Часть первая. Кожистые крылья, шипы на спине и сгорбленных плечах и уродливые морды — Дин читал про этих демонов

Кожистые крылья, шипы на спине и сгорбленных плечах и уродливые морды — Дин читал про этих демонов. Французские монахи называли их горгульями. И шепотом говорили, что именно эти твари в преисподней рвут твою душу в такой страшнейшей пытке, что даже вообразить себе нельзя.

Демоны умирали тяжело — Дин никогда раньше не видел подобных смертей. Они кричали визгливыми голосами обвинения, цеплялись за него когтями, стараясь ранить больнее, так, чтобы навсегда оставить свои метки на коже. Плевались едким ядом и шипели что–то скабрезное, осыпаясь густым, черным пеплом по его ладоням.

Дин жалел, что в ту ночь не было дождя.

Бросаться с головой во что он верил — это то истинное, что он мог сказать о себе. Разбиваться, терять веру и снова подниматься, опираясь на руку, которую ему снова и снова протягивал Кастиэль — возможно, это и была его судьба.

Кастиэль смотрел в ту ночь на него, и ради его взгляда Дин расправлял плечи и скалился небу над головой, сжимая в объятиях всех своих демонов скопом. Он не собирался их убивать — с него было достаточно смертей. Но почему-то жирные куски пепла сами осыпались с его ладоней, усеивая дорогу, по которой он шел…

Двор утопал в сумерках.

— Тебе не кажется, что убегать от меня это бессмысленная затея? — Дин внимательно рассматривал загнанного в угол курьера. Тот хмурился, но почему-то не пытался звать на помощь. Кроме вскрика в самом начале преследования мужчина вообще не издал ни звука.

— Торопишься к прелестницам Теодоры, ассасин?

Дин удивленно хмыкнул.

— И давно ты за мной наблюдаешь? — поинтересовался он, не отводя лезвие клинка от шеи курьера. Тот даже не изменился в лице. — На прошлой неделе кто–то распевал плохие серенады у меня под окнами. Это, случайно, не твоя работа?

— На прошлой неделе ты был достаточно занят во Флоренции, чтобы слышать серенады в Риме, Дин, — курьер насмешливо улыбнулся и чуть дернул плечом. — Так как? Долго еще мы будем здесь стоять?

Дин медленно отвел клинок, но совсем не торопился убирать его полностью. Что–то было в стоявшем перед ним собеседнике… Что–то нехорошее…

— Кто ты и что тебе от меня нужно?

— Меня зовут Родерик и это не мне, а тебе необходимо получить от меня информацию.

Дин демонстративно провел большим пальцем по лезвию.

— У меня не так много времени, — предупредил он, — говори.

— Ты же знаешь, что сегодня в порт прибывает корабль с Кипра. На нем Родриго Борджиа везут артефакт, который тебе очень хорошо знаком, Дин. Яблоко Эдема. Помнишь о нем?

Через мгновение он был притиснут к стене.

— Твой характер все такой же взрывной, Дин, — прохрипел Родерик, пытаясь одновременно разжать ладони ассасина, душившего его, и сделать глоток воздуха. — Но моя смерть ничего тебе не даст. Кроме потери времени. Слышишь? Кораблю понадобилось гораздо меньше времени, чтобы войти в порт.

Дин оглянулся. Со стороны порта действительно доносился шум, доказывавший правдивость слов курьера. Он чуть разжал ладони, позволив мужчине сделать нормальный вдох, а потом и вовсе отошел, внимательно наблюдая.

— Зачем ты мне все это говоришь? — Дин не верил в добрые дела. По-крайней мере, не в те, что люди совершали бескорыстно для ассасинов.

— Скажем так, я поставил на тебя, — курьер тяжело дышал, то и дело потирая шею, на которой начинали проявляться следы от захвата Дина. — И мне нравится думать, что я смогу отщипнуть немного больше от пирога Борджиа.

Ударил Дин быстро.

Подхватив тело, он огляделся по сторонам, но свидетелей их разговора не было — дворик пуст. Оказалось, что снимать чужие доспехи трудно, но еще труднее было, надевая их, не морщиться от резкого запаха духов, буквально пропитавшего одежду курьера.

— Эй, приятель, — стражник, который показался минутой спустя, даже не заметил бессознательное тело. — Ты чего тут застрял?

— Отлить решил, не видишь что ли? — огрызнулся Дин, подхватив коробку и направившись к выходу. Стражник хохотнул и отпустил какую–то шутку про слабый мочевой пузырь, осла его дядюшки и предка Дина. Шутка получилась так себе.

— Шагай лучше быстрее, — проворчал Дин, устроив коробку так, чтобы она закрывала лицо. Он не хотел рисковать — слишком часто в последнее время «играл» на территории тамплиеров.

***

— Когда я прихожу к тебе, во мне нет мира и покоя, Кас, — Дин стоял спиной к ассасину и разглядывал новичков, усердно тренировавшихся во дворе. — Ты знаешь это, но продолжаешь говорить мне все те же слова. Это смешно.

— Для меня время, которое ты проводишь здесь и есть мир и покой, Дин, — Кастиэль поднялся из–за стола. Неосторожно задетая чернильница дрогнула, и с пера, что лежало на самом ее краю, сорвалась густая капля чернил.

Воздух пах пылью, озоном и нагретым камнем.

— Ты читал мой последний отчет, Кас? — Голос Дина был сиплый. Как будто он долгое время не разговаривал. Или кричал.

— Тебе есть, что к нему добавить?

— Нет, — Дин повернулся лицом к Кастиэлю и пожал плечами, — ничего из того, что стоит упоминания. Я должен отнести яблоко в штаб и оставить там?

Некоторое время тот рассматривал узор солнечных лучей на стене за плечом Дина, размышляя над вопросом.

— Не думаю, что в ордене сейчас найдется кто-то еще с достаточной силой воли, чтобы суметь им управлять.

— Ты про себя тоже не забывай.

— Я не использую его на миссиях, Дин, — поджал губы Кастиэль. — Только для исследований. И я не хочу, чтобы какой-нибудь брат повторил судьбу последнего, кого яблоко сочло недостойным.

Они оба почувствовали себя неуютно, вспомнив страшные язвы несчастного, его судороги и крики боли. Тогда Кастиэлю пришлось самому прекратить его мучения. И он совершенно точно не желал применять свое мастерство на братьях.

— Ты можешь использовать яблоко так как считаешь нужным, — Кастиэль закрыл отчет и поднялся из-за стола. — Но сейчас тебе нужно отдохнуть, Дин. День был долгим.

— Ты пойдешь со мной? — В голосе Дина отчетливо слышался двойной смысл. Кастиэль не в первый раз обратил на это внимание.

— Я приду позже, - мягко ответил он. – Хочу сегодня подробно написать о яблоке в своем дневнике.

***

Свет лампады ложился аккуратным полукругом на стол. Глубокая ночь в Риме могла показаться слишком темной и неприветливой для постороннего наблюдателя, но Кастиэль знал, что это только маскировка. Как капюшон ассасина, так и темнота скрывала дела, которые не должны были свершаться при свете дня. Для них существовал один единственный свет – свечей.

Или лампы, что стояла у него на столе.

...

«Я провел с яблоком много времени, теряясь в его потоке. Я узнавал информацию, что была скрыта под веками и даже тысячелетиями. Но для чего братьям нужно рассказывать об этих знаниях? Для громких убийств? Для большей гордости? Не станет ли это причиной последующих ошибок в принятых решениях ордена?

…

Знания яблока — невообразимы для человеческого разума. Кто были те, придумавшие все это ранее? Я спрашивал у Дина, но ответа так не получил. И все же… знания могут оказаться очень полезными для братьев. Яркий пример тому — – созданный мною доспех. Я отдал его Дину, так как он чаще, чем я совершает вылазки, но успел присмотреться к изделию своих рук. Металл, который у меня получился, необыкновенно прочный, но легкий и гибкий. Невольно я думаю о том, что будет, если формула его попадет в руки наших врагов. Тогда война никогда не станет прежней.

…

Дин использует яблоко, и каждый раз я вижу — оно истощает его разум. И как ужасно отражается на теле — словно каждый раз он платит не минутой, а годами жизни. Вижу, как оно заставляет жаждать убийств с его помощью все больше и больше. Но я не могу — не должен — просить сейчас об уничтожении этого артефакта. Еще слишком много тайн хранит оно в себе. Порой мне даже кажется, что само яблоко опасается меня и предлагает все новые и новые страницы истории. В надежде, что я никогда не позволю Дину остановиться.

…

Дин уверен, что яблоко — это не простое оружие, как меч или скрытый клинок. Оно разговаривает с ним. Со мной. Часто показывает не только прошлое, но и будущее. Не знаю, правда это или нет, но Дин верит ему, а я верю Дину.

…

Я беспокоюсь о том, что вольно или невольно своим бездействием я подталкиваю его к некой грани. После которой он уже никогда не сможет остановиться. Ни одно знание не стоит того. Ни одно яблоко не даст мне большего, чем дает Дин.

…

Дин спит беспокойно. Его сильно ранили в последней битве, прежде чем он успел воспользоваться яблоком. Молчит, но по его глазам я вижу, что он что–то задумал…»

***

Город лежал перед ним, окрасив в кроваво–красные оттенки площади, улицы и прохожих. Даже вода в фонтанах подозрительно стала напоминать оттенок кушака, что неизменно украшал талию Кастиэля все эти годы. Дин не раз предлагал сменить его на нечто более дорогое, чем простой отрез шелка. Но всегда получал отказ.

Кастиэль улыбался ему этой своей полуулыбкой, и Дин отступал. И в самом деле — такая привязанность к детали одежды не могла не умилять.

Над Римом пылал закат. Опадая густыми каплями на булыжники мостовых, забиваясь в мысли и отражаясь в глазах тех редких прохожих, что встречались на многочисленных перекрестках.

В этом городе существовали тысячи способов умереть, но каждый раз они оба смеялись над Смертью, легко ускользая от нее по выступам стен. Сколько еще они могли переходить дорогу Костлявой? В последней стычке Кастиэля ранили в плечо, и вместо двух недель он восстанавливался почти месяц. Вчера Дин еле сумел скрыться от стражников, хотя уже год, как Рим вотчина ассасинов. Они были покрыты шрамами, которых становилось все больше с каждым прожитым днем.

Жаловались ли они?
Нет.

И сейчас, воспользовавшись спокойным моментом, они смотрели, как медленно Рим погружается в темноту. По каплям отмеряя время, разделенное на двоих.

***

Бежать от солдат Борджиа было делом нелегким. Дин использовал любую возможность — балки, крыши, обходные пути. Раз за разом он избегал нападений или стремительной атакой убивал противников, словно что–то гнало его вперед.

«Быстрей. Не опоздай. Иди».

— Чезаре, тебя окружают стены! Тебе бежать некуда! — Дин не старался перекричать шум боя. Но каким–то чудом его услышали. Борджиа оскалился и принял угрожающую стойку:

— Ну, подходи, Дин, — он ударил первым и рассмеялся, — я не умру. Фортуна так просто от меня не отвернется!

Их бой напоминал грызню матерых хищников. Чезаре предпочитал рубящие удары сверху, Дин же старался напасть быстро и тут же уйти в сторону. Порой такая тактика приносила весьма интересные результаты — удар кулаком в солнечное сплетение и лицо был явной неожиданностью для Борджиа.

— Прекрати драться, как базарная торговка, — хрипел он, — у тебя в руках меч. Вот и дерись им!

Дин молча атаковал в ответ — какая именно разница, как именно он убьёт своего врага…

Звон клинков, проклятия и звук вспарываемой плоти. Момент, когда Дин увидел брешь в защите, был столь краток, что мог бы показаться случайностью. Но, только не для ассасина. И пускай прыжок вышел не таким уж и изящным, да и клинок удалось вонзить в плечо, а не в шею, куда изначально метил Дин. Но цель была достигнута.

Чезаре лежал на заплеванных камнях и грязно ругался. Дин машинально прислушался к словам, утерев тыльной стороной кисти лоб и примерившись для финального удара.

— Трон был моим, Дин!

— Желание и право не одно и то же, Чезаре, — Дин знал, что медлить не стоит, но словно против воли вслушивался в слова Борджиа. Тот смеялся. Пусть раненый, избитый и проигравший — он смеялся над Дином:

— Да что ты знаешь…

Дин не мог не перебить того, чей разум наверняка был болен:

— Знаю, что настоящий лидер делает людей сильнее.

— Сильнее? Не смеши меня! Я бы привел людей в новый мир…

Он абсолютно точно сумасшедший. Теперь Дин это понимал совершенно отчетливо. Пора было заканчивать с этим фарсом.

— Возможно, твой новый мир и стоил того, что ты творил, Чезаре. Но я постараюсь, чтобы твое имя было забыто.

Чезаре вновь зашелся в безумном смехе:

— Ты не можешь меня убить, глупец! Никто не может!

Дин задумался только на мгновение: «Очень хорошо».

— Тогда, я оставляю тебя в руках судьбы, Чезаре. Надеюсь, ты достаточно веришь в нее, чтобы выжить…

Возможно, ему стоило убить больную тварь быстро и милосердно, но… Наблюдая за тем, как расплывалось пятно крови вокруг разбитой о камни Вианы головы Чезаре Борджия, Дин испытывал только мрачное удовлетворение. И жалел лишь о том, что если бы он скинул его со стены еще раз, Касу это явно не понравилось бы.

***

Стражников много и скрыться незаметно уже не получалось. Дин бежал, перепрыгивая со стены на стену, цеплялся крюком за балки, а за его спиной раздавались крики преследователей.

Пыль. Духота и жара. Можно было подумать, что ты находишься в чистилище. Но это всего–навсего Рим. Великая столица великих людей.

Дин не мог не восхищаться этим городом. И пусть прямо сейчас он был вынужден отбиваться от стражников, все равно — он против своей воли любовался архитектурой зданий и тем, как солнечные блики играли на прекрасных статуях…

— Проклятый убийца, — ругательство прозвучало практически над самым ухом. — Ты пьян или обкурился гашиша? Что означает твоя ухмылка?

Дин проигнорировав вопрос, и парировал выпад меча. Ему не было нужды разрушать свое тело ядами. И он больше не относился легкомысленно к врагам — никогда не допустит такой ошибки вновь.

Ускоряя атаки с каждым шагом, Дин наступал на тамплиеров. Здесь, в Риме, он не должен был уклоняться от встречи с ними. Здесь он хозяин. И проще всего не растрачивать свое время на подобных… недостойных даже того, чтобы придумывать им эпитет.

Иногда Дин слушал тишину. Ту, которая возникала между двумя ударами сердца — абсолютную и звонкую тишину, в которой растворялась музыка, разговоры и шум города. В этой тишине он мог спрашивать и просить о чем угодно. И то, у чего он просил, выполняло его желания именно так, как он и задумывал.

Яблоко вспыхнуло в руке, озарив золотистым светом тех, кто находился рядом. Дин наблюдал, как в глазах тамплиеров возникло понимание происходившего. Затем на лицах отразился животный ужас, который также продержался недолго. Спустя какие–то считанные мгновения их глаза вспыхнули от фанатичного блеска, и Дин наблюдал, как его враги начали убивать сами себя.

Возможно, ему стоило дождаться второй волны – она убивала врагов на месте. Но почему он задумался об этом варианте использования артефакта уже направляясь домой, Дин не имел ни малейшего понятия.

Он очень устал. Кажется, ему просто жизненно необходимо поспать…

***

— Ты сегодня собираешься пойти на смотр новобранцев?

Дин приподнял взлохмаченную голову с подушки и душераздирающе зевнул:

— Нет, я плохо выспался. Хочу подремать еще немного.

Кастиэль молча смотрел на него до тех пор, пока тот раздраженно не рыкнул:

— Ну что еще? Сказал же, что хочу спать!

— Дин, ты пропустил уже множество событий в ордене за последние два месяца. — Кастиэль взмахнул рукой, указывая на карты, которые веером были рассыпаны по его столу. — Когда в последний раз ты говорил с новичками? Учил их? Интересовался миссиями братьев и сестер? Ты появляешься только за тем, чтобы узнать от меня имена тех, кто мешает нашим планам и на следующее утро они уже мертвы…

— Они мешают нашим планам, – Дин перекатился на спину и теперь не отводил взгляда с потолка. Словно узоры на дереве могли помочь ему ответить на вопрос – отчего Кас так злится? — Ты сам сказал, что мешали. Я всего лишь устранил помехи.

— Даже если отбросить то, что эти задания явно не для уровня Мастера, — голос Кастиэля был опасно низок, — то подумать о решении проблемы другим способом, ты, разумеется, не мог.

— Так проще, — Дин поднялся с постели и стал натягивать на себя форму. — Я не должен раскланиваться перед теми, кто продается тамплиерам за лишнего раба или горсть золота. И я не обязан отчитываться перед тобой о моих решениях.

— О каких вообще тамплиерах идет речь, Дин! О чем ты вообще говоришь? Ты совсем разума лишился?

Дин поджал губы. Нервно дернул плечом и с шумом загнал меч в ножны.

— Я не убиваю невинных. Не подставляю под удар братство. Всегда действую скрыто и незаметно. Я соблюдаю Кодекс, Кас. И пока я его соблюдаю, я волен поступать как считаю нужным.

Дверь за Дином захлопнулась так, что от порыва ветра со стола слетела пара карт. Кастиэль поднял их, аккуратно развернул на столе и вызвал к себе посыльного. Спор с Дином разъедал внутренности, словно соленая вода свежие раны. Но он позже решит, чем их вылечить.

Сейчас его ждут братья.

***

Кастиэль никогда не думал об их любви и отношениях, как о грехе. Они встречались, шутили, смотрели друг на друга, прикасались… и все это было так же естественно, как дышать. Или каждое утро начинать с горячей чашки кофе. Им не нужны были правила.

Но все–таки, ни в одних правилах не прописано, как должно реагировать на свет, что сжигал твое сердце изнутри. А Дин и был сердцем Кастиэля. И сейчас оно обугленное лежало на перекрученных простынях. И стонало — умоляло кого–то сквозь дурман кошмара.

— Что бы ты сделал, Дин? — Спросил Кастиэль и прикоснулся к спящему кончиками пальцев. И не успел отпрянуть, когда Дин подорвался и со всей силы ударил ему кулаком в лицо.

Кастиэль, ахнув, отлетел к стене. Совершенно внезапно его окатила горячая волна злости. Его ответ был так же стремителен — Дин корчился на полу, и губы его, лопнувшие от удара, растянулись в широкой улыбке.

И Кастиэль отзеркалил ее спустя два удара сердца.

Он вспоминал о том, что случилось после с неохотой. Эти моменты звенели монетами, были яркими, словно мазки охры по холсту: ядовито, неправильно и сладко. До сорванного голоса.

Кастиэль бил — по животу, ребрам, рукам… Толкнул к стене и вцепился в горло, но полноценный захват не получился. Не мог получиться, так как Дин всего лишь позволил выразить ему свою злость.

Дин закрывался локтями, нападал неохотно, но с такой жадностью смотрел на следы крови, что Кастиэль не может не ощутить ревнивое желание сломать ему нос.

Дин приложил его лицом о кровать и, навалившись сверху, стиснул до кругов, заплясавших перед глазами от недостатка воздуха. И Кастиэль подумал о том, что кровь смешалась языческим узором на их коже. И все, что они вытворяли, действительно было похоже на ритуал.

Кас горел, но Дин… Дин словно лесной пожар — от него несло звериным потом, похотью, потерянным разумом. Они оба катались по постели, пытаясь устроиться так, чтобы не было больно. Но боль была — каждому своя, и она абсолютно равнодушна и безжалостна к их потребностям.

А Дин ругался, запрокидывал голову и трахал Кастиэля так, что тот давился проклятиями и разрывал ногтями простыни.

Это была не любовь, и даже не звериная страсть. Это было насилие. И Кастиэль на утро подумал о том, что настолько пользованным он никогда себя не чувствовал.

И сказал об этом Дину.

***

Дин обзывал себя идиотом. Перед ним была прекрасная возможность повернуть ситуацию в свою пользу, но он отчего то промедлил. И вот результат — хриплый вопль продажного судьи всполошил улицу, и теперь ему приходилось убегать по узким улочкам, петляя, словно загнанная дичь. И это ему, Дину! Тому, кто очистил улицы Рима от гнили тамплиеров!

Рассмеяться в лицо судьбе, что облезлым хвостом стегнула его по губам — вот чего ему сейчас хотелось больше всего. Врешь, ветреная красотка, и не таких заставлял поступать так, как было нужно именно ему. И поставить на место этих выскочек, что думали будто победили — это только первый пункт из того плана, что он собирался с ними претворить...

Рука дрогнула, и клинок, злобно взвизгнув, оцарапал доспех тамплиера, вместо того, чтобы вспороть шею. Дин отпрыгнул и привычным движением потянулся к яблоку...

Он уже пользовался им раньше.
Ничего не изменилось.
Он мог его контролировать.

Глухая головная боль сменилась острой, резавшей глаза, мигренью. Дин пропустил еще два выпада, прежде чем смог перейти к атаке и успокоить тамплиера навсегда. Он огляделся — к нему бежали еще четверо стражников, и расклад был явно не в его пользу. Даже если не обращать внимания на технику их боя, они просто задавили бы его численностью.

— Дьявол вас всех раздери, — выругался Дин, отходя под защиту стены. — Неужели в вас совершенно нет чести, собачьи дети!

Битва переливалась от края домов к площади, и обратно. Изворачиваться и уходить из–под ударов мечей становилось все сложнее. По лицу градом катился пот, и Дин сам того не заметив, шептал детскую молитву, которой когда-то научила его мать.

Яблоко послушно вспыхнуло ярким маревом. Оно всегда готово было исполнить желание того, кто им управлял.

***

Кастиэль приподнялся на локте, нашарив другой рукой под подушкой стилет.

— Не стоит, Кас, — усталый голос из темноты заставил его перевести дыхание.

— Дин? Что ты… Погоди, я сейчас зажгу свет.

Кастиэль поднялся с постели и зажег лампу. В ее мягком свете он разглядел Дина и с трудом удержался от возгласа удивления.

— Красавец, да? — Дин невесело усмехнулся и с силой провел ладонью по лицу, словно стирая что–то невидимое обычному взгляду. — Сражаться с демонами не так–то просто…

Запавшие глаза, обветренные губы, нервные подёргивания пальцев. Если бы Кастиэль не виделся с ним буквально утром, он бы мог подумать, что Дина месяц держали на хлебе и воде в подвалах тамплиеров.

— Что случилось, Дин? — Кастиэль подошел ближе. — Ты ранен?

— Нет. И да. Я не ранен, но случилось нечто, после чего я думаю, что ты был прав насчет яблока, — Дин устало стащил плащ, бросил его на пол и сел в ближайшее к столу кресло.

— После того, как я ушел, то наткнулся на небольшой отряд стражников. Мы не сошлись во мнениях касательно того, как нужно обращаться с женщинами. Пусть и легкого поведения.

«— Посмотри на этого красавчика, шлюха! Ты же знаешь, как обращаться с ним, верно? Давай, покажи, как тебе это нравится!

Смех и грубые предложения, чем именно можно уломать непослушную девку слушаться приказов того, кто щедро платит. Дин привычным движением вытащил яблоко и шагнул вперед. Кажется, ему придется напомнить кое–кому о хороших манерах».

— И что дальше? — Кастиэль скрестил руки на груди и прислонился к столу. — Стражники живы?

— Нет. Ну, если не сумеют до утра найти врача, то не выживут, — Дин вздохнул и продолжил: — Но и это еще не все. Когда я использовал яблоко, то по ощущениям — это было слишком хорошо и правильно, чтобы я мог думать о чем–то еще.

— И?

— И я пришел к тебе. Что ты еще от меня хочешь? — Взорвался Дин и вскочил на ноги. — Я понятия не имею, отчего мне стало так гадко после того, что я натворил, но я не хочу оказаться идиотом из–за того, что не умел слушать!

— Ночь на дворе, Дин, не кричи, — Кастиэль подошел ближе и дотронулся ладонью до плеча. — Я не хотел обидеть тебя.

— Не ты меня обидел, а родители, которые не вложили в мою голову разум, — Дин вздохнул. — Я сам не ожидал, что убивать станет настолько необходимо для того, чтобы я чувствовал — все в порядке.

— Те стражники? — Кастиэль не договорил, а Дин устало кивнул.

— Именно. Они всего лишь издевались над шлюхой. Скажи, какое бы ты придумал наказание для них?

— Плети, — пожал плечами Кастиэль. — Может быть, разжалование из стражи. И крупный штраф той женщине.

— А я думал, как было бы неплохо содрать с них заживо кожу. Чтобы на себе испытали что такое, когда хлыст разрезает ее от руки дилетанта.

Кастиэль моргнул. Это было… не похоже на Дина.

— Но ты остановился.

— Ну, когда устал выворачивать желудок наизнанку, то да, — Дин пожал плечами. — Возможно, меня остановила несвежая рыба, что была на обед. Возможно, крики той куртизанки. Но моего выбора там особо и не было. Именно поэтому я и решил — ты был прав.

Кастиель поджал губы и покачал головой.

— Я не хотел оказаться правым в этом случае, Дин. Но я слукавлю, если скажу, что не рад тому, что случилось.