ГЛАВА № 3

1984-85: МЫ – SEPULTURA. ПОШЛИ ВЫ ВСЕ…!

Мой дядя не хотел отпускать нас на первый фестиваль «Рок в Рио» в январе 1985-го, потому что мы были слишком юны. Оззи выступал 19 января перед стотысячной аудиторией. На тот момент дядя был главой семьи, и мы жили в загородном доме, который принадлежал ему. Шоу должны были показать по телеку, и мы очень хотели его посмотреть, а он дразнил нас – включал выступление на пять секунд, а потом переключал канал, просто чтобы постебаться над нами. Мы ему: “О, Боже, оставь этот канал! Это же Оззи! ”, а он: “Оззи – дьявол. Я не позволю смотреть дьявола в своем доме”. А мы такие: “Ты это серьезно? Сколько еще он будет стебать? ”, и я подумал: “Однажды мы отомстим… когда-нибудь этот момент обязательно настанет”.

На втором выступлении Sepultura нас начали замечать. Это было выступление на радио, спонсором которого выступила местная FM-радиостанция. Это была битва групп, жюри сидели перед сценой - пара старичков в очках. Им бы ни за что не понравилась наша музыка. Я увидел их и подумал: “Какого хера там делают эти люди? Там должны сидеть наши фэны! ” Но мы решили: “По рукам, мы будем играть. Эти люди пришли оценить нашу музыку, так получите”.

Когда пришло время выступать Sepultura, я сделал то же, что видел у Dorsal Atlantica, и сказал: “Мы – Sepultura. Пошли вы все…! Можете идти на три веселые буквы, если не нравится! ” и всякую фигню в таком духе. Мы сыграли одну песню, и я начал болтать всякую чушь в микрофон, и вдруг заметил, что он перестал работать. Кто-то из жюри вырубил мой микрофон, я больше не мог говорить!

Затем мы сыграли вторую песню, и пока мы играли ее, я скопил во рту столько слюны, сколько мог. Я приготовил ее специально для леди судьи. Я знал, что именно она потребовала, чтобы вырубили микрофон, потому что на ее лице было написано наибольшее отвращение. Она ненавидела все, что происходило на сцене, и очевидно собиралась поставить нам нулевые баллы, поэтому я, твою мать, подошел к ней и просто обдал ее душем слюны.

Тут же началась потасовка! Ко мне бросились охраники. Один из них ударил меня кулаком. Сэт тут же закончился. Это был настоящий хаос. Судья была просто в бешенстве, слюна была у нее на всем лице, она визжала: “Я убью тебя, ублюдок! ” А мы ей: “Да пошла ты, сучка! ”

Мы отправились за кулисы, и там познакомились с парнем по имени Жоао Эдуардо, владельцем рекорд-лейбла под названием Когумело, который по стечению обстоятельств оказался на том шоу. “Я не понимаю вашу музыку, но вы чертовски возмутительны, парни, и мне это нравится. В вас живет дух рок-н-ролла”. Он сказал нам, что ничего более рокерского он не видел и что ничего подобного тут не происходило за те 20 лет, что он живет в этом городе, потому что все музыканты до неприличия скучны. А тут появились мы со своей слюной, хаосом и прочим дерьмом, и ему это понравилось.

Он сказал: “Если вы улучшите музыкальную составляющую, я заключу с вами договор и сплитом выпущу EP с вами и еще одной группой”. Он спросил нас, слыхали ли мы об Overdose, и мы ответили, что да, слыхали: на тот момент они были самой популярной группой в Белу. Они были эдакими Iron Maiden из Белу. Они очень хорошо играли и хорошо зарабатывали, к тому же все телки принадлежали им. Мы были полной им противоположностью: мы были грязными парнями, которые не могли играть, и у нас не было телок.

Жоао Эдуардо: “Впервые я увидел шоу Sepultura, сопровождая свою жену Пэт, которая делала снимки Overdose. Они все еще были очень юны, но звучали очень агрессивно и были совершенно непохожи на другие группы. В следующем году мы снова встретились с ними на другом мероприятии, а потом снова – уже в нашем магазине. Они значительно улучшили свое выступление. Планируя первый релиз нашего рекорд-лейбла, мы пригласили Sepultura, потому что видели рост группы на андерграундой сцене здесь, в Белу-Оризонти. Мы горды тем, что дали толчок Sepultura и помогли им сделать свой первый шаг в карьере”.

Мы вернулись в репетиционную с мыслями, что теперь у нас есть шанс. И в это же время мы узнали, что наш вокалист Вагнер толкает наше оборудование прямо у нас под носом. Он продавал наши гитарные кабели. Мы пришли на репетицию и увидели, что все наше оборудование отсутствует. Мы такие: “Где гитарные кабели? ” Думаю, что он был клептоманом. Мы очень разозлились и устроили ему очную ставку. Я пошел к нему домой, и когда поднялся к нему, увидел, что все наше оборудование лежит у него в комнате. Я ему: “Чувак, это наше! Что все это дерьмо делает у тебя? ” А он мне на это: “Да, я забрал эти вещи. Мне были нужны деньги”, и я: “Парень, да ты в своем уме? Мы не можем тебе доверять. Мы должны быть братьями, всем делиться и делать для группы все. Нельзя у нас воровать! ”

К тому времени Паоло Джуниор только-только присоединился к группе. Он учился в том же военном училище, что и мы, и всегда напоминал мне бой-бэнд Menudo. Он выглядел как один из них, и был довольно симпатичным парнем, поэтому мы называли его Menudo, и его это сильно бесило. Ему это прозвище совсем не нравилось. Паоло был похож на нас, только он был более придурковатым: он постоянно угорал и мочил фишки. Его, как и нас, выперли из школы.

У него был совсем новенький бас. Роб никогда не учился играть, и хотя Паоло тоже не умел играть, по крайней мере у него хотя бы был бас, поэтому его мы приняли, а Роба попросили уйти.

Мы сказали Робу: “Мы знаем парня, у которого есть бас. Прости, чувак, но мы все еще надеемся остаться друзьями”. Роб отнесся к этому спокойно: “Окей. Я знаю, что я не так уж хорош и не могу играть на этом инструменте. Вам нужно двигаться дальше, а я только задерживаю вас”. Мы с ним дружим до сих пор. Он живет в Канаде и приезжает на шоу, когда мы выступаем в Торонто.

Мы спросили Паоло: “Можешь попробовать выучить наши песни? ”, и он ответил, что постарается. Мы и не представляли, что у него уйдут годы, чтобы толком научиться играть на гребаном басу – до самого выхода «Chaos A.D.» в 1993-ем, почти десять лет спустя! Но у нас не было других вариантов: больше никто в городе не играл на басу, а у него был бас, и для нас этого было достаточно. Мы думали: “У него хотя бы есть инструмент. К черту, он научится… будем надеяться! ” Так началась наша дружба: мы с Иггором ночевали у Паоло, и его мама с отцом клево к нам относились. Мы подружились с его братьями и сестрами, и его дом стал нам вторым домом.

У Паоло был небольшой гараж без крыши, с таким видом, словно он пережил Третью Мировую. Стены едва держались, но его отец сказал, что мы можем использовать гараж для репетиций, что было клево, потому что место нам было нужно, теперь, когда Роб больше не играл в группе. Так что теперь это место было официальной репетиционной точкой Sepultura.

Вагнер был настоящим лидером Sepultura, когда был в группе, но после того, как его выгнали, я стал вокалистом, потому что мы не хотели проходить весь этот рутинный процесс поиска нового вокалиста. Иггор сказал мне: “Почему бы тебе не стать вокалистом? Ты все равно пишешь тексты песен”. Я сказал: “Без проблем, попробую”, и в скором времени мой голос стал довольно хорош. Людям он понравился. Я понял, что если захочу, то смогу издавать ужасные звуки, и это звучит очень круто.

Четвертым парнем стал Жаиро Гведес, которого мы называли Жаиро Т. Это был северяк очень высокого роста. И при этом он был забавным парнем. Его мама и отец развелись, и он жил то с одним, то с другим предком. Это реально засирало ему мозги, чувак. Этот развод поставил его в тупик.

Жаиро Гведес: “Я познакомился с Максом и Иггором в баре Белу-Оризонти. Я был со своим другом гитаристом, мы просто тусили и бухали, и тут я увидел их. Я знал, кто они, потому что в этом городе все друг друга знают. Было весело, потому что той ночью они затеяли драку с какими-то позерами.

После драки я подошел к Иггору и сказал: “Привет, ты ведь Иггор, да? ”, а он мне: “Нет, это не я”. Тогда я сказал: “Но разве не твой брат Макс вон там? ”, и он ответил: “Нет! ”

Он подумал, что я должно быть брат одного из парней, которых побили, и очень нервничал! Когда я сказал ему, что люблю метал, он расслабился и подтвердил, что он Иггор и Макс его брат. Это была веселая первая встреча”.

У мамы Жаиро были бойфренды, и он говорил нам: “Какой-то гребаный чел спит в нашем доме. Я ему глотку перережу”. Всякую ересь в этом духе. А мы ему: “Успокойся, чувак, ты же не хочешь угодить в тюрягу”. Ни один из нас в то время не знал о существовании терапии, но Жаиро проходил курс терапии в течение многих лет. Я спросил его: “Чем вы занимаетесь на терапии? ”, а он в ответ: “О, да мы просто говорим о своих проблемах”.

И я такой: “Ты сидишь с незнакомцем и рассказываешь ему свои гребаные проблемы, и он еще за это получает деньги? ”, а он: “Да, да, это отлично работает! ” Я посоветовал ему забыть обо всем этом говне и позволить музыке быть его терапией. Но он не послушал.

Жаиро Гведес: “Через несколько дней после встречи Макс попросил меня прийти на репетицию домой к Паоло. Их музыка была немного сумбурной: Иггор играл одно, Макс другое. Они собрали много черники с деревьев в саду Паоло и бросались ею в людей из окна.

Я спросил: “Не хотите поиграть? ” А они: “Нет, давай бросаться ягодами в людей! ” Я подумал: “Черт, да у этих парней явно не все дома”.

Ну, не суть, Макс попросил меня показать ему риффы и сказал, что я то, что им надо. Он попросил меня присоединиться к группе, и я ответил: “Да, я присоединюсь к вам, но вам нужно начать серьезно относиться к делу и писать песни”.

Жаиро был хорошим гитаристом, он реально ИГРАЛ. Он мог играть песни Mercyful Fate и Slayer, и обучал меня новым риффам. Мы играли кавер на “Black Magic” Slayer, и у нас уже довольно хорошо получалось. Исполнение этих каверов повышало наш уровень музыкального мастерства. Мы сыграли кавер и на “Living In Fear” Kreator, и он звучал точь-в-точь как оригинал. Люди начали замечать нас, потому что мы звучали как американские и европейские группы.

За год мы сильно выросли с музыкальной точки зрения. Предложение Когумело о EP по-прежнему было в силе, поэтому Жоао пришел к нам со словами: “Я слышал, что вы прогрессируете. Не хотите записать демо? ”

Я ответил: “У нас есть одна песня под названием “Necromancer”. Мы могли бы записать ее, если не против? ” Это был наш первый опыт записи. Жоао и его жена были парочкой настоящих хиппи, совсем не металлисты, но они видели в нас будущее.

Мы не подписывали контракт на демо “Necromancer”, нам просто заплатили за него. Мое главное воспоминание об этой сессии, что я подключил свою педаль дисторшна, и звукоинженер подошел ко мне в бешенстве: “Выруби это дерьмо! ” А я такой: “Чего? Это педаль дисторшна. Мы метал-группа, мы так звучим”. А он как заорет: “Нет, ты должен играть с чистым звуком! Как Led Zeppelin! ” А я ему: “Нет, чувак, это не Led Zeppelin”.

Я включил ему пару тем Venom и сказал: “Вот так мы хотим звучать”, и он ответил: “Это полное говно, но окей, я запишу вас с этой штуковиной”. Он реально употребил слово “штуковина”, говоря о моей педали дисторшна. И при этом сказал, что не станет указывать свое имя на демке. Мы ответили, что нам насрать.

Так мы записали демку. Для первого раза получилось очень круто. Чувакам из Когумело она очень понравилась, звук получился как у настоящей группы. “Necromancer” – отличная песня для новой группы. Мы репетировали все больше и больше, и написали другие песни для этой EP: “Warriors Of Death”, “Antichrist” и “Bestial Devastation”. Наш друган записал вступление с демоническим голосом. Это его настоящий голос, мы не накладывали никаких эффектов. У этого парня был по-настоящему сатанинский, глубокий голос. Мы называли его Человек-Отрыжка, потому что его голос был настолько глубоким, что создавалось ощущение, что он все время рыгает.

С дизайном обложки, где демон обнимает церковь на «Bestial Devastation», также связана интересная история. Парень, который нарисовал ее, из очень набожной семьи Адвентистов Седьмого Дня. У него дома телек направлен в стену, чтобы никто не видел, что там показывают; его отец был супер-религиозным фриком, как и мама. Но этот парень был потрясающим художником. Он рисовал на футболках обложки альбомов Kreator, Voivod и Slayer, и они выглядели точь-в-точь как оригиналы.

Мы попросили его нарисовать обложку, и он сказал, что сделает, но не сказал, что единственное время, когда он мог рисовать что-либо, это три часа утра, когда все уже спали. Тогда он доставал рисунок из-под кровати и работал над ним ночь напролет, а затем снова убирал его под кровать и следующей ночью снова рисовал. На все ушла неделя, и наконец он закончил эту вещь. Я спросил, не застукали ли его предки, потому что отец бы просто убил его на хрен, но он сказал, что ему все сошло с рук. Этот же парень нарисовал первый логотип Sepultura, только он получился неубедительным. После записи «Morbid Visions» мы модернизировали его в нечто более крутое, и в конце концов он стал таким, как на пластинке «Schizophrenia».

Мне было 16, когда Когумело выпустили «Bestial Devastation», а Иггору - 15. Эта пластинка многим понравилась, и люди считали, что у Sepultura есть потенциал. Мы отправили ее копии в Америку и Европу, и она попала в несколько фэнзинов и радиостанций. “Kerrang! ” написал о ней маленькую заметку. Кажется, в новостях. Первое шоу, которое мы отыграли для его раскрутки, было с Overdose. Они выступали в качестве хедлайнеров, потому что были более популярными и их знало больше народу.

Мы открыли шоу, и инициатива почти сразу полностью перешла к нам. Наше шоу нравилось людям больше, потому что вызывало больше эмоций, и перед сценой собралось больше фэнов. Наши песни были прекрасны. Overdose больше напоминали Iron Maiden, практически полная копия. Они звучали, как Maiden, даже одевались как Maiden.

На тот момент наш стиль был нов, большинство не знали о существовали блэк и трэш-метал, поэтому мы больше увлекали слушателей, чем Overdose, потому что работали на совершенно ином уровне жестокости.

Жоао Эдуардо: “Общей реакцией публики на Sepultura было изумление, в основном из-за их названия, но и благодаря их звуку”.

А еще мы взяли себе клевые сценические имена. Я стал Одержимым, Иггор – Череполомом, Жаиро - Мучителем, а Паоло - Разрушителем. И все-таки эти имена не работали, нас никто так не называл. Меня бесило, что никто и никогда не называл меня Макс Одержимый.

Мы хотели себе патронташи, как у всех немецких групп, но не могли их себе позволить, даже купить не могли, потому что они были запрещены в Бразилии. Иггору пришла отличная идея – он предложил достать кучу “пальчиковых” батареек и покрасить их в серый цвет.

Короче мы собрали 100 или 200 батареек, откуда только могли, сложили их в огромную коробку, покрасили их в серый цвет и приклеили суперклеем к гитарным ремням. Когда нас фотографировали, нам пришлось сказать фотографу, чтобы он сильно не приближался, иначе бы люди поняли, что они фальшивые. На всех фотках с тех сессий присутствуют эти фальшивые патронташи, просто потому что мы хотели выглядеть как метал-группы из Европы.

Недавно журналист поинтересовался, почему я так интересуюсь военной одеждой, и я ответил, что в те времена в Бразилии не разрешалось носить такую одежду, если только ты не служил в армии. И купить ее тоже было нельзя, и если бы тебя застукали в ней, ты бы отправился в тюрягу. Поэтому, когда я поехал из Бразилии в Европу и увидел всю эту одежду в магазинах, торгующих военной атрибутикой, мне просто сорвало крышу. Я просто не мог поверить, что здесь разрешено ее покупать. Я купил все виды камуфляжных брюк, включая серебристые и черные, за ношение которых я потом стал известен.

В Бразилии действует обязательная воинская повинность по достижении 18 лет, если только ты не найдешь какую-нибудь отмазку. Я нашел - достал бумаги из загородного домика. Он находился в трех часах езды от военной базы, и у меня были счета за свет, газ и телефон из этого места посреди ничто, где жил мой друг, и я сказал, что там я и живу, и что не могу служить в армии, потому что живу посреди ничто. Они на это купились, и я получил освобождение от армии. Иггор сделал то же самое. Мы использовали ту же схему, и она сработала и для него. Некоторые мои друзья пошли более безумным путем – они сказали, что они геи или что они психопаты и способны на убийство.

Целыми днями мы шатались по улицам с бандой металлюг с длинными волосами в футболках с изображением метал-групп, и выделялись везде, куда бы ни шли. Общество видело нас и не могло найти ответа на вопрос: “Кто эти парни? ” Мы повсюду терроризировали людей. Обычно мы тусили в богатой части Белу: там был один уголок на улице, где мы тусили и терроризировали богачей, превращая их жизнь в ад.

Мы сидели в барах, пили пиво и водку. Кругом было полно богатых людей, и они были напуганы, потому что мы громко разговаривали, а наши друзья высовывались из машин и очень громко врубали метал. Вот так мы выглядели и вели себя, а еще временами ввязывались в драки. Это стало нашим обычным местом тусовок в субботние вечера.

В дневное время мы зависали у магазина аудиозаписей в центре Белу, пиная балду и ничего не делая. Мы убивали время, слушая рок-записи. То и дело мы попадали в переплет, но при этом заводили друзей и говорили людям, что у нас есть группа под названием Sepultura и рассказывали, где будет наш следующий концерт, пытаясь сколотить группе кой-какую репутацию.

Была только одна вещь, которая пугала меня: полиция. Каждый раз, когда я видел полицию, меня начинало трясти, и я пугался до усрачки. Когда я был ребенком, в Бразилии правила военная диктатура, и заправлял всем президент Жоао Батиста Фигейредо, хотя я почти не замечал этого, пока не умер отец. Ничего из этого говна не затрагивало нас, пока он был жив, потому что у него были хорошие связи. После смерти отца и переезда обратно в Белу мы увидели нечто иное.

Ребенком я боялся копов. Я боялся полиции даже больше, чем самого дьявола. Там процветала коррупция. Никакой тебе справедливости или правосудия. Люди жалуются на копов здесь, в Америке, но они не знают, как им повезло. В Бразилии копы просто ебнутые на всю башку. Тюряга в Бразилии – это совсем не то место, где тебе захочется побывать. Ни за что в жизни.

В то время, если ты болтался на улице, у тебя при себе всегда должен был быть документ, удостоверяющий личность. Если тебя поймали без него, ты автоматически попадал в тюрьму. Вот так все и было: ты сидел на заднем сиденье, направляясь в тюрьму, даже если не сделал ничего дурного. Однажды нас с Иггором копы арестовали без документов. Это был примерно 1985-ый. У Паоло тоже не оказалось документов. Я не знаю, почему. Просто как-то вечером мы втроем пошли гулять без документов.

И копы подошли к нам, остановили, всех поставили к стенке – вообще-то наша песня “To The Wall” на альбоме «Schizophrenia» как раз об этом. Они приставили стволы к нашим головам, и несли безумный бред в духе: “Ах ты урод! Мы тебе быстро малину испортим! Ты гребаный чокнутый ублюдок-металлист”.

Мы не сделали ничего дурного. Мы просто гуляли по улице. “Где твои документы? ” – спросили меня. “У меня их нет” – ответил я, и мне в ответ: “Тогда все, поедешь в центр”.

Иггор Кавалера: “Мы находились на территории, где тусовались многие скинхеды, панки и металлисты, и тут копы подошли и попросили мои документы. У нас их не оказалось, и поскольку до сих пор были живы отголоски старого диктаторского мышления, они набрасывались на всех, кто выглядел хоть немного иначе”.

Когда мы отправились в тюрьму, нас посадили в клетку с кучкой других мудаков. У всех у них был жуткий вид. Это были насильники, убийцы и прочие отбросы. Мы сказали себе: “Это же полное безумие”. Нам сказали снять наши пояса и шнурки от ботинок. Нам разрешили сделать один телефонный звонок, и Паоло позвонил своему отцу. Отец знал кое-кого в полиции, и это был наш билет на волю.

Мы провели там шесть часов как в настоящем кошмаре, а потом пришел отец Паоло, поговорил с какими-то людьми и нас выпустили. Это было чудо. Мы тогда сказали друг другу: “Больше никогда не забудем брать с собой документы! ”

Наркота? Мы с Иггором никогда в нее не углублялись. Мне никогда не нравилась трава, потому что я не любил курить. Отец часто курил сигареты, и мне это никогда не нравилось. Многие наши друзья сидели на кислоте. Я попробовал ее однажды, и она мне тоже не понравилась. Я посмотрел на небо и увидел тысячи мух, сбрасывающих бомбы – это было пугающе, очень плохой трип. В тот момент мы ели креветки, а мне казалось, что мы едим червей. Это было похоже на ту сцену в «Пропащих Ребятах», где парень ест китайскую еду, а на самом деле это черви. Я выплюнул еду, а остальные сказали мне успокоиться, но я не мог, потому что мне казалось, что я вижу, как они двигаются.

Я попробовал кокаин, и он понравился мне первый час или около того, что было здорово, потому что я в каждом видел лучшего друга. Но потом тебе нужно принимать все больше, и ты доходишь до того, что принимаешь слишком много и не можешь заснуть. Это мне и не нравится в коксе и ЛСД: тот факт, что можно никогда не ложиться спать. Я подумал: “Хотел бы я пойти поспать”, потому что физически я устал, но мой мозг двигался со скоростью в тысячу миль в час. В Бразилии есть очень хороший кокс, и мои друзья принимали его, поэтому время от времени я тоже немного принимал. Хотя это никогда не превращалось в такую зависимость, чтобы я принимал его каждый день. Я сделал выбор в пользу бухла.

Чувак, мне очень нравилось напиваться. Это началось рано, когда мне было 14 или 15. Я ходил с друзьями по барам, а в Бразилии тебе должен исполниться 21 год, чтобы употреблять алкоголь, но все пьют с шести лет. Можно купить алкоголь даже в этом возрасте. Шутка, конечно. Никто не подчиняется закону, поэтому в 14 я мог получить выпивку, если хотел. Мне нравился ром – убойная тема. Никогда не нравилось пиво.

Думаю, я всегда хотел стать экстремальным человеком. Так было всегда: или самое экстремальное дерьмо, или ничего. Такой всегда была моя философия: я никогда не довольствовался пивом и травкой, как большинство. В моем случае это была водка и кокаин с виски, или ничего.

Я никогда не хотел залипать во что-то наполовину. Для меня эта территория просто не существует.