Ещё информация «от феминистки». 4 страница

Сели мы в Сортавале, цивильные пассажиры разошлись, а пилот и спрашивает:

- Вам куда теперь, ребята?

- На Питер помаленьку.

- Петрозаводск подойдёт?

- А то ж!

Вертолёт этот приписан к Петрозаводску, и пустым летел домой. Так мы кроме оплаченного получаса лёта поимели ещё бесплатный час, к тому же в сторону дома. С очень красивыми солнечными пейзажами. Вот такой ауто-авиа-стоп получился.

Пока это всё, а там видно будет.

октябрь 2002 – декабрь 2010

ПРО ЗВЕРЕЙ

По дальним странам я бродил,

И мой сурок со мною.

И сыт всегда везде я был,

И мой сурок со мною.

Бетховен на стихи Гёте,

не хухры-мухры

ХЭППИ

У нас в доме всегда были кошки, а собак почти не бывало. Родители почему-то собак не любили. Я люблю, но именно поэтому и не держу их в доме. Собаке место на дворе, кошке в избе. В городских условиях хорошо себя чувствуют только мелкие коленно-диванные собачки, а таких я уже не люблю. Жалко смотреть на этакого потомка волка.

Первая в моей сознательной жизни кошка завелась, когда мне было восемь лет. Её мама пришла на работу к моим родителям в Музей революции и там, в коробке под лестницей, родила шестерых чёрно-белых котят. Была она очень домашняя – видно, выкинул какой-то гад, когда увидел, что кошка беременна. Настолько цивилизованная была кошка, что ходила исключительно в женский туалет, минуя мужской. Однажды стервозная уборщица плотно закрыла дверь в туалет. Открыть тяжёлую дверь кошке было не под силу, и она нагадила под дверью. Уборщица в отместку выбросила котят на холодный кафель. Утром сотрудники пришли, подобрали котят и жёстко отругали уборщицу, но было поздно: котята простудились. У них всех потом проявились разные болячки, у нашей – цистит и эндометрит.

Сотрудники музея решили, что котят надо срочно спасать от мстительной стервы, и первыми проявили инициативу мои родители. Поговорили со мной, объяснили, какая это ответственность – взять в дом живое существо. Принесли самого активного и симпатичного котёнка, когда ему исполнилась пара недель. Самостоятельно есть он не мог. Пытались поить молоком из бутылочки, приладив вместо соски резинку от пипетки. Не получилось. К утру изголодавшийся котёнок не мог уже мяукать, только беззвучно разевал ротик. Срочно вернули малыша к маме. А у моей мамы был выходной. В обед она звонит на работу:

- Что там наш котёнок?

- Ест.

Звонит к вечеру:

- Ну, как наш котёнок?

- Ест!

Через полторы недели котята научились питаться самостоятельно, и наш избранник переехал к нам окончательно. Рановато, но мы боялись козней уборщицы. Мне было чрезвычайно интересно наблюдать за зверьком и учить его премудрости. В отличие от многих детей, я понимала, что такое больно, и не замучивала зверя. Мама считала, что у нас котёнку будет обеспечена счастливая жизнь, и назвала его Хэппи. Со временем выяснилось, что зверь наш женского пола (гуманитарии плохо разбираются в зоологии), но на имя и любовь к котёнку это не повлияло.

Папа иногда звал её Хиппи – кошка уродилась пушистой. Так я узнала, что бывают особые люди, отличительный признак которых – волосатость.

Понятия о счастье, конечно, у каждого свои. Кошка наша за всю жизнь никогда не покидала квартиры, за исключением визитов к ветеринару. На балкон мама её не пускала, боясь, что Хэпка упадёт с седьмого этажа, но я тайком выпускала под присмотром. Кормили животину деликатесами, это да. В общем, жизнь у неё была вполне обывательская. И довольно долгая: 19, 5 лет.

Поначалу, однако, жизнь мёдом не казалась: простуда давала о себе знать хроническим циститом – это воспаление мочевого пузыря. Лечили левомицетином, с переменным успехом. А потом воспаление перешло на матку. И течки были очень слабые. Мы возили Хэпку на уколы, но в конце концов нам сказали, что это всё полумеры, надо оперировать, а то помрёт в муках. Но вероятность летального исхода при операции – 50%. Пока мы решались, кошка раздулась как шар.

Операция была тяжёлая, дважды добавляли наркоз: по первому разу она вообще не уснула. Через три часа вынесли её полегчавшей вдвое: столько было гноя. Надели попонку с завязками на спине, сшитую бабушкой.

Дома, отходя от наркоза, кошка начала стонать. На каждом выдохе. Мы заговаривали ей зубы – пели колыбельные, а потом решили вслух почитать книжку. Под руку попался «Дядя Фёдор, пёс и кот». От ласкового голоса Хэпка успокоилась, замолчала. Папа читает:

- У одних родителей мальчик был. Звали его дядя Фёдор…

Слушает кошка.

- Только мама его зверей не любила.

Кошка: - У-у.

- Особенно всяких кошек.

- У-у-у! У-у-у! У-у-у!

Как она поняла? Ведь интонация не менялась.

Через пару дней у Хэпки открылось внутреннее кровотечение. Подушечки лап, язык и нёбо стали белыми как бумага, а тело холодным. Ветеринары сказали, что помочь ничем нельзя, кроме хлористого кальция. Мы вливали эту горькую дрянь ей в рот – и ведь глотала! Полпузырька выпила, а потом, видно, почувствовала, что достаточно, и стала плеваться. Всю ночь мама держала Хэпку на руках, согревала и баюкала. К утру совсем отчаялась: кошка обвисла, как тряпичная кукла, и не открывала глаз. Но папа, проснувшись, сказал:

- А ты знаешь, она тёплая!

Прошла почти неделя, когда мы забеспокоились, что у кошки нет стула. Сначала думали: раз не ест ничего, то и нормально. Позвонили ветеринарам, те говорят: вы что! Стали вливать в рот подсолнечное масло. Плевалась. Но мы были настойчивы и залили много. Мама уже привычно носила Хэпку на руках, как вдруг со звуком пулемётной очереди из-под хвоста полетело. Мама стояла посреди комнаты вся в дерьме и счастливо улыбалась.

В результате общих усилий кошка наша попала в те 50%, которые выживают. А когда ей снимали швы, она продрала брезент, которым фиксировали крупных собак (судя по дырам от зубов), и удрала под шкаф с медикаментами. И после этой операции, а было ей тогда четыре года, больше ничем не болела до глубокой старости.

Хэппи была не злая, но не умела рассчитывать свои силы, и мы вечно ходили в царапинах и укусах. Бабушкины варикозные вены она регулярно вскрывала, бабушка обливалась кровью, но всё ей прощала. Мы же наказывали кошку газетой, свёрнутой в трубку: не больно, но обидно, и хлопает страшно. А я, с целью отучить зверюгу кусаться и царапаться, показывала ей, как это больно: кусала её сама за лапы и за уши и царапала иголками – не до крови, но чувствительно. Про иголки она не понимала, а вот про укусы понимала!

Я выпускала еженедельную газету «Кошачьи ведомости» с новостями о нашей кошке и информацией о кошках, почерпнутой из достоверных источников. Листки газеты развешивала на стене. Разумеется, писала с неё картины и сочиняла песни. Однажды решила собирать вычесанную шерсть, чтобы набить для Хэпки матрасик: технология самообеспечения. Но шерсть свалялась, и матрасик оказался неудобным.

Зараза Хэпка любила такую игру. На одном стуле часто висел халат, он свисал до пола. Когда к нам приходили гости, киса пряталась под халатом и высовывала белый кончик лапки. Гость думал, что уронили ватку, нагибался её поднять – и тут в него впивались когти. Мы сами быстро просекли фишку и перестали вестись на ватку, но гости попадались регулярно.

Ещё она любила залезть по ковру на шкаф, скинуть с уголка папину расчёску и загнать её под палас. Меня и других детей этот ритуал приводил в восторг. Папа сокрушался, но расчёску не убирал. И залезать в родительский диван во время уборки она любила, в самый последний момент, когда оставалось положить последнюю подушку. Чтобы достать кошку, приходилось снимать снова все подушки и открывать диван. А я любила смотреть, как убирают диван, и за неё болеть, чтобы успела. Такие мы с ней были вредины.

Однажды Хэпка тяпнула меня за правое запястье, а на следующий день надо было в школе сдавать большое сочинение. От напряжения рука распухла и сильно болела. Меня повели в травмпункт. Врачиха пыталась навязать нам уколы от бешенства. Мама подписала очередную бумагу о том, что будет лечить меня, как сама считает правильным. Таких бумажек она подписывала штук двадцать, и всегда оказывалась права, хоть и гуманитарий. Я подросла и решила сама научиться медицине, чтобы не зависеть от специалистов-халтурщиков. А маму тогда обязали заплатить небольшой штраф за то, что она не сообщила вовремя в соответствующую инстанцию о покусе животным. Была выписана квитанция: «на гр. Яшникову наложен штраф за покус». Сей документ мы сохранили. А мне в мед. карте написали диагноз: «укус кошки правой кисти».

Правда, наша зверюга была всегда готова защитить своих, если что. Когда к нам приходили другие дети, и во время шумной возни я начинала орать, Хэппи моментально прибегала с решительным видом: кого тут порвать? Надо было обязательно ей показать, что я вне опасности.

Как-то мы пригласили приличных гостей на какой-то семейный праздник. Особо навороченных продуктов у нас не водилось, но при совке и рижские шпроты считались деликатесом. Две банки шпрот красиво разложили в селёдочнице. Отвлеклись на что-то, глядь – а Хэпка на праздничном столе с ногами, и половины селёдочницы уже нет! Пришлось гостей срочно чем-то занимать, чтобы не заметили конфуза.

Когда умерла в больнице наша бабушка, Хэппи весь день пролежала пластом, печально положив голову на лапы, и не притронулась к еде. Посмотрев на неё утром, мы поняли: что-то не так, позвонили в больницу и узнали. Как она почувствовала?

По отношению к другим зверям Хэпка была трусливая и ревнивая. Убегала и пряталась даже от мелких зверьков. Дети сажали на неё крысу или хомячка и жестоко смеялись, когда кошка пулей удирала в другой конец квартиры. Правда, соседской собачке она однажды располосовала нос, но это со страху. Как-то тётя Кира из Питера, жуткий холерик и при этом дура, притащила с вокзала бездомного котёнка – пожалела. И забыла о нём, только через пару часов мы обнаружили скачущую сумку. Потом тётя уехала, а нам пришлось его пристраивать. Котёнок оказался компанейским и любознательным: он ходил за нашей кошкой по всей квартире, желая познакомиться. А она в ужасе пятилась. Третьей за ними ходила мама, опасаясь за котёнка: как бы загнанная в угол большая кошка со страху на него не бросилась. К вечеру мама сказала, что ей пора получить значок «Турист СССР». Потом звери пообвыклись. Котёнок был грязнющий, мы его отмывали, обрабатывали от блох и всяко с ним нянчились. Хэппи ревновала. Она ложилась в одной комнате с нами, демонстративно подальше от людей и к ним задом, и вздыхала. Мы подходили к ней, гладили и уговаривали. Тогда она смотрела исподлобья, чрезвычайно тяжело вздыхала и снова отворачивалась. Так несколько раз.

А ещё она несомненно видела в зеркале кошку. Привычную. Однажды Хэппи смотрела в зеркало, а я тихо подошла сзади и протянула руку погладить. Стоило мне коснуться уха, как кошка подскочила и изумлённо мявкнула: человек спереди пришёл гладить другую, откуда же он взялся сзади?!

Когда у меня стала собираться Школа автостопа и регулярно появлялись вписчики, Хэпка активно тусовалась со всеми. Чужих людей она не боялась. Многие ветераны автостопа помнят мою чёрно-белую кошку.

На старости лет Хэпка стала писать куда попало, и у неё начались припадки вроде эпилептических с последующей тяжёлой одышкой. А ещё совершенно облысела спина. Кожа под чёрной шерстью была голубая, смотрелось это сюрреалистично. Однажды после припадка у кошки отнялись задние лапы. Я видела это утром, но ушла в институт. А когда вернулась, открыла дверь и услышала крик, от которого защемило душу: как будто умирал ребёнок. Хэпка была без сознания, но как-то почувствовала или услышала ключ в двери, позвала и тут же отключилась снова. И больше уже в сознание не пришла. Зачем-то я не дала ей умереть спокойно. Непонятно, на что надеялась. У неё остановилось дыхание – я запустила его снова. Тогда я увидела, какие у кошек огромные роговые шипы на корне языка – почти в сантиметр длиной. Но когда остановилось сердце, его запустить мне не удалось. Полгода не дожила наша Хэппи до 20 лет.

ТРЕТИЙ

В начале 80-х годов прошлого века – можете себе представить – даже в Москве почти ничего не было. Для любителей животных на всю Москву было 5 (пять) зоомагазинов плюс шестой при Птичьем рынке. Ветеринарных лечебниц было больше, но тоже не так-то много. Мы жили на Бауманской, и ближайшая к нам ветеринарка была на Сиреневом бульваре. Она там есть и сейчас, я всегда испытываю тёплые чувства, проходя мимо. Была ещё скорая вет. помощь на Фортунатовской улице, но там почему-то работали сволочи. Это единственное известное мне исключение: когда ветеринары вели себя как людские врачи в районной поликлинике.

От нашего дома на Спартаковской площади до Сиреневого бульвара можно было доехать на двух троллейбусах с пересадкой либо на одном автобусе №3, но он ходил очень редко. Кстати, маршруты троллейбусов не изменились до сих пор, а «трёшка» теперь ходит не так далеко, но так же редко.

Мы возили нашу кошку к ветеринару на уколы. На обратном пути маме приспичило купить сигарет для успокоения нервов. Она зашла в магазинчик на углу, где был бакалейный и винно-водочный отдел, а я осталась на остановке стеречь сумку с кошкой. И вижу – идёт редкий третий автобус. Я бросилась в магазин за мамой.

Я-то не заметила тогда, а она потом рассказывала, какова была реакция в очереди за спиртным. Что можно подумать, когда вбегает маленькая девочка, вполне приличного вида, с большой сумкой (в которой, правда, ничего не звякает) и возбуждённо кричит звонким детским голоском:

- Мам, идём скорее, третий подошёл!

ЯЩЕРИЦЫ И ЖАБЫ

Из-за кошки в доме мы не решались заводить птиц. Боялись, что даже в клетке птичка может так перепугаться, что её хватит инфаркт. За рыбок тоже боялись. Но однажды в Узбекистане (мама часто ездила по работе, сопровождать передвижные выставки, и нелегально брала с собой меня) я познакомилась с зоологом из местного краеведческого музея, и он рассказал мне многое о террариумах. Я чуть было не притащила домой водяного ужа, насилу меня уговорили, что змею в самолёт не пустят, а контрабандная транспортировка для змеи опасна. Зато в гостинице мы прикормили мышку хлебушком и чёрненьких муравьёв мёдом. Мы рисовали мёдом на подоконнике дорожки, ставили препятствия и наблюдали. Мышку однажды угостили хлебом с маслом, после этого она пропала. А зоолог сказал, что для мышей масло – яд. Я очень переживала и надеялась, что масла было мало, и мышка выжила, просто теперь нас боится.

Идея террариума, однако, запала глубоко. По приезду в Москву мы с мамой записались в клуб «акваристов и террАристов», как его называли завсегдатаи клуба. Вернее, записалась мама, а мне было нельзя: несовершеннолетних не допускали к членству в клубе, где есть потенциально опасные (ядовитые) животные. На лекции мы ходили вдвоём или по очереди: маме тоже было интересно.

Время от времени животные размножались, и детёнышей раздавали всем желающим. Так, у нас пожила парочка зелёных жаб, несколько прытких и зелёных ящериц, сетчатые ящурки.

Кормили мы их мучным червём и мотылём, посыпая червяков сверху витаминным порошком и глюконатом кальция, а ещё в специальных банках разводили бабочек огнёвок, но те почему-то скоро сдохли. Банки с червяками стояли в блюде с водой, иначе до них добирались домашние жёлтые муравьишки и устраивали бойню, а трупы потом гнили. Однажды математик дядя Саша, наблюдая копошение червей, восхищённо заметил, что их движение можно описать красивой системой уравнений. А ещё мне нравилось наловить мух двумя банками, посадить туда ящерицу и смотреть, как она охотится. Неподвижную добычу наши животные не видели.

Ящериц регулярно кварцевали ультрафиолетовой лампой. Вырезали им лабиринт из пенопласта, понатыкали убежищ из черепков от цветочных горшков. Землю и коряги продавали на Птичьем рынке, но интереснее было найти в лесу. Угол с террариумами мы именовали «Гадовы выселки».

Прыткий ящер по имени Артём оказался чересчур прытким: по дороге из клуба развязал мешочек, который мама несла за пазухой, и удрал. Мама почувствовала, что по ней бегает ящерица, и говорила мне, где, а я хлопала её по пальто и ловила. А дело было в Елисеевском гастрономе: это неправда, что там отоваривались только избранные. Посетители были премного удивлены. Изловить ящера удалось у мамы на спине, а потом медленно протолкнуть к животу. Хвоста беглец так и не отбросил. Он оказался не только бегучим, но и кусачим, а все прочие не кусались. Зато самым красивым, похожим на хозяйку Медной горы – с золотой короной и голубыми пятнышками по бокам.

Одного зелёного ящера нам отдали уже без хвоста: сказали, его откусила агама. Мы наблюдали, как хвост отрастает – очень забавно. А новый хвост дурачок снова отбросил, когда его в руки брали. Видать, по привычке.

Ящурки несколько раз откладывали яйца, но, несмотря на соблюдение инкубаторской технологии, из них никто не вывелся. Наверно, яйца были неоплодотворённые. Прочие гады размножаться не пробовали.

Однажды мы чуть было не завели песчаного удавчика. Но папа сказал, что он тогда заведёт удавочку. Змей у нас так и не было: они очень красивые, но для правильного развития змей нужно кормить мышатами и лягушатами, а их жалко.

У нас сложилась традиция: всех теплокровных называть английскими именами, а холоднокровных русскими, причём человеческими. Сейчас я думаю, это было подсознательное утверждение, что люди – гады. Наших жаб звали Алёна и Ивашка. У них были потрясающе красивые золотые глаза. В одной подростковой тусовке мне встретилась парочка с такими именами, и я им поведала о тёзках. Алёнка посмеялась, а Ванька обиделся.

Я училась в английской спецшколе, и на экзамене в восьмом классе мне попалась тема про домашних животных. Я рассказала про кошку и хомячка, а потом говорю, что ещё у меня есть lizards and toads.

- Who? – переспрашивает тётка-экзаменатор.

- Ящерицы и жабы.

Мне тут же поставили пятёрку и отправили. Видно, испугались, что я буду рассказывать, как я take care of them (за ними ухаживаю).

ЖАРЕНЫЕ УЛИТКИ

Кроме земноводных и пресмыкающихся, на раздаче в клубе были улитки ахатины с Сейшельских островов. Мы взяли парочку и поселили в пятилитровую банку с землёй на дне. Улитки подъедали все растительные отходы со стола и прилежно наращивали колечки к своим домикам. Они с любопытством, всеми четырьмя рожками, изучали любые предметы, послушно отлеплялись от поверхности, когда их тянули за раковину, и презабавно ели с руки: щекотно скребли своими тёрками.

Рефлекторов на них уже не хватило, и зимой мы подогревали банку детской электрогрелкой с таймером. Но в один непрекрасный день грелка заглючила и вместо того чтобы отключиться, стала жарить в несколько раз сильнее. Мы пришли домой и обнаружили в банке жареных улиток… Они высунулись из раковин так далеко, как могли, их нежные рожки обуглились. Представляете, какая страшная медленная смерть?

Некоторые циники спрашивают, почему мы их не съели. Надеюсь, вам не нужно объяснять, почему. Чувство вины было такое, что больше мы не стали заводить улиток. А грелку-убийцу мы выбросили.

ПАЛОЧНИКИ

Жили у нас и самые обычные животные: хомячок, мыши, морская свинка. Но про них и рассказать нечего – всё обычно. А из экзотики – вот про палочников интересно, пожалуй. Это такие тропические насекомые, они косят под палочки. Мимикрия называется. Мы на Птичке (Птичьем рынке) купили трёх таких животинок.

Ухода за ними почти не требовалось: только поставляй свежие веточки для еды. Веточки стояли в ёмкости с водой, из неё насекомые и пили. Больше всего они любили рябину, а зимой традесканцию. Листья приобретали перфорацию, затем превращались в кружево. Мы даже брали банку с палочниками с собой в недальние поездки: хлопот никаких, главное им обеспечивать тепло.

Наши палочники были нежно-зелёного цвета, как богомолы (а они родственники, даже мордочки похожи) и действительно терялись на фоне веточек. В покое передние лапки они держали кверху, параллельно туловищу: на лапках есть специальные углубления для прятанья головы. А идя вперёд, совершали этими лапками препотешные круговые движения – для исследования среды.

Интереснее всего у них была линька. Насекомым ведь не даёт расти их хитиновый покров, поэтому его надо менять. Примерно раз в месяц, почти одновременно, наши палочники вдруг серели, тёрлись головой об ветку, серая шкурка лопалась, и за полчаса (редко удавалось увидеть процесс) выкарабкивались из шкуры ярко-зелёными, тут же становясь намного больше. Как только они внутри помещались? Иногда наши насекомые так спешили, что отрывали себе ногу или две. В первый раз мы сокрушались, но потом увидели: на месте оторванной конечности вырастает завиток, как у папоротника, а при следующей линьке из завитка высвобождается новая нога!

Видимо, условия для их содержания были всё же не совсем правильными: прожили у нас палочники недолго, около года. И гады наши жили меньше, чем описано в литературе. Всё-таки, они не домашние животные, невозможно им обеспечить правильное содержание в квартире. Жаль наших питомцев, конечно же. Но в природе их, пожалуй, съели бы ещё раньше.

Ещё меня всегда привлекали перепончатокрылые – сложным общественным поведением. Я прочитала про них множество книг, в том числе практических: как содержать в доме муравейник и осиное гнездо, как повлиять на их строительство, чтобы иметь возможность наблюдать жильцов изнутри, какие эксперименты проводить. Ох, каких же трудов стоило родителям сделать так, что ни ос, ни муравьёв мы так и не завели!

Правда, я пыталась экспериментировать на диких осах и жал их не боялась. Понимала, что если ужалят – значит, я повела себя неправильно, это не беда, а информация для исследователя. А на домашних жёлтых муравьях было неинтересно экспериментировать: они такие маленькие, что на них не нанесёшь метки.

ПРО РАЗУМ И ЛЮБОВЬ К СВОБОДЕ

Один наш мышонок сбежал из аквариума, прыгнув с веточки для лазания, и удрал в дырку в полу. Прямо у нас на глазах. Единственная дырка была во всей квартире, и он её нашёл. Я огорчилась, что мышонок, видимо, погибнет: дорогу назад не найдёт, а соседи его прибьют, или с голоду помрёт, а если до нижних этажей дойдёт – там в продуктовом магазине крысы. А мама моя на мышонка обиделась:

- Я его кормила витаминами, орешками и желточком, шёрстку шёлковую блестящую ему обеспечивала, а он!..

В самом деле, думаю, неразумно поступило глупое животное, мало мозгов у мыши. Этим и утешила маму.

Рассказала я эту историю одной подружке. А она спрашивает:

- Ты что предпочитаешь: вкусную еду или свободу?

- Свободу, конечно!

- Вот и он предпочёл свободу.

Крыть нечем…

ШПОРЦЕВЫЕ ЛЯГУШАТА

Это было уже позже, я в институте училась. Коллега по ушу Олеся уезжала в отпуск и оставила мне на месяц, на передержку, два аквариума. В одном обитала пара шпорцевых лягушек, в другом золотые рыбки и шпорцевый же лягушонок. Сладкую парочку звали Оскар и Эсмеральда, юную лягушку – Клеопатра, а рыбок никак не звали. Как ни странно, кошка совершенно ими не интересовалась.

Молодая лягушонка была ещё симпатичная, а её взрослые сородичи – совершенно уродливые. Толстуха Эсмеральда, вдвое больше супруга, трясла водянистыми телесами, а у альбиноса Оскара были красные глаза и просвечивающий кишечник. Но сами они были друг о друге иного мнения и постоянно занимались любовью. За месяц проживания у меня они дважды выметали икру. В первый раз мамаша её съела. А во второй я решила не допускать безобразия и положила икру в отдельную банку. Из неё вылупились головастики.

Я навела справки и узнала, что головастиков хорошо кормить протёртой крапивой. Летом еды детям хватало, они весело росли и давали возможность наблюдать за развитием органов: тельца у них были прозрачные. Особенно здорово выглядели красненькие бьющиеся сердечки. Число банок росло, число головастиков в одной банке убывало. У старших прорезались задние лапки, потом передние. В этот момент они переставали есть крапивную кашицу и начинали хватать мелкий мотыль.

Но тут наступила осень. Младших головастиков приходилось кормить уже сушёной крапивой. И в ней чего-то не хватало. Отстающие стали расти ещё медленнее, и у некоторых не развивалась одна передняя лапка. У самых последних – даже обе. Таких инвалидов получилось около десятка. Им было трудно ловить мотыль, особенно совсем безруким. Они старались помогать себе ногами, выглядело это трогательно. Но всё равно упускали добычу, голодали и росли плохо.

Здоровых лягушат рассадили по тазикам, в банках они уже не помещались. Тазики стояли по всей квартире. И началась новая беда: лягушата стали выпрыгивать и высыхать. По нескольку раз в день мы пересчитывали лягушат по спискам – сколько в каком тазу – и искали беглецов по углам. Иногда успевали спасти, иногда не успевали. Мы пытались уменьшать уровень воды в тазах и накрывать их, но тогда лягушатам не хватало воздуха.

К счастью, вскоре они достаточно подросли, чтобы сдать их в зоомагазин. За них даже дали денег, и довольно прилично. Но инвалидов в магазин не принимали. Я уже думала, так они у меня и останутся, но тут нашлась одна сердобольная хиппушка. Она сказала, что как раз мечтает заботиться об инвалидах, и взяла себе всех.

НЕСТИ УЖЕ КУРОЧКУ?

Нет, курицы у нас в доме не было. Это анекдот такой еврейский:

- Абрам, нести уже курочку?

- Нет, Сарочка, гости ещё едят хлеб.

Через полчаса:

- Теперь неси, Сарочка, курочку.

Сара приносит живую курицу, сажает на стол. Курица клюёт хлебные крошки.

У меня долгое время жили крысы. Декоративные клеточные крысы. Как только до меня дошло, что грызуны с кошкой нормально сосуществуют, я сразу поселила у себя сородичей. К тому времени я как раз начала ездить автостопом, у меня стали собираться тусовки. Люди часто вынимали крыс из клеток и пускали по себе бегать, а любознательным грызунам того и надо. Взаперти они тупеют и жиреют – как и люди. Но носить их с собой на плече, тем более возить по трассе, я не рисковала. Возьмёт да соскочит, лови её потом. Специальных маленьких шлеек, как и грелок для пупка, в тогдашней постсоветской России не было.

Когда шанинская Школа автостопа стала собираться у меня, регулярно по субботам, крысы помогали мне убирать со стола. После чаепития оставалось множество объедков. Я заранее крыс не кормила, а после тусовки выпускала их сначала на кровать – собрать крошки из постели, а потом на стол. И чистота, и на корме экономия. А брезгливые ханжи пусть воротят нос. Крысы чистоплотнее очень многих людей, не будем указывать пальцем.

КАК НЕКОТОРЫЕ ДЕТИ ПОСТУПАЮТ С РОДИТЕЛЯМИ

Жила у меня пара чёрных крыс. Дама была постарше, а будущего мужа для неё вырастили в отдельной клетке, чтобы она ненароком его не загрызла раньше времени. Клетки стояли рядом. Когда жених подрос, её подсадили к нему. Парень на родной территории не терялся, порывался знакомиться, дородная старая дева огрызалась. На ночь мы хотели их рассадить, но забыли. Чувак зря времени не терял. На следующее утро крысы уже спали в одном гнезде, а вскоре подруга заметно округлилась.

Я бдила, когда появятся крысята. На всякий случай папу тут же отселила: не ровён час, скушает деток. Первый помёт вырос без проблем и был роздан автостопщикам. В разные города разъехались наши крысы.

А со вторым помётом получилось так. Трёх крысят забрали быстро, а две сестрички остались невостребованными и выросли длиной почти с маму, только постройнее были. Однажды они опрокинули поилку и остались без воды, а я не заметила. В институтском виварии нам говорили: крысы очень чувствительны к недостатку воды, от жажды они звереют и загрызают сородичей, чтобы напиться кровью, следите за поилками.

Утром я обнаружила, что две сестрёнки загрызли маму – а не наоборот – и съели у неё мозг и сердце, где больше всего крови. Не думаю, что это мама пожертвовала собой ради детей – у крыс так не принято. Просто дети оказались проворнее и сильнее. Папа, видимо, наблюдал картину из соседней клетки.

Буквально через пару дней на крысят нашлись претенденты. Я с радостью избавилась от убийц, а будущим хозяевам не сказала, каких чудовищ они приобретают. А через месяц папа-крыс умер по непонятной причине. Я по роду своей научной деятельности резала много крыс и знаю, как они устроены, поэтому, когда у меня умирали крысы, я их вскрывала и смотрела причину смерти. А тут никакой видимой причины обнаружить не удалось. Похоже, крыс-папа умер от горя.