Матушка Ольга

Матушка Ольга сидела у окна, рассеянно глядя на раскинувшийся за ним лес могильных крестов, между которыми кое-где виднелись пирамидки, увенчанные пятиконечными звездами. Эту безотрадную картину ей приходилось ежедневно созерцать уже почти месяц, с тех самых пор, как они с мужем приехали сюда, в отдаленный северный городок Н-ск. Из-за стены до нее доносилось нестройное пение хора. Слов было не разобрать, однако мелодия звучала до крайности заунывно, словно там, в молитвенном доме, соседствовавшем с пристройкой, где ютились они с мужем, кого-то отпевали. Дрожащим голосам незримых певчих вторил шум дождя, который зарядил еще со вчерашнего вечера и беспрерывно лил уже почти целые сутки. Так что Ольге казалось — люди за стеной правят панихиду по ее загубленной жизни, по ее молодости, которой суждено угаснуть в этом забытом Богом городишке. И вся природа оплакивает ее горькими, безутешными дождевыми слезами. Если бы она могла знать, что окажется здесь! Впрочем, разве такое возможно было предвидеть? Ведь все начиналось так хорошо, так хорошо…

Монахиня. 1878 г. Худ. Илья Репин

* * *

Ольга с детских лет усвоила: человек сам выбирает свою судьбу. Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше. И она привыкла оценивать все с позиций собственной выгоды. Выгодно окончила медсестринский техникум — ведь медсестры востребованы всегда. Правда, все ее поиски выгодной работы так и не привели к желаемым результатам, так что Ольге пришлось удовольствоваться местом процедурной медсестры в одной из городских больниц. Однако эту неудачу она компенсировала выгодным замужеством с молодым инженером, недавним выпускником технического института, которого отбила у своей лучшей подруги. Потому что Михаил подавал немалые надежды, как ученый. И сразу же после получения диплома был принят на работу в научно-исследовательский институт, а также — в аспирантуру. Наверняка в недалеком будущим он стал бы известным и, самое главное, высокооплачиваемым ученым. Однако спустя два года после их свадьбы, а именно в 1990 году, во время перестройки, институт, где работал Михаил, был закрыт по причине нерентабельности, а все его сотрудники — уволены. Дальнейшая их судьба не интересовала никого.

Михаил тяжело переживал крах своих надежд. Он часами просиживал дома, молча уставившись в окно или на стену. Напрасно Ольга требовала от мужа заняться поисками работы, угрожая в противном случае разводом. Она добилась лишь того, что каждое утро спозаранку Михаил стал уходить из дома. И появлялся лишь к вечеру. Тем не менее в один прекрасный день он выложил ей на стол деньги. Весьма небольшие, но все-таки явно где-то заработанные. Это немного успокоило Ольгу — наконец-то муженек послушался ее и взялся за ум. И она отложила развод на неопределенное «потом», решив поступить по принципу «поживем-увидим».

Через некоторое время в их доме начали происходить перемены. Помимо руководств по вычислительной технике, которые постоянно читал Михаил, и которые, к великому неудовольствию Ольги, наводняли их двухкомнатную квартиру, так что было непонятно, кто в ней хозяин: люди или книги, появились совсем другие фолианты. В мягких обложках, напечатанные непривычным Ольге шрифтом, с «ятями» и «фитами», так, как это было принято в старину. И названия у них тоже были необычными: «Добротолюбие», «Невидимая брань», «Илиотропион»… Поначалу их было немного. Но со временем становилось все больше и больше, так что они сперва потеснили технические книги, а затем и вовсе вытеснили их: под диван, в кладовку, на антресоли, в мусорный контейнер… Одновременно с ними в комнате Михаила появились иконы: одна, две, три… пока ими не оказалась увешанной вся стена напротив входной двери. Параллельно с этим стали меняться внешний вид и поведение экс-инженера: он отпустил бороду и отрастил волосы. И утром и вечером уединялся в своей комнате, где подолгу молился перед развешанными на стене иконами, предварительно затеплив свешивающуюся с потолка на цепочках красную стеклянную лампадку. Там же он ночевал по вторникам и четвергам, к немалому недовольству своей супруги, которую несказанно удивляли и возмущали подобные причуды мужа. Однако Михаил, обычно до крайности мягкий и уступчивый, на сей раз проявил непривычную для него твердость и не поступился ни одной из своих новых привычек.

Поначалу Ольга решила, что ее супруг малость свихнулся от пережитых треволнений. Однако Михаил регулярно приносил домой деньги. Причем со временем эта сумма увеличилась почти вдвое. Тем не менее Ольге не давал покоя вопрос: где же все-таки работает ее муж? А что, если в…

Когда она высказала Михаилу свою догадку, он не стал запираться. И чистосердечно признался ей:

— Да, ты угадала. Я работаю в церкви. Вернее, несу послушание иподьякона в соборе. Хочешь пойти туда со мной?

Разумеется, она захотела. Не потому, что ее тянуло в храм. А просто из любопытства. Вдобавок, ей хотелось выяснить, какую выгоду можно извлечь из того, что Михаил связал свою судьбу с Церковью. Ведь не зря же говорят: с черной овцы — хоть шерсти клок. Наверняка церковные люди куда богаче пресловутых церковных мышей…

В ближайший выходной они с Михаилом спозаранку отправились в собор. Надо сказать, что Ольга чувствовала себя разведчицей, идущей на задание. Ведь, по настоянию мужа, ей пришлось вместо привычных джинсов надеть длинную юбку и спрятать волосы под темный платок. В итоге, взглянув в зеркало, она не узнала себя. Что ж, это лишний раз свидетельствовало — конспирация удалась. Кто теперь, взглянув на нее, догадается, что она идет в церковь в первый раз?

Несмотря на то, что уже через пятнадцать минут от начала службы у Ольги с непривычки заболели ноги, она мужественно выстояла всю воскресную Литургию, а также последовавшие за ней молебны и панихиду. За это время она бдительным оком медсестры успела заметить немало интересного и наводящего на размышления. Прежде всего — то, что собор был переполнен людьми. Они стояли так тесно друг к другу, что между ними, как говорится, некуда было яблоку упасть. Неудивительно, что к свечному ящику тянулась целая очередь, и свечи, иконки и крестики шли нарасхват. Но, самым главным из увиденного Ольгой были бородатые люди в длинных черных одеждах и с крестами на груди, которых прихожане называли батюшками и выказывали им величайшее почтение. Им низко кланялись, целовали руки, совали шоколадки, баночки с вареньями и соленьями, а иногда и купюры. И Ольга поняла: Церковь — это весьма доходное место. Вдобавок, гораздо более перспективное, чем институт, в котором когда-то работал ее муж. Вон, сколько церквей сейчас открывают по стране! А для того, чтобы в них служить, нужны священники… Не со стороны же их будут брать! Михаил работает в соборе. Значит, он имеет все шансы стать батюшкой. Точнее сказать, он должен стать им.

По дороге домой Михаил спросил Ольгу, понравилось ли ей в соборе. Разумеется, она сказала ему правду. Вернее, лишь ту ее частицу, которой она сочла возможным поделиться с мужем. Зачем посвящать его в свои планы? Еще, чего доброго, заартачится. Гораздо разумнее осуществить их исподволь, зато наверняка. Да, ей понравилось в храме. И она хочет побывать там еще раз. Мало того — креститься. Причем как можно скорее. А потом — и венчаться с Михаилом.

Эти слова привели ее мужа в восторг. Как же он рад, что теперь они будут не только супругами, но и единоверцами! Не иначе, как Господь внушил ей желание креститься, как в свое время — святой княгине Ольге, чье имя она носит!

Он радовался этому, как ребенок. Что до Ольги, то она всего лишь приступила к осуществлению плана, задуманного ею в то самое время, когда она стояла на той, судьбоносной для нее, Литургии.

* * *

Разумеется, первым делом она крестилась. Ведь это открывало ей путь в Церковь. Между прочим, Михаил позаботился о том, чтобы обставить ее крещение самым торжественным образом. Ее, жену соборного иподьякона, крестили не так, как прочих людей, скопом, собрав в притворе толпу народа разного пола и возраста: от истошно орущих младенцев до втихомолку ворчащих взрослых. Нет, ее крестили отдельно, в комнате наверху, где обычно происходили спевки церковного хора. Мало того, Михаил купил ей для этой цели специальную рубашку, а также маленький золотой крестик. И Таинство Крещения над Ольгой совершил сам настоятель собора, протоиерей Тихон, бездетный старик-вдовец, по-отечески, или скорее, по-дедовски благоволивший к молодому иподьякону, которого он называл не иначе, как Мишенькой. Так Ольга стала православной.

С тех пор она каждый выходной посещала собор. И даже прочла кое-какие из мужниных церковных книжек. Ведь если вера — дело выгодное, то отчего бы не уверовать? Постепенно она стала в храме своей, перезнакомившись со всеми матушками-попадьями и матушками-дьяконицами, с певчими, свечницами и даже с некоторыми из прихожанок. Общение с ними подтвердило ее догадку: к ней, жене иподьякона, относятся, как к будущей матушке. Оставалось лишь желать, чтобы это произошло поскорее. Что ж, Ольга всегда умела добиваться своего. Не проходило и дня, чтобы она не напоминала Михаилу: он должен подать епископу прошение о своем рукоположении в священный сан. Почему он медлит сделать это? Чего он ждет? Он что, хуже других? Или он намерен весь век проходить в служках? В то время, как другие, более практичные люди, поступают гораздо умнее и не упускают представившегося шанса… Капля камень долбит — в конце концов Михаил не выдержал, махнул рукой, написал требуемое прошение и снес его в епархиальное управление. На все воля Божия — лишь бы только жена оставила его в покое.

Новодевичий монастырь. Башни. 1926 г. Худ. Аполлинарий Васнецов

Однако тогдашний епископ Михайловский Паисий, будучи человеком старой закваски, вдобавок, духовно многоопытным архипастырем, придерживался мнения святого Апостола Павла о том, что иерей «…не должен быть из новообращенных, чтобы не возгордился и не подпал осуждению с диаволом» (1 Тим. 3, 6). А Михаил крестился всего лишь полтора года тому назад… Поэтому мудрый Владыка положил его прошение под сукно, решив на некое время отложить рассмотрение оного. А там и вовсе забыл о нем.

* * *

Неизвестно, сколько еще пришлось бы Михаилу ходить в иподьяконах, а Ольге — донимать его требованиями напомнить епископу о поданном прошении. Но тут в дело вмешалось то ли Провидение, то ли просто случай. Владыка Паисий, возглавлявший Михайловскую кафедру вот уже одиннадцатый год, был перемещен с повышением в одну из южных епархий. А на смену ему в Михайловск приехал молодой, только что хиротонисанный епископ Максим, в недавнем прошлом — отец-эконом одной из известных и крупных мужских обителей.

Будучи человеком деловым, Владыка Максим сразу же по прибытии в свою епархию заявил, что намерен в самом скором времени возродить в ней Православие. И принялся за это благое дело самым энергичным образом. Первым делом он отправил за штат престарелого соборного настоятеля, протоиерея Тихона, который имел неосторожность в кругу своих посетовать: «зачем он в город наш приехал, зачем нарушил наш покой?», заменив его приехавшим вместе с ним иеромонахом Антонием. После этого Владыка Максим объехал вверенную ему епархию, ознакомившись с состоянием и жизнью всех тамошних приходов, и нашел их неудовлетворительными. За исключением лишь одного отдаленного прихода в захолустном городке Н-ске, где имелся даже не храм, а молитвенный дом, перестроенный из обычного одноэтажного деревянного дома и освященный в честь Праздника Покрова Пресвятой Богородицы. Тамошний настоятель, игумен Гермоген, к приезду высокого гостя успел обить его новой вагонкой и выкрасить в радующий глаз светло-зеленый цвет. В придачу же — разбить у входа несколько клумб и посадить там бархатцы, которые, по слухам, очень любил новый Владыка, а между клумбами поставить удобные скамеечки с резными спинками. В итоге церковный дворик приобрел очень нарядный вид, а предприимчивый священноинок удостоился архипастырской похвалы.

— Добре, пастырю благий и верный, вмале был еси верен, над многими тя поставлю, — пообещал довольный Владыка, покидая приход отца Гермогена. И действительно, в ту же неделю вызвал отца игумена в Михайловск и поставил настоятелем только что возвращенного Церкви пригородного Успенского монастыря, тем самым положив начало возрождению иноческой жизни во вверенной ему епархии.

Однако вскоре после этого в областной газете «Северная Звезда», а именно в недавно появившемся в ней разделе «Клир и мир», была опубликована статья под заглавием «Зарастает дорога к храму». В ней некий С. А. Громов горько сетовал на произвол церковников в лице епископа Максима, который лишил верующих города Н-ска их любимого отца Гермогена, сослав его в Успенский монастырь. И вот теперь дорога к местному храму обречена зарасти травой забвения, поскольку архиерей явно не собирается внять гласу безутешных прихожан, и вернуть им пастыря.

Ознакомившись с этой заметкой, Владыка Максим погрузился в раздумья. В самом деле, переводя отца Гермогена в Михайловск, он забыл назначить ему преемника. Чем не преминули воспользоваться враги Церкви в лице С. А. Громова, истолковав благое деяние епископа с точностью до наоборот. Требовалось срочно раз и навсегда заградить бездверные уста подобных борзописцев. Разумеется, не возвратив отца Гермогена в Н-ск, а прислав на его место нового батюшку. Вот только — где его взять?

Тут-то епископ и вспомнил об обнаруженном им среди бумаг Владыки Паисия прошении соборного иподьякона Михаила об его рукоположении в священный сан. В итоге уже на другой день тот сидел в кабинете архиерея.

Ввиду крайней занятости епископа, его беседа со ставленником была весьма краткой:

— Здоровы? Женаты? Венчаны? Тогда зайдите в канцелярию, возьмите допрос и присягу и отнесите духовнику. А сами готовьтесь. В это воскресенье я вас рукоположу.

Действительно, в воскресенье церковный хор уже пел Михаилу «аксиос». Так он стал диаконом, отцом Михаилом. А Ольга — матушкой-дьяконицей. Как же она радовалась своей победе! Не зная, сколько горькое разочарование ожидает ее в ближайшем будущем.

* * *

Дьяконское служение отца Михаила было недолгим. Спустя две недели епископ рукоположил его во иерея. Что до Ольги, то она теперь стояла в храме не среди простых прихожан и прихожанок, а, как жена священника, занимала почетное место на левом клиросе рядом с другими матушками. И вместе с ними во время Богослужений шепотом обсуждала обновки, покупки и всевозможные сплетни, на которые, как это известно всем, женский язык особенно горазд и падок. Разумеется, предметом сих сплетен была жизнь Михайловской епархии, иначе говоря: батюшек, матушек и даже самого епископа Максима. За этим увлекательным занятием они и коротали службу за службой… пока не грянул гром.

Едва новопоставленный иерей Михаил успел отслужить положенные сорок Литургий, как Владыка Максим снова призвал его к себе.

— Вот что, отче, — без обиняков заявил епископ. — Пришла пора тебе послужить Святой Матери-Церкви. Я подготовил указ о назначении тебя настоятелем в один из лучших храмов епархии.

И выдержав паузу, добавил:

— В Покровский храм города Н-ска.

Отец Михаил выслушал эту новость с покорностью агнца, ведомого на заклание. Надо сказать, что его куда больше страшила не перспектива ехать за тридевять земель в забытый Богом городишко, а бурная семейная сцена, которую ему устроит матушка Ольга, узнав о подобной «ссылке с повышением». Однако, какие бы громы и молнии ни обрушивала разъяренная попадья на голову своего безответного супруга, даже ей пришлось подчиниться владычней воле и отправиться вслед за мужем на его новое место служения, утешая себя мыслью — лучше быть супругой настоятеля в Н-ске, чем женой рядового священника в Михайловске…

* * *

И вот теперь они уже почти месяц жили… нет, прозябали в этом убогом городке, похожем скорее на деревню, чем на город. Поначалу отец Михаил радовался красоте окрестностей, экзотичности местного быта, незаменимыми атрибутами которого были русская печь, дрова, колодец со скрипучим воротом. Умиляло его и трогательное убожество Покровского храма, заставлявшее вспомнить о тех деревянных церковках, что в былые времена своими руками строили по Святой Руси удалившиеся от суетного мира искатели пустынного жития. Однако спустя неделю его восторги сменилась подавленным молчанием, а еще через неделю — горькими сетованиями.

— Представляешь, какое искушение! — жаловался вечерами отец Михаил своей хмурой супруге. — Вчера в храме мышь видели… Полы-то насквозь прогнили, вот она и вылезла… А если, не дай Бог, она на Престол заберется? Или Агнец[28]погрызет? Ума не приложу, что делать… А хор… ну, да ты сама слышала: тянут кто во что, невпопад. Аж слушать тошно! Разве от такого пения на молитву настроишься? А тут у нас что? Печи дымят, вода — в колодце, все удобства на дворе! Понятно, отец Гермоген — аскет, ему все это и ни к чему было… а нам-то за что такая кара! Да ведь еще налог епископу нужно заплатить! Знаешь, сколько? А вот сколько! Представляешь! А откуда взять такие деньги, если прихожан: раз-два и обчелся? И храм — не храм, а гнилая развалюха. Проще сломать да новый построить. Вот только где деньги взять?

— А зачем новый строить? — утешила его Ольга, успевшая за время пребывания в Н-ске обозреть его немногочисленные достопримечательности. — Проще старый вернуть, закрытый, который в центре города стоит. Вернули же Успенский монастырь… да разве только его! Вот и мы потребуем, чтобы нам это здание вернули. Место там бойкое: слева — администрация, справа — универмаг. Вернем его, отремонтируем — народ к нам валом повалит. Ну, а тебя за это епископ в город переведет. Мало ли там стариков-настоятелей? Засиделись… пора молодым место уступить.

— А-а что в том храме… ну, то есть в том здании сейчас находится? — поинтересовался отец Михаил.

— Да кто его знает? — ответила Ольга. — Не догадалась сразу посмотреть. Какие-то организации… Да ладно! Завтра схожу и выясню. Как говорится — утро вечера мудренее.

— Дай-то Бог! — воскликнул заметно воспрянувший духом отец Михаил.

* * *

Наутро Ольга отправилась на разведку. Спустя минут десять она уже стояла перед обшарпанным каменным зданием без крестов и куполов, с висящими у входа табличками: «Редакция газеты «Н-ский лесоруб», «Типография». «Н-ская городская библиотека». Так вот что за птицы обосновались под сводами поруганного храма!

Ольга распахнула недовольно скрипнувшую дверь. За ней обнаружился широкий коридор. А справа от него — лестница, ведущая куда-то наверх. Немного подумав, она решила начать осмотр здания с первого этажа. И медленно пошла вдоль по коридору, пока не остановилась перед белой дверью с табличкой «Библиотека». Немного постояв перед ней, она решительно, по-хозяйски взялась за дверную ручку и вошла внутрь.

Первое, что увидела Ольга, переступив порог библиотеки, был стеллаж прямо напротив входа. На нем красовалась броская надпись: «Наука и религия». А ниже, на стеллаже располагались книги и брошюры с говорящими сами за себя названиями: «Библия для верующих и неверующих», «Забавное Евангелие», «Катихизис без прикрас», «Как душу в плен берут», «Конец тихой обители». Подобное кощунство в стенах бывшего храма до глубины души возмутило Ольгу. Разве могла она, жена священника, оставить его безнаказанным?

— А что это тут у вас сплошное безбожие? — спросила она пожилую сухощавую библиотекаршу с гладко зачесанными и собранными сзади в пучок редкими седыми волосами, которая сидела за столом, уткнувшись в какую-то книжку.

— По-вашему, мракобесие лучше? — парировала та, строго взглянув на Ольгу сквозь круглые очки в металлической оправе.

— Вы должны уважать права и чувства верующих, — не сдавалась матушка, окончательно вошедшая в роль защитницы Православия. — Немедленно уберите это кощунство.

— Все останется так, как есть, — невозмутимо ответила седовласая дама. — Собственно, кто вы такая, чтобы мне указывать?

— К вашему сведению, я — матушка, — с торжеством объявила Ольга. — Жена отца Михаила.

— Ну, тогда и идите в свою церковь. Там и командуйте, — изрекла библиотекарша тоном директрисы школы, отчитывающей провинившуюся первоклашку. — А здесь директор — я. И пока я тут сижу, все будет по-моему.

— Так недолго вам здесь сидеть осталось! — выкрикнула Ольга, взбешенная столь неуважительным отношением к своей персоне. — Скоро вас всех отсюда выгонят! Храм должен быть домом молитвы! — весьма кстати вспомнились ей слова из Евангелия. — А вы сделали его вертепом разбойников!

И она выскочила из библиотеки, громко хлопнув дверью. Все-таки последнее слово в их споре осталось за ней!

Она не знала, что ее разговор с библиотекаршей происходил отнюдь не тет-а-тет, а при свидетелях. Вернее, при одном свидетеле. Им был высокий худощавый мужчина лет тридцати, который, сидя за уединенным журнальным столиком, полускрытым книжными полками, с нескрываемым интересом слушал словесную перепалку матушки-попадьи и старой коммунистки-библиотекарши. А по окончании ее криво усмехнулся и поспешил к своим, дабы сообщить им пренеприятное известие, суть коего выражалась грозным обещанием матушки Ольги: «скоро вас всех отсюда выгонят»! Ибо он был сотрудником местной газеты «Н-ский лесоруб» Сергеем Анатольевичем Громовым. Человеком, уже успевшим стяжать некоторую известность в церковных кругах Михайловской епархии…

* * *

…В помещении редакции «Н-ского лесоруба» царило необычайное оживление. Еще бы! Ведь в тихом Н-ске давно уже не происходило никаких событий. А тут, шутка ли, самый настоящий скандал!

— Что ты говоришь? Нет, что ты говоришь? — бурно жестикулируя, вопрошал редактор, Соломон Яковлевич Миркин, низкорослый, лысый, чрезвычайно живой, несмотря на свой почтенный возраст, старичок. — Так прямо и сказала: вас скоро всех отсюда выгонят? Вот ведь дела-то! Как говорится, не было печали… Значит, так и сказала? Ай-ай-ай…

— Да, именно так и сказала, — подтвердил Сергей Громов, чрезвычайно довольный тем, что оказался в центре всеобщего внимания. — Да еще и добавила: мол, превратили дом молитвы в разбойничий вертеп…

— Ишь ты! — восхитился Соломон Яковлевич, довольно потирая ручки. — Ишь ты! Вот это да! Библию цитирует… Это же надо же, а? Выходит, у нас завелся опасный идейный противник! «И что ж нам делать, как нам быть, как нам горю пособить?»

— А вот вы и придумайте, Соломон Яковлевич, — ответствовал корректор Николай Иванович, едва сдерживаясь, чтобы не прыснуть. Ведь он, как и прочие сотрудники редакции, прекрасно знал характер своего шефа. И хорошо понимал, что сейчас старый хитрец, притворно сетуя и вздыхая, продумывает в уме некую искусную комбинацию, способную свести на нет угрозы новоявленной противницы. — Чай, вы у нас… Соломон. Как говорится, имя обязывает…

— Что ж, будь по-вашему, — лукаво улыбнулся тезка и соплеменник премудрого царя. — Значит, она Библию вспомнила? Что ж, в таком случае будем бить врагов их же оружием. Вооружимся, так сказать, змеиной мудростью… Ну-ка, Сергей Анатольевич, ты у нас по части религии самый подкованный, тебе и вопрос. Скажи-ка мне: кого в раю змий искусил?

— Адама… — медленно произнес Громов, пытаясь разгадать тонкий намек коварного старика. И вдруг расхохотался. — А сначала — его жену Еву.

— То-то и оно, что сперва — Еву, — ответствовал главный редактор, явно довольный проницательностью младшего коллеги. — Эх, будь я лет на пять моложе, сам бы рискнул! Ан не судьба! Вдобавок, и внешность у меня… м-м-м… не славянская. А льва узнают по когтям… Так что тебе все карты в руки! Действуй… змий-искуситель!

* * *

…К полудню дождь наконец-то кончился. Правда, отец Михаил, отслужив Литургию, тут же уехал в дальнее село то ли крестить, то ли отпевать кого-то. Что до Ольги, то она решила сходить в магазин. Не столько за покупками, сколько просто чтобы скоротать время до приезда мужа.

Возвращаясь оттуда, она еще издали заметила незнакомца, неспешно и задумчиво прогуливающегося по тропинке возле храма. Кто он? И что ему тут нужно? Почему-то Ольге показалось, что она уже где-то видела этого человека… Причем совсем недавно. Хотя где именно? Нет, исключено. Этого не может быть. Она видит его впервые.

Как ни странно, незнакомец не обращал на нее внимания, словно был всецело погружен в собственные думы. И это позволило Ольге рассмотреть его получше. Статная фигура, черные волосы с легкой проседью, высокий лоб, нос с горбинкой. Интеллигентное лицо. Мало того — куда более красивое, чем у ее мужа. Но все-таки: кто он такой и что здесь делает? Впрочем, последнее можно угадать без труда: он пришел к ее мужу-священнику. Не к ней же… кому здесь есть дело до нее? Даже ее собственный супруг с утра до вечера то служит в храме, то мотается с требами по соседним селам, явно не торопясь домой. Так что она вынуждена коротать дни в одиночестве… хотя это куда лучше, чем точить лясы с прихожанками. Что общего у нее, матушки, жены настоятеля, с этими недалекими старухами, которых не интересует ничего, кроме сплетен?

Но тут незнакомец поднял голову. Глаза их встретились…

— Вы к отцу Михаилу? — спросила Ольга, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно строже. Какой у него странный взгляд! Проницательный и одновременно… ласковый. Когда-то ее муж тоже смотрел на нее так. Увы, это было слишком давно…

— Не совсем… — мягким баритоном произнес незнакомец.

— Тогда к кому же? — на сей раз в голосе Ольги слышалось откровенное любопытство.

— А разве душе, ищущей Бога, нужны посредники? — вопросом на вопрос ответил незнакомец. — Разве Господь не везде? И только книжники и фарисеи пытаются заменить живую веру мертвой буквой. В то время, как Христос учил совсем иначе. И за это они распяли Его. Как и поныне продолжают преследовать носителей живой веры и живой мысли… Всех тех, кто не таков, как они. Тех, кто чище, умнее, лучше их…

Ольга слушала его… и ей все больше казалось, что он говорит правду. В самом деле, почему епископ Максим послал их в это захолустье? Не потому ли, что они лучше, чище, умнее всех батюшек и матушек в Михайловской епархии? И именно поэтому оказались гонимы…

— Может, зайдем в дом? — предложила Ольга незнакомцу. В конце концов, что плохого в том, если они немного побеседуют вдвоем? Пока-то еще вернется ее муж! А ей так хочется излить кому-нибудь свою душу! За чаем их беседа приняла еще более задушевный характер:

— Я не понимаю, дорогая Ольга Алексеевна, как вы, такая молодая, красивая, образованная женщина, можете прозябать в этой жалкой глуши? — с искренним недоумением вопрошал гость. — Ведь вы же губите себя, моя милая, вы просто губите себя… Ольга с трудом сдерживала слезы. Разумеется, она все понимает… Но разве она оказалась здесь по своей воле?

— Видите ли, — промолвила она, украдкой смахивая слезу. — нас сюда направил епископ… Раньше мой муж был инженером, а потом захотел стать священником…

— О, как же я понимаю вас обоих! — сочувственно произнес незнакомец. — Духовно одаренные люди всегда вызывали неприязнь у погрязшей в консерватизме церковной иерархии. Лев Толстой, Коперник, Джордано Бруно… сколько великих умов прошлого и настоящего стали ее жертвами! Вот и вы тоже…

И тут Ольга не выдержала и, захлебываясь словами и слезами, принялась рассказывать участливому незнакомцу про то, как они с мужем (между прочим, в свое время он был многообещающим ученым!), страдают тут по вине епископа Максима. Им приходится колоть дрова, топить печи и ходить по воду на колодец. А в каком храме служит ее муж! Полы там гнилые, так что в алтарь забегают мыши. Хор поет настолько фальшиво, что просто уши вянут. Но этого мало! Они еще обязаны заплатить в епархиальное управление налог. А сумма его, между прочим, составляет… Где они возьмут такие большие деньги?

Незнакомец ласково коснулся рукой ее плеча:

— Понимаю, милая, понимаю. Я сразу почуял в вас родственную душу… Послушайте! Мы могли бы быть счастливы вместе. Если бы вы только согласились… Впрочем, не смею настаивать. Подумайте. И, если решитесь, найдите меня.

— Хорошо, я подумаю, — медленно ответила Ольга, несколько смущенная подобным предложением. — А-а… где вы живете? И, кстати, как вас зовут?

— «Что в имени тебе моем?..» — процитировал незнакомец. — Что ж, если вам угодно его знать, меня зовут Сергеем. Но лучше зовите меня просто Сережей. Кстати, отчего бы нам не перейти на «ты»? Не возражаете? Так вот, милая Оленька, я живу недалеко от магазина. Помните, там рядом стоит двухэтажный серый дом? Он еще немного покосился… Вот там, в третьей квартире, я и живу. Надумаете — приходите. А пока — позвольте откланяться. Но помните — я жду вас… До свидания!

После ухода Сергея Ольга еще долго не могла успокоиться. Как же он умен! Как красноречив! Как внимателен! Разве ее муж-тихоня способен сравниться с этим обаятельным красавцем? Разве он когда-нибудь говорил ей: «я почуял в вас родственную душу»?..

Увы, Ольга не догадывалась, что они с Сергеем и впрямь были весьма родственными душами…

* * *

Сергей Громов с детских лет усвоил: творцом своей судьбы является сам человек. И он привык оценивать все с позиций собственной выгоды. В конце концов, так поступают все люди. Правда, далеко не всем из них везет. Вот и ему, талантливому молодому журналисту, который год приходится торчать в этом убогом Н-ске, кропая статейки для захудалой газетенки. Видите ли, в редакции областной газеты находится место для всяких бездарей и недоучек, но не для него! Правда, в последнее время, после серии антиклерикальных статей, получивших широкий резонанс среди общественности Михайловской области, ему дали понять: еще один подобный материал, и он получит место в редакции «Северной Звезды». Однако легко сказать, да трудно сделать. Как говорится, нужны факты, причем как можно более скандальные. А где их взять в таком тихом омуте, как отдаленный тихий Н-ск?

И тут сама судьба послала ему эту дурынду-попадью. Ишь, как она разрюмилась, стоило ему изобразить из себя ее восторженного поклонника! Что ж, ему не впервой очаровывать глупых бабенок! Впрочем, эта являет собой весьма неприглядное сочетание редкостной дуры с редкостной стервой. Бр-р-р… Зато теперь у него в руках такие факты, что можно загодя собирать чемоданы: место в редакции областной газеты ему обеспечено. Остается лишь придумать, как назвать статью. «Откровения попадьи». Или «Тайны Михайловской епархии»? В любом случае скандал на всю область обеспечен. Как, впрочем, и место в «Северной Звезде». Что ж, он явится в Михайловск победителем. А там… со временем он найдет способ перебраться и в столицу. Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше… Чем он хуже других?

* * *

Три дня Ольга до головной боли раздумывала над предложением Сергея. И наконец, решилась. Он прав — оставаться в Н-ске значит губить себя. В конце концов, она оказалась здесь по вине мужа. Ведь не ее же сюда направил епископ. Михаил сам хотел стать священником… Что ж, в таком случае пусть он и остается здесь. Как говорится, за что боролся, на то и напоролся… А она не намерена преждевременно состариться в этом захолустье. Она вернется в Михайловск… вместе с Сергеем. Медсестры востребованы всегда, так что проблем с работой у нее не будет. Что до Сергея… Кстати, она совсем забыла поинтересоваться его профессией… Впрочем, разве это так важно? Главное — они с ним — родственные души. И он ждет, когда она подтвердит это, придя к нему.

Ее раздумья прервали шаги за окном. Это почтальон принес свежую газету. Сразу же по прибытии сюда отец Михаил выписал «Северную Звезду». Потому что так захотела Ольга. Это давало ей возможность узнавать областные новости. По этой причине она всегда начинала просматривать газету с последней страницы, где они обычно публиковались.

Но что это? Почти половину ее любимой страницы занимала статья, озаглавленная «Лицемеры в рясах». Внизу стояла подпись автора: С. А. Громов. Ольга недовольно поморщилась: опять какой-то продажный писака поливает грязью Церковь. Причем наверняка не просто лжет, но лжет нелепо, как это делают недалекие атеисты, путающие дьяка с дьяконом, а кадило — с паникадилом.

Однако, пробежав глазами статью, Ольга убедилась: С.А. Громов был на редкость хорошо осведомлен в церковных сплетнях, которыми еще месяц назад она сама обменивалась с матушками-попадьями и матушками-дьяконицами, стоя на левом клиросе собора. Он знал и о легендарных кутежах соборного протодьякона отца Павла в ресторане «Сполохи». И о таинственном исчезновении из кладбищенского Ильинского храма нескольких икон, подаренных туда прихожанами, которые вскоре с великим удивлением узрели свои пропавшие дары на полках антикварного магазина, куда их, по слухам, сдал сам отец настоятель. И о бурных сценах, которые устраивает соборному священнику отцу Николаю его ревнивая матушка, так что он уже собирается с горя податься в монахи … Досталось и прежнему епископу, Владыке Паисию, слывшему столь страстным любителем кошек, что, как поговаривали злые языки, он даже посетителей принимал, держа на коленях любимого персидского кота Барсика, и приставил к его персоне одного из своих иподьяконов. Однако все это было мелочью по сравнению с теми громами и молниями, которые автор статьи обрушивал на нового епископа, Владыку Максима:

«Этот служитель культа, из молодых, да ранних, отличается редкостным лицемерием, — писал С.А. Громов. — Едва прибыв во вверенную ему епархию, он во всеуслышание заявил, что намерен возродить в ней духовность. Вероятно, именно с этой целью он произвел рокировку среди местного духовенства, отправив в захолустье молодого соборного священника, отца Михаила Т., в прошлом известного ученого, и приблизив к себе недалеких личностей вроде игумена Гермогена, печально известного тем, что он привел вверенный ему храм в городе Н-ске в столь плачевное состояние, что там по алтарю прямо во время Богослужений разгуливают крысы. Между прочим, этот пастырь не имеет никакого духовного образования, и еще в недавнем прошлом работал комбайнером. Вероятно, именно поэтому он и угодил в фавор у епископа Максима. Ведь и сам Владыка горазд собирать урожай с приходов, облагая их непосильным налогом. Так, для Покровского храма города Н-ска эта сумма составляет… р. Или, по мнению епископа Максима, возрождение духовности состоит в собственном обогащении? В таком случае, ему стоит вспомнить слова Христа: „не можете служить Богу и маммоне“ (Мф. 6, 24)».

Ольга похолодела от ужаса. Потому что таинственный С.А. Громов знал на редкость много для атеиста. Более того — даже для церковного человека. Откуда он мог знать о прежней профессии ее мужа? А также о плачевном состоянии Покровского храма. Похоже, этого врага Церкви информировал кто-то «из своих». Но, самое главное — откуда он узнал точную сумму злополучного налога? Ведь это было известно лишь отцу Михаилу. И ей…

Она еще раз пробежала глазами фамилию и инициалы автора статьи. И содрогнулась от страшной догадки. «С.» наверняка значит «Сергей». Так вот, кем был ее участливый, сладкоречивый гость! Выходит, он лгал ей, называя милой Оленькой и предлагая руку и сердце! А она, как последняя дура, поверила ему. И разболтала то, о чем ей случайно проговорился муж. Он доверял ей. А она… выходит, она предала его! Впрочем, разве она сделала это только один раз?

Но наверняка все еще можно исправить. Разумеется, прежде всего она спрячет газету. Отец Михаил вернется с треб только под вечер. Значит, у нее есть время. Сейчас она пойдет к этому лживому писаке! Как-никак он сам разболтал ей, где живет. Что ж, сейчас выскажет этому обманщику в лицо все, что о нем думает! И заставит его написать в газету опровержение… Иначе! Иначе…

Он горько пожалеет о своем обмане!

* * *

Ольга вбежала в подъезд покосившегося серого домика. Вот она, квартира номер три. Она постучала. И, не услышав за дверью ни звука, изо всех сил забарабанила по ней кулаком. Никто не откликнулся. Тогда она принялась яростно колотить по содрогающейся двери обоими кулаками, пинать ее ногами… Он что, решил поиграть с нею в прятки? Не на ту напал! Пусть даже ей придется выломать дверь — она все равно доберется до этого подлеца!

Но тут за спиной Ольги раздался недовольный женский голос:

— Ты чего тут расшумелась? Тебе кого нужно?

Ольга обернулась и увидела неряшливо одетую мужеподобную женщину средних лет, от которой густо разило перегаром. Похоже, та была настроена весьма решительно в отношении незваной гостьи, посмевшей нарушить ее покой.

— Так кого тебе нужно-то? — переспросила та, с угрожающим видом перешагивая через порог.

— А-а… где Сережа? — испуганно пролепетала Ольга, пятясь к лестнице. — Ну, то есть Сергей…

— А ты кто ему будешь? — с нескрываемым презрением поинтересовалась женщина. — Очередная подружка, что ли? Если хочешь знать, дружок твой в Михайловск укатил. Что смотришь-то? Не сказал? Так я тебе это скажу. Я-то, в отличие от него, всегда правду говорю… Вчера собрал манатки и укатил. Еще похвастался, будто его там в какую-то газету работать взяли. Так что опоздала, детка! Раньше надо было думать-то…

* * *

Ольга не помнила, как дошла домой. Господи, что же ей теперь делать? Рассказать обо всем мужу? Но как она решится сделать это? Нет, лучше молчать. Может быть, все еще обойдется. В конце концов, никто не докажет, что именно она выболтала ушлому журналисту все известные ей церковные тайны. Ведь они беседовали наедине. Хотя… этот Сергей Громов из тех, кто ради красного словца не пожалеет и отца. Так что, если его призовут к ответу, он не пощадит ее. Собственно, он уже это сделал…

Ее размышления прервал телефонный звонок. Наверняка им звонят по поводу злополучной статьи… Но кто именно? И что ей делать? Снять трубку? Или пусть люди на другом конце провода сочтут, что их с мужем нет дома? По крайней мере, это на некоторое время отдалит развязку… А там она наверняка что-нибудь придумает. Ведь не зря же говорят: безвыходных положений не бывает. Вот и тут наверняка найдется какой-нибудь выход…

Прозвонив с полминуты, телефон наконец-то смолк. Однако на дворе послышались чьи-то шаги. Ольга метнулась к окну и облегченно вздохнула. Это вернулся домой отец Михаил. Ольга давно не видала своего мужа таким радостным. Впрочем, она сразу заметила, что ее супруг немного навеселе. После переезда в Н-ск такое с ним случалось все чаще и чаще: отец Михаил явно начинал спиваться…

— Ну, Оленька! — произнес он, едва переступив порог. — Кажется, Господь нас услышал. Освящал я сегодня дом у одного местного бизнесмена. У него под Н-ском свой лесопильный завод. А он за это пообещал, что когда нам старый храм вернут, поможет с ремонтом. Так что «с нами Бог, разумейте языцы и покоряйтеся: яко с нами Бог!» — пропел он, размахивая рукой на манер регента.

Увы, Ольга была не в силах разделить его радость. Пожалуй, впервые за полтора года, прошедшие со времени ее крещения, она искренне молилась Богу: «заступи, спаси, помилуй»! И в этот миг телефон зазвонил снова. Отец Михаил подошел к нему и снял трубку.

Ольга смотрела, как его лицо становится все более серьезным. Кажется, он что-то произнес… повесил трубку. Неужели это конец?

Отец Михаил резко обернулся к ней:

— Это звонил отец секретарь. Меня вызывает епископ. Срочно. Ума не приложу, что могло случиться… Завтра после Литургии я поеду к нему. Пожалуйста, погладь мой парадный подрясник. Оля, Оля, ты меня слышишь? Что с тобой, Оля?!