Вдвоем легче

В конце января мне, наконец, сообщили точную дату приезда мужа. Я очень радовалась, как и мои друзья. Особенно заинтригована была Малгося Здановская. Малышка отлично сообразила, что новый дядя намного лучше, чем я, подойдет для медвежьих игр с нею на ковре. В солнечное воскресенье мы томились на аэродроме. Наш рейс опаздывал, но мы восприняли это спокойно — уже привыкли к милому «южному тихоокеанскому времени». Впрочем, запаздывали и другие рейсы, но скоро самолеты разных международных авиалиний начали один за другим приземляться, и лишь самолета из Афин все не было. Вдруг Малгося авторитетно заявила: — Теперь летит дядя.

Мы рассмеялись — в небе ничего не было видно. Но дети, как и животные, слышат, вероятно, лучше: спустя несколько минут появилась серебристая птица, и вскоре мы разглядели шесть колец на хвосте. «Олимпик» шел на посадку. Сообщение Малгоси опередило информацию диктора:

— Прибыл самолет из Афин через Сингапур и Мельбурн.

Еще долгий час ожидания и мы наконец вместе. Почти через год разлуки, а точнее без двух дней. Сидней показался мне еще красивее, хотя я знала, что наше свидание будет исключительно деловым. Все необходимые работы на яхте поручить посторонним было невозможно — такая роскошь была нам не по средствам.

Мы начали с приведения в порядок внутренних помещений. Конструктор «Мазурки» с огорчением отметил, что экипаж мало заботился о соблюдении чистоты в них. Напрасно я доказывала, что от этого яхта хуже не плавает, пришлось распотрошить ее до конца и занять в итоге полностью гараж Здановских. После этого мы приступили к покраске всех закоулков. Было очень жарко и краска высыхала за несколько часов. Чтобы было прохладнее внутри, мы сделали на палубе настил из бальсы и не прерывали работу даже в полдень.

Однако малярные работы прекращались на время, когда ремонтировался вспомогательный двигатель. Фирму «Вольво» и на этот раз представлял швед — Ян. Он был не только отличным механиком, но и яхтсменом, поэтому его пребывание на яхте не сопровождалось катаклизмами. Не приходил в заляпанном маслом комбинезоне и с выпачканными по локти руками. Не бросал, куда попало, демонтированные детали, а раскладывал их аккуратно на заранее подготовленные тряпки, о диво! чистые. Не поливал койки, стены и пол топливом, маслом и смазками, а если нечто подобное и случалось, то сразу же вытирал. У него всегда имелись все необходимые инструменты и запасные части, которые он возил в автомобиле, представлявшем собой одновременно склад и подручную мастерскую. Муж и Ян с воодушевлением копались в двигателе, а я висела над ними и училась всему про запас. Уж очень не верилось, что мне попадется третий швед, а до сих пор только шведы успешно призывали к порядку мой двигатель. Впрочем, о мастерстве Яна знало пол-Сиднея — был нарасхват во всех клубах, поэтому работал на «Мазурке» периодически. В его отсутствие муж проверял электрооборудование и аккумуляторные батареи и начал строить дополнительную перегородку возле трапа — для защиты от заливания и брызг штурманской и, прежде всего, радиотелефона, инструментов и аккумуляторных батарей. Перегородка получилась далекой от совершенства заводского исполнения — немного кривая, ужасного зеленого цвета (у нас была еще только красная краска). Зато оказалась прочной и следующие полтора года плавания отлично выполняла свое назначение.

Ян закончил ремонт. Краткие испытания двигателя в заливе Рашкаттер дали положительные результаты. Можно было приступить к ремонту двигателя зарядного агрегата. На этот раз ремонтная бригада состояла из чистых австралийцев. Два пана взялись за дело с воодушевлением. Быстро и со знанием дела разобрали двигатель, а потом решили, что удобнее и лучше проверить его в мастерской. Но чтобы вытащить его, нужно было демонтировать все устройство. Они посмотрели на люк форпика и с сомнением покачали головой:

— Вытащить невозможно — отверстие слишком мало, да и двигатель чересчур тяжелый.

Мы знали, что для монтажа двигатель был внесен через люк, следовательно его можно было и вынуть. В дело пошла рулетка, и паны капитулировали перед красноречием цифр. Однако вес оставался весом: поднять 100 кг двоим в рывке на высоту более метра было невозможно, хотя паны проявляли большую готовность. Мы предложили использовать яхту и через пять минут вытащили и поставили на палубу двигатель с помощью фала стакселя. Механики были в восторге, но тут возникла новая трудность — как переправить устройство с палубы на причал и погрузить на машину? Снова помогла «Мазурка». Я подогнала к борту клубную моторку, мы поставили на нее очередным фалом двигатель, который вместе с панами поплыл к берегу. Здесь клубной стрелой погрузили его на машину, и улыбающиеся механики уехали. Если бы я только знала, что на три месяца…

На яхте было необходимо также кое-что усовершенствовать. В частности, требовалось укоротить гик грота. Этот заказ, причем единственный, был выполнен очень квалифицированно, в срок и сравнительно недорого. Когда укоротили гик, потребовалось также укоротить все соответствующие паруса по нижней шкаторине. И тут снова началась австралийская «маньяна». Парусный мастер забрал работу довольно скоро и … пропал. Выполнить заказ в срок ему мешали болезнь, отъезд, забастовка портовых рабочих и масса других причин. Но паруса он все же привез, причем сделал их вполне прилично. За деньгами тоже явился спустя два месяца.

Вечерами мы принаряжались и отправлялись на разные встречи. Большое волнение вызвал у меня прием в генеральном консульстве ПНР, где собрались люди, в общем далекие от морских дел. Им я должна была передать впечатления от плавания так, чтобы не перегрузить рассказ специальными терминами и в то же время не опростить всего мероприятия в целом, которым мы гордились. Рассказывали вдвоем с мужем. Нас очень тепло приняли, задали массу вопросов. Потом посыпались приглашения в дома и предложения о помощи.

Но самая трудная встреча была у меня впереди. Мне была оказана очень большая честь: на свое собрание меня пригласило весьма уважаемое и старое (по австралийским меркам) «Общество капитанов дальнего плавания Австралии». Оно было организовано в 1938 г. в Брисбене с целью сохранения престижности профессии и повышения результативности службы на море. Позднее отделения Общества появились также в Сиднее, Мельбурне, Аделаиде и Фримантле. Своеобразен был герб Общества: земной шар, обвитый канатом и увенчанный короной, посередине — якорь и Австралия.

Капитаны устраивали свои собрания ежемесячно. Приглашение мне (оно относилось и к мужу) пришло еще в январе; в нем подчеркивалось, что я — первая женщина, удостоенная права участвовать в собрании капитанов, которые ждут моего сообщения о плавании. Членами общества являлись в основном англосаксы, было еще несколько скандинавов и голландцев, а также единственный поляк — капитан Пельц. Он разъяснил мне, что сообщение должно представлять собой доклад, кратко освещающий вопрос, чтобы достойное общество не соскучилось. Мне стало немного не по себе: дело выглядело так, что я должна была послужить как бы визитной карточкой, представлявшей морскую деятельность Польши. Не могла же я рассказывать морским волкам о штормах, бурях и валах — каждый из них сам знал не одну такую байку для сухопутных крыс.

Вечером в назначенный день мы вошли в здание клуба. Нас сопровождал капитан Бремнер. Мужчины были одеты в полную морскую форму, для женщин формы одежды, по известным причинам, не было. Щегольски одетый швейцар с изумлением смотрел на гостя капитанов в моем лице. К счастью, рекомендации капитана Бремнера оказалось достаточно, чтобы меня пустили в клуб, но без права посещения бара. Мы уселись в ресторанном зале, где тоже был бар, но, очевидно, здесь допускалось сосуществование, поскольку моя персона не вызвала удивления у еще одного элегантного джентльмена — бармена.

Собрание капитанов началось в точно назначенное время и очень мило. Большая группа мужчин с бокалами в руках направились от бара в нашу сторону. Капитан Бремнер представлял всех поочередно, называя имена и фамилии, а капитаны сообщали занимаемую должность и звание. Я с удивлением отметила, что здесь собрались сливки морского адмиралтейства Нового Южного Уэльса. Потом у меня все спуталось, так как капитаны все прибывали. После представления капитан Бремнер передал нас под опеку председателя собрания и почетного секретаря. Мы сели за один стол — как бы в президиум, остальные разместились за другими столами, и началась официальная часть, которая посвящалась делам и только делам — заключению сделок. Капитаны также ужинали и даже пили вино.

Наш стол, будучи нетипичным, занимался едой и светскими разговорами.

После официальной части и короткого перерыва председатель объявил о начале художественной части, т. е. выступлении первого дамского гостя собрания. С большим волнением, помня о высокой профессиональной подготовке собравшихся, я стала рассказывать о «Мазурке» и ее плавании. Капитаны слушали внимательно, потом посыпались вопросы, в основном чисто технические: о безопасности, методах плавания в пассате, проведении навигации. Встреча длилась дольше, чем было запланировано, и прошла вроде бы успешно: во время моего рассказа капитаны даже не переговаривались между собой. Мне сказали потом, что докладчик впервые не утомил слушателей. А может капитаны были просто хорошо воспитаны? После собрания некоторые пожелали встретиться еще раз.

Уже на следующий вечер чья-то маленькая фигурка ловко преодолела преграду в виде очень высокого причала и носового релинга. Внутрь заглянуло улыбающееся лицо. Это был капитан Сандерсон — он первым сдержал слово. С удовольствием расположился, не отказался от польской водки. Постепенно наш разговор становился все более непринужденным. Капитан рассказывал анекдоты и забавные случаи из своей морской жизни. Прощаясь в радужном настроении, передал приглашение супруги к ним на ужин.

Сандерсоны жили близко. Мы прибыли к ним очень торжественные. Нас усадили в салоне, началась серьезная беседа об усовершенствовании этого мира. Время от времени мужчины исчезали в кабинете хозяина. Это странным образом влияло на их состояние: движения делались все более угловатыми, а беседа — все менее серьезной. За ужином настроение было уже совершенно веселым и весьма далеким от желания усовершенствовать мир. При дружеском расставании мы получили бессчетное количество приглашений в этот гостеприимный дом.

Первый этап работ на яхте был завершен. Оставались только те, которые было желательно оттянуть на возможно более поздний срок, например, подъем яхты на слип или проверка спасательного плота. Мы решили, что можем позволить себе отпуск на несколько дней и воспользоваться приглашением в Аделаиду подружившихся с нами супругов Гроблицких.

Поначалу путешествие трансконтинентальным экспрессом Сидней — Перт проходило обычно. В вагонах было чисто, работали кондиционеры, народу немного. Более предусмотрительные пассажиры захватили с собой одеяла и подушки: из двух кресел можно было сделать удобное ложе для сна. Утром начались сенсации. Экспресс мчался через континент, вокруг, насколько хватало глаз, раскинулась оранжевая пустыня с редкими эвкалиптами и какими-то стеблями. На ветках и проводах раскачивались ярко раскрашенные попугаи, из-под колес выскакивали целые толпы кенгуру, трусцой пробегали поодиночке эму. Время от времени появлялись огромные стада овец, худых и грязных, но зато заросших толстыми шубами. Среди овец паслись кенгуру. Привыкшая видеть жирных баранов на сочных зеленых лугах, я вслух удивлялась, как это овце-кенгуриное общество не подыхает с голоду. Спутники охотно объяснили мне, что у сытой овцы много мяса и плохой мех, а полуголодная, хоть и худа, но вынослива и дает прекрасную шерсть.

Пустыня с овцами и кенгуру была тщательно разделена — всюду тянулись заборы и сетки, между которыми иногда появлялась узкая полоса утоптанной земли, вероятно — дорога. Овцы перепрыгнуть через ограду не могли, зато кенгуру без труда меняли владение.

Время от времени появлялась резиденция-полустанок. Владельцы огромных ферм жили не в роскошных дворцах, а в небольших домиках, сделанных из ребристых листов железа. Рядом находились резервуар для воды, ветряная мельница для электроэнергии, несколько автомашин разной масти и возраста — вот, пожалуй, и все хозяйство. Полустанок состоял из двух платформ с калитками: платформа повыше была для овец, пониже — для коров. Трансконтинентальный экспресс послушно останавливался возле этих полустанков, которые иногда не имели даже вывески с названием, принимал и выбрасывал почту и отправлялся дальше. Вокруг разливалась безбрежная солнечная жара, которую мы сразу почувствовали при пересадке в Брокен-Хилле, откуда без препятствий добрались до Аделаиды.

В Аделаиде нам предоставили возможность осмотреть все достопримечательности города и его окрестностей. Особенно интересно было в зоопарке. Его огромная территория была разделена на кварталы по количеству штатов, и в каждом были представлены соответствующие животные. Лишь птицы были заперты в громадных клетках, да коалы находились за особой оградой. Один из них для развлечения посетителей ежедневно стоял на туристской вахте. В определенный час служитель снимал с помощью лестницы мишку с дерева и сажал на самый нижний сук. Тот уплетал эвкалипт и разрешал глазеть на себя. Все два часа вахты ему подкладывались новые порции еды — коалы питаются исключительно эвкалиптом, причем едят только один вид. Служитель защищал также мишку от нежностей посетителей, особенно от посягательств на его аппетит.

Из Аделаиды мы вернулись в Сидней через штат Виктория. Это путешествие было менее интересным, чем первое.

Теперь можно было поднимать яхту на слип. В назначенный день рано утром явились четыре пана. Мы были готовы и спешили — место на слипе стоило очень дорого. Но австралийцы, как всегда, не торопились, и слип освободился только к полудню. На салазках «Мазурка» поехала вверх. Подводная часть полностью обросла кораллами, гребной винт был похож на большой коралловый шар. Сразу же пошли в ход скребницы и щетки — коралл нужно счищать мокрым. Высохнув, он затвердевал и тогда убрать его невозможно.

Через несколько часов стал виден корпус и можно было приступать к его осмотру. Первым был осмотрен клапан мытьевой воды. После его демонтажа выяснилось, что лопнул стержень клапанной тарелки. То же самое случилось с клапаном по правому борту для стока из кокпита. Остальные клапаны были целы. Главный конструктор решил повысить степень надежности работы обоих двигателей и установить на местах подвода охлаждающей воды дополнительные клапаны. На этом закончился первый день пребывания на слипе, осталось еще два. Мы ночевали на яхте. Устали чрезвычайно, и нам не мешала спать даже развлекательная деятельность расположенного поблизости ресторана.

Весь следующий день заняла внеплановая работа: оказалось, что необходимо сменить все пятьдесят шурупов на плите заземления радиотелефона. Работа вроде бы простая, но очень трудоемкая — доступ изнутри яхты был невероятно труден, к тому же старые шурупы нужно было высверливать. Но благодаря этой работе «Мазурка» приобрела нового, очень полезного поклонника — владельца магазина яхтенного оборудования. Он не только поставлял нам нужные детали для ремонта, но приходил лично с предложением помощи и ценными советами — настолько ему нравилась «Мазурка». Кроме того, он прекрасно знал яхтенное дело, был добрым духом многих яхтсменов дальних трасс. Их услугам предлагал богато оснащенный магазин, а при необходимости и собственный дом. Под его опекой готовил свой беспримерный рейс вокруг Антарктиды Дэвид Люис.[7]

На последний день оставалась только покраска корпуса. Это пошло быстро — работали в четыре кисти. Но именно в этот день явились механики с отремонтированным двигателем. Увидав яхту на слипе, они очень огорчились, так как решили, что в таком положении поставить и смонтировать двигатель невозможно, учитывая его вес и трехметровую высоту слипа. Но мы не хотели выпускать их из рук, зная по опыту, что в следующий раз они могут появиться здесь опять через квартал. Муж стал убеждать механиков, что постановка двигателя на яхту, находящуюся на слипе, — технически разрешимая проблема. После недолгого сопротивления они согласились попробовать, очевидно, доверяли действиям джентльмена из Польши. Тот велел найти длинную доску и приставить ее к борту в районе носового люка. Затем мужчины толкали двигатель по доске, а я тянула его фалом стакселя. Тем же фалом опустили установку в форпик. Механики оживились и в почти экспрессном темпе смонтировали двигатель. Осталось только проверить результаты трехмесячного пребывания его в ремонтной мастерской. Покрашенная «Мазурка» могла съезжать на воду.

Непрерывная ремонтная и представительская деятельность почти не оставляла времени на туризм. Мы были свободны, как правило, вечерами и пытались знакомиться с Сиднеем в темноте. Однако многого мы не достигли: пешком далеко не уйдешь, а наши знакомые могли покатать нас лишь в субботу или воскресенье. К тому же в жаркое время в душной машине долго было трудно выдерживать, поэтому охотнее всего мы ездили на великолепные пляжи. Там мы с удовольствием не только купались, но и наблюдали за обычаями австралийцев. Лишь в марте мы смогли посетить окрестные заливы — Ботани-Бей, Брокен-Бей и другие. Брокен-Бей был особенно хорош для пешего и водного туризма.

К сожалению, настал грустный день отъезда мужа. Даже погода изменилась — стало пасмурно и ветрено. Сокращение экипажа наполовину было очень чувствительно. Но отъезд уже невозможно было откладывать. Опять мы с Альбатросом остались одни, хотя моя «семья» на яхте увеличилась на три коалы и кенгуру.

Вернувшись с аэродрома, я пошла за утешением на соседний катамаран «Снупи» к молодой английской чете, совершавшей кругосветное плавание. В Новой Зеландии в семье прибавилась дочь Патти, которой в Сиднее исполнился год. Любимым ее занятием было хождение по палубе, часто сочетаемое с вываливанием за борт. Ее внеплановые купания ничуть не волновали молодую маму — она просто вытаскивала ее из воды и пускала на палубу, не меняя одежды. Я как-то сказала ей об этом, на что она добродушно ответила, что Патти снова намочит ее не раз. Такое, совершенно выходящее за рамки нормы, воспитание приносило ребенку очевидную пользу: Патти росла крупной, здоровой и не по возрасту развитой. Ее мама не слышала о детских болезнях и трудностях воспитания. Очевидно, катамаран был прекрасными яслями.

Наступала осень и холод постепенно выгонял яхты на север. Днем было тепло, как в польское лето, но после захода солнца резко холодало. Мы искали тепла в дружеских домах, но часто безуспешно: большинство зданий в Сиднее не отапливалось. Я закупала продукты. Меня предупредили, что в Квинсленде, а особенно в Дарвине, все намного дороже. Запасалась на три месяца пути, к сожалению, как раз до Дарвина.

Яхта и экипаж были в полной боевой готовности. Однако в намеченный срок нам помешал уйти шторм. Нагрянул с юго-востока, а мне нужен был с юго-запада, и превратил все побережье Нового Южного Уэльса в огромную быстрину. Некоторые яхты, пренебрегшие штормовым предупреждением, затонули. Мне много раз советовали держаться от берега на расстоянии одной-двух миль во избежание действия встречного течения. Правда, это требовало непрерывного бдения, но последний шторм научил меня осторожности.

Я следила ежедневно за прогнозом и уловила нужный момент. Очередной антициклон, идущий к Большому Австралийскому заливу, нес юго-западные ветры и, следовательно, старт.