Счастливое открытие м-ра Генри Киддла 7 страница

Суммируя все учения, связанные с рассматрива­емым принципом, мы можем охарактеризовать его следующим образом.

Пятый принцип человека — это его «животное, или физическое, сознание», составленное из час­тиц, подверженных посмертной дезинтеграции, но при определенных условиях он становится «иллю­зией высшего блаженства», а при иных условиях — «оболочкой самообмана», однако в то же время его следует считать вместилищем Эго и «сверхфизичес­ким и сверхчеловеческим связующим состоянием», соответствующим состоянию сна.

Обратимся теперь к шестому принципу. Перво­начально он был представлен как высший, или ду­ховный, разум (или сознание) в человеке и основ­ное вместилище сознания в совершенном человеке («Фрагменты оккультной Истины», «Theosophist»,

October, 1881, р. 19). Следует отметить, что выраже­ние «совершенный человек» обозначает в данном случае не усовершенствовавшего себя человека или адепта, но человека, полностью достигшего челове­ческого уровня в процессе эволюционного продви­жения вверх от животного царства.

Согласно изначальному учению «Фрагментов ок­культной Истины», посмертное существование это­го принципа выглядит весьма необычно. В них сказано, что данный принцип — «духовное эго» — «при жизни материален в своих тенденциях»; он слепо следует своим низшим принципам и разры­вает свою связь с 7-м принципом (с. 19, абзац 3). И далее указывается, что упомянутый отрыв от 7-го принципа приводит 6-й принцип к разрушению. Автор «Фрагментов оккультной Истины» описывает это следующим образом: «Уберите кислород, и пла­мя угаснет. Уберите дух, и духовное Эго исчезнет». А еще дальше сказано, что в таких случаях 7-й прин­цип уходит, «не взяв с собою ни крупицы инди­видуального сознания человека, с которым он был временно связан». На следующей странице указано также, что при определенных обстоятельствах этот принцип может, в сочетании с пятым принципом, принять форму элементария. Готова ли мадам Е.П.Блаватская повторить этот свой первоначаль­ный тезис сейчас? Если да, то значительную часть последующей теософской литературы следует прос­то выкинуть на свалку. Если духовное Эго, главное вместилище сознания в так называемом «совершен­ном человеке», начинает разрушаться всякий раз, когда человек приобретает при жизни материаль­ные тенденции, если пятый принцип тоже раство­ряется в камалоке и если 7-й принцип не сохраня­ет при себе ничего от земной индивидуальности, то как в таком случае может продолжаться и поддер­живаться цепь воплощений?

И во что превращается учение о карме? Посмо­трим сперва, какие изменения были внесены в кон­цепцию рассматриваемого принципа в последующих статьях и иных публикациях. Согласно «Эликсиру жизни», 6-й принцип не исчезает в вышеописанной манере. А в «Ответах английскому Ч.Т.О.» говорит­ся, что в сочетании с 7-м принципом он составляет вечную монаду, сохраняющуюся на протяжении всей серии воплощений. Учения «Эзотерического буддиз­ма» совершенно несовместимы с первоначальной трактовкой, в чем несложно убедиться. А в своей недавней статье мой критик идентифицирует 6-й принцип с каранопадхи, но называет его в то же вре­мя «связующим состоянием». А ведь не так давно она отождествляла эту самую каранопадхи со 2-м принципом, как было показано выше. Таким обра­зом, в своих последующих сочинениях она только и делает, что противоречит собственным изначальным учениям. В связи с этим уместно будет напомнить, что в своих «Фрагментах оккультной Истины» она делает следующее недвусмысленное заявление: «Это не просто теории, мы говорим только то, что дей­ствительно знаем». Однако она сама обращается с собственными учениями так, как будто им далеко даже до уровня теории. И все же, невзирая на все противоречия и явную путаницу, эти учения пре­подносятся публике как евангельские истины и лю­бые попытки выступить с критикой в их адрес вызы­вают самое суровое осуждение.

С 7-м принципом никаких серьезных затрудне­ний возникнуть не должно, поскольку о нем ни­когда не говорилось ничего конкретного. Пожалуй, только один связанный с ним факт не вызывает сомнений. Этот принцип следует считать аналогом Логоса, так как ни одна другая сущность в Космо­се не обладает приписываемыми ему свойствами. Насколько я помню, неоднократно заявлялось также, что древние оккультисты всегда помещали этот принцип вне тела, а не внутри него. А однажды было мимоходом замечено, что данный принцип можно рассматривать как пронизывающий все ос­тальные принципы («Five Years of Theosophy», p. 197). С этим можно согласиться, если речь в данном случае идет о его свете, или ауре, однако сам Логос никогда не присутствует в микрокосме, за исключением тех случаев, когда он окончатель­но входит в человека перед полным освобождени­ем последнего от оков воплощенного существова­ния. По моему скромному разумению, было бы некорректным называть Логос одним из принци­пов в человеке. С тем же успехом можно было бы присовокупить к человеческим принципам сам Парабрахман.

В рассуждениях о ходе эволюции, изложенных в «Эзотерическом буддизме» и некоторых других со­чинениях, сказано, что каждый планетный Круг предназначается для развития одного из этих семи принципов. Но во избежание очевидных и неиз­бежных затруднений сразу же делается оговорка, что зачатки высших принципов присутствуют в че­ловеке на каждой стадии его эволюционного про­движения. Суммируя все эти заявления, мы неиз­бежно приходим к выводу, что 7-й принцип тоже является субъектом эволюционного развития. На это несоответствие как-то давно уже обращала вни­мание пара авторов, но никакой реакции со сторо­ны пропагандистов изначального учения так и не последовало. А мой критик даже этот принцип на­зывает «связующим состоянием». Однако нет ника­кого смысла дискутировать по поводу его сущности и характера, коль скоро о нем так мало было и мо­жет быть сказано.

Из всего вышесказанного можно заключить, что злополучную семеричную классификацию делают аловразумительной не предрассудки западного ма­териализма, как то утверждает мой критик, но ее собственные, внутренние недостатки. Ее ненауч­ный характер также представляется в свете выше­изложенного совершенно очевидным. Классифика­ция, которая вызвала столько нареканий и потре­бовала так много исправлений и уточнений входящих в нее понятий, чтобы хоть как-то удержаться на плаву, требует точных определений и очень веских аргументов в свою поддержку (если, конечно, вообще есть смысл ее поддерживать). Напротив, мой критик явно уклоняется от обсуждения наиболее важных проблем этой классификации и прилежно обосновывает только те ее стороны, против кото­рых я никогда и не возражал.

ПЕРЕКЛАССИФИКАЦИЯ ПРИНЦИПОВ

В майском номере «Theosophist» (1887) напечата­на первая часть пространной пояснительной статьи м-ра Субба Роу, в которой этот талантливый автор подверг дотошному критическому анализу едва ли не все, что я написала за последние десять лет по указанному в заглавии вопросу.

Поначалу я намеревалась оставить опубликован­ный «ответ» без «ответа». Но, внимательно перечи­тав статью снова, я пришла к выводу, что мое мол­чание может быть чревато серьезными последствия­ми. Данная статья — это своего рода манифест, не позволяющий мне и далее уповать на то, что вы­явившиеся между нами расхождения во мнениях на самом деле иллюзорны и легко могут быть устране­ны. И следовательно, получается так, что те члены и бывшие члены нашего Общества, которые возра­довались замечаниям м-ра Субба Роу, были правы в своих умозаключениях, а я заблуждалась. И хотя я не считаю, по крайней мере в данном случае, что «дом, разделившийся сам в себе», обязательно рух­нет, поскольку Теософскому Обществу ничто не может угрожать, пока его фундамент остается проч­ным, я все-таки склонна полагать, что выявленные противоречия, даже если они реальны, не имеют слишком большого или жизненно важного значения. Тем не менее, если бы я оставила суровую критику в свой адрес без ответа, это было бы не­медленно истолковано как моя капитуляция под тяжестью выдвинутых аргументов или, того хуже, меня заподозрили бы в распространении вымыш­ленного учения.

Прежде чем перейти к обсуждению главной темы, не могу не выразить своего удивления по поводу того, что ученый автор постоянно называет меня своим «критиком», хотя я никогда не критиковала ни его самого, ни его учения — ни устно, ни в пе­чати. Я всего лишь выразила свое сожаление, ког­да обнаружила в «Theosophist» слова, которые, как мне показалось, могли бы создать неверное впечат­ление у читателя. Позиция автора лекции о «Бхага-вадгите» оказалась для меня столь же новой, сколь и неожиданной, тем более что свои собственные за­мечания я старалась выдержать в как можно более дружественном тоне. Я и сейчас не питаю к нему никаких чувств, кроме дружеских, и могу лишь сожалеть о том, что эти его новые идеи возникли спустя почти семь лет молчаливого (если не явно­го) согласия.

Также на странице 450 апрельского номера «Theo­sophist» я не нахожу в своем примечании ничего та­кого, что делало бы хотя бы отдаленно вероятным, а тем более «вполне возможным» предположение, будто я действительно считаю, что «все учение ока­зывается теперь поставленным под сомнение». Я сообщила только, что «кое-кто (из теософов) утверж­дает», будто дело обстоит именно так. Что же каса­ется меня лично, то мое безграничное уважение к «изначальным» Учителям никогда не позволит мне согласиться с тем, что какие бы то ни было слова или поступки способны «поставить под сомнение» проповедуемые ими учения. И если уж «первона­чальной распространительницей» этих учений считают меня лично, то тут тем более не может идти речи ни о каком недоверии к их доктринам, но, в худшем случае, только о расхождении наших персо­нальных взглядов. В Теософском Обществе каждый волен свободно высказывать свою точку зрения — в том числе и я; особенно если я знаю, что мои взгляды полностью гармонируют с трансгималай­ским эзотеризмом, если не с цисгималайским эзо­терическим брахманизмом, — о чем мне наконец было впервые заявлено прямо и открыто. Опять же, мои слова из примечания: «Разумеется, тем, кто не придерживается старой школы Адептов-ариев и архатов, необязательно признавать это семеричное деление», никогда не предназначались для м-ра Субба Роу. Я написала эту фразу без всякой задней мысли, адресуя ее, прежде всего, как проявление демократичности и либерализма, всем своим чита­телям, связанным с нашей Ассоциацией. И то, что мой друг, м-р Т.Субба Роу, принял ее на свой счет, видимо, является следствием какого-то загадочно­го стечения обстоятельств, превосходящих мое по­нимание, но продиктованных, безусловно, моей собственной кармой. Ожидать, что брамин, ведан-тист (не важно, оккультист он или нет) воспримет в буквальном значении доктрины буддийских (или даже арийских) адептов, было бы равносильно тому, чтобы требовать от западного каббалиста — изра­ильтянина по своим взглядам и происхождению — признать нашего Господа Будду вместо своего Мои­сея. Обвинять меня на этом основании в догматиз­ме и в попытках создания «ортодоксальных верова­ний» из учений, которые я пыталась объяснить тем, кто интересуется буддийским оккультизмом, вряд ли правомерно. Все это побуждает меня разъяснить мою прошлую, равно как и нынешнюю, позицию. И коль скоро вторая часть ответа м-ра Субба Роу вряд ли будет содержать в себе обвинения более серьезные, нежели те, которые он высказал в пер­вой его части, то я возьму на себя смелость заявить следующее:

I. И изначальные «Фрагменты оккульных Истин», и «Эзотерический буддизм» предназначались для освещения не брахманской философии, но только философии трансгималайских архатов, что совершенно справедливо отмечает сам м-р Субба Роу в своей статье «Брахманизм о принципе семеричности в человеке»: «Теперь крайне трудно доказать, получили ли тибетцы свою доктрину от древних риши Индии, или древние брамины научились своей оккультной науке у адептов Тибета, или, опять-таки, излагали ли адепты обеих стран первоначально одну и ту же доктрину, полученную
из общего источника. Как бы то ни было, знание оккультных сил природы, которым обладали оби­татели погибшей Атлантиды, было воспринято
адептами Индии и присовокуплено к эзотериче­ской доктрине, которую проповедовали обитатели священного острова (Шамбхала). Однако тибет­ские адепты так и не внесли это дополнение в свою эзотерическую доктрину». Таким образом, читатели «Theosophist» были с самого начала (в 1882 г.) извещены о том, что им следует «ожидатьразличий между этими двумя доктринами». И од­ним из этих «различий» как раз и является экзоте­рическая трактовка, или форма изложения прин­ципа семеричности в человеке.

II. Хотя фундаментальные доктрины оккультиз­ма и эзотерической философии едины во всем мире и составляют скрытое значение всех древних рели­гий (какими бы ни были их наружные оболочки и как бы они не противоречили друг другу внешне), исходящих из одной универсальной Религии-Муд­рости, образ мышления приверженцев этих религий и их манера излагать эти доктрины, конечно же, не могут быть одинаковыми. Трансгималайские адеп­ты используют многие санскритские слова, напри­мер джива, но буквальное значение этих слов не­редко становится при этом совершенно иным, не­жели у индийских браминов.

III. Я никогда не хвасталась знанием санскрита; и, когда приехала в Индию в последний раз, в 1879 г., была лишь крайне поверхностно знакома с филосо­фиями шести школ брахманизма. Я никогда не пыта­лась обучать кого-либо санскриту или истолковывать оккультизм на этом языке. Я утверждала только то, что знаю эзотерическую философию трансгималайских оккультистов, и не более того. Единственное, в чем я была уверена, это то, что философия древних двиджа и Посвященных по сути своей не отошла, да и не могла отойти от эзотеризма «Религии-Мудрости» дальше, чем, скажем, древний зороастризм, гермети­ческая философия или халдейская каббала. Я попыта­лась доказать этот факт, переложив технические тер­мины, присущие трансгималайскому учению и ис­пользуемые тибетскими архатами для обозначения принципов и иных понятий (но, как выяснилось пос­ле передачи их м-ру Синнетту, совершенно непонят­ные без соответствующих санскритских или европей­ских эквивалентов ни ему самому, ни всем прочим обитателям Индии), на язык брахманской философии. И вероятно, мне это не слишком удалось; да, скорее всего, так оно и было, и я наделала массу ошибок, так как никогда не претендовала на непогрешимость; од­нако это вовсе не повод объявлять семеричное деле­ние «ненаучным». То, что эта классификация может «сбить с толку», я уже признала. Но, истолковав ее должным образом, можно убедиться в ее обоснованно­сти; хотя возможно, что для трансцендентальной мета­физики вполне достаточно и четырех принципов. При написании своих статей для «Theosophist» я всегда консультировалась с учеными (и не очень учеными) браминами, знающими санскрит, и во всем полагалась на них, так как они понимают значение санскритских терминов, несомненно, гораздо лучше, чем я. Однако речь идет не о том, правильно или неправильно я ис­пользую те или иные санскритские термины, но о том, состоятельны ли вообще те оккультные учения, кото­рые я излагаю, по крайней мере, те «арийско-хал-дейско-тибетские доктрины», которые мы называ­ем «универсальной Религией-Мудростью». (См. «Five Years of Theosophy», первое примечание к статье м-ра Субба Роу «Брахманизм о принципе семеричности в человеке», с. 177-179.)

IV. Говоря о том, что семеричная классификация принципов абсолютно необходима для объяснения феноменов посмертного существования, я всего лишь повторяю то, что всегда говорила и что без труда поймет каждый мистик. «Даже перейдя от чисто субъективных (или метафизических, а зна­чит — чисто теоретических) рассуждений об эзо­терических материях на уровень практической де­монстрации оккультизма, где каждый (низший) принцип и признак требует анализа и точного опре­деления его роли в посмертной жизни (жизни приз­раков и пишачей), мы столь же уверенно можем опираться на семеричную классификацию». Значе­ние этих моих слов должно быть понятно каждому спиритуалисту. Метафизики-ведантисты, отрицаю­щие объективную реальность или важность даже физического тела человека, вряд ли станут тратить свое время на разделение низших принципов чело­века — составных аспектов и структуры призрака этого тела. Однако это представляет интерес для практического оккультизма. И те теософы, которые изучают оккультизм, просто обязаны предупредить своих братьев об опасностях, которые навлекают на себя те, кто ничего не знает об истинной приро­де вышеупомянутых привидений, уведомить их о том, что оболочка — это вовсе не дух. Именно это мое утверждение было названо «абсурдом». Коль скоро я не называла абсурдным ничего из того, что было сказано или написано м-ром Субба Роу, то я не могу, да и не хочу, отвечать ему тем же. Я могу только назвать его отзыв крайне нелюбезным и зая­вить о том, что я категорически с ним не согласна. Если бы автор самолично столкнулся с «практичес­кой демонстрацией» спиритуалистических феноме­нов и так называемой «материализацией духов», то очень скоро убедился бы в том, что дать им исчер­пывающее объяснение на основании одних лишь четырех его принципов невозможно. Даже низше­го аспекта манасического принципа (физического мозга или его посмертного аурического аналога) и камарупы вряд ли будет достаточно для того, чтобы объяснить факт существования псевдоразумных и «сеедодуховных принципов (бхутов, или элементов), проявляющихся через медиумов.

V. Было бы преступлением против факта и ис­тины обвинять меня — «самую первую (?) распро­странительницу» семеричной классификации — в изменении своих взглядов на природу принципов. Я никогда их не изменяла, да и не могла изменить. В этом плане я, как и м-р Субба Роу, считаю себя вправе утверждать, что мое свидетельство является «наилучшим и наиболее конкретным свидетель­ством, доступным для того состояния сознания, в котором я пребываю в данное время». Вполне воз­можно, что я неправильно использовала некоторые санскритские выражения (и не исключено, что по этой причине некоторые английские фразы тоже оказались неточными и корявыми), пытаясь связать воедино оккультные доктрины архатов и браминов. Но что касается самих концепций, то тут скорее все мои «четыре принципа» распадутся на части и рас­творятся в воздухе, чем я позволю чьей бы то ни было критике, в каком бы количестве она на меня ни обрушилась, убедить меня в том, будто у меня на руках вместо десяти пальцев всего лишь четыре. Хотя я вполне готова признать, что метафизически все эти пальцы, сколько бы их ни было, существу­ют только в моих собственных майявических вос­приятиях и состояниях сознания.

VI. Говоря об «Эзотерическом буддизме», «Элик­сире жизни» и «Man», м-р Субба Роу предпочита­ет сваливать все вольные и невольные огрехи этих сочинений на «первую распространительницу». Едва ли это справедливо. Первая из этих книг была написана вообще без моего участия, и поскольку ее автор черпал свои учения из писем, то причем здесь я? «Эликсир жизни» и вовсе был написан автором в собственном доме под диктовку (или под надзором), да к тому же в далекой стране, в которой я впервые побывала только спустя два года. И наконец, «Man» был полностью переписан одним из двух «чела», причем на основании тех же самых материалов, которые м-р Синнетт использо­вал для своего «Эзотерического буддизма». Они оба поняли суть учений, но каждый — по-своему. И какое же отношение я могу иметь к «состояни­ям сознания» трех авторов, двое из которых к тому же трудились в Англии, в то время как я была в Индии? Но то, что в их сочинениях царит совер­шеннейший «беспорядок», м-р Субба Роу наверня­ка объяснит недостатком научной точности в са­мих «изначальных учениях». Никто не говорит, что лекциям м-ра Субба Роу о «Бхагавадгите» присущи те же самые недостатки. Однако мне уже доводи­лось слышать о трех или четырех весьма образо­ванных людях из числа членов нашего Общества, которые истолковывают три упомянутые лекции (те, которые уже опубликованы) тремя различными и диаметрально противоположными способами.

Полагаю, этого достаточно. Не приходится со­мневаться в том, что «Тайная Доктрина» будет со­держать еще более еретические суждения (с точки зрения брамина). Но никто в Теософском Обществе не обязан соглашаться с моими взглядами и учения­ми, так как одно из правил этого Общества предпи­сывает взаимную терпимость к религиозным убеж­дениям друг друга. Наша организация полностью свободна от духа сектантства и «требует от каждого своего члена только одного — проявлять ту же терпимость к верованиям других, какую он хотел бы видеть... в отношении своей собственной веры».

Многие из нас отлынивают от исполнения это­го правила по отношению к другим, а жаль.

Е. П. Блаватская

СТРОЕНИЕ МИКРОКОСМА

Я продолжу свою статью о строении микрокосма. Мадам Е.П.Блаватская прислала в этот же номер свой ответ на первую часть моей статьи, и я, дабы не писать сразу две статьи на одну и ту же тему, решил просто учесть содержание ее ответа при написании второй части.

Суть обсуждаемой нами проблемы на самом деле довольно проста, но мадам Е.П.Блаватская наме­ренно усложняет ее или отодвигает на второй план, явно не желая высказываться по существу. Я никогда не оспаривал важность роли числа семь в процессе естественной эволюции или интерпретации косми­ческих феноменов. Напротив, из моей первой лек­ции неоспоримо следует, что я в полной мере осо­знаю его значение, хотя и отвергаю принятую ныне семеричную классификацию как необоснованную и ненаучную. Я вовсе не отрицаю возможность су­ществования семеричной классификации приме­нительно к микрокосмическим принципам или на­личие оной в древней оккультной науке. Мои за­мечания и критика ограничиваются исключительно той классификацией, которую пропагандируют и истолковывают сейчас в теософских публикациях. Следует отметить в этой связи, что целью моей критики вовсе не является защита ортодоксальной брахманской догмы. Я осуждаю упомянутую классификацию потому, что вижу ее явные недостатки, а не потому, что она исходит из трансгималайско­го источника. И изъян я нахожу не в мадам Е.П.Блаватской, не в тех санскритских терминах, которые она использует, и даже не в ее манере изложения брахманской философии, но в самой классифика­ции, некорректной и вводящей в заблуждение, а также внесшей немало противоречий и неразбери­хи в теософские сочинения. Если не забывать об этом, то несложно убедиться в том, что значитель­ная доля аргументов мадам Е.П.Блаватской не имеет никакого отношения к сути поставленного вопро­са. Весь текст от начала 452-й страницы и до конца второго абзаца на странице 455 посвящен исключи­тельно подтверждению того, что число семь играет важную роль в природе и в оккультной символике. Но сам по себе этот факт еще не означает, что мы во всех случаях должны придерживаться только семеричной классификации. Единственный вывод, который мы можем уверенно сделать на его осно­ве, заключается в том, что человеческое существо также должно состоять из семи принципов. Но этот вывод не может служить доказательством истин­ности именно этой конкретной семеричной класси­фикации. Ведь в таком случае можно было бы взять любую семеричную классификацию и объявить ее истинной на основании тех же самых рассуждений. Каждый сможет разделить комплексную структуру человека на любые произвольные семь принципов и заявить, что его классификация санкционирова­на самой природой. Похоже, что именно так и поступает мой критик.

В ответе указывается, что семеричная классифи­кация необходима для «практической демонстра­ции оккультизма» и что четверичная классифика­ция хотя и верна «метафизически» и «теоретически», не годится для практического изучения «фе­номенов повседневной жизни, и особенно посмерт­ного существования». В разных формах этот аргу­мент то и дело повторяется по ходу всего ответа. Это один из тех неконкретных и расплывчатых ар­гументов, которые кажутся очень вескими и в силу этого производят впечатление на умы людей, не имеющих привычки осмысливать и анализировать свои собственные идеи. Я же до сих пор не могу понять, какие именно практические демонстрации так настоятельно требуют признания вышеупомя­нутой семеричной классификации. И мой критик тоже ничего не говорит по этому поводу. Но я точ­но знаю, что такая семеричная классификация мо­жет только помешать изучению и истолкованию многих оккультных процессов, через которые дол­жен пройти посвященный, ищущий окончатель­ного воссоединения с Логосом — конечной целью его трудов. Данное неудобство проистекает из того факта, что мистическое строение самого Логоса изображается в виде священного Тетраграмматона и не имеет семеричного базиса. Если же заявление моего критика подразумевает только то, что семе­ричная классификация необходима для объяснения так называемых спиритуалистических феноменов, то я готов доказать, что каждый из этих феноме­нов можно объяснить с помощью той классифика­ции, которой придерживаюсь я. В своей лекции я уже анализировал спиритуализм в общих чертах и делал это с позиций собственного учения. Тот факт, что четверичной классификации вполне хватало для всех практических нужд оккультистам, кото­рые на протяжении тысячелетий исследовали эти феномены и изучали природные процессы на всех уровнях их проявления, является самым красноре­чивым ответом на все возражения моего критика. И я уверен, что никакие пишачи и бхуты никогда не смогут поставить мою классификацию под со­мнение. Мне представляется, что те недостатки, которые усматривает в этой четверичной класси­фикации мой критик, являются следствием невер­ного представления о ее характере. В конце 450-й страницы мадам Е.П.Блаватская упоминает три упадхи, соответствующие классификации раджа-йоги: джаграта, свапна и сушупти; после чего ука­зывает: «Но далее, в трансцендентальных состоя­ниях самадхи, тело и его лингашарира, носитель жизненного принципа, уже не рассматриваются: три состояния сознания соотносятся только с тре­мя (четвертым является Атма) принципами, остающимися после смерти. В этом кроется подлинный ключ к семеричному строению человека, три прин­ципа прибавляются к нему только на время физической жизни». Увы, этот подлинный ключ лома­ется в наших руках, как только мы начинаем его поворачивать. А причина ошибки кроется в том, что мадам Е.П.Блаватская смешивает существующие упадхи со связанными с ними состояниями Прадж-ны. Упадхи — это физический организм. Первая упадхи — это само физическое тело, а не просто джаграта-авастха. И опять же, как можно иден­тифицировать джаграту с четвертым принципом? Если, следуя выражению моего критика, три состоя­ния сознания — джаграта, свапна и сушупти — соотносятся только с тремя принципами, остающи­мися после смерти (в дополнение к Атме), то джаг­рату, конечно же, следует отождествить с четвер­тым принципом. Но совершенно очевидно, что физическое тело четвертым принципом быть не может. И четыре принципа моей классификации не могут быть просто добавлены к первым трем прин­ципам семеричной, поскольку в четверичной клас­сификации физическое тело является первым прин­ципом. И даже если упадхи по ошибке смешивают с состоянием сознания, семеричная классификация все равно никоим образом не выводится из клас­сификации раджа-йоги. Джаграта-авастха никак не может быть состоянием Праджны, связанным с чет­вертым принципом. Все аргументы мадам Е.П.Бла-ватской сводятся, таким образом, к нулю; и все же она считает себя вправе выносить на их основе свой вердикт (пункт четвертый ее последнего ответа), со­гласно которому ведантисты отрицают объективную реальность и важность физического тела, которое они якобы не включили в свою классификацию, чем сделали последнюю непригодной для практи­ческих целей. Мадам Е.П.Блаватской следовало не торопиться с выводами, но поразмыслить сперва над истинным значением упадхи и джаграты, преж­де чем выдвигать бессмысленные аргументы в за­щиту своей классификации и высказывать неверные суждения по поводу теории веданты.

Все ее рассуждения относительно достоинств и недостатков обеих классификаций основываются на череде неверных представлений или произвольных предположений. Первая упадхи идентифици­руется с джаграта-авастхой, из чего выводится тож­дественность последней четвертому принципу се­меричной классификации. Здесь мне хотелось бы привлечь внимание читателей к одной курьезной ошибке, допущенной в ответе. Во втором абзаце на странице 456 сказано, что четверичная классифи­кация — это «классификация " Бхагавадгиты"», а «не веданты». И замечание это сделано, судя по всему, с целью каким-то непонятным образом дис­кредитировать четверичную классификацию. Од­нако данное утверждение совершенно беспочвенно и может только сбить читателя с толку. Очевид­но, мадам Е.П.Блаватскую спровоцировали на это высказывание наименования, данные мною пяте­ричной и четверичной классификациям в заметке под названием «Семеричное деление в различных индийских системах». Я определил пятеричную классификацию как ведантийскую, а четверичную — как классификацию раджа-йоги просто ради удоб­ства изложения, а не потому, что эти две класси­фикации принадлежат двум различным философ­ским системам. В философии веданты используют­ся обе эти классификации, только четверичная классификация упоминается гораздо чаще. Тарака раджа-йога является, по сути дела, центром и серд­цем ведантийской философии, и не приходится сомневаться в том, что в наиболее возвышенных своих аспектах она является самой важной состав­ляющей древней Религии-Мудрости. В современ­ной Индии о ней известно очень мало. А то, что можно найти в наиболее читаемых книгах, дает до крайности неадекватное представление о ее мас­штабах и значении. По большому счету, она пред­ставляет собой одно из семи основных ответвле­ний, на которые делится вся оккультная наука, а ее изначальными распространителями были «Дети Огненного Тумана» из загадочной страны Шамбала.

В связи с этим необходимо дополнить, что ис­пользуемая мною четверичная классификация вовсе не является единственной в этой величественной философской системе. В ней есть даже своя семе­ричная классификация, о чем будет сказано ниже.