Угу…куда как с добрым. – Девушка заворчала, покрутив по сторонам головой. – Привет Ган, привет Левый, привет Мамочка. Накормишь? Хотя…я б лучше чаю просто попила, с печеньицем.

- Ты чего такая невыспавшаяся, а, подруга? – Ган улыбнулся.

- Выспишься тут. – Медовая продолжала ворчать, механически поглаживая по голове довольно жмурившегося пса. – Ну, давай уже, чеши ему брови, Енот, не тормози. Видишь, ждет щенок.

Куда там, щеночек!!! Парень осторожно положил пальцы на мягкую и теплую шерсть собаки, чья голова полностью закрывала колени. Карие глаза ожидающе уставились на него, и Еноту, несмотря на невольный страх, который он испытывал перед этим псом, пришлось начать делать то, что подсказала Хани. Через минуту страх пришел, а его место заняло восхищение и радость, возникшая после того, как мощная широкогрудая лохматая машина начала урчать словно котенок. Отрываться же от такого ему уже совершенно не хотелось.

У него никогда не было собаки. Несмотря на то, что когда был жив отец и доходы у семьи были вполне приличными, позволить себя завести четырехного друга они не могли. Детворы слишком много, а места в домике, который им принадлежал, слишком мало. Кошки – да, и не одна, но вот друзьям, у которых периодически появлялись мягкие, звонко лающие комочки, маленький Енот завидовал. Потом стало уже не до собаки, не говоря уже про то, что случилось за последние полгода. И вот теперь, когда пальцы легко касались мягких и коротких волосков над бровями этого умного пса, Енот вдруг почувствовал себя маленьким и довольным. Как будто сбылось одно из детских мечтаний, и у него появилась своя собака, большая, сильная и добрая.

Конечно, он не знал того, что Хан самолично придушил около десяти волков. Что громадный пес с куцым хвостом и обрезанными ушами за свою недолгую жизнь дрался и с людьми, и с теми, кто являлся целью отряда чистильщиков. А те, против кого он выходил, оскалив свои громадные клыки, потом чаще всего прощались либо с жизнью, либо с ее подобием. Нет, этого Енот и не мог знать, просто сейчас ему было очень хорошо от того, что он сидел в компании хороших и сразу радушно принявших его людей, а на его коленях лежала голова громадной собаки, довольно щурившейся от того, что он, всего-навсего, чесал ей брови.

- Вот это да. – Медовая удивленно присвистнула, даже перестав пить свой чай,