Поворотная ночь

Окончив школу, Алексей решил ехать в Ленинград поступать в Самолётостроительный институт. Он уже послал туда документы.

В том году стояло необычно дождливое лето, и однажды мать Алексея, Серафима Дмитриевна, вернулась домой с сумкой, в которой было немало недоставленных писем, газет и переводов. Эту почту она должна была отнести в деревеньку Дальние Омшары, но дойти туда не смогла. Путь в Дальние Омшары лежал через тайгу и моховые болота.

Так как в сумке среди прочей корреспонденции была и телеграмма, то Алексей решил отправиться сам в эти Омшары, хоть до этого там не бывал. Мать сначала отговаривала его, но он убедил её, что будет осторожен. Захватил сумку, надел брезентовый плащ и двинулся в путь.

Едва он вышел на тракт, как сокол, по своей привычке, увязался за ним. Крылья его влажно блестели от дождя. Иногда он набирал высоту и, оглядев сверху дорогу, пикировал вниз.

Затем Алексея нагнала сова. Полёт её был неровен и как-то неуклюж: днём, как известно, совы видят плохо, к тому же эта сова была пожилая. Она тяжело плюхнулась Алексею на плечо, да так и осталась сидеть.

— Ну только тебя, старуха, здесь и не хватало, — пошутил юноша, погладив птицу по мокрой спине. — И с чего это ты днём с места сорвалась, никогда этого с тобой не бывало!

Вскоре Алексей свернул с тракта на лесную дорогу, а с той — на другую, поуже. Всё было залито водой, но путь виден был хорошо. Вот сокол снова набрал высоту, затем спикировал — и полетел домой. Алексей понял, что идёт верным путём и до наступления темноты ничего дурного с ним не случится.

Но когда стемнело, Алексей вышел на моховое болото, покрытое кочками и мелким чахлым березняком, и вскоре сбился с дороги. Он петлял, шагал то вправо, то влево, под его сапогами хлюпала болотная жижа. Потом в темноте ему почудилось, что вышел на знакомое место, и тогда он быстро зашагал туда, где, как считал он, должна проходить потерянная им дорога.

И тут сова довольно больно и сердито клюнула Алексея в плечо. Затем она стала летать вокруг него, чуть ли не задевая лицо крыльями и не давая идти вперёд. Он понял, что птица почуяла недоброе и что ему надо переждать ночь на месте. Он сел на мокрую кочку и задремал. Иногда он просыпался от холода и тогда слышал, как сова начинает сердито хлопать крыльями. Когда рассвело, её уже не было — улетела домой спать.

Тут, при дневном свете, Алексей увидел, что пройди он ночью ещё шагов десять — и угодил бы в трясину, в так называемое «окно». Эти «окна», поросшие сверху густой травой, и днём-то не всякий отличит от обыкновенной безобидной лужайки.

Вскоре он отыскал дорогу и без дальнейших происшествий пришёл в Дальние Омшары, где роздал корреспонденцию. Телеграмму же он вручил Екатерине Сергеевне Радугиной, которая оказалась просто Катей; девушка была на год моложе Алексея. Телеграмма извещала Катю о том, что она принята на заочное отделение ветеринарного техникума.

Катя очень обрадовалась этому известию, а Алексей радовался, глядя на неё. На девушке была чёрная юбка и кофточка из шотландки, которая ей очень шла. Кофточка была в зелёную клетку с чёрными поперечинами и застёгнута была на зелёные пуговицы из пластмассы.

— О чём вы задумались? — спросила вдруг Катя.

— Так, — ответил Алексей. — Эти пуговки очень похожи на леденцы.

— Это хорошо или плохо?

— Это не хорошо и не плохо, — ответил Алексей. — Но мне — нравится.

— Как странно, — сказала Катя. — Как странно! Мне эти пуговицы тоже напоминают леденцы, но никто никогда не говорил мне об этом.

— Вам теперь будут присылать учебные программы, — сказал Алексей. — Если дороги будут плохими, я всё равно буду доставлять вам эти программы.

— Спасибо, — сказала Катя. — Я буду этому рада, Плохо только, что на первом курсе есть химия.

— Не нравится химия? — удивился Алексей.

— Даже хуже, — ответила Катя. — Видите вон ту большую осину? Нравится она вам?

— Ну вижу. По-моему, хорошее дерево. И слышите, как звенят листья?

— А если б вы тёмной ночью сюда пришли, и я вам показала бы в ту сторону и спросила: «Нравится вам осина?» Вы бы сказали: «Звенит, а какая она — не знаю». Вот так для меня химия.

— Я вам буду помогать, — сказал Алексей.

— Вот спасибо, — обрадовалась Катя. — А то я так её боюсь, что в школе на уроках химии стихи писала, чтоб не так страшно было. На одном уроке вот какое стихотворение написала:

Сегодня на северном склоне оврага,

Где ивы обветренный ствол,

Где солнце, и снег, и подснежная влага,

Цветок долгожданный расцвёл.

Стоит он над снегом, над жухлой травою,

От света и воздуха пьян.

С утра над бедовой его головою

Клубится весенний туман.

Могла бы нагнуться, могла бы сорвать я —

Но он лишь один на снегу.

Он ждёт не меня, он ждёт своих братьев —

Сорвать я его не могу.

Потом она сказала:

— Я знаю, это не очень удачно, Но ведь это для себя. Мы летом тут в речке часто купаемся, а иногда я одна хожу купаться на лесное озеро, это три километра отсюда. Как я там плаваю, как ныряю — никому и дела нет, а самой мне там нравится. Вот так и стихи.

Эта ночь на болоте и последовавшее за ней знакомство с Катей оказали на Алексея Возможного странное, как может показаться на первый взгляд, воздействие. Вернувшись домой, он затребовал из Самолётостроительного института документы и вскоре уехал в ближайший райцентр, где поступил на курсы работников почтовой связи.

Многие дивились, и до сих пор дивятся, почему он при своих способностях избрал столь скромный и столь невысоко оплачиваемый трудовой путь. Одни считают, что здесь повлияло стремление быть ближе к Кате; другие напирают на то, что мать Алексея Возможного была уже в предпенсионном возрасте, часто хворала, и сын не захотел оставлять её в одиночестве; третьи же предполагают, что в ту ночь, когда Алексей сидел в лесу, ожидая рассвета, он вовсе не спал, а думал о крыльях для человечества и так чётко представил их себе, что уже не хотел будто бы тратить время на институт, стремясь поскорее взяться за работу.

Однако из поздних дневниковых записей Алексея Возможного видно, что конкретных мыслей о крыльях у него тогда не возникало. Он пишет: «О крыльях я в те дни ещё не думал. Но у меня появилось чувство, которое я назвал бы так: предзнание. Я знал, что надо что-то найти и что будущая находка где-то рядом».