Он отступает, медлит.

Пифагор первым придумал и использовал слова «философия» и «философ». «Философия» означает любовь к мудрости, а «философ» означает друга мудрости. До Пифагора для этой же цели использовались другие слова. Вместо «философии» использовалось слово софия — софия означает мудрость; а вместо слова «философ» — софос: софос означает «мудрый человек, мудрец». Это были прекрасные слова, но они утратили свою высоту, они стали связываться с непорядочными людьми. Для них настали плохие времена. У слов тоже бывают хорошие и дурные времена, дни славы и дни унижения.

Софос — прекрасное слово: мудрец. Помните, «мудрец» не означает «святой». Святой против грешника; это его полярная противоположность. Святой — это тот, кто не грешит; он выбрал добродетель, он против порока. Грешник — это тот, кто выбрал порок вместо добродетели. Они противоположны, как отрицательное и положительное. Святой не может существовать без грешника; грешник не может существовать без святого — они партнеры, они могут существовать только вместе. Если бы в мире не было святых, в нем не было бы также и грешников. Если вы действительно хотите, чтобы грешники исчезли из мира, пусть сначала исчезнут святые — и грешников больше не будет.

Существование святых создает грешников. И чем больше вы почитаете святого, тем больше вы осуждаете грешника, и про­пасть между ними становится все больше и больше. И вся ирония в том, что они сущестуют только вместе, как две стороны одной монеты. Они не отличаются, их логика не отличается друг от друга — просто они выбрали разное. Один выбрал ночную сторону жизни, другой выбрал дневную часть. Но жизнь состоит из дня и ночи; ни день, ни ночь не существуют поодиночке. Это две половины целого — поэтому они оба несчастны.

Ваши грешники несчастны оттого, что они упускают красоту добродетели, красоту той половины, которуют они предпочли не выбирать. А ваши святые несчастны оттого, что они подавили нечто такое, что не может быть уничтожено, что является в высшей степени существенной частью их жизни.

Если вы поглубже заглянете в ваших святых, вы обнаружите, что где-нибудь в их подсознании прячется грешник. И то же самое в случае с грешником: посмоприте глубже, и вы увидите, что где-то в его подсознании скрывается святой. Сознание святого — это подсознание грешника, а сознание грешника — это подсознание святого.

Мудрец —это ни то ни это. Он — нети, нети: ни то, ни это — он не выбирает. Он принял всего себя; он целостен, в нем поровну дня и ночи. Он отбросил постоянно выбирающее эго. Он просто принял то, что есть. Он живет правдой, голой правдой, какова бы она ни была — у него нет намерения препятствовать потоку жизни.

Мудрец — необычайно прекрасное явление из-за своей целостности. Мудрец — это завершенный круг. Он включает все, он ничего не отвергает. Вот в чем идея слова софос; это было прекрасное слово. Но оно потеряло свое величие.

Оно потеряяо свое величие потому, что это также опасное слово: им легко могут воспользоваться хитрые люди. Ведь мудрец целостен, он включает и то и другое — поэтому грешник может этим воспользоваться. Он может сказать: «Я—и то к другое. Я не выбираю — что бы ни случилось...» Так что грешник может притвориться мудрецом. Он может сказать: «Раз уж это так, то сейчас мне нравится это. Так уж вышло — что я могу поделать? Я принимаю жизнь во всей ее полноте».

Конечно, мудрец и этот хитроумный человек — совершенно различные явления. Это хитрый человек пользуется словом, и слово становится связанным с его хитрым умом. Оно становится прикрытием, под которым вы можете делать все, что вам угодно. По существу, вы выбираете, но на поверхности вы притворяе­тесь, что вы живете не выбирая, что вы живете в невыбирающем сознании. Это очень тонкая хитрость.

Таким образом слово «софос» утратило свой пьедестал и превратилось в слово «софист». Слово «софист» уродливо — оно означает притворщика. Оно означает того, кто притворяется мудрецом, но мудрецом не является, кто притворяется мудре­цом, но не является даже святым. Он всего лишь грешник, но он нашел прекрасное объяснение тому, чтобы оставаться грешни­ком.

Убийца может сказать: «Что я могу поделать? Бог хотел убить через меня». Вор может сказать: «Что я могу поделать? Так приказал мне Бог. Я просто подчинился». И спорить с ним будет очень трудно; у него есть прекрасное объяснение.

Так софос пал и превратился в софиста. И то же самое произошло с Софией: мудрость — это не знания, но они похожи. Знания могут только притворяться мудростью; они прямо противоположны мудрости. Знания всегда заимствованы, а пос­кольку они заимствованы, они изначально неистинны.

Мудрость рождается внутри вас — это ваше цветение, ваш аромат. Это — понимание себя, самопознание. Вы начинаете светиться; вы обретаете реальное бытие. У вас есть центр, вы чувствуете корни, вы собранны; вы больше не состоите из отдельных кусочков, вы цельны.

Мудрость — это революция в вашем существе: знания — просто мусор. Вы можете набраться их от других; они не меняют вас, вы остаетесь прежним. Конечно, у вас появляется много украшений, вы получаете много красивых масок, но ваше собственное лицо остается прежним. Вы продолжаете накапли­вать знания, ваша память становится все богаче и богаче, но ваше существо остается все таким же бедным. Но знания могут притворяться мудростью; они говорят на одном языке.

Например: когда Апь Хилладж Мансур провозгласил: «Аналь Хак! — Я Бог!» — это была мудрость. Это исходило из самой его сердцевины. Это было объявлено не им, а через него. Вы можете это выучить. Вы тоже можете начать повторять: «Аналь Хак! — Я Бог!», но это будет просто знание. Оно не подкреплено вашей жизнью; ваша жизнь не может служить его доказательством. Фактически, ваша жизнь будет постоянно опровергать его; ваша жизнь будет прямо противоположна.

Это случилось в Индии, это случилось в Греции, это про­изошло в Китае... на протяжении многих веков это повторялось вновь и вновь. Упанишады говорят то же самое своими словами; в них провозглашается: «Ахам Брахмасми! — Я Бог!» И не только «Я — Бог», но и «Все — Боги».

Брамины, индийские священники, повторяют это прекрас­ное высказывание на протяжении тысячелетий: «Ахам Брахмас­ми! — Я Бог и все — Боги!» И тем не менее существуют неприкасаемые. Тем не менее есть люди, которые недостойны даже называться людьми. С одной стороны, вы продолжаете повторять, как попугай, прекрасные слова Упанишад, пророков, мудрецов, тех, кто познал... Они были настоящими браминами: брамин — это тот, кто познал Брахму, тог, кто познал Абсолют. Нельзя быть брамином по рождению, и когда вы встречаете брамина по рождению, он — лицемер. Брамином можно стать только через опыт, опыт переживания; брамином можно стать лишь через самореализацию. Но как могут сосуществовать люди, достигшие самореализации, с неприкасаемыми? Это не­возможно. А неприкасаемость существует.

С одной стороны, люди продолжают провозглашать: «Все божественно, нет ничего, кроме Бога. Все существование цро-низано Богом. Каждый его атом полон Бога». И тем не менее есть люди, которые недостойны даже называться людьми — что же говорить о том, что они — Боги? К ним нельзя прикасаться; если они коснутся вас — это преступление. И не только их прикосновение преступно: в прошлом даже их тень... если их тень падала на вас, это было преступлением. Неприкасаемого могли сжечь заживо только потому, что его тень упала на вас.

И не думайте, что все это в прошлом: их все еще сжигают заживо — каждый день! Их женщин насилуют, их дома поджи­гают, их детей убивают. И это происходит в стране, которая считает себя самой религиозной страной в мире. Что это за мудрость? И за всеми этими насилиями, убийствами, поджогами стоят ваши брамины, глашатаи. Они все твердят Веды, Упани­шады, но это лишь магнитофонная лента в их уме. Они повто­ряют, не зная, что они повторяют.

София — это мудрость. Мудрость находится в глубочайшем святилище вашего существа. Она не бывает заимствованной, она не имеет ничего общего со знаниями, информацией, ничего общего с писаниями, доктринами, системами мысли. Это — ваш личный опыт, индивидуальный, подлинный. Вы познали. Вы прибыли. Тогда это — софос, это — мудрость.

Если вы просто повторяете то, что является опытом других, это — софистика, это — знание, мертвое, бессмысленное, не что иное, как бред. Вы мажете пользоваться этим как украшением, вы можете усилить свое это, но вы не узнаете истину.

Софос пал, и появилось уродливое явление — софист. София пала, и вместо нее получила существование софистика. Софистика — это чистый спор ради спора, без всякой заботы об истине. Это просто лингвистические изыскания, безусловно логичные и рациональные, но не интуитивные, не эксперимен­тальные.

И вы можете продолжать спорить и гадать, и все же, даже если вы будете спорить тысячу лет, вы не придете к истине — потому что истина вообще не является выводом, она не может быть выводом никакого логического процесса. Истина не может быть изобретена логическим путем: истина должна быть открыта через любовь. Путь к истине лежит не через логику, но через любовь. Мудрость — это любовь; знания — это логика.

И когда логика начинает притворяться: «Я есть дверь, я есть путь к истине», истина исчезает из мира

Пифагору пришлось придумать новые слова, и он нашел прекрасные слова. «Философия» означает любовь к мудрости — не любовь к знаниям, запомните, а любовь к мудрости. Знания интеллектуальны, мудрость интуитивна. Знания идут от головы, мудрость идет от сердца. Отсюда и любовь — не логика, но любовь; не расчет, но невинность, не хитрость, но разумность, не интеллектуальность, но разумность.

И он также нашел слово «философ» — друг мудрости. Вы замечали? — Когда вы начинаете с кем-нибудь спорить, вы больше заботитесь о своем это, нежели об истине. Иногда вы даже понимаете, что ваши аргументы ошибочны, но вы не можете принять этого, потому что это ранит эго. Вы отстаиваете свое мнение, а вовсе неистину. Вы оспариваете чужое мнение потому, что оно чужое, а вовсе не потому, что оно неправильно.

Спор возникает не из-за истины, а из-за эго — тогда это софистика, тогда это очень уродливое явление.

Вы любите женщину— это прекрасное переживание. В любви мужчины и женщины есть величайшая истинность, аромат, благословение. Это одна из самых невероятных тайн жизни. Однако пойти к проститутке —нетоже самое: физически это одно и то же, но духовно — совершенно другое. Проститутка — безобразное явление: возлюбленная — это нечто божествен­ное.

Философия похожа на вашу возлюбленную: софистика — это проститутка. И софисты занимались именно этим — прости­туцией. Они рады были спорить на стороне любого, кто был готов за это платить. Если вы заплатите софисту, он будет спорить на вашей стороне. Если же кто-то другой платит ему больше, он будет спорить за него. Он готов спорить даже против вас, если кто-нибудь готов заплатить ему больше.

Я слышал:

Каждое воскресенье священник выходил из себя из-за одно­го старика. Этот старик был очень уважаемым человеком, он был очень богат и имел большое влияние в приходе. Он имел привычку садиться прямо перед священником и в считанные секунды засыпать, и при всем этом он еще громко храпел. И конечно, вынести это было совершенно невозможно — он сидел перед священником и храпел.

Священник не мог найти себе места: что делать? А этот человек был настолько богат, что он не мог сказать ему: «Это нехорошо». И все же он нашел выход. Обычно старика сопро­вождал мальчик, его старший внук. Священник позвал мальчика и сказал: «Я буду давать тебе четыре пайса каждое воскресенье. Когда твой дедушка начинает засыпать, ткни его легонько локтем, чтобы он проснулся». Мальчик был счастлив и делал то, что его просили; идея сработала. Три воскресенья прошли как нельзя лучше: как только старик начинал храпеть, мальчик будил его. Но на четвертый раз священник захрапел, как и раньше. Священник стал ждать, но мальчик сидел без движения. По окончании проповеди он подозвал мальчика и спросил: «В чем дело? Ты что, забыл?» Тот ответил: «Нет. Но теперь он платит мне по рупии за воскресенье. Он говорит: «Если ты не будешь мне мешать, я дам тебе рупию».

То же самое и в случае с софистами. Они готовы спорить на чьей угодно стороне, лишь бы им платили. Они великие спор­щики. Но мудрость не имеет ничего общего со спорами!

Будда не бывает спорщиком — он испытал нечто. Если он пользуется языком логики, то лишь для того, чтобы выразить то, что он испытал, а вовсе не для того, чтобы доказывать это. Это не значит, что он пришел к своему переживанию через язык логики: сначала он получил его через медитацию, а затем он пользуется языком логики, чтобы передать его.

Логика и язык абсолютно уместны в том, что касается выражения, однако они не являются творческими — это средства выражения. Для того, чтобы выражать, нужно прежде всего иметь истину, а уж потом нужны язык и логика. Но со стороны очень трудно разглядеть, кто выражает свой опыт, а кто просто играет в слова. Это очень трудно сделать тому, кто еще не испытал ничего сам.

Пифагор был в Индии, встречался с великими мудрецами; он встречался с великими пророками, великими браминами. Он впервые увидел, что такое мудрец! Он медитировал многие годы... стал по праву считаться мудрецом сам, стал просветлен­ным. А затем он вернулся в Грецию и увидел, что там произошло: возлюбленная ушла — осталась лишь проститутка.

Он придумал эти новые слова — эти слова прекрасны, но они вновь угодили в ту же ловушку. В настоящее время, если вы пойдете в университеты, все равно — на Востоке или на Западе — философии в пифагоровом смысле там не существует; философов в том смысле, который придавал этому слову Пифагор, не существует — по крайней мере, в университетах. В университетах снова есть софистика, а университетские философы и профес­сора снова превратились в софистов. Поэтому философия нахо­дится на смертном одре — пойдите в университет, и вы убедитесь в этом.

Тысячи студентов приходят учиться наукам, математике, физике, химии, биологии, геологии. Спросите, сколько студен­тов приходит учиться философии — их меньше, чем пальцев у вас на руках.

Когда я учился философии, студентов в нашей группе было всего трое. Одним из них был я, и кроме меня были еще две девушки. Всего три человека, а на отделении было десять профессоров — по три целых и одной трети профессора на каждого студента. А эти две девушки вообще не интересовались философией. Все, что им было нужно — это получить степень магистра: это помогает получше выйти замуж. А они не смогли сдать вступительные экзамены ни по какому другому предмету, вот почему они выбрали философию. Она вообще не интересо­вала их.

Это происходит вновь и вновь... Один из моих профессоров был большим аскетом; он решил не смотреть на женщин. Ну, а в классе две девушки — поэтому обычно он преподавал с закрытыми глазами. А эти девушки почти всегда отсутствовали, так что там сидел только я, а он стоял с закрытыми глазами. Поэтому я научился слушать с закрытыми глазами — на самом деле, обычно он говорил, а я спал.

Однажды он обнаружил это. Сначала он подумал, что я тоже аскет и решил не смотреть на женщин, и он был очень счастлив, что нашлась хоть одна родственная душа. Весь университет смеялся над ним, и он подумал: «Это очень хорошо — здесь есть по крайней мере один человек...» Но однажды он обнаружил это, потому что тех двух девушек не было, так что он открыл глаза, а я крепко спал.

Он спросил меня: «В чем дело?» Я ответил: «Дело в том, что я не вижу никакой философии в том, что вы говорите. Спать гораздо лучше и полезнее. То, что вы говорите — просто мусор, вздор. Вы не знаете предмета!»

И это на самом деле было так. А он был честный человек — сначала он был в шоке, но затем признал мою правоту. Ведь в тот раз он говорил о Патанджали и самадхи, и я спросил его: «Вы знаете, что такое самадхи? Вы когда-нибудь испытывали это? Все, что вы говорите, выучено, это не мудрость. Вы говорите все это механически; компьютер гораздо лучше и эффективнее сделал бы все то, что делаете вы. Вы читали о самадхи — но прочесть о самадхи не значит узнать самадхи. Это все равно что слепой, который много прочитал о свете и может о нем расска­зывать, он может даже написать прекрасную диссертацию о свете, но он не знает о нем ничего. Он ничего не знает, совсем ничего. У него нет глаз».

Это происходит во всем мире, и причина не в том, что люди больше не интересуются истиной — причина в том, что филосо­фия снова превратилась в софистику. Великие философы наше­го века — не что иное, как лингвисты, логические позитивисты, логики. Бертран Рассел, Дж. И. Мур, Людвиг Виттенштейн — великие имена в философии, но все они интересуются только языком. Их не волнует, есть Бог или нет; их интересует, сколько значений у слова «Бог>, можно ли употреблять это слово в таком-то значении или нет, можно ли пользоваться словом «Бог» или нельзя, а если можно, то какое значение должно оно нести. Их не интересует истинность Бога; они заботятся только о слове «Бог». И они продолжают свои изыскания.

Только представьте человека, который анализирует слово «любовь» — вы можете назвать его любящим? Любовь — это нечто такое, что нужно испытать, пережить. Философия, чтобы ее можно было назвать философией, должна быть философией жизни. Философия, достойная своего имени, должна быть экзистенциальной, экспериментальной; она должна основы­ваться на медитации, а не на доказательствах.

Так вот, слово «философия» также стяжало дурную славу. Требуется новое слово. Теперь было бы лучше заменить слово «философия», например, словом «филоузия». Слово «узия» про­исходит от корня, означающего «сущность». «Филоузия» будет означать того, кто хочет проникнуть в сущность того, что есть, кто желает не просто думать об этом, но также испытать, убедиться, увидеть.

Это — подлинное значение индийского слова, означающего философию — даршан. Даршан означает «увидеть». Сейчас было бы хорошо сделать в точности то же, что сделал Пифагор двадцать пять столетий назад. Он изменил слово софия словом «философия». А теперь слово «философия» нужно вновь изме­нить — я предлагаю слово «филоузия»: желание увидеть и испытать сущность того, что есть, не довольствуясь одними размышлениями о ней.

Сутра... вторая часть, очищение, продолжается. В предыду­щей сутре говорилось:

По крайней мере, -если можешь; ведь закон суровый самый

Связует Силу и Необходимость.

Пифагор напоминает о двух мотивах человеческих дейст­вий: первый исходит из низшей природы и называется необхо­димостью — второй происходит из высшей природы и называ­ется силой; но оба они коренятся в первичном законе — дао, дхамма, тора, логос. На Востоке первый называется «пракрита», а второй — «пуруша».

Вполне возможно, что Пифагор узнал об этих двух законах из общения с индийскими мудрецами. Он испытал их действие также на своем собственном опыте, но превый проблеск, веро­ятно, он получил на Востоке, в глубоком общении с просветлен­ным мастером.

Пракрит означает низшую црироду, материальную приро­ду, видимое. Пуруша означает сознательность, осознание, вы­сшую природу. Пракрити похожа на окружность, а пуруша — на центр круга. Пифагор использует свои слова: первое он называет законом необходимости. Чем ниже вы спускаетесь, тем больше и больше действует закон необходимости. Чем выше в созна­тельность вы поднимаетесь, тем меньше и меньше становится действие закона необходимости и все больше и больше действует закон силы, закон свободы.

На нижнем уровне единственный закон — это причина и следствие, и поскольку наука признает только причинно-след­ственные связи, она не может признать Бога, она не может признать сознание. Сама научная методология исключает его. Наука привязана к нижней ступени лестницы; а существование есть лестница, состоящая из множества ступеней. И лестница есть также и в вас, в каждом человеке, в меньшем масштабе.

Ваше тело — это пракрити, низшая природа; ваше тело подчиняется закону необходимости. Даже тело будды подчиня­ется закону необходимости. За молодостью приходит старость; за старостью приходит смерть. Даже ради буддм природа не станет другой — это очень суровый закон. В нем нет исключе­ний.

Вот почему я говорю, что Иисус не родился от девственницы — ибо рождение подчиняется закону необходимости. Никто не может быть исключением. Безусловно, он родился от очень невинной женщины. Если девственность — символ, тогда все совершенно правильно; если это поэтическое иносказание, выражающее невинность Марии, то все абсолютно верно. Но если вы станете настаивать, что это физиологический феномен, что Мария была девственницей, то вы — просто глупец. Рожде­ние подчиняется закону необходимости.

И точно так же это относится и к идее воскресения. Если Иисус умер, воскресение невозможно, потому что закон необ­ходимости не допускает никаких исключений. Но если под «воскресением» вы подразумеваете, что подлинная жизнь ни­когда не умирает, что в вас есть нечто вечное, что всегда пребывает, продолжается, что только плотное тело умирает, а тончайшее ядро вашего существа вечно... если под «воскресени­ем» вы имеете в виду духовное возрождение, тогда все совершен­но правильно. Но в историческом смысле это неправда.

И то же самое — во всех других случаях.

Джайны говорят, что Махавира никогда не потел — это невозможно. Ваше тело на восемьдесят пять процентов состоит из воды, и потоотделение — это способ, с помощью которого тело избегает перегрева. Когда вы потеете, тело создаст некое подобие кондиционера; когда вы потеете, вода выходит на поверхность кожи и начинает испаряться. Для испарения требу­ется тепло, поэтому на испарение затрачивается телесное тепло, а температура вашего внутреннего тела остается прохладной. Это очень ествественное явление — если ваше тело сделано не из пластика или стали; тогда 'совсем другое дело.

А Махавира ходил голым; к тому же — в самой жаркой части Индии, Бихаре, по пыльным Дорогам. Даже сегодня они пыль­ные; просто представьте, чтб было двадцать пять веков назад... И он не потел? Он мог умереть; без потоотделения он не смог бы выжить. ^Это — часть механизма выживания.

Но каждой религии хочется, чтобы ее основатель был ис­ключением. В каком-то смысле они на правильном пути. В каком отношении они правы? Они правы потому, что такие люди, как Махавира, Иисус, Будда, познали также и другой закон — закон сипы — но их тела не относятся к нему. Тело принадлежит земле; оно подчиняется закону земли. Их сознание уже относится к миру силу, к пуруше, а не пракрити. Их сознание совершенно свободно, абсолютно свободно; их сознание не знает никаких ограничений. Но мы не можем увидеть их сознание.

До тех пор, пока мы не достигли этих вершин, этого пика, этого экстаза, мы способны увидеть только тело. И поэтому мы начинаем сочинять истории, мифы об их телах, как если бы их тела стали частью высшего закона силы. Этого никогда нс бывает. Как метафора это хорошо; как миф это прекрасно; но нс пытайтесь доказать это исторически.

Джайны говорят, что, когда змея укусила Махавиру за ногу, из нес вместо крови потекло молоко. Да ведь это очень опасно. Это значит, что в теле Махавиры вместо крови циркулировало молоко — а молоко не может сохраняться долго: оно прокисает. Задолго до того, как его укусила змея, Махавира должен был провонять кислятиной.

Но в качестве поэтического выражения это прекрасно. Это просто показывает... молоко — символ любви. Когда у женщины рождается ребенок, из ее груди начинает течь молоко — от любви. Молоко — это символ, поэтический символ любви. В истории просто говорится: даже если ядовитая змея кусала Махавиру, она не могла получить от него ничего, кроме любви — вот и все. Чтобы передать это, была написана история о том, что из него не текла кровь — вместо крови полилось молоко. Но не будьте дураками и не пытайтесь доказать физиологически, что из него на самом деле полилось молоко.

Тело остается частью земли; ваше сознание может стать частью неба, оно действительно принадлежит небу.

Человек — встреча этих двух законов: необходимости и силы, пуруши и пракрити, рабства и свободы, земли и неба, тела и души, видимого и невидимого, плотного и тонкого. Человек — место встречи. В этом его слава, и в этом же — его несчастье. Если это нс понято правильно, это мучительно — поскольку

если вы не понимаете, что вы — встреча двух громадных сил, полярных противоположностей, вы будете находиться в постоянной тревоге, мучении; вы будете чувствовать, что вас тянет в разные стороны, что две силы разрывают вас на части. Ваша жизнь превратится в великое беспокойство: кем быть? Этим или тем?

Земля притягивает вас вниз, небо зовет вас вверх. Тело говорит: «Подчиняйся мне!», а душа говорит: «Иди со мной!» А их пути различны; вы не можете идти по ним одновременно. Это кажется почти невозможным. Если вы подчинитесь телу, вы начнете чувствовать себя виноватым, потому что вы не прислу­шались к глубочайшему голосу своего существа, к этому тихому мягкому голосу. Если вы подчинитесь этому тихому мягкому голосу, вы почувствуете, что тело слишком отягощает вас. Тело почувствует, что вы не заботитесь, не любите его, и оно начнет восставать против вас.

Поэтому, что бы вы ни выбрали... Если вы выберете тело, душа будет отравлена; если вы выберете душу, тело окажется в забвении, пренебрежении. В любом случае вы будете чувствовать напряжение. В этом — несчастье человека.

Но если эти два закона поняты и вы можете понять ритм этих законов — что они кажутся противоположными, но в глубине они дополняют друг друга... Любые противоположности всегда дополняют друг друга. Жизнь и смерть противоположны, и тем не менее они дополняют друг друга. Мужчина и женщина противоположны;, но они дополняют друг друга. Добро и зло противоположны, и тем не менее дополняют друг друга. Если вы способны увидеть взаимодополняемость, в вас рождается тран-сценденция — и в ней проявляется ваша слава, ваше величие.

Это — состояние Будды, состояние Иисуса; называйте это сознанием Иисуса, сознанием Будды или сознанием Кришны — неважно, каким названием вы пользуетесь, но значение именно в этом. Когда ваша напряженность рассеивается, ваше беспо­койство растворяется, когда ваше тело и душа могут гармонично сосуществовать, когда вы научились играть со своим телом и душой вместе, одновременно, без всякого трения — тогда в вашей жизни рождается великая музыка. Эта музыка — медита­ция. Тогда ваша жизнь становится мелодией необычайной красоты. Вы становитесь празднованием, торжеством. Вы рас­цветаете.

Вы пользуетесь телом как фундаментом, а ваше сознание создает храм. Тело становится основанием, сознание становится храмом. Ваше тело используется как флейта, а сознание стано­вится мелодией, льющейся из флейты. Вы пользуетесь телом как ситаром, а ваше сознание становится музыкой, которая рожда­ется из него.

Вы замечали? Из физического, материального инструмента рождается музыка, в которой нет ничего материального, которая полностью духовна. Таким же образом, говорит Пифагор, эти два закона — закон необходимости и закон сипы — коренятся в одном первичном законе. Лао-цзы называет этот закон дао, Иисус называет его логос, Будда называет его дхамма, Моисей называет этот закон тора. Это — основной закон, в котором все дуальности растворяются и становятся недвойственными; это Бог, этот первичный закон — Бог, этот первичный закон — истина.

У истины есть тело — это тело составляет закон необходи­мости; у истины есть и душа — ее душа состоит из закона силы. Человек — и то и другое: канат, натянутый между двумя вечностями. Фридрих Ницше так выразил это: канат, натянутый между двумя вечностями, между прошлым и будущим, между материей и сознанием. И для того, чтобы пройти по этому тонкому канату, требуется немалое мастерство. Вы должны стать канатоходце м.

В этом вся суть саньясы, весь смысл ученичества. Религиоз­ный человек — это тот, кто учится искусству канатоходца. Оно полно риска! И оно также очень опасно: всего один неточный шаг, и вы упадете, всего один неточный шаг, и вы сбиваетесь с пути; одна ошибка, и вы падаете с огромной высоты.

Чем выше вы поднимаетесь, тем более опасной становится ваша жизнь. Но чем опаснее жизнь, тем больше она достойна своего названия, тем больше в ней смысла и значительности.

Ницше сказал также: живите опасно! Что он имеет в виду, когда говорит: «Живите опасно!»? Те, чья жизнь состоит только из удобства, не живут вообще; их жизнь — не что иное, как постепенная смерть, медленное самоубийство. Жизнь приобре­тает остроту, блеск только тогда, когда вы живете рискованно. А самый большой риск — это идти между законом необходимости и законом силы, как если бы вы шли по канату, натянутому от одного гималайского пика к другому... если вы упадете, вы пропали. Но если вы достигнете, вас ожидает величайшая слава — вас ждет Бог, вас ждет нирвана.

Человек —и то и другое... канат... лестница... встреча земли и неба, тела и души, рабства и свободы, самсары и нирваны... Если вы не понимаете этого, вы будете продолжать страдать. Если вы понимаете это, приходит экстаз. Одна и та же энергия становится и страданием, и экстазом. В невежестве эта энергия превращается в горечь, отравляет и создает ад. Когда вы стано­витесь осознающими, более бдительными, более наблюдатель­ными, свидетелями, та же самая энергия трансформируется — она становится раем.

Сегодняшняя сутра продолжается:

И все ж тебе дано бороться и преодолеть

Твои дурные страсти: учись их покорять.

На эти слова необходимо медитировать, ведь с тех пор, как они были произнесены, прошло двадцать пять столетий, и все слова поменяли свои значения. Они были написаны до Фрейда. Они были написаны с совершенно другой целью, в совершенно другой атмосфере — тогда их значение было совершенно иным. Вы должны понять этот смысл, а не то, что вы связываете с этими словами.

И все ж... Пифагор говорит:

...деля это и трудно, ведь очень суровый закон связывает силу и необходимость.

Создавать гармонию опасно, вы ходите по лезвию меча — но все же это возможно, в этом нет невозможного. Это трудно, но возможно.

И все ж тебе дано...

Это ваше прирожденное право!

...бороться и преодолеть твои дурные страсти.

Здесь слово «бороться» означает не то, что вы связываете с этим словом. Здесь слово «бороться» имеет совершенно другой смысл. В пифагорейской тайной школе слово «бороться» озна­чало «создавать трение». Гурджиев обычно давал своим учени­кам этот же метод: метод трения. Создайте в себе трение — ведь путем трения высвобождается энергия.

Например: вы чувствуете гнев, великий гнев охватил вас. Пифагорейский метод таков: когда в вас возникает гнев, просто посмотрите ему в лицо; пусть в вас вырастет великое сострада­ние. Это будет трудно — как вы можете быть сострадательными, если вы сердитесь? Однако это возможно.

На самом деле, гнев и сострадание — не две разные энергии. Именно гнев становится состраданием; и именно сострадание скрывается внутри гнева. Поэтому, если вы в присутствии гнева создаете сострадание, возникает борьба, трение — вы создаете двойственность, вы создаете две вершины. И вы должны пройти по канату между этими вершинами, от гнева к состраданию. И если вы сможете дойти от гнева до сострадания, вы превзошли гнев.

Когда приходит секс, создайте любовь — это одна и та же энергия — и идите от секса к любви. Сначала это будет трудно, потому что мы совершенно забыли об этом методе трения. Но попытайтесь!

Например, вам грустно — начните танцевать. И вы будете удивлены той переменой, которая немедленно произойдет в вас. В одном углу находится печаль, а в другом углу, напротив, рождается тонкая радость. Вы будете удивлены, изумлены. Вы не будете верить в то, что происходит! Когда это происходит впервые — вам грустно и все же радостно, печаль и радость существуют вместе — это борьба, это трение. И через это трение высвобождается огромная энергия, в вас рождается великое пламя — и этот огонь очищает. А огонь всегда рождается из трения.

Человек, который первым получил огонь, должен был полу­чить его путем трения, стуча камнем о камень. Человек навер­няка получил первое представление об огне, когда увидел, как очень сильный, порывистый ветер выбивает огонь из бамбука или других деревьев — наблюдая природное трение. Так всегда бывает в бамбуковом лесу: если дует слишком сильный ветер, бамбук трется друг о друга, стволы нагреваются и вскоре загора­ются. Первое представление об огне наверняка пришло из наблюдения над трением в естественной природе.

То же самое относится и к внутреннему: создайте трение. Что бы с вами ни происходило, всегда создайте противоположность. Сначала вы скажете, что это невозможно, потому что вы никогда не пытались это сделать. Но помните: все, что вы чувствуете, остается в вас навсегда. Иногда это проявляется открыто, а иногда бездействует. Так что, когда вы пытаетесь создать противоположность, все, что вам нужно сделать — это разбудить то, что дремлет в вас.

Вы уже любили раньше, вы уже чувствовали глубокое со­страдание, вам известно, что такое сострадание. Сейчас вы испытываете гнев. Где-то, в каком-то уголке внутри вашего существа крепко спит сострадание — разбудите его. И когда вы узнаете, что его можно разбудить, в вас родится сильное трение. Гнев и сострадание начнут бороться.

И всегда помните: когда идет борьба между низшим и высшим, побеждает высшее; низшее не может победить. Низшее может победить только в том случае, если высшее отсутствует. Когда есть высшее, у низшего нет силы.

Вот почему Пифагор называет высшее законом силы.

И все ж тебе дано бороться и преодолеть

Твои дурные страсти: учись их покорять.

Ваши страсти глупы. Запомните, Пифагор не против страс­тей — ведь в них заключена вся энергия, которая у вас есть. Он против глупости. В тог момент, когда ваши страсти окрашива­ются разумностью, они становятся совершенно прекрасными.

Когда секс для вас — просто бессознательная, механическая потребность, это нехорошо. Помните, в сексе нет ничего дурного — плоха механичность. Если вы привнесете свет разумности в свою сексуальность, этот свет преобразит ее. Она перестанет быть сексуальностью — она станет чем-то совершенно другим, настолько другим, что у вас даже не будет подходящего слова для нее.

У нас на Востоке есть слово для этого: «тантра». На Западе для этого нет никакого названия. Когда секс перестает быть отдельным, когда он сопряжен с разумностью, рождается совер­шенно новая энергия — эта энергия называгея Тантрой.

Слово «тантра» означает способность к расширению, то, что продолжает распространяться. Секс ограничивает, сокращает вас, а тантра вас расширяет. Это та же энергия, но она поверну­лась в другую сторону. Она перестала быть эгоистичной, вы перестали быть ее центром. Она начала распространяться — распространяться на все существование. В сексе вы на мгнове­ние можете достичь оргазма, но он дорого стоит. В тантре вы можете переживать оргазм двадцать четыре часа в сутки, пос­кольку сама ваша энергия становится оргазмической. И теперь вы-встречаетесь не с отдельной личностью: вы встречаетесь с самой вселенной. Вы видите дерево, вы видите цветок, вы видите звезду, и происходит нечто похожее на оргазм.

Человек, который стал полностью разумным, бдительным, сознательным, живет оргазмично. Каждое его движение испол­нено высочайшего оргазма, и одна вершина превосходит другую. И когда приходит тантра, секс исчезает. Секс — это зерно, а тантра — дерево; дайте зерну умереть, и родится дерево.

Каждая ваша энергия имеет две формы: одна из них разумна, другая глупа. Пифагор не против ваших страстей — ни один мудрец не может быть против ваших страстей — но любой мудрый человек против глупости, против невежества, против темноты, против тупости, механичности.

В сексе вы действуете как робот. Вы попадаете в некие тиски закона необходимости, пракрити, низшей природы, и вы пере­стаете быть самим собой — вы становитесь рабом. Когда вы становитесь хозяином самого себя, вы видите тот же самый мир совершенно другими глазами — то же самый мир становится божественным.

Вот в чем смысл высказывания мастеров дзен: самсара — это нирвана; именно мир есть просветление. Все, что нужно — это перемениться от глупости к мудрости, от бессознательности к осознанию.

И все ж тебе дано бороться и преодолеть

Твои дурные страсти: учись их покорять.

Их нужно не уничтожить, а только покорить. И помните, покорение не означает подавления — это не метод Пифагора. Покорить страсти означает вот что: если вы сознательны, вы становитесь хозяином, а страсти становятся вашими рабами. Как рабы они прекрасны, а как хозяева они очень опасны.

Свобода означает власть над собой, а рабство означает, что вы не властны над собой. Когда вы несознательны, вы станови­тесь жертвой тысячи и одной глупой страсти — гнева, секса, жадности, гордости, и т. д. и т.п. По мере того, как вы становитесь бдительным, по мере наблюдения своих страстей, по мере того, как вы наблюдаете, что с вами происходит, как вы деавтоматизируете свои действия, как вы привносите все больше и больше бдительности в свои механические реакции и делаете их все менее и менее механичными, рождается владение собой. И все эти страсти, которые шумно боролись за то, чтобы быть хозяевами, становятся простыми слугами.

Это происходит почти так же, как в младших классах: все дети дерутся, носятся друг за другом, кидаются книгами... и вдруг в класс входит директор. Все тут же оказываются за своими партами; они уже открыли учебники. Внезапно воцаряется тишина. Директор не сказал ни слова — достаточно его присут­ствия.

Когда входит ваш хозяин — когда я говорю «хозяин», я имею в виду, что ваша сознательность пробудилась — все ваши страсти немедленно выстраиваются в шеренту. Они больше не сражают­ся за власть: пришел хозяин. Они боролись за власть потому, что не было настоящего хозяина.

Это значит покорить страсти. Станьте свидетелем своих страстей, и вы подчините их.

Будь трезв, прилежен, прост; и гнева избегай.

Ни на людях, ни в тайне — никогда себе не позволяй

Любого зла; и уважай себя всего превыше.

Первый и наиглавнейший принцип пифагорейской фило­софии — это уважение к себе. Ваши священники учили вас относиться к себе без уважения. Они учили вас уважать кого-нибудь другого — уважать Будду, Махавиру, Христа — уважать кого-то другого и осуждать себя. В этом есть тонкая стратегия: если вы уважаете кого-то другого, вы можете уважать его лишь в том случае, если вы сначала осудили себя. Если вы не осуждаете себя, то нет возможности уважать другого. Если вы уважаете самого себя, то нет никого выше и никого ниже, никто не превосходит вас и никто не уступает вам. Тогда существует совершенно иное явление, и его можно назвать уважением: это больше любовь, чем уважение.

Настоящий ученик любит мастера — потому что он увидел в мастере нечто от своего собственного существа, нечто такое, что было ему неизвестно и стало известно через мастера. Он уважает себя, и он уважает мастера потому, что уважает себя. Но теперь уважение приобретает другой колорит: оно не формаль­но, оно не навязано — это часть любви. В любви никто не бывает выше или ниже. Любовь никогда не мыслит в понятиях высшего и низшего. Уважение формально: любовь неформальна. Уваже­ние — это нечто искусственное: любовь безыскусна, спонтанна... нечто рождается в вас.

Например, если вы родились христианином, вы будете уважать Христа; если вы родились индуистом, вы будете уважать Кришну. Если индуист повстречает Христа, он не окажет ему уважения; а если индуист, встретив Христа, не может его уважать, как он может по-настоящему уважать Кришну? Он ничего не знает также и о Кришне, поскольку человек, который понимает и любит Кришну, будет любить также и Христа, ведь Христос — другая форма той же самой энергии.

Если вы любите Будду, вы полюбите всех будд в мире — в какой бы форме они не проявлялись, каким бы способом они ни возникали, вы сможете немедленно, сразу же распознать их. Но человек, который уважает, не сможет узнать их, потому что его уважение — простая формальность. Он может уважать только Будду, потому что его этому научили. Он не будет уважать Махавиру, он не будет уважать Мохаммеда, нет — это невозмож­но. Как джайн может уважать Мохаммеда? Это невозможно! Но это просто показывает, что он не любит даже Махавиру, он не знает Махавиру; иначе, если бы он знал Махавиру, он знал бы аромат всех просветленных.

Вы можете попробовать вкус моря где угодно — он всегда остается одинаковым: это вкус соли. Безразлично, Индийский это океан, Тихий или Атлантический — это не имеет значения: вкус один и тот же.

Первый принцип: Всего превыше... уважай себя — ибо до тех пор, пока вы не будете уважать себя, вы не сможете себя узнать. Мы можем узнать только в том случае, если мы любим, уважаем. Мы пойдем внутрь лишь в том случае, если мы думаем, что мы движемся к чему-то достойному. Если вы будете думать о себе как о ничтожестве, грешнике, осужденном с самого начала, если вы будете ненавидеть себя, чувствовать себя недостойными, как вы сможете пойти внутрь? Кому захочется спускаться в ад? Вы будете избегать этого, вы никогда не пойдете внутрь.

И я абсолютно согласен с Пифагором, что основное условие дяя медитации — это глубокое уважение к себе. И помните, это не эгоизм. Уважая себя, вы уважаете всех остальных — потому тго во всех есть та же сущность, что и в вас. Если вы уважаете свою внутреннюю сущность, вы тем самым уважаете все сущес­тва в мире. Уважая себя, вы станете уважать деревья и горы, потому что в них также есть внутренняя сущность.

Самоуважение — не эгоизм: это его противоположность. Это гордость великим даром, который дал вам Бог. Это благодар­ность.

Далее... Будь трезв... Принцип Пифагора — это принцип золотой середины: под «трезвостью» он имеет в виду, что не надо быть ни слишком серьезным, ни слишком несерьезным. Это значит быть трезвым, точно в середине. Слишком серьезный человек болен; слишком несерьезный человек тоже болен. Будьте спокойными, будьте точно посередине. Согласно Пифа­гору, крайность — это зло. Быть в середине — значит быть уравновешенным.

Это то, что говорит Будда: маджхим никайя — срединный путь. Это то, что говорит Конфуций: быть в середине — путь мудрости. Быть точно посередине — значит выйти за пределы двойственности. Точно в середине находится безмятежность, равновесие, баланс и трансценденция.

Будь трезв, прилежен...

Еще раз вспомните о золотой середине — это основание пифагорейской философии. «Прилежность» не означает слиш­ком бурную активность, лихорадочную деятельность, нет. Ни чрезмерная деятельность, ни чрезмерное бездействие — точная середина, равновесие между неактивностью и активностью есть прилежность. Не сходите с ума от работы, не становитесь беспокойным — таким, каким стал Запад. Люди вообще не могут отдыхать; словно ими овладели демоны. Они все время должны работать. Они не могут посидеть в тишине даже несколько мгновений.

Восток ущел в другую крайность; он стал летаргичным, бездеятельным, фаталистичным; никто не хочет ничего делать. На Востоке все испытывают глубокое отвращение к работе. Запад становится все более и более безумным от слишком бурной деятельности; а Восток становится все более и более бедным и больным из-за чрезмерного бездействия.

Нам на земле необходим новый человек, пифагорейский человек: человек, который движется посередине. Нам нужен человек, который не будет ни восточным, ни западным. Нам нужен человек, который знает, как быть деятельным и умеет находиться в бездействии. Нам нужен человек, который сможет принести гармонию в отношения между активностью и неактив-ностью, который умеет оставаться полностью расслабленным даже тогда, когда он занят работой; у которого нет аллергии ни к работе, ни к отдыху. Вот что такое прилежность.

...и прост...

И святой, и грешник — оба впадают в крайности. Не прост ни святой, ни трешник. Грешник слишком глубоко увяз в пороке, а святой слишком привязан к добродетели. Святой стал правым; в нем рождается невероятная гордость и эго: «Я святой!» А грешник ушел по неверному пути так далеко, что в нем рождается осуждение: «Я грешник, я недостойный».

Кого можно назвать простым человеком? Прост тот, в ком нет крайностей — согласно Пифагору, крайности нецеломуд­ренны, и я с этим согласен. Крайность — это нецеломудренность. А быть вне крайностей — значит быть целомудренным, простым, как раз в середине; нет никакого напряжения, которое тянет вас туда или сюда.

Простота означает, что вы естественны, расслабленны; вы не выбираете для себя определенный характер. Любой характер разрушает простоту. Вы не выбираете определенную мораль или аморальность. Вы не выбираете ничего! Вы просто внимательны, и вы отвечаете каждому моменту исходя из простого внимания. Внимательность — это простота; это девственность, это цело­мудрие.

Помните, когда вы становитесь хозяином самого себя, вы становитесь похожими на небо. Облака приходят и уходят — черные тучи и белые облака, все они приходят и уходят — а небо остается нетронутым. Облака нс оставляют за собой никаких следов, пятен. Точно так же в вас есть внутреннее небо — небо сознательности. Оно чисто! Если вы что-то выбираете — если вы выбираете это облако или то — вы теряете свою простоту, вы теряете свою невинность. Вы становитесь отождествленным.

Отождествиться — значит стать нецеломудренным. Быть неотождествленным — значит оставаться целомудренным.

И ...гнева избегай.

Избегайте всякой ярости, поскольку то, что вы делаете в гневе, в бурной ярости, будет неверным. Если даже вы будете делать что-то правильное, оно станет неверным.

Это произошло в жизни Пифагора — эта сутра основана на яичном опыте. Он вернулся с Востока, и вокруг него начали собираться многочисленные искатели. Он обладал этим магне­тизмом не-бытия. Он принес нечто необычайно ценное, сокро­вище, и ищущие люди стали приходить к нему. Он с огромным воодушевлением дарил весть, которую он принес, делился со­кровищем. Он старел, а он принес с Востока так много богатств, внутренних сокровищ; он боялся, что он не сможет ими под­елиться. Всю свою жизнь он посвятил поиску! Поэтому он торопился, и он был очень строг с учениками, которые собрались вокруг него, с первой группой учеников. Это естественно. Он хотел вырастить их как можно скорее. Кто знает? — Завтра он мог умереть. Он старел. И это была не единственная опасность: стадный ум, ум толпы был настроен против него.

Искатели истины были влюблены в него, но были люди, которые настолько глубоко погрязли в своей лжи... все они были задеты. Существовала реальная опасность, что его убьют. Если не наступит естественная смерть, то вполне возможно, что его убьет стадо. Так что естественно, он торопился. И он был особенно строг с самыми способными учениками.

Самый способный его ученик сделал что-то неправильное — он сделал что-то несознательно. И Пифагор из любви и состра­дания наказал его, был с ним очень строг. Ученику показалось, что мастер разгневался. Он не был гневен, но даже кажущийся гнев оказался для ученика роковым.

Должно быть, это был по-настоящему достойный ученик — он совершил самоубийство. И у Пифагора глубоко внутри открылась рана. Никто никогда больше не слышал, чтобы он был строг к какому-нибудь ученику. Он не произнес ни одного слова, которое можно было бы истолковать так, что мастер разгневан. Ученик чувствовал себя настолько виноватым, что совершил самоубийство. Должно быть, это был такой человек... Будда говорит, что есть хорошие и плохие лошади; хорошие лошади — те, которым достаточно тени кнута. Вам не нужно бить их: одна лишь тень кнута...

Должно быть, этот ученик был очень близко от истины. Такое качество — редкость: чувствовать такую вину за то, что он предал мастера. Он обещал быть сознательным, но утратил сознательность Он не мог думать ни о чем другом. Он совершил самоубийство.

С этого дня Пифагор поставил себе за правило: избегать всякого гнева — даже если гнев во благо, не гневаться. Гнев действует как яд; даже если он связан с добром, он отравит все доброе, он уничтожит всю красоту.

Ни на людях, ни в тайне — никогда себе не позволяй

Любого зла...

Что такое зло? Зло — это бессознательность. А что такое добродетель? Действовать сознательно — вот добродетель. Пи­фагор не вносит в мир никакой морали; ни один настоящий мудрец никогда не принес в мир никакой морали. У настоящей мудрости всегда был один только голос: что бы вы ни делали, станьте более бдительными. В частной жизни или на людях — действуйте сознательно, поступайте сознательно. Рассказывают:

Однажды Будда шел с учеником — должно быть, это про­изошло как раз перед его просветлением. Вокруг него собралось несколько учеников еще до того, как он стал просветленным, потому что свет уже начал изливаться — подобно тому, как рано утром солнце еще не взошло, но небо уже розовеет, а земля наполняется светом. А солнце вот-вот взойдет над горизонтом.

Незадолго до просветления у Будды появилось пять учени­ков. Он шел вместе с учениками; ему на голову села муха. Он говорил с учениками; не обращая особенного внимания, он механически махнул рукой, и муха улетела. Тогда он остановился и закрыл глаза. Ученики не могли понять, что случилось, но все они притихли — произошло нечто необычайно ценное.

Его лицо засветилось, он очень медленно поднял руку и снова взмахнул возле лба, как если бы муха все еще сидела там. Ее там больше не было. Ученики спросили: «Что ты делаешь? Муха уже улетела».

Он сказал: «Но теперь я махнул рукой сознательно — в тот раз я сделал это неосознанно. Я упустил возможность быть сознательным. Я был слишком занят разговором с вами, и рука двигалась просто механически. Она должна двигаться созна­тельно. Теперь я взмахнул ею так, как нужно».

Это — пуп добродетели: быть настолько бдительным, что даже небольшое действие, незначительный жест, движение, были исполнены сознательности.

Не говори и никогда не делай то, что не обдумал;

Будь справедлив.

Слово «размышление» тоже нужно понять. Оно не означает «думание», как написано в словаре — в точном, буквальном значении оно означает отражение, как в зеркале. Если вы прочитаете эту сутру, вы подумаете: «Не говори и никогда не делай то, что не обдумал...» — вы подумаете, что сначала надо подумать, а потом действовать. Нет. Вы прочли это неправильно.

Нужно быть зеркалом! Мышление прямо противоположно отражению. Отражение означает быть вне мышления, просто быть внимательным, быть зеркалом и позволить действиям вырастать из этого отражения — и тогда всегда все будет правильно. Если вы думаете, что вы придумаете? Вы привнесете прошлое — прошлый опыт, воспоминания — и вы будете действовать исходя из прошлого. А действовать исходя из прошлого — значит был. безответственным. Действуя исходя из прошлого, вы вовсе не действуете, а реагируете; это механично. Для того, чтобы действовать в этот момент, действовать спон­танно, здесь и сейчас, нужно отражение, а не мышление.

Станьте зеркалом. Будьте в медитативном состоянии до того, как вы будете действовать или скажете хоть слово, и тогда никогда не будет ничего неверного. Вам никогда не придется сожалеть.

И... Будь справедлив. Что Пифагор подразумевает под этим? Не иметь двойной морали; не пользоваться одними критериями для себя и другими — для других. Иметь один критерий — это справедливость.

У всех нас двойная мораль.

Сын спросил у Муллы Насреддина:

— Папа, если мусульманин обратится в христианство, кем ты его назовешь?

— Он отступник! — сказал Мулла.

Сын подумал и спросил:

— А если христианин станет мусульманином, как ты его назовешь?

Мулла улыбнулся и сказал:

— Он — понимающий человек.

Это — двойная мораль. Если индуист становится христиани­ном, христианин подумает, что к нему пришло понимание; а если христианин станет индуистом — он предатель, он должен быть осужден. Это — двойная мораль.

Человек справедливости будет подходить только с одним критерием к себе и другим.

...Запомни, что непобедимой силой

Нам умереть предопределено...

Смерть приближается. Она уже пришла в тот момент, когда вы родились. Рождение предопределило вашу смерть. Вы не можете избежать ее; нет способа уйти от нее. Единственный способ избежать смерти — это не рождаться. Но вы уже роди­лись, поэтому смерть следует за вами, как вслед за днем приходит ночь.

Помните это, поскольку мы все время забываем о смерти. Мы продолжаем жить так, как будто будем здесь вечно — и именно так мы упускаем все возможности поиска своего под­линного «я», истинного сокровища, царста Божьего. Мы про­должаем заботиться об обыденном, думая: «Мы будем здесь, так что куда торопиться? Мы будем искать Бога завтра; давайте сегодня чуть прибавим наш счет в банке».

...Что почести, богатства

Легко приобрести и потерять легко.

Смерть отнимет у вас все. С пустыми руками вы пришли и с пустыми руками уйдете... до тех пор, пока вы не посмотрите внутрь, вы останетесь пустым. Обернитесь внутрь, и вы станете императором; нищий немедленно исчезнет из вас. Ум — это нищий, а дух — император.

Познать себя — значит познать, что ничего не нужно, что все вам уже дано: «Я владею огромнейшим богатством, мне принад­лежит все царство Бога. Нет смысла добавлять к нему еще что-то — к нему нечего прибавить, оно уже совершенно».

Поэтому, если вы хотите искать, ищите истинное сокровище — которое смерть не может отнять. Вот критерий: то, что может отнять смерть — фальшивое сокровище; а то, что смерть отнять не может — истинное сокровище.

Что ж до несчастий, которыми наполнена Судьба —

Прими их так, как есть; терпи их и старайся,

Насколько есть в тебе искусства,

изменять их свойства.

Ведь Боги, даже самые жестокие из всех,

Не оставляют без защиты мудреца.

И в жизни будет много неприятностей и страданий — это часть роста. Примите их, как должное. Это не означает стать болезненно впечатлительным; это не означает стать мазохистом. Что бы ни случилось, терпите, но если вы можете улучшить положение, если вы можете изменить его, то изменяйте. Очень разумный совет.

Здесь есть опасность. Одна опасность в том, что люди начнут бороться против любого страдания в жизни; они захотят избе­жать всех страданий — но это значит избежать роста. Это — одна ловушка. Другая ловушка вот в чем: люди начинают принимать страдания, и не просто принимать — приглашать; не только приглашать, но создавать страдания. Как будто если они будут больше страдать, они вырастут быстрее. Они начинают разру­шать себя, они становятся самоубийцами. И то и другое — крайности, и их следует избегать.

Если в вашу жизнь пришло какое-то страдание, примите его, несите его — через него происходит рост внимания. Если вы видите, что можете чуть-чуть изменить его там и здесь, то изменяйте его, потому что изменение — тоже часть роста. И всегда помните, что:

...Боги, даже самые жестокие из всех,

Не оставляют без защиты мудреца.

И мудрец никогда в действительности не подвергается ника­ким мучениям, никакому аду. Что бы ни происходило с мудре­цом — это часть жизненного роста. Жизнь не может расти без вызова; а страдания, несчастья, боль бросают вызов. Вы не можете стать сознательным без страдания. Страдание вызывает в вас сознательность.

Есть у Заблужденья, как и у Истины,

любовники свои;

Предусмотрительно философ одобряет иль винит;

И если Заблужденье торжествует,

он отступает, медлит.

Помните, не весь мир живет в любви с истиной — на самом деле, большинство против нее, большинство людей не готовы принять истину. Они вложили в ложь слишком много. Они будут против вас. Поэтому Пифагор говорит:

Есть у Заблужденья, как и у Истины,

любовники свои...

Не сердитесь на них — это их выбор. Если они любят заблуждения, ложь, все в полном порядке. Они свободны; не сердитесь на них, не осуждайте их.

Предусмотрительно философ одобряет иль винит...

И если порой философ одобряет или порицает, он всегда делает это очень бдительно, осознанно. Он делает это не для того, чтобы кого-то осудить, а кого-то похвалить — он делает это, чтобы помочь, чтобы стать благословением для всего.

И если Заблужденье торжествует,

он отступает, медлит.

Вовсе не обязательно, что вы одержите верх потому, что истина с вами. Иисуса распяли — это истину распяли! Сократа отравили — это истину отравили. Так что не думайте, что если у вас есть истина, то победа за вами. Стадный ум верит в свое собственное невежество, в свою собственную слепоту, в свои суеверия. И стадный ум силен; это большинство населения Земли.

Поэтому если заблужденье торжествует... вполне возможно, что заблуждение победит... тогда мудрец, философ, отступает — отступает внутрь себя — и медлит... он ждет подходящего момента. Когда приходит нужный момент, он вновь провозглашает истину.

Он всегда ждет. Навязываться людям — не его дело; он никогда не навязывается. Он любит людей и уважает их свободу, их достоинство, их выбор. У него нет идеи господства над людьми. Он ждет...

Так было всегда. Мастер ждет, когда придет ученик. Настоящий мастер всегда ждет, когда придет ученик. В действительности, он никогда не ищет ученика, потому что это как-то возвысит его над остальными. Те, кто испытывает жажду, обязательно придут. Если они придут — хорошо, он поделится с ними тем, что у него есть. Если они не придут, прекрасно... в этом их свобода — прийти или нет.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Сознательность — ключ к мастерству