Покой умерших

Хеллингер (обращаясь к участнику): Что произошло?

Участник: Мой дед (отец моей матери), будучи молодым парнем, по ничтожному поводу убил русского солдата.

Хеллингер (обращаясь к группе): Это действует на семью на протяжении поколений. Что тут можно сделать?

Обращаясь к участнику: Как ты думаешь? Что было бы здесь уместным?

Участник: Мы должны работать с солдатом и моим дедом.

Хеллингер: Совершенно верно. Именно это и нужно сделать.

Хеллингер выбирает заместителей для русского солдата и деда и ставит их друг напротив друга.

Через некоторое время Хеллингер выбирает заместительницу для матери русского солдата и ставит ее за его спиной. Мать очень беспокойна. Она трясется и сжимает губы. Она вытягивает руки вперед, ее пальцы растопырены. Она тяжело дышит и начинает бушевать от ярости. Затем она сжимает кулаки и громко кричит, топает ногами, высоко поднимает сжатые кулаки и начинает рыдать. Она крепко держит своего сына сзади и кладет голову на его затылок. Потом она спокойно стоит за спиной сына и смотрит на деда.

Сначала дед сжимает кулаки. Потом он их разжимает.

В это время Хеллингер поставил самого участника (внука) в расстановку. Тот поворачивается к русскому солдату и его матери.

Мать солдата отходит немного в сторону, но тяжело дышит. Дед идет к русскому солдату. Оба долго смотрят друг на друга.

Хеллингер (обращаясь к деду): Поклонись ему.

Дед глубоко склоняется, затем опускается на колени, склоняется до пола и вытягивает руки вперед в сторону русского солдата.

Quot; 1

Хеллингер (через некоторое время, обращаясь к деду): Теперь ляг перед ним на живот.

Дед ложится на живот и протягивает руки русскому солдату. Потом он как умерший поворачивается на бок. Через некоторое время солдат ложится рядом с ним.

Мать склоняется к своему умершему сыну, гладит его по щекам и, всхлипывая, ложится рядом с ним. В это время Хеллингер отворачивает участника в другую сторону.

Хеллингер: Так все кончается. Так все это может пройти.

Обращаясь к участнику: Как ты теперь себя чувствуешь?

Участник: Я смог вздохнуть полной грудью.

Хеллингер: Еще раз посмотри назад. Посмотри, что все это в прошлом.

Обращаясь к заместителям: Хорошо. Спасибо вам всем.

Обращаясь к группе: Теперь на повестке дня снова философия. Мы смотрим на жизнь как целое и ждем, пока покажется нечто. Потом мы с этим согласимся. В последней расстановке мы, например, видели: смерть была хороша для всех. Мой любимый друг Рильке в своей первой Дуинской элегии описывает, что происходит, когда мы скорбим о рано ушедших:

Что им нужно? Последний проблеск сомненья

Погасить я готов, которым порою

В чистом движенье своем хоть немного скованы души*.

И в этом нет никакой несправедливости. Они ничего не упустили в жизни.

Рильке описывает и включение в движение ухода. Например, как человек расстается с собственным именем: «Бросить имя свое, даже имя свое, Как бросают игрушку разбитую дети»**. Все уходит, все уходит. Куда? Этого мы не знаем.

Мой другой большой друг Рихард, еще его зовут Вагнером, говорит о духовном генетическом забвении. Оно в конце — там, где процесс умирания окончен. Умирание начинается со смерти. Смерть — это начало умирания. Завершение

* Перевод В. Б. Микушевича. ** Перевод В. Б. Микушевича.

требует большего времени, оно длится до того момента, пока мы не приходим к забвению. Как? Мы этого не знаем. Но такие мысли полезны для души.

Это относится и к нашему случаю. Потомки могут расти, только если наконец наступит покой и все пройдет. Только тогда.

Тем, кто остается привязанным к прошлому, делать в принципе нечего. Они навсегда остаются детьми, они никогда не вырастут. Они стараются всю жизнь понапрасну и умирают, не добившись успеха.

Хорошо, конец философии.