Воскресенье

Долго бездействовать Инга не умела. Собираясь в больницу к Ольге, она решила по пути купить газету «Вакансии» - надеяться следовало только на себя. Уже дойдя до киоска, Инга обнаружила, что забыла дома кошелек. Открытие было неприятным - хотелось побаловать подругу чем-нибудь вкусненьким. Инга хорошо представляла, чем и как кормят в больницах - желания жить такое питание обычно не добавляло. Девушка закрыла сумку и решила вернуться.

Не успела она отойти от газетного киоска и на десяток метров, как заметила, что навстречу ей идет Борис. Инга пошла быстрее, но мужчина и не думал избегать ее. Поравнявшись, он поздоровался с нарочитым безразличием и хотел было пройти мимо, но Инга остановила его.

- Борис Константинович, вы ничего не хотите мне сказать?

- Все, что хотел, я сказал вчера, - сухо ответил он, - больше, к сожалению, ничего добавить не могу.

- «К сожалению…» - передразнила Инга, - да ни о чем вы не сожалеете, это ж ваших рук дело! А я-то еще думала, что вы на самом деле пытаетесь «стукачей» в отделе найти. Наивная…

- «Homo homini lupus est»[1]. Не я, так кто-нибудь другой. Вырастешь - поймешь…

Съязвить Борису не удалось, блеснуть эрудицией тоже.

- Полностью с вами согласна, Борис Константинович. Вокруг вас всегда будут только волки. Человеку свойственно замечать лишь себе подобных.

«Ненормальная…» - чуть слышно пробормотал Борис, когда Инга ушла.

Зачем Борису понадобилось в воскресенье идти в офис, он не смог бы точно сказать и сам. Его тянуло туда, словно преступника к месту преступления, хотя никакой вины за собой он не чувствовал. Уже подходя, он увидел несколько милицейских машин. Здание стоящего напротив детского дома был оцеплено, вездесущие репортеры уже шныряли в толпе зевак, настраивал камеру оператор с местного телевидения. «Террористы уже и до нас добрались», - Борис не заметил, как произнес эти слова вслух.

- Да какие там террористы. Пацаны детдомовские, - отозвался стоящий рядом мужчина.

- А что они… натворили? - Борис огляделся, оценивая привлеченные к операции силы.

- Да ничего, по сути. Захватили в заложники директора, завхоза и старшего воспитателя, заперли в кабинете… - откликнулся кто-то еще. Из толпы наперебой раздались возбужденные голоса:

- Требуют, чтоб их уволили…

- Так правильно, разворовали все…

- А говорят, у них там и взрывчатка есть.

- Нет, только холодное оружие, дубинки всякие…

- Довели ребятню, уже весь город знает, что у них там чуть ли не концлагерь устроили! Давно пора! С ними по-другому нельзя!

- А что же, договориться с детьми не пробовали?

- Можно подумать, кого-то их мнение волнует. Нынешний-то директор уже всех подмазал, кого надо, у него в администрации связи.

- Они еще вроде сказали, что если их обманут, то они старого директора тогда все равно убьют - мол, в тюрьме не хуже.

- Правильно, стадо мышей и слона загрызет. Вдвадцатером можно быть смелыми, на людей кидаться!

- Да каких там двадцать?! Человек восемь… Почти все просто разбежались - кто к родне, кто в подвалы…

От гвалта у Бориса зазвенело в ушах. Он прошел немного в сторону оцепления и увидел человека в камуфляже, дающего интервью местному каналу.

- На месте происшествия сейчас находится группа захвата… Ведутся последние приготовления к штурму…

К штурму?! Они что, собираются штурмовать здание с кучкой подростков внутри?! До Бориса неожиданно дошел весь абсурд ситуации. Что они там, совсем озверели, что ли?!

«Вокруг вас всегда будут только волки»…

«…выживают все. Так и должно быть…»

Борис рванулся через оцепление. Остановить его не успели, а стрелять не решились или не посчитали нужным. Он вбежал в здание, сразу ослепнув после яркого дневного света, завертел головой в надежде рассмотреть «террористов». Поняв, что не знает, куда идти, просто изо всех сил закричал: «Пацаны! Уходите! Сейчас штурмовать начнут!»

…Они были рядом. Вынырнули из темноты, некоторые действительно держали в руках ножи и обрезки труб. Им уже не хотелось разбираться, где свои, а где чужие - врагами сейчас были все. Самый маленький, лет десяти, мальчонка выскочил вперед - ему хотелось ударить первым. В следующее мгновение раздался звон бьющегося стекла, топот, хлопки выстрелов: штурм начался. Группу захвата в первую очередь интересовали зачинщики, старшие ребята. Под ноги им вылетел тот самый мелкий пацан, вцепился зубами в руку одного из штурмовиков. «Звереныш!» - отшвырнул его мужчина, добавив вдогонку несильный удар резиновой дубинкой - «для профилактики». Сражаться голыми руками с отрядом спецназовцев Бориса не тянуло, он дорого ценил свою жизнь. Услышав выстрелы (о том, что они были предупредительными, Борис не знал), Борис схватил в охапку корчащегося на полу пацана, втащил на подоконник: «Уходи, придурок, убьют ведь!» и вместе с ним выпрыгнул в разбитое окно. К ним подбежали люди из оцепления, но первым был все тот же пронырливый репортер.

- Ваш поступок, без сомнения, можно назвать героическим. Как вы его объясните?

Мальчишка вырвался из рук Бориса, скривился от боли, зажимая левую руку.

- Сломали, с-суки! Ничего, они еще узнают! - сказал он, срываясь на крик, - я теперь остальных предупрежу, будет им война, раз они так хотят!

Детдомовец рванулся и побежал прочь. Никто не пытался его остановить. Оцепление уже сняли - из здания выводили «террористов» и посеревших возмущенных «заложников».

- И все-таки, - не отставал настырный корреспондент, - что вы можете сказать по поводу…

- А идите вы все!.. - злобно выругался Борис.

Радио в палате было единственным развлечением - телевизоров больным не полагалось, дабы они не нанесли вреда неокрепшей психике пациентов. Ольгу бодренькая попсовая музыка раздражала. Она по-прежнему вставала с кровати только в случае крайней необходимости, ни с кем не разговаривала и ничем не интересовалась. Впрочем, совет соседок выбрасывать пригоршни таблеток в унитаз она услышала и сегодня ему последовала. Они подавляли волю, и думать было лень, а для завершения начатого нужен был хоть простенький план. К обеду в голове немного прояснилось. Ольга сконцентрировалась на одной-единственной мысли. Жить было не просто бессмысленно - невозможно. Смутно вспомнилось, что до второй попытки суицида доходит всего несколько процентов тех, у кого первая была неудачной. Но Ольга собиралась довести дело до конца.

Услышав заставку дневного выпуска новостей, Ольгина соседка прибавила громкость. Невнятные музыкальные ритмы сменил четкий голос диктора. Ольга невольно прислушалась. «Беспрецедентный случай произошел сегодня в детском доме №16. Группа подростков, доведенных до отчаяния произволом администрации, захватила в заложники директора учреждения, старшего воспитателя и заместителя директора по хозчасти. Закрыв их в кабинете и вооружившись арматурой, ребята требовали немедленной смены руководства детского дома. Директору удалось связаться с начальником милиции города. В результате на место происшествия была выслана группа захвата, практически сразу, без попытки переговоров, был отдан приказ на штурм. Кажется невероятным, но высшие милицейские чины признали наилучшим выходом бой спецназовцев с детьми. Только что стало известно, что штурмовикам было разрешено стрелять на поражение. В результате подросткам нанесены тяжелые травмы, все они госпитализированы, трое в тяжелом состоянии. Во время штурма один из очевидцев трагедии проявил редкостный в наши дни героизм. Прорвавшись сквозь оцепление, он, рискуя жизнью, вынес из здания самого младшего участника захвата. Десятилетний мальчик почти не пострадал, герой пожелал остаться неизвестным. Уже обнародованы и подтверждены многие свидетельства издевательств над детьми со стороны персонала, а также факты использования бюджетных средств в личных целях. На администрацию детского дома, а также на начальника милиции заведено уголовное дело по статьям двести восемьдесят пятой, части первой «нецелевое использование бюджетных средств» и двести восемьдесят шестой «превышение должностных полномочий» УК РФ, ведется следствие…»

Ольга слушала с широко раскрытыми от ужаса глазами. Шокирующая новость вывела ее из двухдневного оцепенения. «Беспредел какой-то! До чего мы дожили!» Она попыталась представить озверевших подростков и потерявших совесть взрослых, картинка получилась страшная. «Если бы у меня были дети, мой сын тоже мог бы оказаться в таком месте…» Ольга поежилась. Потом ее мысли переключились на безумца, непонятно зачем полезшего в гущу событий. «Рисковал жизнью ради незнакомых детей… Для чего? Ни награды, ни благодарности, только по судам затаскают, да и судьба детей этих вряд ли изменится. Наверняка тот спасенный ребенок ему даже «спасибо» не сказал. Не смог остаться равнодушным? Сейчас мало таких людей. Но он готов был отдать свою жизнь за то, чтобы подарить ее кому-то, а я - просто так, из-за каких-то придурков… Наверно, у него самого дети есть. А у меня их уже никогда бы не было…» Мысли скакали, путались. Ольга сама не смогла бы отметить произошедший в сознании перелом, она по-прежнему лежала на кровати и думала…

Дверь, скрипнув, отворилась. В палату вошла Инга. В руке она держала пакет, сквозь полупрозрачные бока которого просвечивали сочные веселые апельсины. Ольга поднялась и, сделав два шага навстречу, сказала:

- Ин, привет…

Инга вышла от подруги успокоенная. Все самое страшное, кажется, осталось позади. Проходя по центральной аллее больничного сада, она заметила на скамье все ту же компанию, чуть замедлила шаг, вглядываясь. С лавочки поднялась знакомая фигура, приветственно помахала рукой. «Земля круглая», - усмехнулась Инга.

Увидев Ингу, Ромка вскочил, помахал руками, в надежде, что она подойдет.

- Это ты кому? - поинтересовался один из его друзей.

- Да вон, - ткнул пальцем Бася, - та девчонка, с которой Ромыч вчера на спор знакомился.

- Что, Роман, знакомство имеет продолжение? - ехидно спросил кто-то.

Инга уже шла к скамейке.

- Привет, ребята!

- Здра-авствуйте, - расплылся в улыбке Бася, - с чем пожаловали?

- Инга, привет! - ответил Ромка, улыбаясь, - как подруга?

- Ничего, уже лучше. По-моему, решила вернуться к жизни.

Парни наблюдали, периодически отпуская комментарии.

- Ого, смотрите, как Рома расцвел! Наверно, рассчитывает на продолжение общения у девушки дома… Кстати, ты так и не рассказал, куда это вы вчера ходили?

«Ну зачем они начинают, - уныло подумал Ромка, - только все испортят». Он всегда поддерживал мнение большинства, считая, что проще жить, не выделяясь из общей массы, но сейчас испугался, что Инга обидится на пошлые шуточки. Ингу скабрезности не задевали - она бы и сама могла осадить нахала, но, увидев Ромкино замешательство, промолчала и решила понаблюдать. Молчание было расценено как смущение, это позабавило уже хлебнувших пивка парней.

- Ромыч, ты глянь, какая скромная! Смотри, придешь в гости - в шахматы играть заставит!

Ромка растерялся. Он точно знал, что друзья не правы, но… Ссориться из-за какой-то полузнакомой девчонки? Бася совсем уж разошелся:

- Девушка, вам никто еще не говорил, что по вам «фотошоп» плачет?

Упоминание о программе резануло Ромке по ушам, сразу вспомнился вчерашний рассказ Инги.

- Ребят, вы че? Можно подумать, единственный повод для общения с человеком противоположного пола - это…

- Секс, - перебил его приятель, - а то сам не знаешь: или ты - ее, или она - твои мозги.

Шутка показалась остроумной, компания разразилась хохотом. Ромка разозлился.

- Твоим мозгам уже ничего не страшно - их давно Ктулху сожрал!

- Чего? - опешил парень, он не был завсегдатаем интернет-чатов и понятия не имел о гулявших по сети легендах.

- Того! Мне за вас стыдно становится - послушать, так никаких интересов, кроме пива и секса, в жизни нет. Я считал, что это не так, но раз вы сами в это верите… Так недолго и обратно в обезьяну превратиться!

На лицах появилось недоумение. Такого напора от Ромки никто не ожидал.

- Выпендриваешься… Можно подумать, сам не такой!

- Такой… Потому и не хочу, чтобы так было! Жить страшно становится.

- Я пойду, пожалуй, - вставила слово Инга.

- Подожди, я тоже…

- Какая муха его укусила? - пробормотал Бася, когда Ромка с Ингой отошли, - Какой-то он не такой стал…

- Ага, всю жизнь молчал в тряпочку, а тут - нате, высокие чувства проснулись! - в завершение речи ответивший смачно сплюнул на асфальт.

- Не ожидала, что ты так на друзей кинешься, - осторожно заметила Инга, когда они немного отошли.

- Да какие они мне друзья, Бася разве что… Просто я про Ольгу вспомнил… Нельзя так… не уважать человека… И молчать всю жизнь - тоже…

Некоторое время они шли молча. На душе у Ромки после ссоры было паршиво.

- Сейчас бы куда-нибудь подальше… от всего этого. На природу махнуть, что ли? А знаешь, - оживился вдруг Ромка, - у меня любимое место есть за городом, это недалеко. У тебя велик есть? Давай съездим? Я свой отремонтировал…

Делать Инге было особо нечего. «Какая разница?» - подумала она и согласилась.

- Тогда где встречаемся? И во сколько? Только не говори опять, что земля круглая!

- Нет, плоская! И лежит на трех китах! - Инга впервые за эти дни рассмеялась.

…Придерживая дверь, чтоб не заскрипели заржавевшие петли, она вышла в коридор. Это был самый обычный больничный коридор - с таким же бетонным, но с вкраплениями мраморной крошки полом, когда-то выкрашенными голубой краской, а сейчас белесоватыми от времени стенами, с кучей пестрых глянцевых плакатов на этих самых стенах. Коридор простирался в обе стороны. Какое-то шестое или седьмое чувство подсказало Инге, что лаборатория направо, и она, замирая при каждом шорохе, пошла в противоположную сторону. Вскоре вид плакатов, рассказывавших о способах лечения насморка и предохранении от СПИДа, успокоил ее, и шаг стал ровнее. Полное отстранение от происходящего и мысль о свободе позволяли организму пустить в ход все свои скрытые ресурсы, которые люди обычно называют инстинктами и которыми, как высшие существа, пренебрегают. Мимо изумленной молоденькой лаборантки Инга прошла как ни в чем не бывало, едва удержавшись от желания похлопать ее по плечу. Той даже не пришло в голову задержать ее или закричать. А может, лаборантка просто не знала, что это нужно делать - слишком беглянка отличалась от остальных… «пациентов». Инга прошла мимо короткого ответвления по левую руку - тупик заканчивался дверью с табличкой «запасной выход № 4» и накарябанной прямо на стене надписью «ключ на вахте». Дверь была закрыта. Инга автоматически отметила ее местонахождение и отвернулась. Времени становилось все меньше - слишком уж долго ей везло.

Сделав еще десяток шагов, Инга поравнялась с широкими двустворчатыми дверями, сквозь матовое стекло которых пробивался дневной свет. Такие двери вполне могли принадлежать ординаторской или… додумать она не успела - дверь распахнулась и прямо навстречу ей сделала шаг невысокая коротко стриженая женщина. Инга ее знала - «посчастливилось» познакомиться с начальницей лаборатории еще в прошлый раз… Знание о том, когда был этот «прошлый раз», оставалось за ячейками сети - к текущей ситуации это не относилось. Зато очень хорошо вспомнилось, что физическая подготовка и скорость реакции хрупкой с виду женщины не уступают спецназовцам (да и кто знает, где она ее получала). На осознание этого факта хватило доли секунды - той самой, в которую начальница ощутила ускользающую добычу. В следующий момент Инга рванулась вперед… (Это очень хорошо смотрелось бы в кино, такие моменты всегда показывают в замедленном темпе - вот она резко разворачивается, метнувшись влево, к углу, бежит, успевая при этом подумать, что это - ее последний шанс на свободу, и что она ДОЛЖНА это сделать, и что выход непременно есть, потому что это же… В реальности на это просто не было времени.) За углом оказалась неглубокая ниша. Здесь хорошо бы смотрелся фикус и пара деревянных скамеек, а были все те же скользкие стены и… здоровенный пролом в стене вместо окна. Сквозь него виднелись стволы чахлых деревьев больничного двора и пустырь за ними. Первый этаж. «С прошлого раза не заделали. Идиоты…», - уже привычно подумала Инга. И время перестало быть. Теперь можно было просчитывать шансы и траекторию, и пытаться вспомнить, почему предыдущая попытка была неудачной, и когда эта попытка вообще была, и не причастна ли она к появлению этой дыры, а если да, то каким образом, и… Но ресурсов мозга при работе с такой скоростью хватило ненадолго - получить ответы на эти вопросы она не успела. Время, появившись, схлопнулось, как мышеловка, и плеча девушки коснулась рука начальницы. Захват профессиональный, выдрать правую руку из цепких лап женщины невозмо… Уууууу, возможно, но как же это… Нет времени на боль, сейчас цель - свобода. Инга изо всех сил рванулась вперед, одним прыжком преодолев пару метров, отделявших ее от пролома, и выскочила наружу…

Инга спрыгнула с велосипеда. «Недалеко» оказалось понятием растяжимым - и растянулось километров на пятнадцать. Однако час пути был с лихвой вознагражден. Инга огляделась. Они стояли на высоком обрыве, внизу мелко шелестели перемежавшиеся кустарником осинки. Впереди блестела водная гладь - в городе река не казалась такой широкой, здесь же лесистые сопки на противоположном берегу были затянуты чуть заметной голубоватой дымкой. Слева и справа, куда только хватало глаз, простиралась тайга. Вернее, не сама тайга - ее опушка: пихты и кедрач вперемешку с березами, густой подрост на открытых лужайках, незнакомые сиреневые цветы под ногами. О цивилизации напоминала только дорога, по которой они приехали. Склон позади плавно понижался, в паре километров от этого места переходя в пустырь, появившийся на месте старых вырубок и отделявший город от леса. Вдалеке в сизой дымке смога стоял сам город. Отсюда было видно, что он не такой уж и большой и что четыре шестнадцатиэтажки, в одной из которых и жила Инга, образуют почти правильный квадрат, словно сторожевые башни древней крепости. Инга никогда не задумывалась о том, что такое красота. Красота природы была для нее естественной, частью ее мира. Никто не замечает воздух, которым дышит. Даже сидя вечерами на своем подоконнике, Инга наслаждалась не столько красотой города как таковой, сколько ощущением единения с этим миром. Но сейчас она не могла отвести взгляд от представшего перед ней пейзажа.

- Красиво, да? - спросил Ромка, - словно здесь людей и не было никогда…

Инга с сомнением посмотрела на наезженную колею, оглянулась, ища глазами мусор - бесспорное доказательство существования на этой планете человека. Ромка перехватил ее взгляд.

- Сюда рыбаки, в основном, ездят - где попало не гадят. А туристов здесь мало почему-то. И хорошо… Пойдем, вниз спустимся?

Спуск был крутым. «Как здесь на машинах-то проезжают?» - удивилась Инга. Ведя за собой велосипеды, они спустились к реке. Берег был ровным, усыпанным крупнокалиберной речной галькой. Видимо, обрыв появился здесь уже давно, а затем река, подмывавшая холм, отступила, оставив после себя заросшую позже осинником низину.

- Разуйся, - посоветовал Ромка, - они теплые.

Инга последовала совету - обкатанные камни действительно хранили тепло угасающего дня. Держа в руках кроссовки, она подошла к воде. Ромка отвел велосипеды в сторону, прислонил к сухой коряге. Подойдя к реке, кинул в воду камешек. Вода у берега была совсем прозрачной, Инга заметила, как врассыпную бросились юркие длинненькие мальки.

- Не надо, не пугай их, - попросила Инга. Она села на прибрежные камни, провела по ним рукой, ощутив их шероховатость и тепло. Посмотрела вверх - над головою было небо. То самое, безоблачное, уже чуть окрашенное в теплые желто-оранжевые тона, безмолвно напоминающее о свободе… Все было правильно, так, как должно было быть - все недостающие кусочки мозаики наконец-то нашлись, сложились в единое целое. «Здесь можно сидеть всю жизнь», - подумала Инга. Она наконец-то ощущала себя в нужное время в нужном месте. Ей было хорошо.

- Инга, у тебя спички есть? - окликнул ее Ромка.

- Есть.

Инга неохотно встала, полезла в сумку за спичками.

- Ты куришь? - удивился Ромка.

- Нет, на сдачу в киоске дали.

На землю выпала сложенная вчетверо газета. «Трудоустройство» - прочитал Ромка.

- А это тебе зачем?

- Меня уволили вчера, - коротко отозвалась Инга.

Ромка понял, что на разговоры девушка не настроена, забрал спички и газету и отошел, не стал лезть с расспросами. Инга вернулась на прежнее место.

До Инги дошел вкусный запах, смешивающийся с дымом. Она очнулась от своего полусна и поняла, что дрожит от холода. Давно стемнело, но как это произошло, она не заметила, так же, как не замечала до этого назойливый писк комаров над ухом. Девушка повернула голову влево, на запах. Ромка сидел у костра и жарил насаженные на прут сосиски. Сосиски шкворчали и брызгались на костер водой.

- Что, ты уже вернулась в этот грешный мир?

Заметив, что Инга замерзла, Ромка подошел к велосипедам и достал из рюкзака запасной свитер.

- На, держи.

- Спасибо… А как ты догадался второй свитер взять? Знал что ли, что мы допоздна задержимся?

- Ага, - подмигнул Ромка, - я уже заметил твою привычку впадать в летаргию в неподходящих местах. Вот и решил подстраховаться.

- Да уж… Погоди… А как мы выбираться-то отсюда будем?

- Да никак уже, куда по темноте ехать, - беспечно отмахнулся парень.

- А как же… - заикнулась было Инга, но Ромка не дал ей закончить.

- Ты разве куда-то торопишься? На работу все равно завтра не надо. Или хочешь сказать, что тебе здесь не нравится?

Инга посмотрела на чернеющие за рекой гряды холмов и ничего не ответила. Ромка был прав - ей здесь нравилось. Она придвинулась к костру и тоже взяла сосиску.

- Вот видишь… А почему тебя с работы уволили?

- Да… - вспоминать Бориса Инге было неприятно, - сказали, что я им не подхожу.

- А ты кем работала?

- Экономистом, - не стала вдаваться в подробности девушка.

- Вот это да! - Ромка присвистнул, - Какие же им там нужны?

- Нормальные…

- А… а ты какая?

- Откуда я знаю, - грустно усмехнулась Инга, - по одной версии собака, по другой - шизофреничка.

Ромка даже растерялся от такого выбора. Да уж, оригинальным человеком оказалась его новая знакомая.

- Сама-то как думаешь?

Инга помолчала. Шокировать малознакомого человека своими рассказами не хотелось. Еще решит, что и правда чокнутая. Она посмотрела на Ромку. Тот сидел, задумчиво вороша палочкой угли, и выжидательно смотрел на Ингу, но не торопил. «Этот поймет», - подумала она.

- Знаешь, в последнее время мне стали видеться какие-то странные сны. Помнишь день, когда ты меня сбил?.. - начала она рассказ.

Ромка оказался хорошим слушателем - не перебивал, не пытался спорить, лишь иногда задавал уточняющие вопросы. Инга сама не заметила, как рассказала даже о своей детской мечте и истории поступления в вуз. Когда Инга закончила излагать события последних дней, он спросил:

- Даже если допустить, что Мария сказала тебе правду… Ты действительно считаешь, что родиться человеком - это наказание?

- Да. Только люди могли придумать себе и другим столько страданий. Они вынесли из мира животных худшие его стороны. Усложнили себе жизнь, придумав моральные категории. В природе нет понятий «добро» и «зло», и никто не убивает миллионы живых существ во имя добра.

«Чтобы добро победило, должны собраться все добрые и перебить всех злых», - вспомнил Ромка. Инга продолжала:

- Только у людей могло возникнуть предательство и подлость…

Ромка не выдержал:

- Ты назвала столько отрицательных сторон человечества, что непонятно, зачем вообще тогда мы существуем в таком количестве! Вспомни, ты сама только что рассказывала, что именно люди способны внести дополнения в законы природы - когда говорила, что в природе выживает сильнейший, а у людей - «выживают все». Не зря ведь Чехов сказал, что человек - это звучит гордо.

- Было бы чем гордиться…

Ромка задумчиво потеребил спутавшиеся волосы. Нужен был неоспоримый аргумент в пользу людей. Чем же может гордиться человечество? Семья?.. У животных институт воспитания подчас развит намного лучше… Нравственность? Тут Инга права - в этих дебрях в первую очередь гибнут те, кто туда полезет, хвастаться, увы, нечем… Производство? Теплее, но тоже не то…

«Истинный творец не продает красоту - он может только дарить»…

Догадка была внезапной, Ромка даже вздрогнул.

- Инга, я понял! Творчество! Вот главное отличие! Животные могут производить на свет себе подобных, сооружать себе жилье, но они не умеют творить - то есть создавать что-то, отличное от них самих и от их насущных потребностей. А люди - могут! Отделившись от природы, они получили взамен абстрактное мышление, научились видеть красоту и гармонию…

- Которая раньше была частью их самих и к которой они теперь безуспешно пытаются вернуться, - вставила Инга.

- Почему же безуспешно?

Ромка представил лицо художницы. Не особенно красивое, оно сияло таким внутренним светом, что становилось ясно - этот человек живет в гармонии с собой и с окружающим миром. Мало того, этим светом она щедро делилась - он был во всех ее работах, и, казалось, частички этого света отражались в улыбках уходивших с площади людей… Ромка попытался описать это Инге, но слов, чтобы передать свои ощущения, не хватало. Тогда он, снова порывшись в рюкзаке, достал плейер. Включив, полистал плей-лист, ища нужный трек, протянул наушники Инге.

- Вот, послушай… Тогда сама все поймешь.

Инга прислушалась, немного прибавила громкость. В наушниках доносился тихий перебор гитары. Музыка нарастала, усиливалась, неуловимо меняясь со спокойной на порывистую, свободную и, наконец, захлестнула мир целиком.

Ты привычно съежился в тесной банке,

На земле сожженной рисовал рамки.

Доставал ластик и стирал лица,

Чтоб им не сниться.

И, чтобы других оправдать доверье,

Ты, как все, каркал и чистил перья.

Ты похож на всех, и они тоже

С тобой похожи.

Белой вороной лети по свету,

Ты сегодня зритель без билета.

Только в воду на себя не смотри, не смей, ведь это -

Злая шутка лета,

Подаренного кем-то цвета…

Ритм был неровным, путаным, строчки стихов далеки от совершенства, запись слегка фонила (наверное, записывали просто на диктофон), но Инга слушала, затаив дыхание - настолько перекликались слова неизвестного исполнителя с тем, что чувствовала она сама. Мелодичный проигрыш снова сменился нарастающим шквалом музыки…

Но однажды в теплый июльский вечер

Ты раскинешь крылья, расправишь плечи,

Наплюешь на рамки, заглянешь в воду -

И на свободу!

И когда поймешь, что же ты сделал,

Ты увидишь мир под собой - белым.

И на чистый лист щедро бросишь краски -

Для своей сказки.

«Так не бывает. Словно эту песню писали специально для меня. Или обо мне»… Перед глазами Инги пролетали десятки образов. Лица, события, мысли слились в единый разноцветный вихрь, взрываясь в сознании импрессионистскими яркими пятнами, переплетались в причудливых картинах, создаваемых воображением. Освободиться от этого плена не было сил… и желания.

Белой вороной лети по свету,

Ты сегодня создал свою планету.

Только все, кроме тебя, в тот же час забудут это

И пешком сквозь лето,

Подставляя лица ветру…

Последние аккорды стихли. Инга машинально выключила плейер. В голове все еще звучали строки из песни.

- И правда… - завороженно прошептала она.

- Что? - вскинулся Ромка. Но Инга не договорила.

- А кто это поет?

- Бася, мой друг… Он только в компании такой, а на самом деле хороший. Песни пишет… Эта у него - одна из лучших.

- Хорошая песня… Он ее недавно написал?

- Не, давно, в феврале еще.

- Кажется, как будто в ней про меня…

- Значит, это настоящая песня - такая, в которой каждый может найти что-то близкое себе, - ответил Инге Ромка, - да и, говорят, что все поэты - немного пророки. Может, правда?

- Может… - чуть слышно произнесла Инга.

На какое-то время снова воцарилась тишина. Ромка пытался читать газету в свете догорающего костра и поднял голову лишь, когда Инга заговорила вновь.

- Это миссия…

- Ты о чем? - не понял сначала Ромка.

- Быть человеком… Это не кара и не заслуга, это - миссия. Каждый из нас может преобразить мир, создать свое собственное пространство, и от того, кто как себе это представляет, получается… - Инга замялась, пытаясь точнее выразить свою мысль, - весь наш мир в целом. Своей жизнью человек уже преображает этот мир.

- И других людей, - добавил Ромка. Инга не услышала его, поглощенная своими мыслями.

- Когда я слушала эту песню… Только тогда поняла, в чем смысл моей жизни. Как я могу объединить в себе обе части своей сущности. Нужно просто жить, беря лучшее от двух миров - мира животных и мира людей. Доверять инстинктам, и не забывать о разуме. Раз я могу быть этим связующим звеном между людьми и природой, значит, это и должна делать… По мере сил своих… Нужно только додуматься, как именно.

Ромка протянул ей газету.

- Смотри, - показал он на одно из объявлений.

Инга вгляделась. «В клуб служебного собаководства срочно требуются кинологи. Курс обучения - три месяца. На время обучение предоставляется работа… Адрес… Телефон…» Костер уже почти не давал света, но прочесть текст она почему-то смогла без особого труда. «Странно, вроде бы только кошки видят в темноте, а не собаки», - подумала она, слегка удивившись этому, и отвела взгляд от газеты. Вода светилась, берега по сравнению с ней казались совсем черными. Инга подняла голову и поняла, что в реке просто отражается небо.

- Светает, - сказал тихо сидящий рядом Ромка.

Начинался рассвет. Утро понедельника.

Май - июнь 2008 г.,

г. Новокузнецк - ДОЛ «Солнечный».

[1] Человек человеку - волк (лат.)