Глава 12. Действие права 2 страница

В зависимости от характера осуществляемого правомерного поведения выделяют следующие формы реализации права:

· соблюдение как воздержание от совершения запрещенных правом действий, когда необходимо лишь сообразовывать свои поступки с требованиями запрещающих норм права;

· использование как активное осуществление правомочия; в этом случае необходимо по своему желанию осуществить субъективные права собственными действиями;

· исполнение как активное претворение в жизнь возложенных на кого-либо обязанностей, прямо предусмотренных нормой права; в этом случае обязанность считается исполненной, если она выполнена вовремя, в надлежащем месте и надлежащим образом.

Соблюдение запретов, исполнение юридических обязанностей, использование субъективных прав представляют собой варианты сообразования своего собственного поведения непосредственно с требованиями правовых норм, т. е. реализацию в форме саморегуляции. В юридической литературе она получила наименование «непосредственной реализации права».[344]

Однако в ряде случаев правореализация не может начаться или быть доведена до конца без вмешательства государственного органа, без индивидуально-правового регулирования. Подобный вариант «опосредствованной» реализации сопряжен с правоприменением, заслуживающим отдельного рассмотрения.

В связи с разграничением двух видов реализации права – непосредственной и опосредованной уместно затронуть проблему прямого действия Конституции РФ 1993 года. Часто прямое действие конституционно-правовых норм в юридическом литературе отождествляют с их действием, понимаемом в широком смысле. Именно действие Конституции РФ может быть как непосредственным, так и опосредованным (через Конституционный Суд РФ, суды общей юрисдикции и другие правоприменительные органы), причем в реальном процессе осуществления конституционных положений между этими формами существует тесная взаимосвязь и взаимозависимость. Все случаи реализации конституционно-правовых норм, когда она сопряжена с юридической деятельностью и направляется не только собственно реализуемым положением Конституции, но и опосредована решением какого-либо органа, с точки зрения чистоты терминологии не может рассматриваться как проявление прямого действия Конституции. Используемое словосочетание «прямое применение Конституции» для характеристики деятельности судебных органов также лишено смысловой нагрузки, ибо любая реализация права, сопряженная с правоприменением (т.е. деятельностью судебных органов), получила в общей теории права наименование «опосредованная». Не умаляя значения деятельности органов судебной власти по применению положений Конституции РФ, тем не менее, не считаем возможным с общетеоретической точки зрения рассматривать такую деятельность как форму прямого действия Конституции.

В свою очередь, прямое действие Конституции включает в себя все формы реального влияния входящих в нее положений непосредственно на сознание, психику людей и непосредственно не все общественные отношения. Об этом влиянии в широком смысле речь может идти безотносительно к тому, входят ли данные отношения в настоящий момент в предмет конституционно-правового регулирования. В узком смысле категории «прямое действие Конституции» под ней следует понимать лишь те случаи ее непосредственного влияния и осуществления, которые связаны с конкретной активностью граждан, других адресатов Конституции в политико-правовой и социально-экономической сферах, когда каждый может наиболее выгодно использовать положения Конституции для осуществления своих законных интересов. Частная жизнь, альтернативная гражданская служба, свобода передвижения, выбор места жительства, достоинство личности, равенство перед законом и судом и многие другие жизнеобеспечивающие блага – все это предмет непосредственного действия Конституции. Однако и в области государственного устройства, состава федерации, компетенции государственных органов, организации и деятельности Конституционного Суда, в области использования права законодательной инициативы, а также по вопросам деятельности иных государственно-правовых институтов существует специальное конституционное требование прямого действия.

Интересно, что если считать, что прямое действие конституции означает ее способность непосредственно, реально регулировать общественные отношения, то некоторые другие нормативные акты обладают этим же качеством. Часть первая статьи 76 Конституции РФ устанавливает, что «по предметам ведения Российской Федерации принимаются федеральные конституционные законы и федеральные законы, имеющие прямое действие не всей территории Российской Федерации». Причем это свойство (прямое действие) выражено у иных, не конституционных норм более ярко, поскольку их реализация чаще происходит на уровне саморегуляции, в форме использования субъективных прав, исполнения юридических обязанностей, соблюдения запретов, т.е. в виде непосредственной реализации.

Однако именно конституционная новелла о том, что Конституция РФ имеет прямое действие (статья 15), создает впервые в истории российского конституционализма ситуацию, когда воплощение в жизнь конституционно-правовых норм не должно всецело зависеть от законодательной, исполнительной или судебной власти. Именно в таком качестве Конституция превращается в мощный практический инструмент непосредственного воздействия на конкретные общественные отношения, поведение людей, деятельность их разнообразных объединений.

Коль скоро реализация норм права означает воплощение содержащихся в них общих правил поведения и велений в регулируемых общественных отношениях, последние являются единственным каналом правореализации в нашем обществе. Выступают ли они непременно в роли правоотношений?

Если понимать под правоотношениями регулируемые правом общественные отношения, взятые в единстве их формы и фактического содержания, то можно ответить на этот вопрос лишь положительно. Любое общественное отношение, подвергаемое властному юридическому воздействию, становится правоотношением. Непосредственным предметом правового регулирования являются общественные отношения, и они, подпадая под воздействие права, возникают в обозначенной в нем юридической форме, которая потом наполняется реальным содержанием в виде фактического волеизъявления, оцениваемого через призму этой формы с точки зрения его правомерности.

Конечно, общественные отношения весьма разнообразны. Они возможны не только в форме двух – или многосторонних связей, но и отграничений, зависимостей и односторонних контактов. Нормы права, определяющие правовой статус, всеобщие права или юридические запреты, отграничивают одного субъекта права от другого, указывают на всеобщую зависимость, обособляют от запрещаемого (вытесняемого) отношения и т. д. Однако в таких случаях речь идет лишь об особенностях правоотношения, а не о так называемой реализации “вне правоотношений”.

Правоотношением становится любое общественное отношение, являющееся объектом правового регулирования и одновременно каналом реализации упорядочивающей его правовой нормы.

Традиционно субъективное право и юридическую обязанность анализируют как элементы, взаимодействующие и взаимообусловливающие друг друга в рамках содержания правоотношения.

Субъективное право связано со вторым смысловым значением понятия права, обозначающим не систему правовых норм, а определенные юридические возможности, которыми обладает лично тот или иной участник правоотношения. В литературе существуют разные его понимания. Нередко трактуют субъективное право как определенную возможность или меру такой возможности.

Представляется более правильным считать, что субъективное право - это вид и мера возможного поведения участников правового отношения, определенные и гарантированные юридически. Интерпретации субъективного права лишь как меры возможного поведения или возможность установленным образом действовать, как разрешение на совершение тех или иных действий, как притязание и т.д. недостаточно корректны.

В действительности субъективным правом обозначаются не только мера (объем, предел) дозволенного в данном жизненном отношении поведения, но и конкретный его вид. Например, продавец, передавший свой товар покупателю, вправе получить от него деньги в размере, указанном в договоре. Вид и мера возможного поведения еще отчетливее различаются в таких субъективных правах, как право собственности, право хозяйственного ведения, право трастового управления, право на ведение дела в суде и т.п.

По мнению Н. А. Матузова, субъективное право выполняет многообразные социальные роли:

· определяет вид и меру поведения субъектов;

· позволяет им притязать на определенные социальные блага и пользоваться ими;

· выступает предпосылкой (юридической) личной свободы индивида;

· служит формой опосредования наиболее важных интересов граждан;

· служит выражением соотношения государства и личности и т. д.[345]

Носитель субъективного права именуется управомоченным, а само это право называется субъективным потому, что оно принадлежит тем или иным субъектам, выступающим в роли участников правоотношений. Причем некоторые авторы полагают, что субъективное право всегда с необходимостью предполагает юридическую обязанность другого лица или связано с реализацией личных интересов. Однако в реальной жизни встречаются как субъективные права, связанные не с личными, а чужими интересами (право на необходимую оборону от преступного посягательства на жизнь и здоровье другого лица, права попечителя и т.д.), так и субъективные права, не соотнесенные с обязанностью какого-либо другого участника данного диспозиционного правоотношения (одностороннее субъективное право - скажем, право любого человека на имя).

В правоотношении субъективное право бывает конкретным или общерегулятивным, простым или сложным, разового или многократного использования.

Конкретное субъективное право являет собой строгоиндивидуализированные вид и меру возможного поведения управомоченного в том или ином конкретном правоотношении. Оно может быть односторонним, относительным (т.е. соотнесенным с юридической обязанностью другого лица) или абсолютным, индивидуализирующим возможности управомоченного по поводу данного объекта касательно всех остальных лиц, как это бывает в праве собственности, где собственнику противостоит обязанность всех и каждого воздержаться от воздействия на его имущество.

Общерегулятивное субъективное право означает вид и меру юридически возможного поведения, определенные одинаково для всех возможных участников общерегулятивного правоотношения. Оно в одних случаях может полностью реализоваться без конкретизации, в других - в ходе реализации официально конкретизируется уполномоченными на то органами или должностными лицами, если данное общественное отношение нуждается в индивидуальной регламентации.

В простом субъективном праве воплощаемые в нем вид и мера возможного поведения не делятся на относительно обособленные части, в то время как в сложном - они складываются из дробных частей, каждая из которых может реализоваться более или менее самостоятельно. Примером простого субъективного права служит возможность бронирования жилого помещения, сложного - право собственности, включающее владение, пользование и распоряжение соответствующими ценностями. Дробные части сложного субъективного права именуются правомочиями.

Субъективное право разового пользования исчерпывается одним правомерным волеизъявлением управомоченного (например, истребование имущества собственником из чужого незаконного владения). Субъективное право многократного пользования допускает неопределенное число дозволяемых действий (скажем, проезд по месячному проездному билету в транспорте).

В гражданском праве важное значение имеет деление субъективных прав на вещные и обязательственные. Первые из них олицетворяют вид и меру возможного поведения относительно наличного имущества (вещи), вторые - вид и меру поведения касательно других материальных благ.

Содержание субъективного права многогранно. Оно выражается в:

· юридически определенных и гарантированных возможностях управомоченного предпринимать активные положительные действия,

· требовать от других не мешать таким действиям или исполнять их прямые обязанности,

· пользоваться теми или иными социальными благами и предъявлять притязания, т.е. обращаться к компетентным органам в целях привести в движение государственные средства принудительного исполнения обязанности (к примеру, предъявить судебный иск).

По своей природе субъективному праву близка юридическая свобода, посредством которой нередко фиксируется характер поведения участников общерегулятивных диспозиционных правоотношений. Во многих изданиях она отождествляется с субъективным правом или, по крайней мере, проводится идея, будто юридическая свобода «гарантируется законом в целях реального осуществления права управомоченным лицом»[346]. Однако все это не вполне соответствует специфике юридических свобод и, кроме того, действующему российскому законодательству. Конституция РФ не только различает права и свободы граждан, но и в ряде случаев ставит их в один ряд, соединяя при помощи союза «и» (ст.ст.17-19, 45, 55, 56). Это обстоятельство, четко фиксируемое при использовании грамматического приема толкования закона, обусловлено объективными факторами, связанными с особенностями регулируемых правом отношений.

Разумеется, что свобода - сложная и емкая категория, имеющая философский, социологический, нравственный, психологический, юридический и другие аспекты. Как возможность принимать решения со знанием дела, действовать в соответствии с определенными целями и интересами, она пронизывает по существу всю действительность. Когда субъективные права трактуются как вид и мера возможного поведения, то тем самым подчеркивается и их максимальная насыщенность началом свободы. Все же в определенном плане юридическая свобода не является производной от юридических прав.

Дело в том, что для организации социально оправданного простора в ряде случаев законодателю недостаточна категория «субъективное право». Есть своеобразные общественные отношения, при регулировании которых необходимо указать не столько на вид и меру дозволенного поведения, сколько на тот особый участок (пространство) социальной действительности, где возможные варианты волеизъявления и их границы в основном выбираются самими их непосредственными участниками. Как раз с такого рода отношениями связаны свобода научного, технического и художественного творчества, свобода слова, печати, собраний, митингов, уличных шествий и демонстраций и т.д. Здесь понятие «юридическая свобода» приобретает специфическое правовое значение, олицетворяя гарантированный государством простор для выбора личностью наиболее привлекательных вариантов и меры волеизъявления на тех участках социальной жизни, которые обозначены в правовых нормах. В таком смысле юридическая свобода служит относительно самостоятельным средством, при помощи которого определяется содержание некоторых диспозиционных правоотношений общерегулятивного порядка.

В законе юридическая свобода может выражаться через такие правовые явления, как неприкосновенность личности и жилища, тайна переписки, свобода личной жизни и т.д. Конституция РФ гарантирует неприкосновенность личности, свободу личной жизни, тайну переписки, телефонной информации и телефонных переговоров (ст.ст. 23, 25). Уголовный закон предусматривает ответственность за посягательство на жизнь, здоровье, свободу и достоинство личности. Это - важные правовые нормы, закрепляющие и гарантирующие определенные свободы граждан.

В литературе встречаются разные трактовки и юридической обязанности. Более адекватно ее содержание, пожалуй, раскрывается, когда под юридической обязанностью понимают вид и меру должного поведения участников общественного отношения, определенные и гарантированные юридически (нормами права).

Как и в субъективном праве, в юридической обязанности выражаются и вид, и мера поведения, но не возможного, а должного. При этом не обязательно, чтобы должное поведение предпринималось непременно по требованию управомоченного для удовлетворения своих интересов. Многие юридические обязанности существуют для удовлетворения интересов третьих лиц или общества в целом. Правила дорожного движения, к примеру, возлагают на водителя обязанность «предоставлять транспортное средство работникам милиции для выполнения неотложных служебных заданий» (ст.12 п. «г»), в то время как здесь речь идет отнюдь не об интересах управомоченного. Пункт «в» той же статьи Правил обязывает водителя «доставлять в лечебное учреждение пострадавших при дорожно-транспортном происшествии», хотя в этом случае, во-первых, пострадавший не выступает в качестве управомоченного, во-вторых, не имеет значения наличие или отсутствие чьего-либо требования.

В правоотношении юридическая обязанность может быть конкретной (в том числе относительной) или общерегулятивной, простой или сложной, разового или многократного исполнения.

Конкретная юридическая обязанность означает строго индивидуализированные вид и меру должного поведения в конкретном правоотношении. Обязанность считается относительной, если в рамках данного правоотношения соотнесена с субъективным правом другого его участника.

Общерегулятивная юридическая обязанность представляет собой вид и меру должного поведения, которые законом определены одинаково для всех ее носителей. Такова, например, обязанность воздерживаться от нарушения правовых запретов, лежащая на каждом участнике регулируемых ими жизненных отношений.

Видовые особенности юридических обязанностей - простой или сложной, разового или многократного исполнения - аналогичны особенностям одноименных субъективных прав с той разницей, что речь идет о соответствующих видах и мерах не возможного, а должного поведения. В собственном содержании юридической обязанности всегда заключены долженствования: совершать предписываемые активные действия, воздерживаться от запрещаемого поведения, не выйти за рамки установленных правовой нормой ограничений или не препятствовать осуществлению другими лицами своих субъективных прав и юридических свобод. Любое из этих долженствований должно прямо указываться в законе или, по крайней мере, недвусмысленно вытекать из него, а в случае неисполнения - повлечь конкретные юридические последствия в виде карательных, восстановительных или иных принудительных мер государственного воздействия. Просто предполагаемых и не имеющих государственного обеспечения юридических обязанностей быть не может, если не принимать за юридическую обязанность долженствования морального, этического, нравственного или религиозного порядка.

Юридическое содержание диспозиционного правоотношения может, наконец, выражаться в форме полномочия, означающего определенные законом вид и меру возможно-должного поведения его субъектов. В юридической литературе оно иногда называется «правообязанностью»[347]. Но закон пользуется термином «полномочие», именно при регулировании отношений, в которых то или иное поведение надо рассматривать одновременно и как право, и как обязанность. Ведь, скажем, взыскать с должника убытки, причиненные им кредитору в результате невыполнения договорных обязательств, - это и право, и обязанность арбитражного суда. Как раз при обозначении вида и меры такого рода возможно-должного поведения официальных органов и лиц используется понятие «полномочие». В Конституции РФ, например, говорится о полномочиях Президента, Государственной Думы, Правительства, судей, прокуроров (ст.ст. 92, 99, 116, 121, 129).

13.4 Юридический механизм реализации права

Научное моделирование правореализации должно хотя бы схематично воспроизводить все те юридически значимые процессы и явления, из которых складываются ее структура и механизм функционирования, взятых в определенном срезе. В юридической литературе, по общему правилу, связывают освещение данного вопроса с установлением компонентов (элементов), из которых состоит этот механизм. А это по существу есть анализ его субстанции: «Свои черты отличают субстанцию механизма правореализации. В качестве его элементов выступают не правовые средства, при помощи которых обеспечивается правовое воздействие на общественные отношения, а виды правомерной деятельности»[348]. В дальнейшем данный исследователь (Ю.С. Решетов) четко обозначает эти виды: «1) целостный участок правомерного поведения, представляющего собой саморегулирование участниками реализации правовых норм своего поведения; 2) целостный участок правомерной деятельности субъектов, осуществляющих индивидуально-правовое регулирование; 3) целостный участок правомерного поведения участников индивидуально-регламентированных общественных отношений»[349].

Признавая значимость самой постановки проблемы механизма правореализации Ю.С. Решетовым и его вклад в ее разрешение, тем не менее, согласимся с тем, что при таком подходе механизм правореализации сводится по существу к правомерному поведению, а субъективные права, юридические свободы, обязанности и тому подобные правовые явления оказываются за его рамками[350]. Сама же предлагаемая им научная модель правореализации оказывается одномерной, не позволяющей выяснить роль и значение в правореализационных процессах правовой деятельности.

Более плодотворным представляется подход, при котором юридический механизм правореализации складывается из полного набора своеобразных рычагов, закономерно участвующих в приведении реализуемой нормы в каждом конкретном случае в работающее состояние, в воплощении всего ее содержания в регулируемые общественные отношения, в достижении намеченного законодателем результата. С некоторой условностью эти рычаги могут быть объединены в несколько взаимосвязанных блоков, олицетворяющих общую схему (модель) правореализации, образующих ее собственный механизм и способствующих ее нормальному функционированию. Это – блок, обеспечивающий начало правореализации, блок диспозиционного правоотношения, блок обеспечительного правоотношения и блок индивидуально-правового регулирования, подключаемый по мере необходимости к предыдущим блокам правореализации[351].

В механизм правореализации правовая деятельность входит двояким образом. Рассматриваемая в качестве одной из форм проявления субстанции правореализации она предстает как деятельность правомерная. Если же мы подходим к ней с «механизменных» позиций, то ее следует выделять в качестве одного из элементов (рычагов) механизма правореализации - как деятельность правореализующую, в одном из двух функциональных предназначений:

1. Как результат сообразования собственного волеизъявления с правовыми явлениями (с нормами, наличными субъективными правами и обязанностями – при саморегуляции, либо, кроме уже перечисленных правовых явлений, с – актом правоприменения – при индивидуально-правовом регулировании);

2. Как само индивидуально-правовое регулирование формирующегося правоотношения в целях творческой организации дальнейшего его осуществления.

12.5 Правомерная деятельность в механизме правореализации

Категория «правовая деятельность» обычно и применялась для отражения в различных сферах жизни в обобщенном виде всех действий субъектов права, предпринимаемых на основе правовых норм, в соответствии с ними, т.е. в качестве правомерной деятельности. По мере внедрения в общественную жизнь общедозволительного типа правового регулирования под признаки деятельности правомерной подпадают не только соответствующие закону, но и любые другие, прямо им не запрещенные действия субъектов права, гарантированные государством. Действительно, сегодня в рамках регулятивных правоотношений многообразие правовой жизни как юридически признанной свободы индивидов и их объединений расширяется и обогащается за счет многовариантности и неоднозначности всех незапрещенных действий, а также за счет тех волеизъявлений их субъектов, которые имеют общую положительную направленность на охраняемые государством интересы.

В работах ученых-правоведов имеются отдельные соображения относительно конкретных правомерных проявлений, например, осуществления юридической свободы: «Есть своеобразные общественные отношения, при властном регулировании которых необходимо указать не столько на вид и на меру дозволенного поведения, сколько на тот особый участок социальной действительности, где возможные варианты волеизъявления и их границы в основном выбираются самими их непосредственными участниками. Как раз с такого рода отношениями связаны свобода научного, технического и художественного творчества, свобода слова, печати, собраний, митингов, уличных шествий и демонстраций. … Здесь понятие «юридическая свобода» приобретает специфическое правовое значение, олицетворяя гарантированный государством простор для выбора личностью наиболее привлекательных вариантов и меры волеизъявления на тех участках социальной жизни, которые обозначены в правовых нормах»[352].

Уже давно в юридической литературе разрабатывается категория «законный интерес» (или «охраняемый законом интерес»). Плодотворным представляется положение о том, что законный интерес в общей форме отражает известную возможность, которая обозначает по сути дела лишь простую дозволенность, незапрещенность определенного поведения[353].

Перспективной может стать и разработка проблемы реализации запрещающих норм. В правовой науке появились любопытные суждения о том, что предметом регулирования запрещающих норм не может быть отношение, которое вытесняется. В ходе соблюдения запрещающих норм субъект права как бы отграничивает себя от вытесняемых отношений. Отношение, которое выражается в отграничении (обособлении) субъекта от вредного отношения, является предметом регулирования запрещающих норм[354]. Поэтому можно вполне согласиться со специалистами в области уголовного права: «Сложилось так, что применительно к уголовному праву обычно говорят об одной («особой») форме реализации права – применении. Последнее подразумевает установленную законом деятельность компетентных органов по реализации правовых норм путем вынесения индивидуально-конкретных предписаний. В связи с этим рассуждения об эффективности уголовного права зачастую связываются только с нормами его Особенной части и сводятся к тому, что чем чаще применяются эти нормы, тем более они эффективны. Именно такой смысл вкладывается в понятие «рабочей» нормы (состава) уголовного права.

Парадокс, однако, в том, что с точки зрения теории правового регулирования должно быть наоборот: эффективность уголовно-правовых запретов тем выше, чем реже они применяются специальными органами, реализуясь в правомерном поведении лиц, способных нести уголовную ответственность. Подобная постановка вопроса логически заставляет говорить, прежде всего, о таких формах реализации права, как соблюдение, исполнение, использование, причем не только в отношении «граждан», но и в отношении органов, применяющих уголовный закон»[355].

Итак, в некоторых случаях для определения правомерности правовых действий может выступать обоснование их общей положительной направленности на охраняемые государством и обществом ценности, а значит - их общая незапрещенность в правовых нормах. При этом субъектами правовой деятельности и любыми объективными наблюдателями со стороны она воспринимается как совершаемая на основе правовых норм или не запрещенная ими. Границы понятия «правовая деятельность», не теряя своей определенности, характерных очертаний, в современных условиях в связи с внедрением принципа «разрешено все, что не запрещено законом» начинают включать больший размер «территории» и в качестве «пограничных столбов» (ее опознавательных знаков) выступают такие координаты действий субъектов, как их общая положительная направленность на защищаемые государством и обществом интересы, их незапрещенность. В этом случае речь идет не о расширении пределов правового регулирования, в рамках которых действия субъектов будут подвергаться жесткому государственному регламентированию, а, прежде всего, об изменении приемов и способов правового регулирования, связанных с новым сочетанием модусов «разрешено» и «запрещено» в структуре правовых норм и порождающих самые разнообразные вариации свободного, дозволяемого поведения. Это приводит к обогащению представлений о содержании деятельности, признаваемой правомерной, за счет ее проявлений в юридически значимых областях жизни, прямо не обозначенных в законе, но и не запрещенных им.

Нельзя не указать на те виды правовой деятельности, для которых признак строгого соответствия закону не менее существенен, чем общая положительная направленность на охраняемые государством интересы народа. Имеется в виду деятельность самих государственных органов (правотворческая, правоприменительная, контрольно-надзорная и т.д.), которую предлагается рассматривать отдельно как юридическую (профессиональную) деятельность. Принцип: «все, что не запрещено, то дозволено» для правового регулирования отношений, складывающихся в ходе осуществления юридической деятельности, особенно для определения компетенции государственных органов, неприменим. Говоря о соотношении публичного и частного права, древнеримские юристы отмечали: jus publicum privatorum pactis mutari potest – публичное право не может быть изменено соглашением частных лиц. Поэтому публичное право, как правило, имеет императивный характер, жестко предписывает физическим и юридическим лицам варианты обязательного (а порой и дозволенного) поведения. К тому же «незапрещенность в законе» более широкое понятие, чем «соответствие закону».

Главное же заключается в том, что наша недавняя политико-правовая история как раз и продемонстрировала, что можно предусмотреть, закрепить в законе в качестве правомерных такие действия государственных органов, которые лишь формально могут считаться правовыми, ибо сами законы были, если использовать известные слова, юридизированными санкциями беззакония.