ГЛАВА 8. Савин резво бежал по тропе

Савин резво бежал по тропе. А что не бежать? Рюкзака, который постоянно тянет вниз, прижимает к земле, нет. Лишь ружье, да и то, да и то висит на спине. Хотя, почему на спине? А вдруг, дичь какая? Нет! Надо взять наизготовку. Не останавливаясь, Юрий переместил ружье на плечо, дулом вниз. Вот так-то лучше!

Иногда Савин переходил на шаг. На быстрый шаг. Хорошо утоптанная тропа бежала вдоль реки, сквозь густой лес. Скальных прижимов пока не попадалось. Вернее встречались, но тропа, поднявшись ненадолго в гору, находила приемлемый обход. Может, и не будет дальше бродов? Это хорошо, что Мартюшев заставил тогда перейти реку. Сидели бы сейчас с больным командиром на том берегу. Как потом его больного переносить? Носилки делать? День клонился к вечеру. Уже и в неясной дымке стали стушевываться далекие горы, проглядывающие иногда сквозь столетние кедры и сосны.

Рано! Рано день кончается! Еще бы хотя бы часа два-три светового дня! Вдруг да встретится абориген, а? Тувинец, да еще на коне! Спасли бы тогда Борьку. Он еще не знал, как стал бы уговаривать пастуха, но что уговорит – знал твердо! Но, (что поделаешь), никто не встречался и Савин бежал и бежал. Становилось все темнее. Ночь наступала стремительно.

Ёкарный бабай! Еще полчаса, ну час (если буду светить фонариком. Лежит-таки в кармане – ждет своего часа) и ночь. Хош не хош – останавливайся! А утром – назад к парням. Ну, еще немного… вдруг, за тем перегибом – юрта и пастух! Или за следующей скалой – костер охотника?! Нет! чуда не получилось. И за перегибом, и за скалой – ни хрена.

Тропу уже почти не видно. Что ж, – пора на ночлег! Ни хрена не вышло из затеи завхоза – не встретился никакой абориген! Переночую под деревом и назад! Ничего – по такой тропе сами вынесем! Не хилые.

Вдруг! Ой! Что такое? Сердце на мин замерло, потом застучало с неимоверной скоростью. В десятке метров, за деревьями, почти скрытый широким кустом, кто-то стоит! Или что-то? Нет, все же кто-то! Небольшое шевеление. Савин остановился, затаил дыхание. Черт! Сердце колотится – слышно, поди, за полкилометра! Остановить его. А как? Кто же там стоит? Человек? охотник притаился? Окликнуть? Да нет, не человек, пожалуй? Медведь? Тогда тикать надо быстрей. Я своей пукалкой его не возьму. А черт побери! Не человек, нет? значит – зверь! Савин осторожно приподнял ружье. Етит твою в качель! Ружье одноствольное, а в стволе патрон с дробью!!! Ну, как назло. Перезарядить? Куда там! чуть шевельнешься – убежит! Ищи потом в темноте! А может и хорошо, что убежит? Если, вправду, медведь – лучше пускай тикает, чем вести переговоры с ним, с раненым.

Мысли мыслями, а инстинкт охотника – никуда от него не денешься – заставляет неслышно прижать приклад к плечу.

Ба-ба-ах! На мгновение вспышка освещает деревья, куст и… голову марала с ветвистыми рогами. Черт! Так и знал! Ну, что дробью сделаешь такому слону? Сейчас, через секунду умчится. Скорее, срочно! Юрий «переломил» тулку, вставил патрон с пулей. Прицелился в едва видимый силуэт. Марал, по прежнему, стоял, словно дожидаясь своей участи. Выстрел! Лесной олень покачнулся и рухнул на колени. Подскочив ближе, Савин еще одной пулей в голову добил марала.

О-ля-ля! О, це – повезло! Не в силах сдержаться, Юрий исполнял какой-то дикий пляс вокруг поверженного оленя. Должно быть, таким образом в стародавние времена, и начались ритуальные танцы. Должен же охотник каким-то образом выразить переполнявшую его радость. И эта удача, счастье вылилось в несуразный танец охотника. Юрий не замечал ничего вокруг: ни огромных деревьев, ни моросящего дождика, даже если бы вокруг стояли люди – Савин не замечал бы и их. Сейчас был только он, марал и его счастливый выстрел! Он – охотник. Настоящий охотник! Он – доказал! И пусть парни теперь не смеются, не подкалывают, что мол «зря ружье таскает, лучше бы сухарей прихватил» – вот им хрен! Охотник он, охотник! Ха-ха-ха!

Юрий на некоторое время позабыл оставленных в зимовье ребят, умирающего Гутова, нехватку продуктов. Сейчас его заполняло до самого верха, до светлых длинных усов, выше, до самой макушки, охренелое счастье. Радость. Восторг!

Марал уже перестал дергаться, затих. Да и сердце у Савина успокоилось, перестало стучать как ненормальное. Тьфу ты, собака! С какой стати плясать взялся? Ну, блин, балерун нашелся! Хорошо, – никто не видел. Со стыда бы сгорел. Юрий вновь зарядил ружье, прислонил его к стволу. Уже совсем стемнело и Юрий включил фонарь. Внимательно осмотрел добычу. Да, марал был внушительный – килограммов на триста! Гора мяса! Теперь можно и не спеша выбираться из Сангилена. Продукта – хватит! Почему же он не убегал после первого выстрела? Неужели дробь его остановила? Не может быть! Хотя? Чем черт не шутит, пока бог спит?

Так и есть, вот повезло, так повезло! На шее марала, от заряда дроби, по густой шерсти стекала кровь. Вероятно одна, удачно попавшая дробина, перешибла какой-то нерв, отчего тот не убегал.

Эх! Сейчас отрежу кусок мяса, наемся…

Ха, наешься, как же. Котелок есть? Нет. В чем варить? Ну, положим, можно и на костре, как шашлык, обжарить. На углях. Распалить хороший костер, наготовить углей и над ними обжарить. А где уксус, соль? Мясо без соли – не проглотишь.

Ладно, потерплю. Завтра наедимся. А, может, ему лень было возиться с маралом: отрезать мясо (топора-то нет), разводить костер. Просто, его еще переполнял охотничий восторг и хотелось, чтобы состояние счастья продолжалось как можно дольше. Тем не менее, с добычей что-то делать надо. Теперь об отдыхе не могло быть и речи.

Что ж, делать нечего – Савин принялся за работу: спустил кровь, ножом с обломанным лезвием отрезал, отпилил голову, с трудом вскрыл брюшину, выпустил внутренности… Одним словом, возиться пришлось несколько часов и когда Савин заканчивал разделку – фонарик уже почти не светил. Утомленный быстрым бегом, разделкой туши, Юрий залез под нависающие ветви разлапистой ели. Там, устроившись на сухой подстилке из желтых иголок, хвои, корешков, Савин мгновенно уснул.