Глава 5. Как жила Кумранская община?

Как жила Кумранская община?

Раньше археологи думали, что Кумранская община была религиозным орденом, который состоял из людей, живших по-монашески. Эти люди не могли вписаться в окружающий мир и потому удалялись от него. Ученые полагали, что ессеи жили, придерживаясь строгого распорядка и незыблемых правил. Основываясь на сведениях, полученных от погруженной в глубокий транс Кэти, я попытаюсь показать, что многие соображения ученых относительно этих удивительных людей неверны.

Я свела воедино все сведения, собранные о Кумранской общине, и хочу представить их в одной главе, хотя на самом деле они были добыты в процессе многих сеансов. Кэти часто повторяла одни и те же описания, но в них никогда не было противоречий. Я думаю, что та картина, которую мы увидели глазами Садди, получилась гораздо более живой, чем та, что открыли нам раскопки археологов.

Я была убеждена, что, если я хочу понять Садди, то должна больше знать о его образе жизни и о месте, где он жил. Это было необходимо в особенности потому, что давало представление о тех условиях, в которых Иисус прожил ту часть Своей жизни, которая доныне вызывает больше всего вопросов. Когда я разговаривала с Садди-ребенком, он назвал это место Общиной. Он никогда не называл его иначе. Он не понимал слов «город» или «деревня» и не знал никакого другого месга, кроме Кумрана. Так же это место назвали и археологи, и, по их словам, это не был город.

Садди дал такое описание: «Это место не очень большое, но такое, где много людей. Есть библиотеки, дома и храм. Мы живем на холмах, и нам открывается вид на море. Здания у нас из глины. Они построены из кирпича, с плоскими крышами и все соединены между собой». Он сказал, что у большинства строений стены прилегали к стенам соседних домов.

Я была сбита с толку, когда он сказал, что Община окружена шестиугольной стеной. Это звучало странно. Однако самое необыкновенное заключается в том, что на чертеже раскопа, сделанного археологами (см. стр. 49), отчетливо видно, что поселение имеет в плане не четырехугольник. Хотя, конечно, это и не шестиугольник в строгом геометрическом смысле. Из чертежа явствует, что помещения в основном соединялись друг с другом. Большая их часть имеет общие стены с соседними помещениями.

Иногда я разговаривала с Садди-ребенком, когда он играл во внутреннем дворе. Став постарше, он тоже любил сидеть и предаваться размышлениям в одном из таких дворов. Он сказал, что внутри Общины есть отдельные внутренние дворы. Я привыкла к тому, что внутренний двор находится в центре чего-то, но здесь они были разбросаны повсюду. Садди сказал, что место для занятий и библиотека находились в самом центре, где все собирались, чтобы учиться. Папирусы, то есть свитки, также хранились там. В одном из внутренних дворов были фонтаны. В других были сады, но не такие, как я предполагала, а прекрасные цветники: «Они всех цветов радуги. Они похожи на множество сверкающих драгоценных камней».

Я удивилась, как им удавалось выращивать цветы в таком жарком месте. Мне казалось, мало что может вырасти в пустыне. Садди возразил: «Нет, может! Цветы растут и в пустыне, пока идут дожди. Пока есть вода, жара не страшна. Когда весною приходят дожди, пустыня стоит вся в цвету. Потому что семена, что были брошены в землю, вдруг пускаются в рост и цветут. Пустыня может быть очень красивой».

Во дворе возле трапезных росли фруктовые деревья. «Тут выращивают деревья — инжир, финиковые пальмы, гранатовые деревья, апельсины и лимоны. Кажется, будто они касаются небес. А вокруг деревьев есть дорожки, чтобы гулять среди них, или же можно сидеть среди цветов».

Если снова обратиться к чертежу, то на нем действительно видны отдельные внутренние дворы. Однако археологи схематически изобразили дворы как пустые пространства. Они думали, что в Кумране в условиях недостатка воды может вырасти немногое. Они знали, что жители выращивали хлебные злаки, поскольку нашли их во время раскопок у называемого Айн-Фешха источника, расположенного примерно в трех километрах южнее. Они решили, что там были поля ессеев, и заключили, что эта изолированная группа людей кормилась тем, что выращивалось на этих полях, а также продуктами пчеловодства и чем-то подобным, питаясь скудной, однообразной пищей. Но с этим не согласуется мнение древних авторов. Плиний упоминал, что ессеи жили среди пальм. Солин* пишет: «Плоды пальмы составляют их пищу», и очевидно, что речь идет о финиках. Считалось, что это ошибка, пока археологи не откопали остатки финиковых пальм и финиковые косточки. Похоже, Садди был прав, когда говорил о растущих в Кумране деревьях.

Садди сказал, что большинство ессеев не жили в стенах общины. Вне стен основного комплекса, северней и выше по склону холма, находились жилища для семей. Эти дома располагались так же, как и строения в самой общине, соединяясь друг с другом общими стенами. Археологи полагают, что люди здесь жили в пещерах и шатрах, но мне это кажется странным. Зачем им было строить такую прекрасную в своей целесообразности общину, чтобы потом уйти и жить в примитивных условиях?

Насколько мне удалось выяснить, археологи вряд ли много копали за стенами поселения. В их отчетах упоминаются только раскопки в главном комплексе и вскрытие нескольких могил на прилегающем кладбище. Между прочим, ученые считали, что Кумран был местом жительства только для монашеского братства, пока на этом кладбище не нашли скелеты женщин и детей. Они были вынуждены быстро пересмотреть свою точку зрения, так как стало очевидно, что там жили семьями.

* Гай Юлий Солин — древнеримский писатель III в. н, э., автор сочинения «Collectanea rerum тетогаЬШит» («Собрание достойных упоминания вещей»), в которое входили занимательные сведения по истории, географии и естественным наукам. — Прим. перев.

Дом семьи Садди был расположен выше, чем большинство домов. Когда он выглядывал из дома, ему открывался вид на дали за Мертвым морем. Единственные люди, постоянно жившие внутри самой общины, — это жрецы Яхве, которые смотрели за храмом и свитками и поддерживали горящие огни.

Садди жил вместе с матерью, отцом и сестрой Сарой. Я попросила описать их жилище. Когда было жарко, все обычно спали на плоской крыше. Когда становилось прохладнее, Садди делил комнату с сестрой. Была также комната, которая считалась общей, там готовили еду. У родителей была своя спальня, а еще была комната, где отец занимался и где было множество папирусов. Жилище семьи Садди имело общие стены с жилищами соседей.

На основании изучения развалин археологи предположили, что все всегда питались вместе в обширной трапезной общинного комплекса. Но Садди сказал, что семьи чаще всего ели у себя дома. В главную трапезную шли, когда бывали какие-то торжественные случаи и кто-то собирался произнести речь. Ессеи считали, что если каждый будет иметь свое собственное пространство, то и конфликтов будет меньше.

И библиотека, и трапезная представляли собой прямоугольные помещения. Защищенные сверху отверстия в крыше пропускали свет внутрь. Были отверстия и в стенах, прикрытые так, чтобы в комнаты не попадала пыль. Садди не знал точно, какое здание самое большое, потому что «не измерял их шагами».

Самый простой путь в общину из внешнего мира лежал через ворота рядом с высоким утесом. Они были достаточно широки, чтобы пропустить караван, если бы возникла такая необходимость. Когда я спросила, есть ли другие пути, Садди осторожно дал понять, что есть, но больше ничего не стал рассказывать. Стало ясно, что это один из многих предметов, о которых, как я обнаружила, ему не разрешалось распространяться. Во многих отношениях ессеи были очень скрытны, и мне с трудом удавалось преодолевать этот защитный барьер.

Садди сообщил, что некоторые здания не были одноэтажными. Второй этаж был у библиотеки. Зал собраний (трапезная) имел высоту в два этажа, но только за счет высокого потолка. По словам Садди, башня у ворот была трехэтажной. Археологи отмечают, что, судя по некоторым данным, часть помещений имела два этажа. Они утверждают, что башня тоже была двухэтажной, но при этом упоминают и подвал для кладовых, что может быть приравнено к третьему этажу. Основное назначение башни состояло в том, чтобы служить смотровой площадкой. С этой выгодной позиции ессеи могли заметить каждого, кто приближался к Общине. Садди обмолвился, что она использовалась и для обороны, но, когда я попросила его уточнить, он отказался отвечать. Это была еще одна запретная тема.

Став старше, Садди уже не жил под родительским кровом, а переселился в ту часть поселения, которая предназначалась для неженатой молодежи. Там мужчины и женщины жили в «апартаментах», как он это называл, не будучи, впрочем, уверен в этом слове. Где принимать пищу, молодые люди решали сами. Пока Садди жил там, он часто ел вместе с остальными — за компанию и чтобы поговорить. В трапезной, или «зале еды», стояло много столов, но готовили пищу в помещениях за пределами зала, в печах из глины.

Ученые утверждали, что все ессеи питались сообща, степенно исполняя церемонии или ритуалы, которые не прекращались и во время еды. Садди с этим Fie согласился: он сказал, что было только благословение, и пока длилась трапеза, не было никаких поучений или чего-то подобного.

Предполагалось также, что ессеи исполняли строгие религиозные обряды в течение дня. И вновь Садди был не согласен, сказав, что никого ни к чему не принуждали, а все делалось по свободному выбору самого человека. По большей части религиозные обряды совершались в субботу.

Если люди хотели принимать пищу в своих собственных жилищах, они шли к одному из «хранителей кладовых» и брали все, что нужно. Голодным никто не ходил, но обжорство было недопустимо.

Я поинтересовалась, какие виды пищи они употребляли. Основным продуктом было просо. Этот злак выращивался за пределами поселения — возможно, в Айн-Фешхе. После жатвы зерно провеивали и хранили в больших мешках. Садди описал блюдо, которое готовили из пшена. Чтобы приготовить его, нужно было «взять пригоршню пшена и горшок кипящей воды и засыпать в воду крупу с небольшим количеством соли». Добавлялись и травы. По описанию походило на суп, но Садди сказал, что это можно раскатать и есть руками, так что, возможно, это было что-то вроде хлеба.

Употреблялись в пищу и разные виды мяса: молодая баранина и козлятина, изредка мясо бычков или молодых волов и разные виды птицы. Я помнила о законах в Ветхом Завете и спросила Садди о пищевых ограничениях. Он ответил: «Нельзя есть свинину или мясо животных, у которых не раздвоено копыто. Свинья, она чего только не ест! Она и навоз съест, если ей скормить, ей все равно. Поэтому свинья считается нечистой. Можно есть только тех животных с раздвоенным копытом, которые жуют жвачку. Вот верблюд жует жвачку, но мы не едим верблюда».

Сам он не любил есть мясо, хотя не было никаких строгих правил, запрещавших это членам общины. Это был личный выбор Садди. «Нехорошо убивать живые существа для своего... Ну... Для удовольствия. Ты ведь лишаешь жизни Божью тварь. Есть мясо—это значит связать кого-то здешней жизнью, привязать чью-то душу к земле».

Он не понимал слова «напитки», но сообщил, что ессеи пили вино, воду и иногда — молоко различных животных. В шутку я спросила о кофе, но Сади сказал: «Такого не знаю. Это мне незнакомо. Я пил отвары из мяты и разных листьев». «Овощи» — еще одно слово, которое он не понял даже после многочисленных объяснений. Кроме зерновых и фруктов, были и другие продукты, но их покупали у проходящих караванов.

Садди описал и мебель внутри жилищ. «Есть кровать — рама, на которой перекрещенные веревки, ими обвивается рама. А поверх кладется тюфяк и все такое. И вот так и спишь на этом. Есть стулья и столы. А если хочешь посидеть или отдохнуть, возьми подушечку и сядь на пол. Это опять же дело вкуса». Рама кровати возвышалась над полом сантиметров на 30. Садди не понял, о чем я говорю, когда я спросила об одеялах или покрывалах. Когда я объяснила, он ответил: «Совершенно ни к чему все эти одеяла. Это лишнее. Если жить в горах, тогда, может, они и нужны».

Он также не знал, что такое подушка, но поскольку он использовал слово «подушечка», я понимала, что он узнает и «подушку». Садди не мог взять в толк, какая может быть для него необходимость класть подушечку под голову во время сна. «Голову не приподнимают. Лучше всего спать, когда ступни приподняты выше уровня головы, чтобы кровообращение было лучше. Если приподнимать голову, будут отекать ноги. У тебя не отекают? Если спать с приподнятой головой, будут головные боли и много других неприятностей. А вот приподнимать ноги — это значит улучшать кровообращение в теле и не давать крови застаиваться». Жители Кумрана спали, либо подкладывая подушечку под ступни, либо придавая кровати наклонное положение. Единственным дополнительным предметом обстановки в доме были полки, куда можно было класть вещи — одежду и тому подобное.

Я спросила об украшении жилища, и снова Садди смутился и нахмурился. Я имела в виду картины и статуи.

Слово «статуя» встревожило его. «У нас нет статуй! У нас их не делают. Иногда бывают картины. Но никакие статуи в общине не разрешены. Это подражание тому, что создал Бог. В заповедях запрещено сотворять себе кумира». — «Даже если подразумевается, что это не божество? А, например, изваяние животного?» — «Многим ложным богам поклоняются в зверином образе».

Я попыталась объяснить, что некоторым людям нравится иметь у себя статуи и картины, потому что они радуют глаз. -У них нет намерения использовать эти вещи для поклонения. Но Садди не мог воспринять эту идею. «Я, пожалуй, посмотрю на природу и найду красоту в ней. Зачем смотреть на грубое подражание, когда перед тобой настоящее? Я могу понять красоту и потребность творить, но ты разве не можешь сделать много вещей, которые будут гораздо красивей? Картины вот очень хороши».

Когда я попросила его пояснить насчет картин, я не предполагала такого их типа, который был известен Садди. Они были написаны на папирусе или дереве и развешивались в доме, но это не были изображения предметов или живых существ, какие были бы у нас Это больше походило на абстрактную живопись.

С: Цвета, и то, как свет, и формы, и... Я не рисую. Я не очень хорошо объясняю. Это все вещи, которые обращаются к душе. Это скорее не то, что видят глаза, а то, что идет изнутри. Эти картины — то, что видит душа. Они, пожалуй, имеют значение только для того, кто их рисует.

Д.: А вот римляне — у них ведь много статуй, не правда ли?

С: Да, но они ведь язычники. Они поклоняются статуям.

Они приписывают статуям качества, которых у тех нет.

Это просто камень. Д.: Они действительно поклоняются самой статуе — или почитают идею, которая заключена в ней?

С: Да все по-разному. Одни поклоняются статуе как чему-то реальному, другие говорят, что статуя — это всего лишь то, что она символизирует. Весьма опасные мысли, и та и другая, с чем ни согласись.

Садди был глубоко потрясен, когда я спросила, бывал ли он когда-нибудь внутри римского храма. «Я разговаривал с римлянами об их вере. Но в своих храмах они лишают жизни животных и оскверняют священнодействие. Их храмы — страшные и нечистые места. Есть один такой в Вифезде, это единственный, о котором я знаю. Я слышал о том, что есть в Иерусалиме, и о разных других. Говорят, в Капернауме есгь. Конечно, и в Тивериаде есть храм. Его выстроил их император» (слово «Тивериада» он произнес быстро, глотая слоги).

Я спросила про Назарет, но Садди ответил, что эта деревня слишком маленькая, римляне не стали бы трудиться, чтобы поставить в ней храм. Я думала, что, может быть, он хотел бы посмотреть римский храм из любопытства, но эта идея вызывала у него отвращение. «Наш храм начинается в душе. Если есть единство в душе, оно распространяется и на внешний мир. Тебе не нужно никакого дома или комнаты, чтобы сохранять его». Я всегда полагала, что храм и синагога — это одно и то же место под разными названиями. Я вспомнила библейский рассказ об Иисусе, когда его нашли в храме слушающим и спрашивающим книжников*.

С: Хра*ч — это только для поклонения Элохим, а синагога — это еще место, где учат. В храме есть Святая Святых, а в синагоге, может, есть только святое место для Торы. Храм — для Бога, синагога — чтоб молиться на еврейский лад.

Д.: Значит, человек, исповедующий иную религию, может зайти в храм, но не в синагогу?

С: Да. В синагоге есть специальное место для людей других вер или еще двор для женщин. А в храм пускают всех поклоняться Богу.

* Лк. 2: 46. — Прим. перге.

Хотя Библия упоминает, что Иисус испытывал премудрость книжников, Садди не знал слова «книжник». Он думал, что оно обозначает ученого-медика. На самом деле врачи назывались «целителями» и обучали только своей профессии. Они не стали бы учить в храме. Несомненно, в Библии имеется в виду образованный учитель, может быть, даже наставник.

С: Те, кто учит в храме, учат Закону. Среди них есть священники, и каждый занимается чем-то особым. Один, скажем, учит Закону, другой — мистериям, остальные будут передавать различные знания, который некогда были переданы им. Ну а равви—это другое, равви учит как бы Еврейскому Закону и Еврейской религии.

Я попросила описать храм в Кумране и услышала больше, чем надеялась.

С: Есть такое место, где люди собираются. Они преклоняют колена или садятся на пол. И вот еще есть алтарь. За алтарем висит завеса, там внутреннее святилище, занавешенное покрывалом от края до края. А внутри хранятся Тора и тайные свитки. Во время поучений или когда мы празднуем святые дни, что бы там ни совершалось, это все выносят, и читают оттуда, и приобщают. Обычно бывает приобщение душ, затем беседа о делах Божьих, и о жизни, и о многом другом. В синагогу женщин не пускают дальше женского двора. А здесь пускают всех.

Д.: Есть ли в храме, скажем, на алтаре, какие-то предметы культа?

С.: Там стоит чаша и, как правило, курильница, и это точно все.

Д.: А для чего нужна чаша? Каков ее смысл?

С: Она передается от одного к другому и таким образом приобщает нас. Она связывает нас вместе и делает нас едиными.

Что-то в этом было неожиданно знакомое. Харриет взволнованно спросила: «И все пьют из одной чаши? А что они пьют, воду?» — «Обычно там вино». Это был новый интересный поворот. То, что описывал Садди, походило на Тайную Вечерю и Святое Причастие. Но предполагалось, что таинство причастия связано с Христом, а Христос еще не родился. Садди сказал, что никакой пищи в этот момент не принималось (я подумала о хлебе или облатке, используемых для причастия) — только чаша передавалась из рук в руки.

С.: Это чаша крови живой. Это приобщение всех к единой жизни. Вино означает общую кровь и приобщение.

Д.: В этом состоит смысл обряда? Имеется в виду, что все одной крови? Только членам ессейской общины позволено вкусить из чаши?

С: Чтобы приобщиться к единству, человек должен принять наши заповеди. Частью потому, что иначе он, наверное, не поймет, что до него пытаются донести с помощью всего этого. Не то чтобы мы думали, будто другие не едины с нами — нет, мы так не думаем. Это просто значит, что каждого приобщают в свое время. Если кто-то не готов, зачем спешить?

Итак, проезжий чужак не был бы допущен к участию в этом ритуале. Он проводился на церемониях, где все могли бы присутствовать и были бы вместе. Он обычно приходился на субботу, но не был ограничен этим днем. Садди сказал, что, насколько ему известно, эта церемония широко не практиковалась в еврейских общинах.

Я почувствовала, что это важная находка. Очевидно, что Иисус во время Тайной вечери не устанавливал новый обряд. Он обратился к обряду, в котором много раз принимал участие в бытность свою у ессеев. Считается, что использование хлеба как символа — еврейский обычай. Я думаю, Иисус совместил его с обычаем круговой чаши и придал этому новое значение. Для ессеев эта церемония символизировала их единство по крови и приобщение всех к единой жизни. Что может быть естественней желания Иисуса исполнить этот обряд накануне суда, который завершится Его смертью? Это должно было стать последней демонстрацией братства между Ним и Его последователями.

В курильнице жгли сандал, потому что «говорят, будто он помогает раскрыть некоторые центры внутри нас (чакры?). Но я не обучался этим мистериям и церемониям». Хотя круговая чаша была определенно ритуалом ессеев, фимиам использовался также и в обрядах других религий, даже у римлян.

Мне пришло в голову, что, если они имели в своем распоряжении один из ритуалов, известных христианской церкви, то, возможно, они могли иметь и еще один. Я воспользовалась случаем и спросила о крещении. Садди, казалось, был сбит с толку и озадачен, поскольку не знал такого слова. Д.: Это омовение, ритуальное очищение водой.

С: Есть такая церемония очищения. После того как мальчики достигают возраста Бар~мщва, их призывают, и после этого они должны считаться совершеннолетними. И они выбирают, следовать ли им Пугем Яхве или, быть может, отпасть. Если они выбирают Путь, они очищаются в водах. И говорится, что они смывают свое прошлое и с этого момента начинают все сначала. Есть разные способы провести обряд. Некоторых обливают водой сверху, других заставляют улечься туда, где вода.

Д.: Вы спускаетесь для этого к Мертвому морю?

С: Нет, никто не станет входить в Море смерти. Обычно это совершается в одном из наших фонтанов.

Д.: Есть ли какая-то особая одежда для такого случая?

С: Или рубаха из льна, или вообще ничего. Это часть

очищения, обнажение человеческой души. Д.: Церемонию проводит священник?

С: Да, или кто-то из старейшин. Обычно это совершается раз в жизни.

Этим можно было бы объяснить, откуда Иоанн Креститель заимствовал обряд крещения. Когда он крестил народ в Иордане, в этом не было ничего нового. Он попросту следовал существующему обычаю ессеев.

Переводчики свитков Мертвого моря знают об этом совпадении. Я обнаружила, что в свитках многократно упоминаются эти две церемонии. Многие специалисты, работавшие со свитками, пришли к заключению, что эти обряды свидетельствуют о прямой связи Иоанна Крестителя с ессеями, о том, что в какое-то время своей жизни он находился под их влиянием.

Ессеи одевались очень просто. И мужчины, и женщины носили однотонные рубахи, изготовленные «из спряденных и сотканных овечьих волос (из шерсти) или обработанного льна». Рубахи подпоясывались и были длиной до пола. Считалось, что в них прохладно. Под рубахой мужчины носили набедренную повязку. Независимо от пола, все носили сандалии. Рубахи всегда были белые, хотя иногда бывали «скорее цвета жирных коровьих сливок. Не совсем белые». Редко становилось настолько прохладно, чтобы носить что-то еще, но, если приходилось, то надевались плащи разных расцветок. Взрослые мужчины носили бороды: «Это знак принадлежности к мужскому сообществу». За пределами Кумрана встречались мужчины, которые предпочитали ходить чисто выбритыми. «Есть общины, где мужчины никогда не стригут волос Римляне носят короткие волосы. Нам разрешена любая длина, пока волосы остаются чистыми и ухоженными. Большинство предпочитает волосы где-то до плеч».

Если кто-либо уходил за пределы общины, во внешний мир, его просили одеться так, как одеваются там, поэтому ессеи в таких случаях ничем не отличались от других людей. Те, кто не принадлежал к ессейской общине, не носили белых рубах, они носили разноцветные одежды и различные головные уборы. Так что в этом отношении ессеи были единственными в своем роде и были бы немедленно узнаны, если бы находились среди прочих. Древние тексты подтверждают эти относящиеся к одежде ессеев факты.

Необходимо помнить, что за стенами поселения ессеям грозила опасность. Но, если никто не знал, кто они такие, они ничем не рисковали. Как заметил Садди, «мы не пегие». Несомненно, их нелегко было узнать, когда они одевались как все остальные. Но у себя в Кумране они все носили, так сказать, «униформу» единого образца. Казалось бы, все они выглядели совершенно одинаково, но у них был способ различать «звания». Они повязывали вокруг головы полоски материи, которые различались по цвету в зависимости от того, какое место ее владелец занимал в общине. Это было что-то вроде знаков различия, поэтому ессеи могли быстро определить положение друг Друга.

С: Взять серый цвет— он для младших учеников. Цвет зеленый — это ищущие. Они выше уровня учеников. Они уже выучили то, что обязательно для всех, тем не менее ищут большего. Их только недавно призвали. Их души все еще жаждут знания. Они еще учатся, они не наставники. А вот те, кто носит синее, — те наставники. А белый цвет — для старейшин. Есть и красный цвет. Тот, кто его носит, не принадлежит ни к кому из тех, кого я назвал. Он сам по себе. Он учится, но, может, с какой-то другой целью. Это для пришлых учеников, чтобы показать, что они только гости. Красный цвет говорит нам, что они хоть и похожи на нас умом, но будто и не совсем наши. Только зеленый, синий и белый — для наших, да еще серый для младших учеников.

Д.: Тогда, если кто-то носит красную повязку, это значит, что он не живет с вами постоянно?

С: Ну, это не значит, что они не живут с нами все время. Это, пожалуй, значит, что они пришли к нам учиться со стороны, пришли узнавать, заниматься.

Д.: Итак, когда они закончат обучение, они снова уйдут. Эти цвета выбрали по каким-то соображениям?

С: Синий означает большое внутреннее спокойствие. Он стоит почти рядом с белым. Белый — это самая высокая степень, какую можно получить. Ты пребываешь уже в полном покое и достиг всего, что должно быть достигнуто. Синий только на один шаг позади, если это понятно.

Такие же цветные головные повязки носили и женщины, поскольку они считались равными мужчинам и тоже учились. Садди не мог понять моего удивления, когда я сказала: «В некоторых общинах девочек ничему не учат». — «Но как это... Если девочка не училась, как она сможет быть одним целым со своим мужем или... Нет, я не понимаю». Нам очень понравился такой образ мысли, который наверняка шел вразрез с еврейскими обычаями того времени. Этим частично могло объясняться отношение Иисуса к женщинам. Когда Он был в Кумране, с Ними обращались точно так же, как описал Садди. Если женщина не была ученицей, она могла носить на голове шарф или покрывало по своему выбору. Но большая их часть вообще не покрывали голову.

В то время, когда я говорила с Садди, он носил зеленую повязку. «Это значит, что я учусь. Я на шаг позади наставника. Я уже не начинающий ученик. Младшие должны носить серый цвет».

Во время сеанса, когда Садди рассказывал, как жили в Кумране, Кэти пребывала в глубоком трансе и вдруг внезапно шлепнула себя по правой щеке, что вызвало наше удивление. Обыкновенно, помимо движений руками и жестов при попытках описать что-либо, таких быстрых движений не наблюдалось. Далее она начала почесывать то место, которое шлепнула. Садди констатировал: «У~у, эти твари совсем озверели!» Мне показалось, что это смешно, потому что очень уж неожиданно. Он объяснил, что «твари» — это по большей части комары, «маленькие летающие создания», но было в Кумране много и других видов насекомых, в числе которых — саранча и опасные муравьи. Когда я спросила об опасных насекомых, которые могли нанести ядовитый укус, он ответил, что ему такие не известны, хотя он сам и «не интересовался низшей жизнью».

У ессеев были животные, выращиваемые ради мяса: овцы, козы и коровы. Но у меня сложилось впечатление, что держали их не в самом Кумране, а, вероятно, за пределами стен или неподалеку от Айн-Фешхи, где были расположены поля. Мы втянулись в интересный, но бесплодный спор, когда я спросила, были ли у жителей Кумрана домашние питомцы. Садди не знал такого слова. Такое часто случается, когда я имею дело с людьми, принадлежащими к иным культурам: они не понимают или не имеют равнозначного слова. Я всегда чувствую себя застигнутой врасплох, потому что довольно часто (как в данном случае) это очень привычное слово для нас. Нередко мне приходится быстро придумывать объяснения, а это нелегко. Вот попробуйте как-нибудь. Я попыталась быстро сообразить и найти определение для «домашнего питомца».

Д.: Ну, это такое животное, которого никто не ест. Человек берет животное и делает его как будто своим родным. Держит его просто для своего удовольствия, как домашнего питомца.

С: Это звучит эгоистично. Откуда мы знаем, может, у животного не такие понятия об удовольствии?

Д.: Ну... Он был бы как друг.

С: Как животное может быть другом? Оно же не умеет разумно разговаривать?

Казалось, он совершенно растерян. Я сказала: «Некоторым людям нравится, когда животные живут с ними. Люди поселяют их вместе с собой в своих жилищах». — «Как-то это не очень гигиенично». Мы засмеялись. Я не представляла, насколько трудны будут объяснения. Что бы я ни говорила, ничто, казалось, не становилось хоть сколько-нибудь яснее. Я спросила, были ли им известны кошки или собаки. Садди знал слово «кошка», а слова «собака» не знал. Насупившись, он сказал: «Я видел... шакалов» (на самом деле он произнес «чекалов»). Полагаю, это был образ, с помощью которого он пытался приблизиться к пониманию слова «собака». Я объяснила, что они очень похожи, но не одно и то же. «Вряд ли кто смог держать у себя кошку. Это странно. С чего бы это кто-то захотел сделать домашним питомцем какую-то тварь, которая ест мертвых животных? Я бы не хотел, чтоб такая жила со мной. У них у всех насекомые. Это нехорошо: насекомые разносят болезни. Мы используем серу, чтобы уберечься от насекомых».

Было очевидно, что я не смогу дать определение того, что мы считаем домашними питомцами, поэтому я двинулась дальше. Я хотела знать, причиняли ли змеи какое-то беспокойство общине. Садди ответил, что вокруг водилось много гадюк разных размеров—от очень маленьких до очень больших, достигавших длины, равной длине нескольких человеческих рук от плеча до кисти. Время от времени они заползали в общину и тогда их убивали, потому что укус большинства из них был смертелен. Меня удивило само признание того факта, что эти люди вообще когда-либо убивали — до такой степени казалось, что Садди против причинения вреда любым Божьим созданиям и против любого насилия. Он сказал, что, случалось, и убивали, если сами подвергались опасности.

Я, кроме того, пыталась узнать, прибегали ли ессеи к какой-либо защите в том случае, если им угрожали. Ранее Садди дал понять, что нечто такое существовало, но это была одна из запретных тем. И на этот раз, когда я спросила, что еще, кроме змей, они сочли бы опасным, он снова занял оборонительную позицию и отказался отвечать. Всякий раз, как такое происходило, было желательно сменить тему.

Во время моих расспросов я часто сталкивалась с тем, что жизнь Кумрана была далеко не примитивной. Однажды я встретилась с Садди, когда он купался. Он сказал, что это повседневная процедура, которая совершается обычно по утрам. «Комната для купаний» представляла собой обширное помещение, почти целиком занятое купелью. В бассейн вели ступеньки, а сбоку было место, где стояли скамейки для раздевания. Прежде чем войти в воду, снимали всю одежду. Случалось, что много людей (и мужчин, и женщин) мылись одновременно, используя пемзу вместо мыла. Вода попадала в бассейн откуда-то из-под земли. Проточная вода постоянно сменялась и освежалась. Садди не знал, куда она сливалась, потому что он, по его словам, не задумывал и не строил эту систему, но полагал, что те участки, через которые она протекала, были закрытыми. Подозреваю, что, если бы довелось спросить среднестатистического горожанина о системе водоснабжения в его городе, он бы тоже затруднился дать ответ, если бы только не имел серьезной причины интересоваться ее работой.

Были и такие места в общине, где вода выходила на поверхность. Питьевую воду брали из двух фонтанов. Я подумала, что Садди, может быть хочет сказать «колодец», но он определенно настаивал на своем толковании. Он знал, что такое колодец, и утверждал, что речь не идет о колодцах. «Это такое место, где вода поднимается снизу и пробивается на поверхность. Она стекает с гор, она выходит из-под земли. Для хранения этой воды есть емкости, туда ее вмещается достаточно. Емкости эти квадратной формы и глубина их где-то по пояс. А сторона этого квадрата — полторы длины вытянутых в стороны рук. В самые жаркие месяцы долгое время они стоят закрытые, так что вода не теряется, и не сыплется пыль, которая может загрязнить емкости».

Воду брали ведрами, нужно было только спуститься к бассейну и зачерпнуть. Это меня удивило, потому что местность вокруг Кумрана безводна. Я не предполагала, что там возможна какая-то проточная вода. «Почему нет? Здесь, в такой близости от Мертвого моря, вода есть. Она поступает из многих источников. Если только это не вода из моря, она годится для питья и всего прочего».

Мне хотелось выяснить, были ли у ессеев какие-нибудь очистные сооружения, принимающие отходы жизнедеятельности человеческого организма. Согласно Библии (Втор. 23: 12-14), людям во времена Моисея запрещалось мочиться и испражняться внутри города, поскольку это считалось нечистым. Нужно было выйти за пределы стен, выкопать ямку, а после зарыть. Садди был знатоком еврейских законов, поэтому мне было интересно, что он скажет. Я не очень представляла, в каких выражениях задать вопрос. Я понятия не имела, что в чужих культурах считается оскорбительным. «Понимаешь, вот всякий раз, когда людям нужно помочиться... По соображениям гигиены нужно ли для этого выйти за пределы стен?» — «Нет, для этих телесных отправлений есть свое место. Это помещение, разделенное на несколько частей... (подыскивая слово)...кабинок, в которых можно помочиться или облегчить кишечник. Я думаю, выкопана система выгребных ям, которые очищаются. Я точно не знаю, каким способом это все вывозят». Это место располагалось внутри стен общины, и оно было постоянным для всех. В кабинках находились сосуды с водой, но Садди не знал, была ли в отхожем месте также и проточная вода, как в купальне.

С: В эту воду, которая стоит там, что-то такое кладут, чтобы она сохранялась свежей.

Д.: А разве в еврейском законе не написано, что нужно выходить за пределы города?

С: Не знаю. А если приспичит ночью? (Он рассмеялся.) Что, тоже идти за город?

Итак, очевидно, что еврейские законы действовали не везде. Сомнительно, чтобы другие города Израиля располагали всеми теми чудесами канализации и водоснабжения, какие были в Кумране. Но ессеям явно были доступны обширные знания, среди которых, возможно, были и технические познания такого рода.

Когда археологи откопали развалины Кумрана, они были поражены необыкновенно сложной системой водоснабжения, которую им удалось обнаружить (см. рисунок). В нее входили две купели, в которые спускались по ступенькам, несколько цистерн (как это называют ученые) и бассейны для хранения воды. Существовали также и многочисленные небольшие каналы, связывавшие всю систему воедино. В то время, когда ессеи жили там, эти каналы, по-видимому, были закрытыми. Интересно, что, по мнению ученых, купели находились под открытым небом, тогда как Садди утверждает, будто они были расположены в помещениях, а открытыми были емкости для хранения воды и фонтаны.

Ученые также предполагают, что ессеи задерживали воду, стекавшую с холмов во время редких дождей, и хранили ее в этой системе. Но Ролан де Во сообщил, что за те три года, пока он со своей археологической партией находился на месте раскопок, вода стекала с холмов лишь дважды. Трудно поверить, что ессеи могли набрать достаточно воды, которой хватило бы надолго, если им приходилось зависеть от непредсказуемых дождей. Садди сказал, что вода была проточной. Думаю, они нашли источник и отвели воду так, чтобы она протекала через общину. Я полагаю, что за переходный период в две тысячи лет что-то случилось с источником—либо вследствие землетрясений, либо из-за естественных сдвигов поверхности земли. В округе известно некоторое количество источников, из которых самый значительный — в Айн-Фешхе, в нескольких километрах к югу. Какой смысл был ессеям располагать свои поля рядом с источником, а затем устраивать свою общину в бесплодной местности?

Известно также, что, когда римляне уничтожали общину, они разрушили и систему водоснабжения. Возможно, это именно они по незнанию перекрыли источники воды.

Археологи нашли остатки сооружений, которые назвали очистной системой — что-то вроде сточного колодца. Еще они открыли развалины строения с кабинками и предположили, что это была конюшня. Конюшня ли?

Садди так описал свой распорядок дня: «Обычно я просыпаюсь вместе с солнцем, иду совершить омовение, а затем съедаю свой завтрак. Некоторое время занимаюсь, потом начинаю урок или приступаю к дневному поучению. Снова прерываюсь и ем полуденную пищу. Затем я обычно занимаюсь. Есть много такого, чего я не знаю. После этого съедаю вечернюю пищу и провожу вечер в размышлениях». — «Ты был обязан вставать вместе с солнцем?» (Это было одно из предположений ученых.) — «Это всего лишь дело привычки. Зависит от того, что ты делаешь. Есть среди нас такие, которые наблюдают звезды. Им, конечно, приходится не спать ночи напролет и отдыхать днем. Если наблюдаешь звезды, не будешь лее вставать поутру, бодрствовать целый день и засыпать, когда звезды появляются на небе! Есть и такие, которые работают допоздна, но большинство из нас встает с рассветом». — «Существует ли какое-то установленное время, когда полагается ложиться спать?» — «Да в общем нет, если тебе надо сделать что-то, что может затянуться до позднего вечера. Может, просто позаниматься. Может, поговорить с кем-то, кто давно у нас не был. Мало ли что».

Если они бодрствовали после заката, понятно, что они умели устраивать освещение. Я знала, что в этой части света пользовались лампами, которые заправлялись оливковым маслом. Я узнала эти сведения от других субъектов. Но мне, следовало бы уже научиться ничего не принимать как данность. Работая с Кэти, я никогда не знала, куда заведет нас самый невинный вопрос. Когда я спросила о том, как ессеи освещали свои жилища, я услышала от Садди неожиданный ответ, показавший в очередной раз, что Кумран был необычным местом. Его стены хранили немало тайн. «Мы пользуемся или масляными лампами, или горящим светом».

Работая с регрессией, нужно сохранять бдительность и быть готовым уловить и исследовать до конца то, что кажется совершенно невероятным. Если речь идет о предмете, привычном для чьего-то образа жизни, люди не станут вдаваться в подробности, если вы не добьетесь этого с помощью расспросов. Никогда не знаешь, куда они могут привести. Перед вами один из таких примеров. Почему Садди упомянул два типа ламп?

С: Обычно я пользуюсь той, которую заправляют маслом и потом зажигают. Но есть и такие светильники, которые дают свет без пламени.

Д.: Как они работают?

С. (с трудом подбирая слова для объяснений): Я не создавал этого, я не знаю. Оно работает от кувшина, на котором стоит. Оно помещено на кувшин, у которого есть такой... (подыскивает слово) шар, который выглядывает из кувшина, шар, который зажигается. Кувшин примерно... Такой... (Он показал высоту руками — получалось примерно сантиметров двенадцать.)

Д.: О шаре — ты имел в виду шар из стекла?

С. (поколебавшись): А что такое... стекло?

Д. (ну как объяснить это!): Может быть, у вас в общине такого нет. Стекло — это такое вещество, но через него все видно. Как глина, только прозрачная. (Мне приходилось нелегко.)

С: Интересно. Это что-то такое, ага. Я не знаю, как оно делается.

Харриет подала идею чего-то похожего на горный хрусталь, и Садди ответил радостным «да!». Хрусталь походит на стекло. По крайней мере, это материал, через который можно смотреть, поэтому ему было с чем сравнить. Я спросила, был ли округлый шар сферической формы, и Садди оживился от того, что смог наконец мне все растолковать. Но когда я спросила его, была ли эта сфера полой, он смутился опять.

С: Об этих вещах я не знаю. Я их не замышлял.

Д.: Но шар сидит на кувшине, а кувшин глиняный. Правильно?

С: Не знаю. На вид он как каменный.

Д.: Есть там что-нибудь внутри кувшина?

С: Я не разламывал его, чтобы посмотреть.

Мои повторяющиеся вопросы уже раздражали его, но мне хотелось по возможности понять, как работал этот странный прибор, ведь подобная вещь в то время не должно была существовать! Я поинтересовалась, оставался ли он включенным постоянно или его можно было выключать. «Нет. Он выключается и включается, если поместить его... Бывает либо такой, что надо поставить его в другой кувшин, и от этого он зажжется, либо такой, который нужно покрутить, и тогда он зажжется от этого. Но он никогда не горит постоянно, если только не таково твое желание». Я спросила Садди, нравятся ли ему такие светильники больше, чем масляные лампы. Он ответил, что странный светильник был гораздо ярче и не создавал опасности пожара.

Д.: Эти лампы делают у вас в общине?

С: Нет, они очень старые.

Д.: Должно быть, у них очень мощный источник питания, раз их хватило так надолго. И у вас в общине их очень много?

С: Хватает. Я их не считал. Они повсюду. Позволено иметь их везде, где они нужны.

Занимаясь моим исследованием, я нашла описание предметов, которые археолог Ролан де Во раскопал в развалинах Кумрана. Среди множества глиняных черепков он обнаружил несколько кувшинов из камня и несколько фрагментов стекла. Не могли ли они быть остатками ламп и остаться неузнанными в этом качестве?

Размышления о кувшинах, работающих описанным образом, заставили меня кое-что вспомнить. Я вспомнила, что читала нечто подобное у Эриха фон Деникена. В его трудах содержатся рассказы о многих необъяснимых диковинках. На эту я наткнулась в его книге «В поисках древних богов»* (рис. 252). Это было изображение маленького кувшина, примерно такого размера, как показал Садди, и на картинке был человек, вставляющий продолговатый, черный металлический (?) предмет в этот кувшин. Подпись гласила, что это батарея, работа которой основана на гальванических элементах. Она очень древняя, но даже сегодня из нее можно извлечь полтора вольта. Сейчас она хранится в Иракском музее в Багдаде.

Больше информации об этом приборе можно найти в книге Чарльза Берлица «Атлантида, восьмой континент»**. Пояснение к изображению гласит: «Д-р Вильгельм Кениг, австрийский археолог, приглашенный на работу Иракским музеем, в 1936 г. откопал вазу (возраст 2000 лет, высота 15 см), внутри которой находился медный цилиндр, вставленный в битум, а внутри цилиндра — железный стержень, изолированный битумной пробкой. Предмет походил на экспонаты из Берлинского музея, часть которых была большего размера и с несколькими цилиндрами. Ключа к разгадке их предназначения нет — известно только, что это были «предметы религиозного культа или объекты поклонения».

Некоторым исследователям, включая самого д-ра Кенига, пришло в голову, что это, возможно, были гальванические батареи***, которые, естественно, спустя несколько тысяч лет находились в нерабочем состоянии, но тем не менее, когда они были точно восстановлены и снабжены новым электролитом, они заработали! Использование электричества в древности, возможно, говорит лишь о том, что электроэнергия употреблялась для напыления металлов гальваническим способом, как это делается сейчас на ближневосточных базарах. Но вероятно также, что она шла на освещение храмов и дворцов, хотя и вышла из употребления еще до античного периода, то есть до времени греков и римлян, которые использовали для освещения растительное масло.

Человечество в наши дни самодовольно полагает, что именно мы первыми изобрели современные удобства. Однако похоже, что человек древности не был столь примитивен, как мы думаем. В действительности, многие из этих вещей у них были, и с тех пор, как свет знания померк с наступлением Средних веков, мы просто открываем их заново. Увлекательная идея!

Я спрашивала себя, какие еще сюрпризы могли ждать за безмолвными и хорошо защищенными стенами Кумрана.

* Erich Von Daniken, In Search of Ancient Gods. — Прим. перев.

** В русском переводе — «Загадка Атлантиды» (1969). — Прим. перев.

*** Точнее, галетные сухие батареи. — Прим. перев.