Капитуляция. Следующая неделя была временем непрестанного конфликта

С ледующая неделя была временем непрестанного конфликта. Я всячески старалась дисциплиниро­вать свои мысли и подчинить их своему решению - дове­рять Богу независимо от чувств или обстоятельств. Я старалась проводить как можно больше времени в изуче­нии Библии и языка, но мне нужно было постоянно концент­рировать своё внимание. Хуже всего были ночи. Вопросы о Тикве осаждали мой ум. Вернулась ли жена к г-ну Кохену, или же он присматривал за Тиквой сам? Давали ли ей нуж­ную еду и прогуливали ли на свежем воздухе? Она посто­янно была у меня перед глазами: в коляске у подножия лестницы, с поднятыми руками, ожидающая, чтобы я взяла её. Дважды я просыпалась посреди ночи и автоматически шла к кроватке Тиквы, чтобы посмотреть на неё, и понимала, что кроватка пуста.

Когда Шошанна услышала, что отец Тиквы забрал её от меня для того, чтобы заполучить обратно свою жену, её комментарий был кратким: «Все мужчины одинаковы - они думают только о себе!»

От Шошанны новости распространились, как обычно, по всем моим соседям. Разными путями они пытались вы­разить своё сочувствие. В следующую субботу, когда я по­шла к Вере, чтобы помочь ей с лампой, она приготовила мне подарок - лепешку с тмином, которую сама испекла.

Неделю спустя после того, как г-н Кохен забрал Тикву, я пошла в банк и узнала, что у меня осталось всего восемь долларов. Я была так занята Тиквой, что совсем не думала о деньгах. Однако оглядываясь назад, я поняла, что в пос­ледний раз я получила деньги в конце апреля как дар от «Кружка Лидии».

Однажды в конце июля я спустила свою корзину к Шо- шанне и подняла её обратно с буханкой хлеба, апельсина­ми и инжиром. Я открыла свой кошелёк, положила его

содержимое в корзину и снова спустила её. Шошанна по­считала деньги и сказала:

- Ещё восемь центов!

- Сейчас у меня нет, - ответила я, - как только я полу­чу деньги, я заплачу вам.

Шошанна не стала возражать, и я снова подняла пус­тую корзину.

Сколько можно прожить на хлебе и фруктах? Я переби­валась на своих продуктах четыре или пять дней, но насту­пил момент, когда я подошла к хлебнице, а хлеба там не оказалось. Я перевернула её и постучала по дну, но выпа­ло всего лишь несколько крошек. Передо мной был факт: еды и денег нет. Я посмотрела на свой календарь - поне­дельник, 1-е июля.

- Хорошо, что сейчас у меня нет Тиквы, - сказала я сама себе, а затем подумала, - может быть, именно поэто­му Бог допустил, чтобы её забрали у меня!

Я снова посмотрела на картинку календаря. Было ли это для меня напоминанием, что Добрый Пастырь всё ещё держит в руках Свою овечку? Но что мне было делать в моём положении? Возможно, Шошанна согласится отпус­кать мне в кредит, но я чувствовала, что так быть не долж­но. Или же я могла попросить о помощи мисс Ратклифф, но я знала, что ей едва хватало на собственные нужды.

Чем больше я рассуждала о своей ситуации, тем силь­нее я чувствовала волю Божию на то, чтобы я обратилась к Нему за ответом. Я вспомнила, что однажды сказал пастор Расмуссен в Корсоре: «Бог встречается с нами там, где наши силы заканчиваются». Я не могла уйти от заключе­ния, что Бог назначил мне встречу, и теперь Он ждёт меня.

Во время своего дневного чтения Библии я начала про­слеживать путь Авраама с 12-й главы Бытия и далее. Я чувствовала, что из всех персонажей Ветхого Завета, Ав­раам был самым близким для меня. Я всё ещё помнила ту проповедь, которую произнес в пятидесятнической церкви Корсора Арне Конрад. Именно пример Авраама помог мне отказаться от своего положения в Корсоре. Теперь я хотела проследить этапы, которыми Бог вёл его после того, как он подчинился первоначальному призыву покинуть свою род­ную землю. По 22-ой главе я проследила, как Авраам по­слушался приказания Божия возложить своего сына Исаака в качестве жертвоприношения. Я видела, что Аврааму при­шлось совершить трёхдневное путешествие с Исааком на гору Мориа - место, предназначенное для жертвоприноше­ния. Я размышляла, а что думал Авраам во время этого долгого путешествия? Какую внутреннюю борьбу и вопро­сы он, должно быть, пережил! Бог дал Исаака Аврааму чу­десным образом. Он очень хорошо знал, как Авраам любит его. И, тем не менее, теперь Он хотел забрать его. Трудно было понять, почему Бог хотел это сделать.

Остаток дня я провела в молитве и рассуждениях. Я постоянно молилась о Тикве, чтобы Бог показал её отцу, как заботиться о ней. К ужину я очень проголодалась. Мне пришлось сражаться с воспоминаниями моего накрытого обеденного стола в Корсоре. В конце концов, я выпила два стакана воды, и муки голода прекратились.

Во вторник утром я, как обычно, наведалась на почту, но мой ящик был пуст. Я пошла домой через Мусрару, что­бы переговорить с Нижмех, но я почувствовала внутри себя, что этого делать не надо. У меня должна быть встре­ча с Богом - и только с Ним. Мне недостаточно было бы даже самого лучшего человеческого совета или утешения.

В полдень я вернулась к 22-ой главе Бытия. Снова я представила себе Авраама по дороге на гору Мориа. Но на этот раз я не смотрела на него со стороны, а отождестви­лась с ним. Путешествие совершала я сама. Где-то впере­ди была моя «гора Мориа», место моего свидания с Богом. Авраам пришёл на гору на третий день. У меня пошёл вто­рой день одиночества без пищи. Я знала, что завершу своё путешествие на третий день. «Завтра, - сказала я себе, - что-то случится».

В среду я снова пошла на почту, но, даже не откры­вая ящика, знала, что он пуст. Ничто не могло изменить моей внешней ситуации, пока я не достигну «горы Мориа» и не встречусь там с Богом. Возвращаясь домой с почты под палящим солнцем, я начала ощущать головокруже­ние. Взобравшись по лестнице в свою квартиру, я еле сто­яла на ногах, мои колени дрожали, и мне пришлось прислониться к стене. Войдя внутрь, я повалилась на кро­вать. Комната поплыла перед моими глазами. В конце кон­цов, я задремала.

Вдруг я проснулась. У меня было очень сильное впе­чатление, что сейчас со мной заговорит Сам Бог. Я спокой­но лежала на кровати.

- Я хочу, чтобы ты вернула Тикву Мне! - Голос напол­нял всю комнату, хотя я не слышала никаких звуков.

- Но, Господи, - ответила я, - отец Тиквы забрал её, и она уже не у меня.

- Ты позволила, чтобы отец забрал её, - пришёл ко мне ответ, - но ты никогда не отдавала её Мне. Ты всё ещё держишься за неё своей волей. Я могу благословить толь­ко то, что полностью подчинено Мне.

В моей комнате был Сам Бог. Я была ошеломлена. Я почувствовала себя такой маленькой и незначительной. Тем не менее, Бог снизошёл, чтобы заговорить со мной.

Я спокойно выскользнула из своей кровати и встала на колени, склонив голову. Затем я начала молиться. Слова приходили медленно одно за другим: «Господи, я отдаю Тикву Тебе. Ты дал её мне. Теперь я возвращаю её Тебе. Она Твоя! Будет ли она жить или умрёт, увижу я её снова или нет - она Твоя! Да будет воля Твоя, а не моя!»

Постепенно мною овладел глубокий внутренний мир. Я знала с непоколебимой уверенностью, что Тиква была в ру­ках Божиих, и что Бог исполнит Свою волю в её жизни. Ник­то и ничто на земле не могли помешать этому. Я не перестала любить её. Моё сердце всё ещё стремилось к ней, но во всём этом был самый совершенный мир. Та буря, которая бушевала во мне три недели, прекратилась.

Отправившись на почту на следующий день, я почув­ствовала, как всё внутри меня очистилось. Я не ела четыре дня, но не было и следа физической слабости. Моё сердце было переполнено самой глубокой и чистой любовью, кото­рую я когда-либо испытывала: любовью к детям, играющим на улице, любовью к слепому нищему на тротуаре и, более всего, к Иерусалиму. Я вспомнила тот вопрос, который я задала сама себе в день своего приезда. Можно ли было любить пыль и камни? Теперь я знала ответ. Да, это было возможно! Бог ответил на мою молитву и даровал мне части­цу Своей собственной любви к Иерусалиму.

На ступенях почты я столкнулась с мисс Густафссон.

- Неужели это вы, мисс Кристенсен! - сказала она, - теперь у вас нет коляски.

- Нет, - ответила я, - отец ребёнка забрал её.

- Всё это к лучшему, мисс Кристенсен, всё к лучшему! Теперь вам легче вернуться в Данию!

Громкий смех, последовавший за словами мисс Густаф­ссон, был как нож в рану моего сердца.

- Все мы должны уехать, или же нас поубивают прямо в постелях! Я забронировала билет в Швецию на конец ме­сяца. Возможно, вы сможете достать билет на то же самое судно - оно заходит в Копенгаген.

- Благодарю вас, - ответила я, как можно вежливее, - но я не собираюсь уезжать.

В тот день в моём почтовом ящике было два письма, оба из Дании. Одно было от мамы, и я открыла его первым. Там был денежный перевод на сто двадцать долларов. В письме объяснялось, почему были высланы эти деньги: «По радио мы слышим, что в Иерусалиме ожидают столк­новений между арабами и евреями... Пожалуйста, купи себе билет на первое же судно, отплывающее в Европу... Я с нетерпением жду тебя... Твоя любящая мама».

Некоторое время меня почти парализовало. К боли в моём сердце за Тикву теперь прибавилось желание уви­деть маму. Был ли чек от неё обеспечением Божьим для меня? Возможно, Бог устроил, чтобы я встретила мисс Гус­тафссон именно сейчас, чтобы я узнала о судне, отплываю­щем в Копенгаген.

«В конце концов, - рассуждала я, - Тикву у меня заб­рали». Я действительно чувствовала, что отдала её в руки Божьи. Никто больше в Иерусалиме не нуждался во мне. Следовало ли мне вернуться домой, где меня любили и нуждались во мне? Я могла представить себе ту радость, с которой мама получила бы письмо с вестью, что я возвра­щаюсь домой.

Я открыла второе письмо. Оно тоже было из Дании, и в нём был международный перевод на десять долларов. Единственными словами были: «Для Вашей работы в Иеру­салиме». Не было ни обратного адреса, ни фамилии отпра­вителя.

Я оказалась на перекрёстке! Куда пойти? Принять ли деньги от мамы и вернуться домой, или же принять гораздо меньшую сумму - Божие обеспечение для меня в Иеруса­лиме? Я не решалась сделать свой собственный выбор. Стоя перед ящиком, я склонила голову и закрыла глаза:

- Господи, - прошептала я, - покажи мне тот путь, ко­торый Ты приготовил для меня. Пусть выбор будет Твоим, а не моим!

Прошло несколько минут, и ничего не изменилось. За­тем перед моим взором пронеслась серия оживших картин. Это было то, что я видела утром на улице: играющие дети, слепой нищий, женщины с корзинами на головах, нагру­женные животные вперемешку с людьми. Позади всего этого была неровная линия Старого Города на фоне безоб­лачного голубого неба. По мере того, как передо мной пред­ставала каждая сцена, моё сердце переполнялось любовью, той самой любовью, которую поместил в моё сердце Сам Бог.

Я получила ответ на свой вопрос! Это был тот же самый ответ, который я получила в подвале мисс Ратклифф нака­нуне Рождества. Мои планы и чувства были на человечес­ком уровне, они менялись и были непостоянными. Но цель Божия была на ином уровне, и она оставалась неизменной. Моё место было в Иерусалиме!

Я подошла к стойке и получила десять долларов по переводу. Затем я наскоро написала письмо матери, благо­даря за её любовь и заботу, но объясняя, что я не собира­юсь уезжать из Иерусалима. Я положила в конверт её пе­ревод и отослала обратно.

Однажды утром на следующей неделе я проснулась с сильным предчувствием. Что-то очень важное должно было произойти! Я лежала в постели, пытаясь представить, что же может принести этот день, но безуспешно. Наконец, я стала читать свою порцию Нового Завета на тот день, которая на­чиналась с одиннадцатой главы Послания к Евреям. Прочи­тав первые несколько стихов, я с удивлением обнаружила, что я вновь прослеживаю историю Авраама. Может быть, Бог хотел показать мне ещё что-то относительно Авраама? Послание к Евреям наглядным образом прослеживало ис­торию Авраама, кульминационным моментом которой было приношение Авраама на горе Мориа. Но здесь было под­черкнуто то, чего я не заметила в книге Бытие: Авраам ни­когда не сомневался, что Бог вернёт ему Исаака, даже если это означало воскресение из мёртвых. Это изменило мой собственный взгляд на обстоятельства.

Читая Бытие на прошлой неделе, я чувствовала себя одним целым с Авраамом во время его испытания - долго­го путешествия для совершения жертвоприношения на горе Мориа. Но теперь я представила, как он сошёл с горы после окончания испытания. Это был триумф веры! С высоко под­нятой головой и сияющим лицом он спускался по каменис­тому склону. Рядом с ним шёл ребёнок, которого он отдал Богу и получил обратно от Бога. В его ушах всё ещё звуча­ло обетование, которое было дано ему с неба: «Благослов­ляя благословлю тебя и умножая умножу семя твоё, как звёзды небесные» (см. Бытие 22: 17; Евреям 6: 14).

- Твоё семя, - сказала я, - это был Исаак! Бог не просто вернул Исаака - Он вернул его, неисчислимо умножив семя.

Урок всей этой истории был так ясен, что я набросала его внизу страницы: Сначала Бог даёт нам. Затем мы воз­вращаем Богу. В конечном итоге Бог возвращает нам, благословив и приумножив превыше всякого нашего ожи­дания.

Мои рассуждения были прерваны громким стуком в дверь. На лестничной площадке стояла маленькая хрупкая женщина в выцветшем ситцевом платье с цветным покры­валом на голове.

- Мисс Кристенсен, вы помните меня? - спросила она по-арабски.

Я внимательно посмотрела на неё.

- Нет, - ответила я на этом же языке, - боюсь, что нет.

- Я мать Тиквы!

Я видела её только, как фигуру, завёрнутую в шаль, в той тёмной комнате, напоминающей пещеру.

- Извините меня, - сказала я, благодарная за многоча­совые занятия языком, которые позволяли мне теперь разго­варивать с ней, - теперь я вспомнила. Пожалуйста, проходите!

- Нет, я не могу оставаться! Но я пришла, чтобы попро­сить вас кое о чём. Не могли бы вы опять забрать Тикву? Она с её отцом в Тель-Авиве. Вот адрес, - она вручила мне кусочек бумаги.

- Значит, вы не живёте вместе с вашим мужем?

- Нет, мисс Кристенсен, я не могу жить с этим челове­ком! Он не обеспечивает меня - он обрекает меня на голод. Я сама поехала в Тель-Авив, чтобы найти работу, но так и не нашла.

- А если ваш муж, г-жа Кохен, не отдаст мне Тикву?

- Мисс Кристенсен, помолитесь! - она сжала обе руки, - Я знаю, что он отдаст её! Он обязан! Иначе она умрёт.

Через минуту она спустилась по лестнице и поспешно пересекла двор.

Я посмотрела на свои часы - девять часов! Остано­вившись только для того, чтобы взять сумку, я отправилась на автобусную станцию. Через полчаса я ехала в Тель- Авив. Мой ум был занят вопросами. Что я скажу г-ну Кохе- ну? А что, если он откажется отдать Тикву? Чем больше я пыталась представить всё заранее, тем больше возникало проблем. Наконец, я сказала: «Господи, я ничего не буду планировать, и не буду готовиться никак! Я доверяюсь

Тебе, чтобы Ты дал мне подходящие слова, когда они будут нужны мне!»

Сойдя с автобуса в Тель-Авиве, я поспешила по адре­су, который мне дала г-жа Кохен. Это было примерно в двух километрах от автобусной станции. Дверь открыла женщина, которая говорила по-немецки. Она сказала, что г- н Кохен снял у неё комнату, но сейчас он в поисках работы. К счастью, моего немецкого было достаточно, чтобы вести простой разговор.

- Есть ли у него маленькая девочка? - спросила я.

- Да, он держит её в коляске в своей комнате, - доба­вила она.

- Не могла бы я взглянуть на неё? Меня послала её мать.

Женщина ненадолго задумалась, но потом провела меня в глубину дома. Детская коляска стояла под окном. Я быстро подбежала к ней и заглянула внутрь. На Тикве было то же самое розовое платьице, которое я надела на неё, когда отец забрал её, но оно так выцвело и запачкалось, что его нельзя было узнать. Её щёки поблёкли, а на лбу была открытая рана.

Когда я наклонилась над ней, она открыла глаза и по­смотрела на меня пустым, ничего не видящим взглядом. Затем в её глазах вспыхнула искра - она узнала меня. За­тем она потянулась ко мне и прикоснулась к моему глазу.

- Глаз, - сказала она почти шёпотом. Затем она снова закрыла глаза.

Хозяйка дома, извинившись, ушла. Я села на един­ственный в комнате стул и начала усиленно молиться: «Гос­поди, дай мне слова!»

Через сорок минут я услышала голоса в прихожей. В следующую минуту в комнату вошёл г-н Кохен. Перешаг­нув порог, он остановился как вкопанный.

- Мисс Кристенсен! - сказал он, - как вы попали сюда? - Он посмотрел на меня, как будто я была привиде­нием.

Стоя перед ним, я почувствовала в себе действие той же самой силы, которая удержала меня от споров с ним, когда он пришёл за Тиквой. Но теперь мне были даны сло­ва, чтобы говорить, - слова, наделённые властью, гораздо большей моей.

- Ваша жена послала меня забрать Тикву, - сказала я, - Тиква снова заболела, и вы не в состоянии смотреть за ней. Если вы оставите её здесь, она умрёт.

На этот раз слов не было у г-на Кохена. Два или три раза он открывал рот, но слов не было.

- Пожалуйста, помогите мне вынести коляску, - про­должала я, - я заберу её с собой в Иерусалим.

Я ни спорила, ни повышала голос, но действие моих слов на г-на Кохена было удивительным. Его руки по-насто­ящему дрожали, когда он взялся за коляску. Мы вдвоём вынесли её на улицу.

Когда мы пришли на автобусную станцию, г-н Кохен по­мог мне пристегнуть коляску к багажной раме на крыше ав­тобуса, пока я устраивалась внутри с Тиквой на руках. Когда автобус отъезжал, г-н Кохен махал нам вслед рукой. В первый раз я увидела, как он улыбается. Я поняла, что он освободился от бремени, которое он не мог нести.

В автобусе Тиква прижалась ко мне из всех сил. Иног­да она поднимала свой палец к моему глазу или носу, но ей не хватало сил, чтобы произнести слова. В ответ ей я ти­хонько напевала её любимые песни. Наше общение было глубже всех слов. Моё сердце было переполнено любовью к ней и благодарностью к Богу за то, что Он вернул её мне. Я представила себе Авраама, когда он спускался с горы Мориа, а Исаак шёл рядом с ним. «Мне кажется, я знаю, что он чувствовал», - сказала я сама себе.

Когда я везла коляску мимо магазина Шошанны, она заметила нас через открытую дверь.

- Это Тиква! - воскликнула она, - вы взяли её обратно!

Когда я рассказывала ей о том, что случилось, она на­клонилась над коляской, лепеча с Тиквой на идише. Затем она пошла в магазин и вернулась с двумя банками молока Я начала открывать свой кошелёк, но Шошанна отмахнулась.

- Подарок от еврейской мамы еврейскому ребёнку!

Вернувшись в квартиру, я смогла внимательно осмот­реть Тикву. Она и похудела, и ослабла. Я уже знала о ране на лбу, но я обнаружила и другие на спине, которые рас­пухли и загноились. Я бы побоялась трогать их без квали­фицированной медицинской консультации. В целом, Тиква была ужасно слабой и болезненной. Но самое главное было то, что Бог вернул её мне. Он не подведёт меня!

Затем я задумалась о своих финансах. Десятидолларо­вый подарок от анонимного благодетеля в Дании уже почти был исчерпан. Это была вторая неделя июля, а я всё ещё не заплатила двенадцать долларов за квартиру. Когда отец Тиквы забирал её, я отдала самую лучшую одежду, которую от волнения забыла забрать назад. Мне придётся покупать новое. А также предстоят медицинские расходы...

- Мне нужна приличная сумма, - сказала я наполовину себе, наполовину Богу, - по крайней мере, пятьдесят долла­ров! - Это было одновременно и провозглашение, и пожела­ние, и молитва.

На следующий день в моём почтовом ящике было письмо из Дании! От возбуждения я посмотрела на имя от­правителя - Эрна Сторм! Мой восторг сменился разочаро­ванием. О чём это Эрна могла писать мне? Да, она действительно однажды послала мне пять долларов через Кристин Сондерби, но подобная сумма не покрыла бы мои сегодняшние нужды.

Когда я начала читать письмо Эрны, мои чувства снова изменились - от разочарования к изумлению:

Дорогая Лидия,

Я должна начать с того, что прошу Вашего проще­ния за всё то плохое, что я сказала о Вас, когда два года назад Вы приняли водное крещение. Боюсь, что мне пона­добилось много времени, чтобы убедиться, как я была неправа, но Бог был так добр и терпелив ко мне.

Я не могу рассказать Вам всего, что случилось с тех пор, как Вы уехали из Корсора, но в воскресенье 23-го июня я тоже приняла драгоценный дар Святого Духа, а примерно неделю спустя, я, как верующая, была крещена пастором Расмуссеном! Как Вы думаете, где это про­изошло? В Стор-Баэльте!

Конечно, все в школе говорят обо мне точно так же, как говорили о Вас. Но теперь я понимаю, почему Вы мог­ли оставаться такой спокойной и счастливой при всём этом. На этот раз мой случай не будет разбираться в высших инстанциях. Вопрос был решён раз и навсегда, когда парламент принял решение в Вашем случае.

Теперь мы с Кристин Сондерби и Вальборг встреча­емся каждую неделю, чтобы молиться за Вас. Полити­ческая ситуация кажется серьёзной, но мы провозглашаем для Вас обетование из Псалма 33: 8: «Ан­гел Господень ополчается вокруг боящихся Его и избавля­ет их».

Мы прилагаем дар от нас троих.

Благодарная Вам, Эрна.

Я ещё раз заглянула в конверт и вытащила оттуда ли­сток бумаги. Это был денежный перевод - на девяносто долларов!

На то, чтобы понять случившееся, мне потребовалось несколько минут. Бог не просто послал мне нужные деньги, почти в два раза больше, чем я осмелилась пожелать. Он совершил нечто более чудесное - Он ответил на мою мо­литву об Эрне. Разве могла я верить, когда уезжала из Кор- сора девять месяцев тому назад, что Эрна, Кристин и Вальборг когда-то будут собираться вместе, чтобы молить­ся обо мне?

Осада

тоя за прилавком, Шошанна прервала наразреза- ние салями. Когда она была возбуждена, ей нуж­но было жестикулировать обеими руками.

- Почему это всегда случается с нами, евреями? - сказала она, - В Европе нам не давали покоя христиане, здесь - мусульмане! Всю эту неделю идут непрестанные стычки. Даже у Стены Плача! Я говорю вам, это не к добру!

- Разве вы не думаете, что Великобритания положит конец всему этому? - спросила я.

- Великобритания! - фыркнула Шошанна, - Они только и делают, что назначают комиссии! А какая нам от этого польза? Если мы не научимся, как самим защищаться, то никто нас не защитит!

Шошанна вручила мне мое салями, и в то же самое время дала дольку апельсина Тикве, которая стояла рядом со мной. Несколькими минутами позже я шла по Яффской дороге, а Тиква семенила рядом со мной, держась за мою руку.

Прошло полтора месяца с тех пор, как я привезла Тикву из Тель-Авива. Доктор сказал, что назвал бы её выздоров­ление за последнее время «феноменальным». «Чудес­ным», - поправила я его про себя. Теперь я могла брать её на короткие прогулки без коляски. Когда она уставала, я поднимала её и сажала себе на плечи. Такие поездки с её ногами вокруг моей шеи и руками, обвитыми вокруг моего лба, стала её новой игрой.

Я стояла перед обувным магазином, раздумывая, могу ли я позволить себе купить пару маленьких детских санда­лий для Тиквы, когда заметила, что крики вокруг меня стали громче. Повернувшись в ту сторону, откуда раздавался шум, я увидела бегущую толпу. Впереди бежали женщины с растрёпанными волосами, которые истерически кричали и били себя в грудь. Сначала я подумала, что это похороны,

но толпа двигалась слишком быстро.

Я схватила Тикву на руки и быстро сошла с дороги и втиснулась в щель шириной около полметра между обув­ным магазином и соседней торговой лавкой. Стараясь не двигаться, я наблюдала, как мимо меня бежали люди. За женщинами следовали мужчины и мальчики. Это были ев­реи, судя по кипам на голове. У них было самое разнооб­разное оружие: топоры, ломы, ножи для мяса и даже хлебные ножи, привязанные к черенкам от мётел.

Постепенно поток людей начал иссякать, но люди всё шли и шли - по одному или по двое - как мужчины, так и женщины. Мимо проковылял бородатый мужчина, который держал у головы окровавленный носовой платок. Из-под его платка текла кровь, которая запеклась на его бороде.

Через несколько минут я услышала рыдания. В не­скольких метрах от меня прошла молодая женщина. Я сра­зу же заметила неподвижное тело мальчика, которое она прижимала к себе. Лицо ребёнка было смертельно бледным, а его голова была запрокинута. Между рыданиями женщина снова и снова повторял его имя: «Ами - Ами - Ами».

Наконец, на улице не осталось никаких признаков дви­жения. Тиква начала ёрзать. Я не могла оставаться до бес­конечности в этой узкой щели между двумя стенами. Стоит ли попытаться вернуться в Маханех-Йехуда? Я слегка вы­сунула свою голову наружу, чтобы оценить обстановку, ког­да где-то на улице услышала жёсткий щелчок и пронзительный звук. Несомненно, это была пуля!... Я толь­ко еще глубже втиснула Тикву в наше укрытие.

Спустя несколько минут отсутствия какой-либо видимой активности, я сантиметр за сантиметром высунула голову, пока не смогла осмотреть улицу в обоих направлениях. Первое, что бросилось мне в глаза, это была перевёрнутая ермолка, лежащая посреди дороги. Но сама улица была со­вершенно пуста в обоих направлениях.

Обхватив Тикву руками, я начала что было духу бежать по Яффской дороге в Маханех-Йехуда. Тиква схватила меня за шею и держалась за меня изо всех сил. Свернув с улицы туда, где находился наш небольшой квартал, я рас­терялась от неожиданности и на минуту остановилась. Над всем нависла зловещая тишина. Обычно здесь играли дети, стирали женщины, но сейчас никого не было видно. Все двери и окна были закрыты. Я постучала в две кварти­ры: «Шошанна! Вера!», - но оттуда не было никакого ответа.

На углу здания я наступила на маленький круглый предмет, который начал катиться под моей ногой и из-за ко­торого я чуть не упала. Я посмотрела вниз. Это была пуля! Инстинктивно я осмотрелась вокруг, чтобы увидеть, кто мог выстрелить, но никого не увидела. Я взбежала по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и ворвалась в свою комнату. Дверь за мною оставалась открытой ровно столько мгновений, сколько потребовалось мне, чтобы положить Тикву в кроватку. Я не только заперла входную дверь, но и придвинула к ней кухонный стол. Затем я закрыла оконные ставни во всех комнатах и припала, всё ещё тяжело дыша, к стене спальни.

Отдышавшись, я с величайшей осторожностью приотк­рыла на пару сантиметров ставни в окне надо мной и выгля­нула на улицу. Маханех-Йехуда выглядел, как осаждённый город. Вдоль Яффской дороги, сколько мог видеть глаз, перед дверями, окнами и на балконах каждого дома были нагромождены камни. С какой целью? Чтобы преградить дорогу пулям или же чтобы бросать во всякого, кто попыта­ется напасть? Я не могла не прийти к выводу, что это жал­кая защита, когда у арабов есть в наличии винтовки.

Некоторое время спустя из домов по обеим сторонам Яффской дороги постепенно - по двое и трое - начали по­являться мужчины и женщины, и возводить уличные заг­раждения. Женщины извлекали камни из мостовой дороги или свободных участков. Другие заполняли пустые кероси­новые канистры песком. Затем они передавали всё это мужчинам, которые укладывали их друг на друга, перегора­живая Яффскую дорогу по всей её ширине. Как только бар­рикада была построена, как мужчины, так и женщины сразу исчезли из вида.

Однако в нашем крошечном квартале не было никаких признаков жизни и движения. Тишина действовала на не­рвы. Может быть, все мои соседи сбежали или же некото­рые из них забаррикадировались в своих квартирах, как я?

Августовское солнце немилосердно нагревало крышу, воздух был почти неподвижным, и жара в квартире вскоре стала проверкой на выносливость. В то же самое время закрытые ставни создавали искусственный полумрак, что значительно усиливало атмосферу сумрака и изолирован­ности.

Если нам предстояло быть в таком затворничестве дол­гое время, то мне следовало бы проверить свои запасы. Если экономить, то еды хватит на пару дней. Я особенно была благодарна за маленькую банку молока. Но когда я заглянула в глиняный кувшин, где я держала воду, моё сердце поникло. Воды было немного - менее литра. Уходя на прогулку с Тиквой, я собиралась сразу по возвращении сходить к крану в общем дворе и пополнить водные запа­сы. Стоит ли мне прямо сейчас сбегать к крану и напол­нить свой кувшин? Это означало пройти метров тридцать по открытому двору. Едва я задала себе этот вопрос, как сно­ва началась стрельба где-то на восток от нас. Время от времени я слышала свист пуль за домом. Выставить себя на открытом пространстве в дневное время было бы су­масшествием. Если в меня попадёт пуля, и я не смогу вер­нуться в квартиру, что тогда случится с Тиквой? Я начала винить себя за то, что не подготовилась. В конце концов, несколько человек предупредили меня, что беспорядки бу­дут.

Помимо жары и нехватки воды, моей величайшей про­блемой было отсутствие информации. Я бы никогда не пове­рила, что город таких размеров, как Иерусалим, мог быть таким безмолвным в дневное время. Почти облегчением было слышать ружейные выстрелы, нарушающие мертвую тишину. Я тщетно пыталась представить себе, что происхо­дит. «Если я переживу это», - сказала я сама себе, - «то, прежде всего, приобрету переносной радиоприёмник».

Когда опустилась ночь, ко мне пришло чувство полной изоляции. Даже в лучшие времена Маханех-Йехуда осве­щался очень скудно. Но сейчас нигде не было видно даже отблеска огонька: ни на улице, ни в домах, и я не осмелива­лась зажечь свет у себя.

Время от времени я подходила к окну и выглядывала через щели в ставнях, но видела только очертания домов на фоне звёздного неба. Один раз я различила фигуру че­ловека, который, согнувшись, бежал между домами. Мину­ту или две позже я услышала мягкие следы шагов по песку прямо под моим окном, и тогда моё сердце начало учащен­но биться в грудной клетке. Но шаги затихли, и снова опус­тилась тишина, нарушаемая только уже обычными одиночными выстрелами.

К полуночи небо над Старым Городом осветилось сла­бым красным сиянием, которое длилось часа два, затем медленно угасло. Непроизвольно я представила себе дома, объятые пожаром, и подумала о судьбе людей внутри. На­конец, я улеглась на кровати, не раздеваясь, и попыталась заснуть, но безуспешно. Слишком хорошо я помнила слова мисс Густафссон на ступеньках почты: «Нас всех убьют в наших кроватях!»

На следующее утро ситуация внешне не изменилась. Двери и окна везде были закрыты, улицы пустынны. Я уха­живала за Тиквой, как только могла. Выкупать её было нельзя. Я решила, что лучше всего использовать воду, ко­торая у нас осталась, смешивая её с молоком, чтобы этой смесью кормить Тикву из бутылочки. Я и сама выпила не­сколько небольших глотков этой смеси.

Около полудня я положила Тикву обратно в кроватку, чтобы она поспала. К тому времени чувство изолированнос­ти становилось уже невыносимым. Без радио, без газет, без всякого общения с моими соседями у меня оставался толь­ко один источник информации - Библия. Сидя за столом с закрытой Библией передо мной, я сказала: «Господи, если в этой Книге есть такое, что поможет мне понять происхо­дящее и ту роль, которую Ты приготовил для меня, пожа- луйста, покажи мне это сейчас». Затем я открыла Библию.

На странице, которую я открыла, мне бросились в гла­за два стиха из Книги пророка Исаии, которые я уже под­черкнула синим карандашом: «На стенах твоих, Иерусалим, Я поставил сторожей, которые не будут умолкать ни днём, ни ночью. О, вы, напоминающие о Гос­поде! не умолкайте, - не умолкайте пред Ним, доколе Он не восстановит и доколе не сделает Иерусалима славою на земле» (Книга пророка Исаии 62: 6-7).

«Стражи на стенах Иерусалима, которые не умолк­нут» - Должно быть, это описание молящихся людей, - по­думала я, - молящихся с невероятной ревностью и настойчивостью. Их молитвы сфокусированы на одном мес­те - на Иерусалиме». Но почему на Иерусалиме? Чем этот город отличался от других? Я начала перелистывать страни­цы Библии, ища ответ на этот вопрос.

Спустя четыре часа я видела всё уже в совершенно другом свете. Меня как будто подняли высоко-высоко от земли, и я глядела на этот мир с Божьей точки зрения. На земле, как я видела, есть установленный Богом центр: Иерусалим. Из этого центра, согласно Божьему плану, исти­на и мир должны изливаться по всей земле; именно сюда вернётся поклонение и приношения всех народов. Един­ственная надежда для земли заключается в осуществле­нии этого плана. Кроме Иерусалима, не было никакого другого источника мира.

Это придало новый смысл знакомым словам Псалма 121: «Просите мира Иерусалиму». Теперь я воспринимала это не только как призыв молиться за один город в стране, которая занимала крошечную часть земной поверхности. Результаты этой молитвы благословят все страны и народы. Мир всей земли зависел от мира Иерусалима. Почему тогда именно этот города так страдал - больше других городов - на протяжении трёх тысячелетий от всего, что было прямой противоположностью мира: от войн, массовых убийств, раз­рушений и рабства? Я видела только одно объяснение: Иерусалим является полем битвы духовных сил.

Некоторые прочитанные отрывки совершенно убедили меня, что в мире действовали злые силы: «начальства и власти», как их назвал Павел, - которые преднамеренно и систематически противились как целям Божьим, так и Его народу. Нигде в мире эта оппозиция не является более ин­тенсивной и сконцентрированной, как в Иерусалиме. Божье избрание этого города быть центром благословения для всего мира, сделало его мишенью враждебных сил зла. Я начала видеть Иерусалим как сцену, на которой этот все­ленский конфликт между добром и злом действительно до­стигнет своей развязки - той кульминации, которую давно предсказали пророки, и которая теперь была очень близка. Вот почему проблемы Иерусалима никак не удавалось раз­решить чисто политическими методами, насколько я могла судить по ситуации вокруг меня. Ни политики со своими конференциями, ни генералы со своими армиями не могли решить проблемы Иерусалима. Ответ нужно было искать на более высоком уровне. На духовную силу нужно реагиро­вать духовно. Победить оппозицию сил зла можно было только одной силой: силой молитвы.

Я ещё раз вернулась к Псалму 121: «Просите мира Иерусалиму». Я почувствовала Божественное ударение на слове «просите». Ничто не могло принести мир Иерусали­му, кроме молитвы.

«Молоко, мама, - молоко!», - плач Тиквы в кроватке прервал мои рассуждения. Обнаружив, что её одежда про­мокла от пота, я сняла её и оставила Тикву в пелёнках. За­тем я добавила в треть стакана воды немного молока и дала ей. Я и сама хотела глотнуть, но передумала. У нас оставался примерно стакан воды и наполовину меньше мо­лока. Пока мне не удастся возобновить наши запасы, я должна всё оставить для Тиквы.

Некоторое время я держала Тикву на руках, пытаясь успокоить её. Когда она снова заснула, я положила её об­ратно в кроватку и вернулась к Библии. От возбуждения по­знания новых истин, которые открывались мне, я забыла о своей жажде и зловещем полумраке моей квартиры. Поиск плана Божьего для Иерусалима естественным образом при­вёл меня к Его плану для Израиля. Я обнаружила, что это взаимосвязано и не может быть отделено одно от другого. В тех же самых пророчествах, которые обещали милость и восстановление Иерусалиму, было обещание того же само­го Израилю. Первое не могло быть исполнено без второго.

И как много обетований восстановления Израиля я на­шла! От начала и до конца пророческие книги были пере­полнены ими. Я задумалась, а насколько эти пророчества уже исполнились? В течение десятилетия после войны 1914-1918 годов текла тонкая, но постоянная струйка евре­ев, возвращающихся в свою землю. Но, если я правильно понимала то, что читала, это было прелюдией к чему-то го­раздо более грандиозному. Бог фактически посвятил Себя через Своих пророков на то, чтобы снова восстановить Из­раиль, как независимый народ в его собственной земле. Для этого, как Он провозгласил, Он может обуздать все силы, определяющие ход истории.

Подобно пророкам Ветхого Завета, апостол Павел про­возглашает обетование полного восстановления: «Весь Из­раиль спасётся» (Послание Римлянам 11: 26). Он очень ясно говорил, что Божий план восстановления всей земли включает в себя восстановление Израиля и не может быть осуществлён без последнего. Он также напоминал христиа­нам из язычников, к которым он обращался, что они обяза­ны Израилю всем своим духовным наследием, и он бросал им вызов оплатить свой долг милостью: «...чтобы и сами они (Израиль) были помилованы» (31 стих).

«Какое ужасно искажённое представление было все эти годы у нас, христиан, - в конце концов, сказала я себе - мы вели себя так, как будто мы сами по себе самодостаточ­ны, не должны ничего ни Израилю, ни Иерусалиму, не нуж­даясь ни в чём от них. Но всё дело в том, что Божий план мира и благословения для всех народов никогда исполнит­ся, пока не будет восстановлен как Израиль, так и Иеруса­лим. И Бог ожидает, чтобы мы были Его соработниками в деле достижения этого».

Просил ли сейчас меня Бог об этом - принять мою лич­ную ответственность за Иерусалим и занять моё место сре­ди «стражей» на стенах, молясь день и ночь за осуществление плана Божьего? Может быть, именно для этого Он и привёл меня из самой Дании?

Чем больше я размышляла над этим, тем отчетливее это становилось. Среди всей окружающей меня напряжён­ности ко мне пришло чувство освобождения. У меня было такое впечатление, что наступил конец долгих поисков. Только два года тому назад, слушая проповедь д-ра Карлс- сона в пятидесятнической церкви в Стокгольме, я впервые попросила Бога показать моё предназначение в жизни. С тех пор Он раскрывал Свою цель шаг за шагом. Он привёл меня в Иерусалим. Он дал мне заботу о Тикве. Он помес­тил меня, как Своего посла в Маханех-Йехуда. Это были формы служения людям. Возможно, в своё время к этому прибавится ещё что-то. Но теперь я поняла, что Бог говорил со мной о служении на более высоком уровне - не людям, а Ему Самому. Во время этого осадного дня Он открыл мои глаза на Свой собственный неизменный план для Иерусали­ма и всей земли, - план, который выходил за пределы всех личных нужд и ситуаций. В свете того, что Он сейчас пока­зал мне, Он просил меня занять своё место как сторожа, ходатая, осуществляя через молитву ту единственную силу, которая может привести Его план в исполнение. У меня было такое впечатление, что таким образом я присое­динюсь к великой армии таких стражей, которая уходит вглубь веков, но которая всё ещё находится в предвкуше­нии зари нового века.

Получив новое откровение воли Божьей для меня, я, как всегда, почувствовала себя слабой и неспособной на это. Но я уже поняла, что должна полагаться на Его силу, а не на свою собственную. Я склонила голову над своей Биб­лией. «Господи, - сказала я, медленно и осторожно подби­рая слова, с таким чувством, что они записываются на Небесах, - с Твоей помощью я займу предназначенное мне место - место стража на стенах Иерусалима».

Когда наступила ночь, я отдала Тикве всё остававшее­ся молоко и воду. У меня больше не было выбора. Как бы это ни было опасно, когда окончательно стемнеет, я должна пробраться во двор и принести воды. Не раздеваясь, я ле­жала на постели и ждала полуночи. Время от времени я светила фонариком на циферблат своих наручных часов. Не помню, чтобы когда-то часы тянулись так медленно. Ти­шина ночи прерывалась только редкими выстрелами, но насколько я могла судить, это было далеко от нашего дома. Наконец, я непроизвольно задремала. Внезапно про­снувшись, я попыталась вспомнить, почему я лежала оде­той на кровати. Затем, когда вернулось чувство жажды, я всё вспомнила - осаду, стрельбу, тишину, закрытые ставни домов. Я нащупала свой фонарь и сразу же посветила на свои часы. Был почти час ночи. Это было самое лучшее время, чтобы пойти за водой!

Убедившись, что Тиква спит, я потихоньку отодвинула кухонный стол от входной двери. Затем я взяла ведро, от­крыла дверь - сантиметр за сантиметром - и вышла на лес­тничную площадку, напряжённо прислушиваясь к любому шуму. Всё было спокойно. На цыпочках я спустилась по ле­стнице и прокралась на задний двор, подставила ведро под кран и открутила его. В кране пошумело, но воды не было. Секунду или две я стояла как вкопанная с ведром в одной руке, а другой рукой держась за кран. Затем правда прон­зила меня как молния - воды не было! Кто и каким образом непонятно, но во время мятежа её отключили!

Мой ум отказывался думать о последствиях. В тот мо­мент было важно только одно: я должна вернуться обратно в квартиру к Тикве! Точно также быстро и бесшумно, как пришла, я на цыпочках вернулась обратно с пустым ведром в руке. Тиква продолжала спать. Я снова легла на постель и попыталась оценить обстановку. Нам с Тиквой нужна была вода. Но где её взять? Единственным местом, кото­рое пришло мне на ум, был дом мисс Ратклифф. У неё была своя собственная цистерна, и она не зависела от об­щего водоснабжения.

Я попыталась представить, что для этого надо и как это будет. Расстояние между нашими домами было только пару километров, но наверняка, по пути нам предстоит пре­одолеть баррикады. Это означало, что я не могу взять ко­ляску. Мне придётся нести Тикву на плечах. Где-то на полпути к дому мисс Ратклифф мне надо будет перейти из еврейского района в арабский. Это будет самый опасный момент. Обе стороны наблюдают за любым движением друг друга.

Когда мне отправляться в путь? Я решила попросить Бога о знамении. «Господи, - сказала я, - пожалуйста, пусть Тиква спит до того времени, когда мы сможем идти. Как только она проснётся, я буду знать, что мы должны идти».

К моему удивлению в то утро Тиква спала гораздо дольше, чем обычно. Ожидая её пробуждения, я ещё раз внимательно осмотрела обстановку из окна. Всё та же мол­чаливая пустота! Затем из дома вдалеке на Яффской дороге выскользнул мужчина и, низко согнувшись на уровне бар­рикад, быстро пересёк улицу и исчез в проходе между дву­мя домами на противоположной стороне. Я не могла разобрать, что он нёс в руках: палку или ружьё? Кроме это­го, я не видела никаких признаков деятельности.

Примерно в половине восьмого Тиква проснулась. Её первыми словами были: «Мама, молоко!» Но молока, конеч­но, не было. Я подняла её из кроватки и посадила на пле­чи. Какой несчастной она ни была, её лицо сразу же просветлело от этого. Мама снова играла с ней!

Прежде, чем спуститься по лестнице, я быстро выдох­нула молитву: «Господь Иисус, защити нас!» В тот момент я вспомнила последние строки письма Эрны Сторм: «Мы провозглашаем для вас обетование Псалма 33: 8: «Ангел Господень ополчается вокруг боящихся Его и избавляет их»». Как мало я тогда, читая письмо, понимала, как мне понадобится это обетование!

Я направилась в Мусрару. Ноги Тиквы обхватили мою шею, а и своими руками она обнимала мою голову. Утрен­нее солнце уже неприятно припекало, освещая закрытые ставнями дома и пустынные улицы. Но больше чем жара, угнетала жуткая тишина. Даже кошка или собака порадова­ли бы глаз. Примерно через каждые сто метров мне прихо­дилось преодолевать баррикады из камней и других подручных средств, перегородивших улицы. Мучительно, на полу четвереньках я перелезала через них, продолжая держать Тикву на плечах.

Примерно через километр мне преградила путь барри­када на метр выше остальных, которая знаменовала собой разделительную линию между еврейской и арабской зона­ми. Я начала взбираться на неё, но когда я еще не преодо­лела и половины её высоты, из-под моей ноги выскользнул камень, и я с посыпавшимися булыжниками покатилась вниз, чуть не упустив Тикву. Поняв, что мои силы были на исходе, я усадила Тикву на землю и села рядом с ней. Сама бы я как-нибудь смогла перелезть. Но как Тикву пере­править на другую сторону?

Вдруг ко мне пришло странное чувство, что я уже не одна. Все мускулы моего тела напряглись. Быстро обернув­шись, я увидела молодого человека, стоявшего на дороге в паре метров от меня. Я чуть не закричала, но прежде, чем я успела что-то произнести, молодой человек подхва­тил Тикву и посадил её на свои плечи, точно так же, как это делала я. Затем, совершенно не напрягаясь, он перелез через баррикаду. Освободившись от груза Тиквы, я смогла перелезть вслед за ним.

Как только я оказалась на другой стороне, молодой че­ловек пошёл по дороге - Тиква по-прежнему находилась у него на плечах, а я в двух шагах следовала за ним. Всё ещё пытаясь понять, что происходит, я старалась внима­тельнее изучить этого молодого человека. Его рост был примерно метр восемьдесят. На нём был тёмный костюм европейского покроя. Явно, что это был не араб. Возможно, он был евреем? Откуда он появился? Как так получилось, что он вдруг оказался рядом со мной?

Больше всего меня поразило поведение Тиквы. Обыч­но, если её пытался взять на руки чужой человек, она начи­нала плакать. Но я не услышала ни единого звука протеста с тех пор, как её взял этот молодой человек. Она путеше­ствовала на его плечах с таким же удовольствием, как и на моих. Она действительно получала от этого удовольствие!

Примерно километр молодой человек шёл вперёд. Он не раздумывал, куда идти, но шёл в Мусрару самым пря­мым путём. Каждый раз, когда нам встречалась баррикада, он преодолевал её первым, а затем ожидал, пока это сде­лаю я. Наконец, он остановился прямо перед домом мисс Ратклифф, спустил Тикву на землю, развернулся и пошёл обратно тем же путём, каким мы пришли. За всё время на­шей встречи он не произнес ни слова, ни поздоровавшись, ни попрощавшись. Через минуту он исчез из вида.

Всё ещё раздумывая, было ли это со мной во сне или наяву, я взяла Тикву на руки, поднялась по лестнице к входной двери мисс Ратклифф и начала сильно стучать по ней.

- Кто там? Что вам нужно? - спросил чей-то голос по- арабски.

- Это я, Мария! Мисс Кристенсен! Пожалуйста, впусти меня!

- Мисс Кристенсен!? - Мария чуть не задохнулась от удивления. Затем я услышала, как она прокричала вглубь дома, - Это мисс Кристенсен! Она стоит у двери!

Затем последовал ряд звуков - тяжёлая мебель была отодвинута и засов открыт. Наконец, дверь отворилась, и Мария взяла Тикву из моих рук.

- Слава Богу, вы невредимы! - позади неё стояла мисс Ратклифф, - два дня мы так переживали, что случилось с вами.

Вдруг я поняла, что мои ноги больше не могут держать меня. Последним усилием воли я добралась до дивана и почти рухнула на него.

- Пожалуйста, воды! - сказала я. Всё ещё держа Тикву на руках, Мария побежала и вернулась через минуту со стаканом воды. Ничто из выпитого в моей жизни не было

таким вкусным.

- Как же вы попали сюда? - не могла успокоиться мисс Ратклифф, - мы звонили в полицию и попросили их послать наряд за вами, но они сказали нам, что проникнуть в Маханех-Йехуда невозможно.

Я описала своё путешествие и молодого человека, ко­торый пришёл мне на помощь.

- Эль-хамд иль-Аллах!, - воскликнула Нижмех, от воз­буждения хлопая в ладоши, - Бог ответил на наши молит­вы! Мы попросили Его послать ангела для вашей защиты, и именно это Он и сделал!