Глава 15. Скажите «до свидания… и добро пожаловать».

Ничто не длится вечно,

Но некоторые вещи заканчиваются слишком быстро,

Теперь те привлекательные области —

Только унылые и пустые места…

Но тот счастливый случай, что устроил этот показ,

Закрыл книгу,

Теперь мы никогда не узнаем…

(Крис Ри)

* * *

Следующий день показался Снейпу совершенно расплывшимся пятном. Мужчины и женщины прибыли со всех континентов, их маски печали только прикрывали нейтралитет, любопытство, опасение, а иногда даже радость и облегчение, и эти официальные визиты в морг…

— Что мы можем сделать теперь? — был самый задаваемый вопрос.

— Конечно, он не был настолько силен, если простое убийственное заклинание сумело его убить … Возможно, он не был нашим спасителем мира… — было другим распространенным мнением.

— Я слышал, что Вы-Знаете-Кто замучил его до смерти… — говорили хорошо информированные.

— Его пытали две недели… — добавляли те, у кого были в министерстве родственники.

— Мой кузен работает в министерстве, и он слышал, что Поттер хотел стать новым Темным Лордом, и это было причиной для Вы-Знаете-Кого убить его… — это было вершиной. Снейп предположил, что это было прямым мнением Фаджа. Хотя, конечно, должны были бы добавить, что он, Северус Снейп, был тем, кто убил мальчика. Хорошо, в этом случае возникал вопрос: имел ли право мастер зельеварения убить его или нет.

Было бесконечно много высказываний, подобных этим. Через несколько часов Снейп сдался и отступил к подземельям, чтобы остаться до ночи одному. Последняя ночь с Гарри до похорон… Его сердце упало. Он сел перед камином и много часов таращился в темноту. Через некоторое время прибыл Блэк с той смущенной малышкой, и он сбежал из собственных покоев и пошел бродить по Запретному лесу в течение еще более долгих часов. Он отчаянно хотел поговорить с Дамблдором, но директор был так занят приготовлениями к похоронам, что совсем не мог уделить ему времени.

Он хотел потребовать у него объяснений о тайном родстве его и Гарри, спросить о причинах сохранения этого в тайне в течение пятнадцати лет. Но он должен был ждать. После похорон… он спросит обо всем. Он заслужил несколько ответов. И даже более: он заслужил узнать все ответы. Он больше не был шпионом. Теперь он был волен узнать скрытую информацию. Это больше не подвергло бы опасности Орден или Светлую сторону.

И все же… Что, если он все еще не заслужил бороться на Светлой стороне? Был ли он действительно светлым? Перед их с Гарри пленением он считал себя бессердечным ублюдком, который сменил сторону только по единственной эгоистичной причине, неубежденный в справедливости Дамблдора и идеалах его последователей. В действительности, раньше он думал, что самым важным в жизни была власть, и после обращения к «свету» он старался найти эту власть в чем-нибудь, кроме темной магии… и даже достиг в этом успеха. Но Гарри заставил его понять другие вещи. Первой были его отношения с Квайетусом, тот факт, что его любовь к брату сделала его способным оставить Величайшего Ублюдка раз и навсегда. Он любил кого-то больше, чем предполагаемую власть. И его причина измениться не была такой уж эгоистичной: это был труднейший и неприятнейший путь предпочесть шпионаж простой попытке отомстить своим родителям или Волдеморту.

Но… это подразумевало, что он был светлым? Что он заслужил сражаться на светлой стороне?

Нет.

Конечно, нет. Простое дело не могло быть достаточным, чтобы повернуть его к свету. Он был темным потомком темного семейства, виновным в ужасающих грехах, не заслуживающим чьего-то доверия, поскольку он также не заслуживал доверия Гарри — он предал ребенка, оставив его позади…

Внезапный и странный голос прервал его мрачные мысли. Кто-то возле него… выл? Оборотень? Снейп был испуган, затем вытащил палочку и указал ей по направлению услышанного шума и ждал. Ничего не произошло. Был ли там вообще кто-нибудь? Он вздохнул и решил немного осмотреть вокруг, чтобы проверить, если…

Перед ним был небольшой расчищенный участок. А там был Хагрид. Хагрид был там со своей противной собакой, сидя за деревом, прислонившись к его стволу и отчаянно плача. Полугигант крепко обнял огромную собаку, спрятал лицо в ее шее и кричал, рыдал, выл от боли.

За несколько дней это был первый искренний акт печали, который Снейп видел. Увидев это, он только стоял, застыв на противоположной стороне поляны. Хагрид, казалось, не замечал его. Снейп знал, что его коллега был весьма сентиментальным человеком, который не стеснялся плакать даже перед толпой, и теперь то, что он от всех скрылся, показало мастеру зельеварения, что увиденное им было больше, чем простая сентиментальность. Это была боль, глубокая, как и его собственная, горестная и сердитая, как и его…

Когда он стоял там, наблюдая за полугигантом, он почувствовал некоторую зависть: он завидовал Хагриду, что тот был способен плакать, потерять самообладание, позволить своим чувствам выплеснуться таким образом. Сам он очень хотел бы плакать, позволяя слезам течь по лицу, пока он снова не смог бы дышать, думать, жить… но он не мог сейчас, а возможно, и никогда. Это, должно быть, было его наказанием. Он никогда не нашел бы мира, которого искал. Он никогда не нашел бы искупления.

Его сердце было твердым, как камень. Он был темным. Он принадлежал тьме.

Гарри, возможно, мог спасти его от этого. Но теперь Гарри был убит, и он остался во тьме во всех существующих смыслах этого проклятого слова. И это причиняло боль. Это причиняло боли больше, чем проклятия прошлых дней, пытки, больше, чем десять тысяч Круциатусов и Тормента вместе взятых. Это было подобно бессильному наблюдению пыток Гарри…

Пытки Гарри… А после них он поднимал тело мальчика и возвращался в камеру, и Гарри приходил в себя, он всегда приходил в себя, он был чрезвычайно силен и полон жизни — это было результатом любви, которая окружала его из-за жертв его родителей? Он не знал, не беспокоился, значение имело то, что Гарри приходил в себя снова и снова…

Внезапно он почувствовал запах, влажный нос у себя на лице и услышал сверху мягкий голос:

— Вы в порядке, профессор?

Он хотел резко и недружелюбно огрызнуться, когда понял, что, дрожа, стоит на коленях на земле, пряча лицо в ладони. Это, должно быть, была та проклятая собака, которая привела к нему Хагрида.

— Оставь меня в покое, Хагрид, — сказал он, наконец, так мягко, как мог. Затем добавил: — Пожалуйста.

Хагрид постоял еще минуту, потом развернулся и ушел.

Снейп собрался и встал. Он должен быть сильным, по крайней мере, до вечера следующего дня. Затем, после похорон, у него было бы достаточно времени, чтобы горевать, терять самообладание или все, что хочет. Только один день продержаться. Только один день быть готовым, чтобы показать миру, что он все еще человек, каким он привык быть, ничто другое не имело значения. Любой знал, что он был с Поттером в этом аду, благодаря «осторожности» министерства. Теперь они все искали бы в нем признаки, чтобы точно выяснить, что случилось между ними двумя и что с ними сделал Ублюдок.

Достоинство до конца. Если он сумел выдержать и сохранить достоинство перед Волдемортом, он не смог бы потерпеть неудачу перед глупыми вынюхивающими идиотами. Нет.

Он не превратился бы в воркующего ребенка, бредящего душевнобольного или убитого горем героя. Он остался бы тем, кем был всегда: Северусом Тобиусом (ТОБИУСОМ, ради Бога!) Снейпом, мастером зельеварения 1-го ранга, назначенным профессором Хогвартса, деканом Слизеринского факультета (да, конечно, он остался бы деканом!), гордым и угрожающим, как всегда, противным, сальным мерзавцем, вечным одиночной.

Он блуждал по лесу в течение долгих часов, затерявшись в мыслях, но, когда наконец вернулся к школе, он увидел, что толпа не уменьшилась, вместо этого она определенно выросла, а в вестибюле стояла большая знакомая рыжеголовая группа, как будто они ждали только его.

Уизли. Друзья Гарри.

Она не говорили о них много в плену, возможно, потому, что Снейп всегда рассказывал истории, но каждый раз, когда Гарри упоминал их, в его голосе можно было услышать, насколько он беспокоится о своих друзьях, особенно о Роне Уизли и мисс Грейнджер… Больше людей, он, так или иначе, вынужден что-то сказать. Почему? Он не чувствовал себя готовым к такому представлению, нет, он не был готов, нисколько!

В действительности он все еще не мог терпеть младшего Уизли, он был слишком похож на Блэка. Внезапные чувства и решения, много жалости к себе и полное отсутствие выдающихся (или хотя бы стоящих) способностей… Хорошо, возможно, он был слишком резок в его оценке, но не мог удержаться.

Когда они заметили высокую фигуру профессора, входящего в холл, они притихли.

Снейп рассердился, поскольку на него уставились десять пар глаз, но не произнес ни слова, только кивнул им в знак приветствия, затем направился в свои подземелья. Но прежде, чем отвести от них взгляд, он внезапно почувствовал себя неудобно. Что-то было в глазах Уизли, что-то сродни крайней ненависти, которая резко его поразила. Семейство никогда его не любило, ни один из детей, ни родители, но эта ненависть была слишком внезапной и казалась преувеличенной.

Он мысленно отделался от этого и продолжил путь, но успокоился, когда вышел и холла. Он на мгновение остановился и глубоко вдохнул, чтобы справиться с легким шоком. Он прислонился к стене и попытался преодолеть физическую и психологическую усталость. Его тело еще не полностью выздоровело, его кости болели, шрамы горели, пальцы пульсировали, его разум был в беспорядке и стремился к чему-то, к кому-то… к кому-то, кто заботился. К Альбусу? Возможно. Но у Альбуса не было для него времени. Еще нет.

В действительности, он хотел к Гарри. Только быть там, ничего больше.

Гарри.

После того, как он вынужден был бы принять душ и сменить одежду, он вернулся бы к нему в морг. Он надеялся, что больше никто не захочет посетить ночью мертвого мальчика.

* * *

— Ты уверен, что это нам позволят?.. — спросила Гермиона дрожащим голосом.

— Меня не волнует, позволят или нет. Он был моим лучшим другом. Я хочу увидеть его в последний раз в жизни, и меня не волнует, что директор или родители сказали бы, если бы они нас там обнаружили! Меня не волнует! Разве ты не можешь понять? — последние слова прозвучали довольно истерически, но Рон действительно не был обеспокоен. Он дрожал с тех пор, как узнал ужасающие новости о Гарри, когда его отец вернулся с работы в министерстве несколько часов назад…

И он только не мог поверить этому.

Гарри — мертв?

Как в действительности это могло быть?

Гарри не мог быть мертв, не так ли? Он пережил всё. Он пережил столкновение с Волдемортом на первом курсе, тайную комнату, дементоров, множество несчастных случаев на квиддиче, Трехмаговый турнир, а также в прошлом году он пережил его предательство (он вздрогнул от этой мысли), и поэтому он не мог умереть! Нет. Просто не мог! Он всегда был выжившим, Мальчиком, который Всегда Выживал.

Рон был настроен увидеть Гарри перед… перед похоронами. Перед тем, как земля полностью покрыла бы его, перед тем, как он сказал бы миру последнее прощай.

Его родители не согласились с его идеей, но это его не тревожило. Он хотел увидеть Гарри, чтобы обрести уверенность, чтобы быть способным справиться с этим фактом.

Но… как? Почему?

Он потащил за собой потрясенную и протестующую Гермиону.

И они остановились перед дверью морга, страшась зрелища, которое ожидало их.

— Я не могу… — страдальчески простонала Гермиона. — Рон, я не хочу видеть его мертвым. Я не хочу верить этому. Нет, пожалуйста, нет.

— Мы должны, Миона… Если мы ищем уверенности, мы должны посмотреть, правда ли это…

— После этого у нас не будет никакой надежды, Рон… — как-то сумела она произнести, ее горло так сжалось, что она едва могла дышать.

— Я хочу знать наверняка. Я не доверяю Дамблдору… или министерству. Никому больше, — сказал Рон, когда подумал о том, что Перси по секрету раскрыл им несколько дней назад. Его родители вели себя так странно… Он не знал, поделится ли этой специфической информацией с Гермионой или нет. Он глубоко вдохнул и медленно открыл дверь, чтобы избежать любого возникновения шума.

— Рон… — он мог слышать голос подруги, умоляющей его, но не обратил внимания, войдя в затененную комнату. В темноте светили только два факела, а в центре комнаты был катафалк, а на нем… Там был Гарри.

Определенно Гарри. Он не мог спутать его ни с кем.

Зрелище так потрясло его, что он должен был глубоко вздохнуть. Гарри, у которого в жизни не было семьи и тепла. Только он и Гермиона… А они были только глупыми детьми…

Дыши, приказал он себе.

Гарри, которому он всегда завидовал.

Дыши!

Гарри, которого он предал.

Дыши!

Гарри, которого он никогда не любил так сильно, как тот заслужил…

Дыши.

Гарри, который был таким же человеком, как кто угодно, включая его.

Дыши.

Гарри, о котором он всегда верил, что тот будет выше любого.

И был только человеком. Полным эмоций. Полным намерений. Желаний. Боли. Слабости.

А теперь он был мертв.

Гарри… Глубокие вдохи снова и снова. Его дыхание становилось быстрее, пока комната не начала вертеться вокруг него.

Гарри умер. Теперь часть его жизни завершилась. Резко и жестоко. И он знал, что после этого ничего не будет прежним.

Гарри умер. Война началась. Детство оторвали от них раз и навсегда. Он свалился на пол в беспамятстве.

Когда Гермиона услышала в комнате тихий удар, она заподозрила, что что-то внутри пошло не так. Собрав всю имеющеюся силу воли, она, подбадривая себя, вошла в комнату. Она осмелилась бросить только короткий взгляд на тело, лежащее на катафалке, и подошла к упавшему телу Рона.

— Рон, Рон, — испуганно позвала она, хватая его за плечо. — Очнись, Рон, пожалуйста…

Но Рон, казалось, не приходил в себя, и Гермиона стала приходить в отчаяние. Рон нуждался в помощи, но она не хотела оставить ЗДЕСЬ своего друга. Проверив его, она обнаружила, что он все еще дышал, слишком быстро, и пульс его был ускоренным.

— Рон, — снова попыталась она и потрясла бессознательное тело. — Очнись, Рон, — но последние слова были сказаны в полупанике.

Она начала дрожать. Она была одна с двумя друзьями, один из которых лежал мертвым, другой — бессознательным, и она внезапно была вынуждена думать и поступать, как взрослая, но она не могла. Нет, не сейчас, не в этих обстоятельствах.

Она ощутила горячие слезы, бегущие по щекам.

— Рон, пожалуйста… — пробормотала она, а когда подняла взгляд, добавила: — Гарри, пожалуйста, кто-нибудь…

И она отчаянно зарыдала.

Гарри уже умер. Что, если Рон тоже собирался умереть?

Она потрясла Рона, снова и снова рыдая.

— Рон, Гарри, пожалуйста, — ее тело сильно дрожало. — Пожалуйста… пожалуйста… — она больше не могла видеть, слезы препятствовали зрению, и весь мир стал расплывчатым пятном вокруг нее. Мерцающий свет факела, спокойное лицо Гарри и безжизненное тело Рона… Она начала громко рыдать, и эмоции, подавляемые целый день, вырвались. Лицо Артура Уизли, когда тот просто сказал: «Гарри мертв». Упрямый протест Рона: «Это не может быть правдой! Папа! Скажи, ты только…» Потрясенные лица ее родителей, нервозные взгляды Уизли (она подозревала, что они держали что-то в тайне, которую не разделили с ней). И их путь к Хогвартсу, короткий разговор с Директором школы... Как будто все случилось с кем-то другим, а она только наблюдала происходящее… до сих пор.

Она побежала бы к матери плакать, но ее родители уехали, чтобы привезти на похороны Дурслей… и она должна была что-нибудь сделать с потерявшим сознание Роном… Это было просто слишком.

И Гарри действительно был мертв. Это было несомненно.

Она встала на колени рядом с Роном, опустив голову и вздрагивая от каждого рыдания.

Внезапно она почувствовала на плече бережную руку.

— Мисс Грейнджер? — спросил знакомый голос. — Что случилось?

— Рон… упал в обморок… — пыталась она выдавить слова из сжавшегося горла, но это было чрезвычайно трудно. Она могла только дышать. Ее голос был хриплым и язык казался ей слишком вялым, чтобы говорить.

Затем обладатель знакомого голоса поднял тело Рона и покинул комнату, но она еще не могла встать, она стояла на коленях, испуганно таращась в пространство. Она могла слышать предыдущий голос, спокойно разговаривающий со школьной медсестрой. Затем снова бережная рука.

— Мисс Грейнджер… было бы лучше подняться и лечь в кровать… Завтра Вы должны быть сильной.

Она не смогла удержать дрожь, слушая эти слова. Завтра — это было бы критическим моментом в ее жизни: кое-что закончилось бы навсегда, и ничего не было бы снова прежним после этого.

— Мама… — пробормотала она, плача. Она внезапно захотела, чтобы ее мать вернулась обнять ее и плакать, как она делала, когда была еще маленьким ребенком… Но мать оставила ее в самой трудной ситуации в ее жизни. Когда эти мысли проникли в ее сознание, она рухнула на землю, подобно Рону. Разницей было то, что она была в сознании, мучительном, однако твердом, и она старалась потерять сознание, это было бы лучше.

Затем кто-то поднял ее, как и Рона, и ее вынесли из этой ужасной комнаты, которую она никогда больше не хотела увидеть. Она прижала лицо к плечу несущего ее мужчины, бормоча бессмысленные слова и фразы. Ее положили на кровать, и кто-то накрыл ее одеялом. Она продолжала беззвучно плакать.

— Мне нужно зелье сна без сновидений, Поппи, — сказал знакомый голос.

— Минуту, Северус, — вздохнула медсестра. — Я почти закончила, устанавливая состояние молодого Уизли.

— Это был шок?

— Да, у него была гипервентиляция. В действительности, он не должен был посещать морг посреди ночи…

— Гарри был его лучшим другом. Он хотел его увидеть последний раз в жизни, Поппи, — ответил мастер зельеварения незнакомым дружеским тоном и вытер лицо Гермионы носовым платком.

— Удачно, что Вы пошли туда же…

— Да… — это был всего лишь шепот.

— А мисс Грейнджер? Что с ней? — спросила мадам Помфри.

— Я думаю, она также потрясена, хотя сумела остаться в сознании. Вы чувствуете себя лучше, мисс Грейнджер?

Гермиона только кивнула и недоверчиво уставилась на профессора. Почему Снейп действовал так нехарактерно? Это было слишком странно… Но, как только она смогла произнести хоть слово, она повернула голову к профессору зельеварения.

— Сэр, почему Вы пришли в морг сегодня ночью? — Вопрос был едва слышен, но Снейп отлично его услышал. Он обратил пристальный взгляд к девочке и произнес безусловно странным и далеким голосом: — По той же причине, что и Рональд Уизли. Я тоже хотел сказать Гарри прощай…

Гарри… Снейп дважды произнес имя Гарри… И он был таким грустным… было ли его необычное поведение результатом шока, который он почувствовал из-за смерти Гарри? Дамблдор сказал, что они в течение двух недель были вместе в одной камере… Возможно, у сурового профессора были внутри какие-то чувства, как у любого другого…

Через несколько минут Снейп дал ей выпить стакан зелья. Гермиона послушно сделала это и легла на кровать. Но прежде, чем заснуть, она мягко пробормотала:

— Спасибо, профессор…

Снейп печально улыбнулся и провел рукой по длинным волосам девочки.

— Пожалуйста. И спокойной ночи.

* * *

Усилия министерства сохранить в тайне все происшедшее от магглов были совершенно бесполезны. Смерть знаменитого Гарри Поттера потрясла все магическое общество по всему миру, не только в Англии. А если в случае Кубка мира по квиддичу было достаточно времени, чтобы принять надлежащие меры для прибывающих людей, то теперь времени не было. Люди начали прибывать за день до похорон, они практически оккупировали Хогсмид и даже близлежащие маггловские деревни и города. Хогвартс, однако, был оставлен только для студентов и их семей.

Снейп подумал, что это полностью отличалось от похорон его брата. Тогда присутствовало только несколько людей: профессора, несколько одноклассников, несколько других друзей — и сломленная и несчастная Лили Эванс, сопровождаемая бледным Джеймсом Поттером, и никого больше.

Квайетус родился в тишине, жил в тишине и умер в тишине. И он никогда не разочаровывался и не горевал из-за этого: Квайетус любил тишину.

Точно так же, как Гарри. Мальчик, однако, всегда был вынужден так или иначе жить в блеске известности (теперь Снейп начал понимать решение Дамблдора поместить его к Дурслям), ценимый своим шрамом, а не самопожертвованием его матери… А он никогда не хотел ничего, кроме покоя и места, чтобы возвращаться, принадлежать, быть принятым, быть любимым.

Слишком поздно.

Снейп сидел в морге рядом с Гарри, оставалось только несколько минут… И это закончилось бы…

— Северус, пожалуйста, на минутку, — внезапно услышал он голос Дамблдора.

Проклятье! Не теперь!

— Что Вы хотите, Альбус? — не смог он удержаться от усмешки. Внутренне он чувствовал себя совершенно испуганным наступающими событиями. — Почему Вы не можете оставить меня в покое как раз…

— Семья Гарри здесь. Они хотят поговорить с тобой…

Усмешка Снейпа расширилась. СЕМЬЯ? Дурсли? Нелепо. Он вскочил на ноги и угрожающе выскочил из морга. Дурсли. Семья, которая делала жизнь Гарри адом больше, чем он с уроками зельеварения.

Но в мгновение, когда его взгляд наткнулся на Петунию Дурсль, он остановился, потрясенный.

— Вы? — спросил он в качестве эксперимента.

— ВЫ! — крикнула в ответ женщина.

Вернон внезапно чрезвычайно побледнел, и Дадли, видя необычную позицию своего отца и высокого, мрачного и угрожающего мужчину, попробовал скрыться за его спиной. Тщетно.

Снейп скрестил руки перед грудью.

— Да, я, — холодно рявкнул он.

— Вы знаете друг друга? — Дамблдор был удивлен. — Как?

— Этот… человек был одним из напавших на мою семью, — Петуния мотнула головой на угрожающую фигуру.

— Я не был нападавшим. Я спас жизнь Вашей сестры, — сердито ответил мастер зельеварения.

— Действительно, — лицо Петунии покраснело. — И Вы оставили там трех убитых мужчин и мою сестру в полушоке из-за ВАС! Почему она была так расстроена, если Вы действительно СПАСЛИ ее? Возможно, она хотела умереть, не так ли?

Снейп нахмурился.

— Причины ее плохого настроения — не Ваше дело…

— Вы — главная причина, по которой я ненавижу род… Ваших, уродов, — женщина сердито выплюнула последнее слово. Ваш род убил моих родителей. Вы были одним из них. Убийцей.

— Я убил тех трех мужчин, защищаясь… — начал Снейп, но был прерван.

— Так Вы УБИЛИ их! Не удивительно, что Лили не хотела снова видеть ваш род… Жаль, что… что прибыл Джеймс Поттер и снова забрал ее, не удивительно, что она в конце умерла!

— Как смеете… — сердито набросился мастер зельеварения, но Петуния снова прервала его.

— Смерть мальчика — тоже вина вашего рода! Если бы вы оставили его в покое, он был бы жив…

— Да! Он был бы жив до сих пор, запертый в чулане, презираемый и угнетаемый!

— Возможно, Вы правы, но он был бы ЖИВ в отличие от моей глупой сестры и ее самодовольного мужа!

— Существование и жизнь — не равносильные вещи, прорычал Снейп, его глаза безумно сверкали. Он терял сдержанность. Но хотел продолжить, но Дамблдор крепко схватил его за руку.

— Северус, миссис Дурсль, пожалуйста… Здесь не место, чтобы разбираться с такими вещами и, определенно, это не способ, — перевел он взгляд на коллегу. — Мы все совершали ошибки и проступки по отношению к Гарри. Ни один из нас не имеет права судить другого за его или ее дела…

Слова Дамблдора прозвучали мягко, но они неприятно поразили сердитого мастера зельеварения. Они напомнили ему о его ошибках, его обращении и поведении. Он опустил голову и сглотнул.

— Извините, Альбус. Я не должен был кричать…

Когда миссис Дурсль, казалось, успокоилась, она пожала плечами.

— Мы принесли его… пожитки с собой, — выпалила она, в конце концов, с легким намеком на отвращение в голосе. — Мы в них не нуждаемся.

— Спасибо, — вежливо кивнул директор. — Относительно других хранилищ Гарри: я заблокировал его счет в «Гринготтсе».

Когда Дамблдор взглянул на Снейпа, тот только пожал плечами.

— Что Вы хотите, чтобы я сделал, Альбус? Я не нуждаюсь в его деньгах…

К его удивлению мистер Дурсль шепотом пробормотал то же самое.

— Тогда хорошо, — вздохнул, наконец, Дамблдор. — Он останется блокированным, пока мы не решим насчет него…

* * *

Он задохнулся, когда они положили маленькое и хрупкое тело в гроб. Он хотел плакать, кричать от боли, выть, он хотел его назад… Его руки дрожали, ноги тряслись, когда он шел за Гарри, чтобы проводить его в последний путь… Он мог видеть младшего Уизли и девочку Грейнджер, идущих рядом с ним, но не беспокоился. Он не заметил полных ненависти взглядов Уизли, признательного и благодарного взгляда Гермионы, он только переставлял одну ногу за другой, чувствуя рядом молчаливую поддержку Дамблдора.

Неясные очертания.

Боль.

БОЛЬ! Раскаленная добела, как будто к груди была прижата перегретая полоска железа. Все причиняло боль, больше, чем когда-либо любая физическая боль, больше, чем десятикратный Круциатус, больше, чем что-либо, что он чувствовал раньше.

Но он продолжал идти… Мертвец шел… Он не был приговорен к смерти, но чувствовал себя именно так. Его жизнь была ничем иным, как длинной агонией. Он был приговорен жить. Как… отвратительный.

Он снова и снова качал головой.

И могила… Могила Поттеров: то же самое место, где были похоронены старые Поттеры, а позднее — Джеймс и Лили, которая в действительности была возлюбленной Квайетуса… И теперь Гарри СНЕЙП был бы похоронен рядом с ними… Но Поттеры заслужили это.

Проклятье, они заслужили это!

Но… Квайетус тоже заслуживал бы этого… Он заслуживал бы, чтобы его сын был похоронен рядом с ним.

Но Снейп не был способен открыть рот, чтобы возразить.

Нет. Гарри считал себя сыном Поттера, он узнал правду о Квайетусе и Лили Эванс только за несколько часов до смерти… Да, могила Поттера была правильным местом, чтобы положить его.

Он чувствовал себя виновным и преданным в одно и то же время. Чьей виной было все это?

А затем вся церемония… Похоронная речь Дамблдора, длинная и скучная речь министра… Затем гроб погрузился в яму, и первые комки ударились о его крышку… Он должен был прислониться к директору, если не хотел свалиться перед всем магическим сообществом. Хотя он сделал это так незаметно, как мог, он увидел, что Блэк заметил это.

Проклятый пес стоял на другой стороне могилы (он был замаскирован многосущностным зельем), поддерживаемый Флетчером, и выглядел не лучше его.

Девочка Грейнджер дрожала в предельной боли, надоедливый Уизли, с другой стороны, казался застывшим и все еще в сильном шоке. Снейп надеялся, что он снова не упадет в обморок.

В течение всего процесса Снейп не мог услышать ни одного голоса или шума, он был совершенно глух, но звук комков, ударяющихся о гроб, был слишком резким и вошел в его парализованный разум, причиняя больше боли, чем это было возможно…

Когда земля, наконец, закрыла гроб, и гости начали уезжать, Снейп оставил директора.

Он оставил всех. Сильное и внезапное желание посетить покинутую могилу брата уничтожило все остальные мысли. Так что он пошел.

Могила была такой одинокой… Такой УЖАСНО заброшенной… Снейп застыдился. Он посещал ее только один раз в году, 2-го декабря, чтобы вспомнить, укрепить свое решение бороться против Темной стороны… Он нуждался в этом, он нуждался в этом виде упрочения своей одинокой жизни. Это давало ему силу твердо держаться, однако он больше ненавидел простое существование.

Он рухнул на землю и был очень благодарен, что никто его не видит.

Он просто лежал там на животе бесконечные часы, закрывая лицо руками, сражаясь за плач, за облегчение от плача, но не мог плакать…

ПОЧЕМУ?

— Квайетус, Квайетус, прости меня, я потерпел неудачу… Это моя вина, что твой сын умер. Я должен был больше заботиться. Я должен был уделять больше внимания. Я должен был любить больше. Я потерпел неудачу…

Снова и снова.

И он не чувствовал обычного облегчения и упрочения. Как будто Квайетус решил оставить его окончательно и полностью. Он только ждал сына? Его пальцы сжимали почву, царапали землю, камни в огромной боли. ЭТО ДУШЕВНАЯ БОЛЬ!

Квайетус оставил его. Он остался одиноким больше, чем в любое другое время. Как он думал продолжать жизнь после этого? Как мог он носить обычную маску (была ли это действительно только маска?) безразличия и ненависти? Он не мог больше ненавидеть… Он не ненавидел Волдеморта, он не ненавидел Петтигрю и он не ненавидел Дамблдора, нет, больше нет.

— Северус, пришло время вернуться в школу… — прозвучал позади него в вечерней темноте мягкий голос Дамблдора. — Уже поздно. Все разошлись.

Директор помог ему встать на ноги.

— Даже Квайетус оставил меня, Альбус, — пробормотал он хрипло. — Даже он думает, что я не заслуживаю немного мира…

— Шшшш, Северус, успокойся…

— Я не могу, Альбус! — закричал он отчаянно. — Я просто не могу! До сегодняшнего дня каждый раз, как я посещал Квайетуса, я… я получал своего рода поддержку и силу, которые искал… и мир, слабый и хрупкий мир, но я мог найти его здесь, а теперь…

— Ты просто слишком истощен умственно и эмоционально, Северус. Ты обретешь свой мир, поверь мне…

— Как я могу верить Вам, Альбус?

Они остановились. Директор бросил на коллегу удивленный взгляд.

— Почему ты думаешь, что я больше не достоин твоего доверия?

Снейп уже открыл рот, чтобы сердито прокричать ответ в лицо старику, но понял, что их мог услышать кто угодно, поэтому он отвернулся и пожал плечами.

— Я расскажу Вам, как только мы сможем поговорить более конфиденциально.

Между ними упала неудобная тишина.

— Так ты знаешь, — вздохнул Дамблдор через некоторое время.

Снейп только кивнул.

— Как?

— Альбус, — он нетерпеливо усмехнулся. — У нас было две недели, чтобы разговаривать. И мы просто… обнаружили это.

— Так… ЭТО было причиной твоей заботы о нем, — директор внезапно показался грустным.

— Нет, Альбус, — пристально посмотрел на него мастер зельеварения. — Вы крайне ошибаетесь. Если бы Гарри не был мальчиком, которым он был, я бы все равно заботился о нем. Он… он просто был хорошим ребенком, Альбус. Добросердечным, любящим и заботящимся ребенком. Я был так рад, когда он сказал, что он счастлив быть моим родственником… — он покачал головой. Имело ли это больше значение?

Когда они достигли дверей Главного зала, Дамблдор остановился и поднял на Снейпа пристальный взгляд.

— Извини, Северус, — пробормотал он.

— Вы не можете изменить этим прошлое, Альбус, — горько ответил Снейп и повернул к подземельям, оставляя старика.

Когда он вошел в знакомую и, к счастью, свободную от Блэка гостиную, он снова потерял самообладание. Он упал на колени возле кресла, склонив голову на его ручку.

Это был конец.

Самый конец этого.

Что он мог теперь сделать?

Он стоял на коленях долгие минуты, когда тишину нарушил тихий стук.

Он не ответил.

Дверь позади него открылась.

Только директор был достаточно дерзким, чтобы ворваться в его уединение.

— Оставьте меня в покое, Альбус. Пожалуйста, — пробормотал он сквозь ладони.

— Я не директор, Северус, — произнес знакомый, СЛИШКОМ ЗНАКОМЫЙ голос позади него.

Он задрожал.

Отлично! Кошмары без сна!

Он только покачал головой.

— Нет.

— Северус…

— Нет.

— Сэр…

Теперь голос прозвучал сбоку. Он медленно и осторожно поднял голосу с ручки кресла.

Затем моргнул.

И снова моргнул.

Видение не хотело исчезать. Рядом с ним стоял… нет, это не могло быть правдой! Там стоял Гарри. Живой. Или только выглядевший живым?

— Что это, Поттер? Ты решил присоединиться к компании Плачущей Миртл, Кровавого Барона и Пивза в виде исключения?

— Я живой, Северус. Я не умер, — голос мальчика был спокойным, но глаза были полны слез. — Я просил директора позволить Вам узнать, но он воспротивился…

— Это не может быть правдой… Я видел твое тело. Ты лежал в морге на катафалке. Тебя положили в гроб и похоронили, я видел это, каждую мельчайшую деталь, Я ВИДЕЛ ЭТО! — отчаянно крикнул мужчина.

Затем… мальчик подошел ближе и встал рядом с Северусом на колени.

— Я жив…

Снейп протянул руку, чтобы коснуться лица коленопреклоненной фигуры. Медленно. Осторожно. С надеждой.

Его пальцы ощутили твердое тело.

Его ладони ощутили тепло. И еще — слезы.

Слезы бежали по лицу Гарри.

— Я жив, сэр…

— Гарри…

Затем это произошло. Как будто рухнули вокруг него стены, построенные горечью, печалью, отчаянием и болью, он внезапно почувствовал жизнь… жизнь снова. Он обнял мальчика, прижал его к груди и заплакал впервые за последние пятнадцать лет. Заплакал так, как мог плакать только мужчина: он тяжело и молча вздрагивал, слезы мочили голову мальчика и плечи, а он только плакал и плакал бесконечные минуты…

А Гарри обнял его в ответ, успокаивающе сжимая его в объятиях.

— Я жив, Северус. Я жив.