Основной вопрос социал-демократической философии 12 страница

В идеалистическо-спиритуалистической
шкале наверху лестницы находится дух; это

он придает смысл и ценность всему осталь-
ному, либо вместе с идеализмом представляя
единственную реальность, так как материаль-
ные видимости создаются им или существуют
только для него, либо вместе с спиритуализ-
мом являя, сверх материальной действитель-
ности, которая составляет лишь его опору
или его окружение, высшую действительность,
в которой природа завершается и которою
она объясняется. — В материалистической

шкале, напротив, все исходит от материи
и все к ней возвращается. Она — вечный и
[неизменный] творец всех зрелищ вселенной,
включая и зрелище жизни, и зрелище созна-
ния. Жизнь лишь особый — среди бесконеч-
ного множества других — вид комбинаций,
которые слепой случай извлекает из первичной
материи. Сознание, мысль суть лишь явления
жизни; мозг выделяет их, как печень выделяет
желчь...

Мысль или, на худой конец, нечто из по-
рядка нематериального и свободного духа
необходимы и как высший принцип объясне-
ния, и как существенное начало бытия и тво-
рения. Поставьте дух, и в природе все станет

понятно. Уничтожьте его, и природа станет

непонятной. Она испарится в ничто.

Материализм, напротив, утверждает — если

мне позволено будет применить тот же упро-
щенный прием, — что каждый опыт, объяс-
няющий нам психологический факт, сводит
его к органическим фактам. Органическая

материя мало-помалу сводится к неоргани-

ческой материи. Сила есть не что иное, как
побуждение к толчку; это движение, состав-

ное с другим. Стало быть, в основе вещей
мы находим лишь грубое и слепое дви-
жение.

И вот скоро уже три тысячи лет, как эти
ценностные системы подхватываются в каждом
поколении, развиваются, иногда уточняются,
очень часто затемняются ухищрениями мысли,
которая никак не хочет признать себя по-
бежденной. А мы почти так же мало подвину-
лись вперед, как в самом начале.

Не значит ли это, в таком случае, что вопросы,
дебатируемые этими противоречивыми системами,
праздны и плохо поставлены? Желание установить
между вещами объяснительную иерархию не есть ли
вполне антропоморфический предрассудок? И не при-
надлежит ли этот предрассудок в гораздо большей
степени к стремлениям индивидуального чувства, не-
жели к рациональной дискуссии? В сущности эти си-
стемы ставятся и противопоставляются одна другой
в целях, весьма отличных от объективного познания,

и забота о них не имеет ничего общего с беспристраст-
ным исканием истины. И так как они не имеют отноше-
ния к позитивной дискуссии, не будем больше зани-
маться их обсуждением.

Либо я сильно ошибаюсь, либо современная фило-
софия в своих живых и мощных течениях, каковые
суть позитивизм и прагматизм, клонится к этому

выводу *...
[358—362] Если под философией подразумевать те умо-
зрения, которые по ту или по эту сторону опыта ищут начала,
конца и природы вещей, бесполезных основ науки или действия,
отягчая то, что прямо известно, непознаваемым, которое должно
его оправдать, если, одним словом, подразумевать старинные

диалектики, будут ли они рационалистические или скептические.

W. James

о

прагматизме

• У. Джемс, определяя прагматизм, настаивает

на мысли, что это система, отворачивающаяся от
априорных объяснений, от диалектики и метафи-
зики, чтобы постоянно обращаться к фактам и

опыту.

идеалистические пли материалистиче ские, индивидуалистические
или пантеистические, эти ученые, кажетс я, одержали победу.
У всех этих метафизик уже только один эст етический интерес,
который, впрочем, может быть захватывающим для тех, кто
питает к ним пристрастие: это индивидуальные грезы возвышен-
ных и мало практичных умов...

Науки складываются одновременно из сово-
купности некоторых экспериментальных резуль-
татов и из теорий целого, совокупности, которые
всегда в какой-то мере являются гипотезами.
Но эти гипотезы необходимы науке, ибо, пред-
восхищая будущий опыт и неизвестное, именно
им мы обязаны успехами науки. Они системати-
зируют все известное так, чтобы пролить свой
свет на неизвестное. Почему бы философии
не быть, таким же образом, общим синтезом
всех научных знаний, усилием представить себе
неизвестное функцией известного, чтобы помочь
его открытию и поддержать научный дух в его
настоящей ориентации? Она бы отличалась от
науки лишь большей общностью гипотезы; фи-
лософская теория, вместо того чтобы быть теорией
группы изолированных и хорошо разграниченных
фактов, была бы теорией совокупности фактов,
которые нам являет природа, системой природы,
как говорили в XVIII веке, или же по крайней
мере прямым вкладом в теорию такого рода.

Философская точка зрения не противопостав-
ляется научной точке зрения; она с ней сопостав-
ляется. Даже когда ученый прилагает все усилия
к тому, чтобы достигнуть позитивности, он есть
философ, ибо сама позитивность есть философия...

Наука не должна отличаться от философии
пи предметом (он один и тот же: дать отчет об
опыте), ни методом (он должен быть такой же,
ибо научная дисциплина по самому своему опре-
делению есть единственная дисциплина, кото-
рою наш разум мог бы быть удовлетворен). Нет,
различие между ними лишь в точках зрения,
а отличает, и единственно должно отличать, на-
учную точку зрения от философской то, что
последняя гораздо более обща и всегда немнож-
ко предстает как авантюра....

[364—369] История показывает нам, что,
когда наука слишком отдаляется от самых
общих человеческих забот, составляющих суть

* — blagueur (франц.) — хвастун, враль. Ред.

большинства философских проблем, когда бре-
мя ответа на эти заботы она оставляет другим
умозрениям или традиционным верованиям по
необходимости или в излишнем благоразу-
мии, она прозябает или приходит в упадок.
Нужно, значит, и непременно нужно, чтобы
завоевания науки и научного духа были за-

щищены, в случае надобности наперекор им

самим, от чрезмерной самонадеянности или
от авантюры, когда они превышают свои пра-
ва. Ибо чрезмерная смелость — какую являют
нам, например, некоторые материалистические

обобщения, — у здравых и прямых умов не ме-

нее опасна для науки, чем у простонародья
его робость й опасливый ум. Стало быть, одна
из существенных задач философии заключается
в том, чтобы поддерживать общую атмосферу,
необходимую для развития науки, для нор-
мального поддержания и распространения на-
учного духа...

Но, конечно, философия сможет выполнить двойную миссию,
к которой она нам кажется призванной: координировать усилия
ученых и служить открытиям вдохновляющими гипотезами,
с одной стороны, а с другой создать атмосферу, необходимую
для прогресса науки, — только в том случае, если она будет
стремиться быть лишь организующим синтезом наук, рассма-
триваемых и понимаемых так, как их видят и понимают уче-
ные, словом, синтезом, сделанным исключительно в научном
духе.

Приятно, однако, видеть, в меньшей степени, конечно, в праг-
матизме, но все же еще в достаточно высокой степени, что нынеш-
ние философские изыскания, решительно порывая с метафизи-
ческими блужданиями предшествующего периода, весьма добро-
совестно осведомлены о научных работах, стараются сообразо-
ваться с ними и черпают в них свое вдохновение.

Бесспорно, что в наши дни складывается очень живое и очень
четкое научное чувство, которое у одних развивается параллельно
религиозному или моральному чувству и как бы в иной пло-
скости, где столкновение невозможно, и которое у других заме-
нило это религиозное чувство и служит к полному удовлетворе-
нию их потребностей. Этим, по прекрасному выражению Ренана,
наука дала символ и закон. Они заняли истинно позитивную
позицию, сохранившую от старинного рационализма его непоко-

лебимую веру в человеческий разум, восприяв вместе с тем от

бесспорного триумфа экспериментального метода тот бесспор-
ный результат, что разум есть лишь непрерывное усилие духа
приноровиться к опыту и все глубже познать его, взаимо-
проникновение объективной действительности и субъективной

мысли.

Мне кажется, что будущее философии лежит на этой стороне,
ибо с этой стороны находится истина. Как и во всех пророчествах,
здесь есть только акт веры. Оправдается ли оно, скажет буду-
щее. И так как это акт веры, то я считаю законными все другие
акты веры, при условии, что те, которые их совершают, так же
поступят по отношению ко мне. Я считаю даже счастьем, что
одно идейное течение имеет перед собой поток противоположных
идей; оно утончается, развивается, исправляется и уточняется
благодаря критике противников.

Философскую позицию, которая была на-
бросана на протяжении этих кратких очерков,
можно было бы назвать рационалистическим
позитивизмом, абсолютным позитивизмом или

сциентизмом. Во избежание всякой двусмыс-
ленности, может быть, лучше было бы назвать
ее экспериментализмом, что указывало бы

одновременно и на то, что она целиком по-
коится на опыте — но, в противовес старин-
ному эмпиризму, на контролируемом опыте,
являющемся плодом научного эксперименти-
рования, — и на то, что она отказывается в
своем абсолютном реализме и в своем экс-

периментальном монизме выходить за пре-
делы опыта.

Опыт — это прежде всего и непосредственно
совокупность наших ощущений, то, что мы

называем явлениями. Но он начинается с ана-
лиза самого себя, как только им займутся
внимание, размышление, ибо эта совокупность
ощущений есть лишь грубое и очень поверх-
ностное видение данного. Почти тотчас же
в нем и под ним распознаются некоторые из
отношений, которые в нем содержатся и
составляют его истинную суть. Наука ста-
рается постепенно производить этот анализ,
все глубже проникающий в природу данного.

* — сумма. Ред.

„chose en

soi"? *

Если хотят представить непосредственно дан-
ное точкой, то для того, чтобы получить изо-
бражение реального данного, нужно предста-
вить себе, что эта точка есть лишь проекция
прямой, продолжающейся за нею. Эта прямая

нены между собою. Это будут отношения
числа и положения, отношения механические,
физические и т. д. и, наконец, отношения
психологические, определяемые своей зави-
симостью от организма, к которому относится
данное. Сколько подобных групп отношений,
столько же особых наук.

Философия, напротив, пытается предста-
вить себе прямую по всей ее длине и во всей
ее непрерывности. Но линия во всей ее сово-
купности, как и точка, при помощи которой
она проектирует себя, непосредственное дан-
ное, как и отношения, которые его допол-
няют по мере анализа, носят один и тот же
характер.
Это суть данные опыта. И их совокупность составляет один
и тот же опыт: человеческий опыт. Это наша психологическая
конституция, а не природа вещей отличает мир от восприятия,

вселенную от науки; и это отличие временно и случайно.

Стало быть, опыту нужно лишь быть объясненным. Объяс-
нить его — значит просто изложить отношения, которые он
содержит и которые сам собой доводит до нашего сведения,
если мы умеем воспринимать его уроки. А наука начинает зани-
маться ими. Но, будучи всей действительностью, опыт не нуж-

дается в оправдании: он существует.

• — «вещь в себе»? Ред.

Конец.

СОДЕРЖАНИЕ
— § 6. Идеи математика Пуанкаре. Пуанкаре.

Стр. 6—7; 28—29 = две линии

33 = истина =? для прагматизма и 3 5

49 = объективная ценность науки = центр

Математика и прагматизм — 62

80: прагматисты тащили к себе Пуанкаре;

и Мах 90

Рей = чистый агностик 94 (93)

98: Max + объективность = Рей?!

100: Понятия = копии реальности

Объективность 105

ИЗ: вульгарный материализм *

Замечания написаны в 1999 г.

Впервые напечатаны в 1933 г. Печатаются по подлиннику

в книге «Философские тетради»

А. ДЕБОРИН. «ДИАЛЕКТИЧЕСКИЙ
МАТЕРИАЛИЗМ»²¹⁸

[39—411 Как мировоззрение, диалектиче-
ский материализм дает ответ — не абсолют-
ный, разумеется — на вопрос о строении
материи, мира; он служит основой самой
блестящей исторической теории; на почве
диалектического материализма политика и
мораль становятся в известном смысле точ-
ными науками. Диалектический материа-
лизм — правильно понятый, разумеется, —
повсюду вносит свежую струю теоретико-
познавательного критицизма, будучи чужд
всякого догматизма.
В предлагаемой статье мы намерены остановить внимание
читателя только на | теоретико-познавательной | стороне диа-
лектического материализма, который в этом случае, как метод,
как руководящий принцип исследования, дает не абсолютные
1) решения проблем, а способствует прежде всего их правиль-
ной постановке. Диалектический материализм, как теория по-
2) знания, распадается на формальную или логическую и реальную

или материальную части.

Для первобытного, примитивного познания переживание
тождественно с предметом переживания, явление с бытием,
с вещью в себе. Мир внутренних переживаний составляет [для
первобытного человека | и мир вещей. Он не знает различия
между внутренним и внешним миром. Эта примитивная форма
познания на известной ступени развития культуры вступает
в противоречие с стремлением общественного человека овладеть
силами природы, с новой высшей ступенью культуры. С расши-
рением человеческих потребностей, с увеличением и накопле-
нием | опытного | материала, с учащением столкновений между
восприятиями и внешним миром обнаруживается все больше

контраст между восприятиями и вещами, между миром внутрен-
них переживаний и миром вещей. Тогда-то назревает необхо-
димость в новых познавательных формах.... Непосредственно
нас интересует тот логический процесс, который в новейшей
философии привел к диалектическому материализму. —

Юма, Беркли и прочих орудует, главным образом,
психически — чувственным миром. Чувственные образы суть
предметы познания. Результат, к которому привело развитие
| английского эмпиризма, | гласит: Esse=percipi, — существует

то, что дано в восприятии, и все, что дано в восприятии, имеет
объективное бытие, существует...

Кант понял, что истинно научное познание возможно лишь
при посредстве «математического созерцания». Чувственное
созерцание не включает в себе условий, необходимых для об-
щеобязательного познания. Чувственные образы не в состоя-
нии охватить всей совокупности подлежащих познанию явлений.
И Кант совершает переход от п сихологизма к трансцендента-
лизму-..

[43] Гегелевская философия представляет последнее
и заключительное звено этой цепи. Мы видели, что у Юма,
Канта, Фихте субъект был поставлен над объектом, кото-
рый был объявлен чем-то не отделимым от субъекта...

[48—58] Категории, т. е. чистые универсальные поня-
тия, как время, пространство, причинность, суть с точки

зрения диалектического материализма, с одной стороны,
логические определения, с другой стороны, реальные
формы вещей...

Ограниченность трансцендентализма состоит в том,
что он не распространяет своих прав на реальную сферу
вещей и считает категории лишь субъективными, да
к тому еще и априорными, формами сознания. Фено-
мены же трансцендентализм обнимает категориальными,
т. е. логически-всеобщими формами, дающими возмож-
ность формулировать строго математические законы при-
роды, придать им универсальный характер. Но транс-
цендентализм, как и сенсуалистический феноменализм,

имеют дело лишь с явлениями. Для них бытие, вещи
в себе недоступны...

«Безусловности» и всеобщности познания диалектический ма-
териализм достигает тем, что формы он объявляет универсаль-
ными, объективно-реальными «созерцаниями». На этом покоится

возможность математического или, если угодно, «геометриче-
ского», т. е. точного познания действительности. «Геометриче-
ское» пространство и «чистое время» суть универсально-реаль-

ные созерцания и представляют предпосылку «математического»

познания чувственного мира...

Но вместе с тем диалектическое сознание обнаруживает
способность подняться до «созерцания» природы, как «целого»,
до созерцания необходимости, внутренней обусловленности
универсального порядка природы...

Человек познает в той мере, в какой он действует и в какой
он подвергается сам воздействию внешнего мира. Диалектиче-
ский материализм учит, что человек побуждается к размышле-
нию главным образом теми ощущениями, которые он испытывает
в процессе своего воздействия на внешний мир... Диалекти-
ческий материализм, исходя из того соображения, что господ-
ствовать над природой возможно лишь подчиняясь ей, пред-
писывает нам согласовать нашу деятельность с универсальными
законами природы, с необходимым порядком вещей, с всеобщими
законами развития мира...

Парменид видел, таким образом, истинную сущность
вещей («единое») в том, что может быть познаваемо мыш-
лением или разумом и что лежит позади текучих и
изменчивых явлений. Этим самым он оторвал чувственные
уф! восприятия от их основы, феноменальный мир от метафе-
номеналистического...

Если для метафизиков-рационалистов истинная реальность
дана в понятии, то для j сенсуалистов | реально то, что дано
в чувственном восприятии или созерцании. То, что лежит за
пределами чувств, познанию недоступно. Предметом познания
являются феномены, которые возводятся в абсолютную действи-
тельность. Содержание эмпирического сознания изменчиво и
текуче. Реальный субстрат качеств | феноменализмом | отвер-
гается. Дано разнообразие, дана множественность явлений, но

нет субстанциального единства...

Кант ухитрился сочетать учение феноменализма о непозна-
ваемости вещей самих по себе с учением рационалистов-мета-
физиков о существовании абсолютно-реального бытия, «вещей

в себе».

Французские материалисты с Гольбахом во
главе противопоставляли природу, как мета-
физическую сущность вещи, ее свойствам. Это
противопоставление означает в известном смысле
тот же дуализм, что между «вещью в себе» и «яв-
лениями» у Канта...

Мы были бы, однако, несправедливы к фран-
цузскому материализму, если бы отождествили

его с кантианизмом. Материализм восемнадцатого
столетия все же признает относительную позна-
ваемость даже сущности вещей...

Французский материализм, исходя из того же
соображения, что материя действует на наши
внешние чувства, признает, однако, что некото-
рые свойства вещей самих по себе познаваемы.
Но французский материализм недостаточно по-
следователен, поскольку он учит, что познаваемы
лишь некоторые свойства вещей, между тем как
сама «сущность» или «природа» их скрыта от нас
и не вполне познаваема...

Это противопоставление свойств вещи «природе»
их заимствовано Кантом у агностиков, у феноме-
налистов-сенсуалистов (непосредственно у Юма)...

В противоположность феноменализму и сенсуа-
лизму материализм рассматривает впечатления,
получаемые нами от вещей самих по себе, как
имеющие объективное значение. В то время как
феноменализм (и кантианизм) не видит никаких
точек соприкосновения между свойствами вещей и
«природой» их, т. е. внешним миром, французские
материалисты уже определенно подчеркивают, что
вещи сами по себе, по крайней мере отчасти, по-
знаваемы именно на основании производимых ими

на нас впечатлений, что свойства вещей до изве-
стной степени объективно-реальны...

[60—62] Диалектический материализм кладет в
основу бытия материальную субстанцию, реальный
субстрат. Диалектический материализм взглянул
на мир «как на процесс, как на вещество, которое
находится в непрерывном развитии» (Энгельс).
Неизменное и безусловное бытие метафизиков пре-
вращается в изменяющееся бытие. Субстанциаль-
ная реальность признается изменчивой; изменения
и движения — реальными формами бытия. Диалек-
тический материализм преодолевает дуализм «бы-
тия» и «небытия», метафизически-абсолютное про-
тивопоставление «имманентного» «трансцендент-
ному», свойств вещей самой вещи. На почве диа-
лектического материализма создается возмож-
ность научно связать вещь в себе с феноменами,
имманентное — с трансцендентным и преодолеть
непознаваемость вещей в себе — с одной —