Начал страдание

возлюбленного государя батюшки искупителя нашего, который приш е л во вторые — души на спасения изобрать и грех весь изодрать. Он волею приш е л, и кроме его некому э ту чашу было пить — уж этому делу так и быть.

А я не сам приш е л, а прислал меня сам Отец Небесный и матушка Акулина Ивановна пречистою утробою, которая греха тяжкого недоточная, чистая девица непорочная и была великая миллионишница: приказчики у ней были по всей вселенной, и нетленными они товарами торговали, а жили — ни о чем не горевали, а только грех весь из себя выгоняли, и на крест своих людей в руки иудеям не отдавали.

А меня на крест отдали свои люди. Жил я в Туле у жены грешницы у Федосьи Иевлевни у мирской[27]: она меня приняла, а свои не приняли, но еще доказали. Привели солдат команду к ней в дом, однако она не обробела, хот я я был тогда в подполье — там и жил. А божьи люди стали говорить и указывать: «Ломайте пол, он там в подполье!» И р а зломали, а меня не нашли: так два раза команда приходила, и не нашли, но я был тогда в подполье. После того и говорят: «Пойдемте в трети‹й› раз». Пришли, стали искать и говорят: «Ломайте пол в трети‹й› раз — он там, в подполье. Найдемте его и отдадимте в руки на муки!» И выт ащ или меня за святыя волоса, и Бога не страшась, и били кто чем попало без всякой пощады. Поясок и кре‹с›т с меня сняли, а руки назад связали и назад гири привязали. И повели с великим конвоем, оружие обнаживши, и со всех сторон меня ружьями примкнувши: одним ружьем в грудь, а друг и м — ‹с›зади, и по моим обеим бокам — только что меня не закололи. И привели меня в Тулу и посадили в Туле на крепком стуле: перепоясали шелковым поясом железным фунтов в п я тнадцать и приковали к стенам за шею, за руки и за ноги, и хотели меня тут уморить. На часах было четверо драгунов, а в другой комнате сидели мои детушки трое, которые на меня доказали, и сказано было поутру бить их плетьми. Но мне их стало жаль, чего ради и возжелал сойти со кре‹с›та и сказать, что им ничего не будет, и только что с ие подумал, как все железы с меня свалились, а драгуны в это время все задремали и меня не видали. И я со креста сошел, мимо драгунов прошел, своих детушек нашел и им говорил: «Детушки, я вас прощаю, и Отец Небесный проща е т. Вы не бойтесь, ничего вам не будет. Вас не будут держать, а отпустят домой. А я уж один пойду на страды за всех своих детушек, дабы прославить имя Христов о и победить змея злова, чтобы он на пути не стоял и моих людей не по е дал». Сказавши им это, пошел вон, ходил по двору и думал: «Из желез я ушел, а со двора не пошел — Отец Небесный не приказал мне итить, а велел сию чашу пить, и мимо меня оной нейтить». Тут меня хватилися, и все злые удивилися, а иные устрашилися и по всем местам искать бросилися и нашли меня на дворе, а я по двору гуляю и сам с собою рассуждаю: «Знать пришло время сию чашу пить — видно делу тому так и быть».

И тут меня взяли и великий допрос чинили — и рот мне драли, в ушах моих смотрели и под носом глядели и говорили: «Глядите везде — у него есть где-нибудь отрава!» Потом в лицо мне плевали, все меня били, кто чем попало, делали великия пытки и терзание и голову мою сургучом горящим обливали и крепче прежн е го к стенам меня приковали, и отдан был строгой приказ, чтобы близко к нему не подходить, чтобы на кого не дунул или не взглянул; ведь он великий прелестник — так чтобы не прельстил. И великим называли волфою[28]: «Он всякого может прельстить, он и царя прельстит, не довольно что нас. Его бы надо до смерти убить, да указ не велить. Смотрите, кормите его, да бойтесь: подавайте, а сами отворачивайтесь прочь». И под а вали мне хлеб на шестике, а хлебова в бол‹ь›шей и длинной аршина в полтора ложке.

Из Тулы повезли меня в Т а мбов. Народу было несчетное число: кто бранит, кто плюет, а Господь это и любит, да и Отец Небесный все велел с радостью принять не для себя, а за всех детушек, и для искупления их чрез чистоту от греховного паденья. А мои детушки неподалеку стояли: провожали и плакали. Привезли меня в Т а мбов и посадили в тюр‹ь›му, и тут я содержался два месяца, потом получили повеление наказ ы вать меня жестоко без всякой пощады.

И повезли меня наказ ы вать в Сосновку с великим конвоем: народ за мною шел полки полками, и ружья у солдат были наголо, а ‹у› мужиков деревенских были в руках дреколья. Тут меня сосновския детушки за тридцать верст встречали, слезно плакали, рыдали и говорили: «Везут нашего родного батюшку!» И в самое то время вдруг поднялась великая буря и сделался в воздухе шум и такая пыль, что за тридцать сажень ник о го не видать было и никого неможно разглядеть.

Привезли меня в Сосновку и стали наказ ы вать кнутом и секли долгое время — так что не родись человек на свете, и мне стало весьма тошно, и стал я просить всех своих верных-праведных: «О верные-праведные, помолитеся за меня и помогите мне вытерпеть сие тяжкое наказание! О Отец мой Небесный, не оставь ты меня без своей помощи и помоги мне все определенное от тебя вынести на моем теле! Ежели да поможешь, то наступлю на злова змия и разорю всю лепость до конца». Тогда мне стало полегче и тогда ж еще указ подоспел, чтобы до смерти не засечь. А иудеи по ненависти заставили моих детушек меня держать: заместо древа держал мой сын Ионушка, ‹а Ульянушка[29]› держал за голову. И тут мою рубашку всю окровавили с головы и до ног: вся стала в крови, как в морсу, и детушки мою рубашку выпросили себе, а на меня свою белюю надели. Тут я им сказал, что я с вами увижусь со всеми. И мне стало очень тошно, то я и говорил им: «Не можно ли мне дать парнова молока?» Но злыя сказали: «Вот еще лечиться хочет!» — однако умили‹ли›сь, отыскали и мне дали. И как я напился, то мне стало полегче, и я сказал: «Благодарю Бога моего».

Теперь в Сосновке, на котором месте меня секли, по явности поставлена церковь. Тогда мои детушки были люди бедные и я им сказал: «Только хр а ните чистоту: всем буд е те довольны — тайным и явным. Всем вас О т ец мой Небесный наградит и оградой оградит, и нечистой не будет к вам ходить, и чужих пророков к себе не принимайте».

И повезли меня в Иркутск, посадивши в повозку. Ноги мне сковали, руки приковали по обеим сторонам телеги, а за шею железом к под у шке приковали. И злой нечистому наказывал: «Смотрите, не упустите! Таков о го не было и не будет: он хошь кого обманет!» И везли за строгим к о нвоем: наголо шпаги, у мужиков у деревенских у всяк о го было в руках дреколие, провожали и бабы — деревня от деревни. В ту пору Пугачева везли, и он на дороге мне встретился: его провожали полк полком и под великим в‹е›зли к а раулом, а за мною караул был вдвое того, и весьма строже везли, и тут который народ меня провожал — за ним пошли, а которые его провожали — за мной пошли[30].

Ехавши я дорогою и помыслил: «Напрасно я людей скоплял: оскопил бы сам себя и сп а сал бы свою душу!» И где н и взялся турка, схватил с моей головы престол и унес в канаву, а я за ним гнат‹ь›ся и говорю: «Отдай, турка, да отдай же! А если не отдашь, то разорю всю лепость на земле и места ей нигде не дам и голову срублю». Тогда турка сам принес и на голову мою п оложил и сказал: «На вот, изволь, только нас не трогай».

Во время дороги нашли данныя детушками моими зашитыя в платок деньги сорок рублей. И тут меня офицер крепко бил эфесом и п а лашом по всем моим сустав а м, продолжая оное во всю даже дорогу, так что я в о время наказания кнутом не принял столько муки, как от него, ибо он все члены мои р а збил и при том говорил: «Ты праведный, тебе не надобны деньги, а ты имеешь!» — и взял оныя себе, а меня приказал каждый день бить и хотел до смерти убить, отчего у меня поныне правая рука и все члены болят, но Господь его нак а зал. И во всяком городе был мне допрос великой, что никакому душ е губцу и никакому разбойнику не было такого, каков был мне, и в езли меня полтора года: сухим путем и водою ехали и шел с протчими невольниками по канату.

Прибывши в Иркутск, жил немалое время и вид е л во сне про сосновских детушек, будто хочет нечистой дух мой корабль опрокинуть, а я стал вокруг своего кор а бля ходить и столбы ст а новить с матушкой своею Акулиною Ивановною и с сыночками своими с Александром Ивановичем и с Мартином Родионовичем и со всеми своими детушками. А мне про своих детушек слуху по явности не было пять лет, ровно и им обо мне, и они не знали, где я нахожусь.

Однако Отец мой Небесный суд‹ь›бою своею велел сосновским моим детушкам собратися во един собор и беседовать беспрерывно цел у ю седьмицу, а остающимся в домах говеть все это время. И тогда нарядил Бог дочку мою Анну Софоновну, и стала она пророчить, и стало от ней в духе выходить, как отца искупителя находить и кого к нему из детушек отрядить. Нарядил Бог судьбою своею Алексея Тарасьича и Марея Карповича, и говорил дух, посланный от Отца моего Небесного чрез уста Анны Софоновны: «Ступайте, детушки, за нашим батюшкою». А они отвечали: «Куда мы пойдем, и где нам его найтить?» Но она вторично в суд‹ь›бе бож‹ь›ей прогласила: «Пое‹з›жайте в город Иркутск: он там, и не вы буд е те искать его, а он вас найдет. Пое‹з›жайте, а кроме вас некому ехать». А они сами дивились и говорили: «Где же этому быть, чтобы нам отца искупителя найтить?» Однако, бл а гословясь, помолились всею обителью Богу и всею же обителью собрали на дорогу — тогда за суету не стояли — и поехали.

Приехавши в Иркутск, лошадей поставили на постоялый двор и говорят между собою: «Ну вот, что мы будем делать? Однако, брат, пойдем хоть на базар». Ну и пошли. А я ходил тогда по городу с блюдом — собирал по явности на церковное строение — увидел их, подошел и говорил: «Здравствуйте! Никак вы ро‹с›сийския?» Тут они признали меня и залились гор‹ь›кими слезами, но я им сказал: «Молчите, молчите! Подите на постоялый двор — я к вам приду и с вами переговорю». Ввечеру я к ним пришел, обо всем с ними разговаривал и от радости ночевал у них. Они просили меня с собою в Россию и говорили: «Мы за тобой, государь-батюшка, приехали». А я им сказал: «Нет. Я видел сон, будто по дороге разос‹т›ланы ве-рет‹ь›я[31], и нет мне дороги к вам. А также Отец Небесный ехать мне не велел, а поплакать приказал, да и вы когда наплач е те чан слез, тогда Отец мой Небесный меня к вам отпустит, а теперь еще время не пришло, и мне надо исполнить приказ Отца моего. И я вам еще скажу: как поед е те в свою сторону, то попадете к разбойникам, и я не знаю как вас Бог помилует. Но только вы смотрите — ночи не спите и у Бога милости просите — так Отец мой заступит». Однако я помыслил было ехать в Ро‹с›сию, и отколь ни взялся блаженной, меня палкой по плечам ударил и сказал: «Что думаешь? Ступай, куда послан! Ты назван отец, и еще учитель!»

И поехали они одни в свою сторону. Недое‹з›жаючи верст пять до той деревни, где живут разбойники, лежит на дороге их набольшей атаман без ноги и возмолился: «Господа купцы, не можно ли меня довезти верст пять до моего дому? Я сам вас за это не оставлю, вы сами увидите, какую я вам сделаю добродетель!». Они взяли его и посадили в повозку в большее место и привезли в его дом, а братья его выскочили из горницы на двор с радостию и говорили: «Эк наш брат каких подхватил купцов!» — но как скоро увидели, что брат без ноги, то и пр ипе чалились. А детушкам моим пришлось у них ночевать, и они сердцами с‹в›оими почувствовали страх, что глагол мой исполнился, и сами себе сказали: «Что нам батюшка говорил, вот дело-то тепериче и пришло!» Они к ним на двор не поехали, а повозки поставили на улице под окошком и говорят: «Ну, брат, ‹с›мотри, чтобы нам по глаголу батюшкиному ночку не спать, и вмест е мы с тобой не ляжем, а ляж е м один в горнице, а другой в повозке». Вот ноч‹ь›ю эти разбойники сбираются и говорят промежь собою: «Ну, братья, приготовляйтесь и берите, что кому надо, да смотрите, не сплошайте и сих гостей не упущайте!» И вдруг услыхал их найбольшей атаман, что они сбираются и хотят убить, то он им стал говорить: «Нет, братья, оставьте и н и чего этого не делайте и н и чего им не говорите. А завтра проводите их честно через ту деревню, где наши товарищи живут. До самого места проводите, то есть до той благочестивой деревни, где их никто не тронет». Они его послушались и проводили до той благочестивой деревни, а тут моих детушек стали спрашивать, которой они дорогой ехали и где ночевали. И когда они сказали: мы вот тут ехали и тут ночевали, то все стали дивит‹ь›ся: «Как вас Бог пронес этой дорогой? Тут не довольно проезжим ехать, но мы, ближния, боимся пройтить мимо этого места и чрез эти селения!» И приехали они благополучно в Сосновку. Тут мои детушки встречали их, обрадовались и горючими слезами заливались и сердцами своими мне отд а вались. От многих моих детушек слезы доходили ко мне по подземелию в Иркутск и обжигали мои ноги, а я спрашивал: «Чьи вы, слезы?» — и они мне сказовались, чьи.

Вот вам, любезные мои детушки, только один начал моих стр а даний, потому что всей земной жизни моей и многолетнего странствования по белому свету непостижимо уму человеческому и неможно ни языком изрещи, ни пером описать. А только я вам вкратце еще скажу, что во время бытия моего в Иркутской губернии многия пр е терпевал нужды, голод и стужи, изнуряем был тяжкими роботами, мял глину, чистил помет и в прочия иныя работы был употребляем вместе с протчими несчастными. И меня хотели с протчими невольниками сослать в Нерчинск руду копать, но Бог чрез мои уста говорил: «Нет, тебя не пошлют». А я отвечал: «Как не пошлют? Пошлют! Уж указ прислан». И назначен был итить за Байкал-море. Но Бог вторично говорил мне: «Верь мне, Богу, что не пошлют». А я опять отвечал: «Нет, видно, пошлют». Но Бог сказал мне: «Как же ты называеш‹ь›ся отец детям, и еще учитель, а не веришь? Верь же, что останеш‹ь›ся и не пойдешь». Тогда я сказал: «Да ка‹к› же? Ведь я уж совсем выкликан, и завтра велено итить!» Но Бог мне еще сказал: «Верь же, что не пойдешь: завтра другой указ придет и останеш‹ь›ся здесь в Иркутске». Но что я сказал: «Хорошо, посмотрю». Н а другой день нас совсем собрали и погнали в Нерчинск, и я пошел и сказал: «Ну вот и не остался! То Господь и говорил мне: верь же, что останешся!» И вдруг указ пришел, чтобы меня не посылать, а оставить по-прежнему в Иркутске. Тут за мной послали и воротили, и Господь говорил мне чрез мои же уста: «Ну ведь я говорил тебе: верь мне, что останеш‹ь›ся, — вот и остался!»

И еще я пишу вам: когда я шел в Иркутск, было у меня товару только за одной печатью, а как из Иркутска прибыл в Ро‹с›сию, тогда вынес товару за тремя печатями, и тут мне стали цари, короли, архиереи и всякого чину люди говорить и спрашивать: «Пок а жи нам товар свой». А я им отвечал: «Не пок а жу, а сами догадывайтесь! Я товар добывал все трудами своими: свечи мне становили по плечам и по бокам все дубинами, а светильни были воловьи жилы!»

Ну, любезныя детушки, пишу еще вам и то, что Бог поспешил и отец искупитель явился, а т е, которые приведены Александром Ивановичем и белыя рубашки надели[32], и чуть я, искупитель, живых застал — многие в море потонули: которые по шею, которые по пояс, а иные по колено. Отец искупитель явился, всех из моря выт а щил и обмыл, а на старые корабли и учителей нечего пенять: они вам показали ‹след›, а отец ваш искупитель принес свет во свете, и тьма его не объят[33].

[1]Аллюзия на Лк. 10: 38-42. Под марфой подразумевается тело и плотские вожделения.

[2]Ср. ниже рассказ о жизни в доме у мужика Пшеничного.

[3]Речь идет о наставнице Акулине Ивановой и «скопческом Предтече» Александре Ивановиче Шилове (см. о них в главе 2 настоящей работы).

[4]Этот эпизод очевидно корреспондирует с соответствующим местом «Страд» (спадающие оковы, аллюзия на гефсиманское борение). Любопытна и сцена «купного» моления Троице. Напомню, что, по скопческим поверьям, Акулина Ивановна отождествлялась с Богородицей, а Александр Шилов — с Иоанном Предтечей. Это позволяет усматривать здесь реминисценцию православной иконографии, а именно — деисусных композиций.

[5]Не исключено, что «братец Мартин Родионович» — это упоминаемый в материалах первого скопческого процесса Мартин Афонасьев сын Ребезов, умерший, по-видимому, в 1771 г. (см. главу 2 настоящей работы).

[6]Н, Н-К и Н-Л: село Тифин. Т: село Тифин. А: село Тихвин. Комментаторы локализуют это село как «Тихвинское или Авдотьино, Бронницкого уезда, Московской губернии» (Кутепов К., свящ. Секты хлыстов и скопцов. Казань, 1883. С. 143).

[7] Беседа — одно из названий хлыстовского радения.

[8]Возможно, это аллюзия на Лк. 2: 7-16. Селиванов уподобляется Христу, лежащему в яслях.

[9] Ходить в слове — пророчествовать на радении.

[10]По мнению К. Кутепова и др., Аверьян — это вышеупомянутый писарь фабрики Лугинина Емельян Ретивой (Кутепов К, свящ. Секты хлыстов и скопцов. С. 140). Однако мы не располагаем никакими существенными подтверждениями этой гипотезы.

[11]Различение явного (т. е. земного, плотского, мирского) и тайного (духовного) — характерная черта скопческого дискурса.

[12] Посестрия — зд. жена хлыста («божьего человека») Аверьяна, который не должен вступать с ней в половые отношения и обязан жить с ней как «с сестрой духовной».

[13]т. е. об оскоплении.

[14]Ср. показание одного из подсудимых на первом скопческом процессе о пророчествах Акулины Ивановны: «...Сие-де есть дело тайное; по живогласной песни сходит Дух Святый в сердца наша, и вещает она, Акилина, тако: „свет во свете, в сердца пребывает, и человек может знать, что делается в Москве и в Киеве, и когда будет урожай хлебу, а когда и недород, или кто богат, или беден, и о всяких человеческих приключениях“» (Высоцкий Н. Г. Первый скопческий процесс. М., 1915. С. 56).

[15] Собор или соборная моленная — у хлыстов и скопцов специальная изба, где совершаются радения, или собирательное название для радельного церемониала.

[16] Округа, круг святой — собирательное название для радельных плясок.

[17]Речь идет о приеме в секту. И в христовщине, и, позднее, в скопчестве этот обряд подразумевал, что неофит, приложившись ко кресту, давал обещание никому не открывать тайного учения, затем узнавал о налагаемых на него запретах (отказ от мясной пищи, алкогольных напитков, половой жизни; запрет на матерную брань) и обучался экстатической технике (радельным песням и пляскам). Вот как эта церемония описана в показаниях одной из свидетельниц по первому скопческому процессу: «...Означенная девка Акилина, держа в своих руках Животворящий Крест меднолитной, утверждала из слов, чтоб о том собрании не сказывать ни отцу духовному, ни отцу родному, приказывала к тому Кресту прикладыватца, а потом, вожегши свечи пред святыми иконами, всем собранием маливались...» (Высоцкий Н. Г. Первый скопческий процесс. С. 48).

[18]В А: от ненависти.

[19]Реконструирую по А: А один соцкай взял да сноп повалил на землю и ткнул у него палкой и говорит хозяин что это за сноп такой большой.

[20]Реконструирую по А.

[21]Запрет на совместное радение мужчин и женщин был, по-видимому, одним из пунктов проповеди Селиванова и впоследствии соблюдался в некоторых скопческих общинах. Так, о нем пишет В. С. Толстой (Толстой В. С. О великороссийских безпоповских расколах в Закавказье. С. 58-59).

[22]Напомню, что скопческие легенды называли Мартынушку «графом Чернышевым» или «генералом Дашковым».

[23]Под лепостью в скопческой традиции понимаются плотские (и, прежде всего, сексуальные) вожделения.

[24]Это, по-видимому, иносказательное сообщение о том, что Шилов, по инициативе или приказанию Селиванова, стал одним из первых скопческих «мастеров»-оскопителей.

[25]Здесь имеется в виду обряд, зафиксированный В. С. Толстым у закавказских скопцов: «Вообще скопцы молятся, делая крестное знамение обеими руками в одно время, касаясь вместе лба, пояса и в одно время правою рукою правого плеча и левою левого, и потом перенося правую руку на левое плечо, а левую на правое» (Толстой В. С. О великороссийских безпоповских расколах в Закавказье. С. 56-57). Очевидно, что этот обычай был одним из ритуальных нововведений Селиванова. Впоследствии он стал одной из отличительных черт скопческой ритуалистики.

[26]Реконструировано по А: сын.

[27]т. е. не принадлежавшей к христовщине.

[28]В Н и других ранних редакциях: волхвою. В А: Валфою.

[29]Реконструирую по А. Ср. также в других редакциях.

[30]Смысл этого рассказа не совсем понятен. Ясно, по крайней мере, что исторически он недостоверен, так как Селиванова отправили в Сибирь уже после казни Пугачева.

[31]Веретье — в говорах центральных великорусских губерний «ряднина, сшитая в три-четыре полотнища, для сушки зернового хлеба, для подстилки в телегу под хлеб и покрышки его» (Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. СПб.; М., 1909 (репр. Изд. 1994 г.). Т. I. С. 180).

[32]т. е. приняли оскопление.

[33]Цитата из Ин. 1: 5.