Торговля и национальность

Но торговля влияет на человеческое мышление не только указанным способом. Она также в необычайной степени развивает национальное чувство. Мы уже указывали на ограниченный кругозор крестьянина и ремесленника в противоположность широкому кругозору купца. Горизонт последнего расширяется, потому что он стремится вперед, все дальше от того места, с которым его связала случайность рождения. Особенно ярко проступает эта черта у народов, занимающихся морской торговлей: например, у финикиян и греков, из которых первые отважились уйти далеко в Атлантический океан, а вторые объездили Черное море. Сухопутная торговля не дозволяла совершать такие далекие походы. Кроме того, морская торговля предполагала высокую технику, главным образом судостроения, это была торговля между культурными и некультурными народами, так что последние легко можно было покорить и основать среди них колонии торговой нации. Сухопутная торговля велась лучше всего номадами, являвшимися к более культурным народностям, у которых они уже находили излишки продуктов земледелия и индустрии. Об основании колоний путем отдельной экспедиции не могло быть и речи. Иногда, конечно, несколько племен таких номадов могли соединиться, чтобы разграбить или завоевать более культурную, богатую страну, но и тогда они являлись не как колонисты, но как носители высшей культуры. Такие соединения племен номадов, однако, происходили лишь редко, при исключительных условиях, так как вся природа кочевого скотоводства изолирует друг от друга не только отдельные племена и кланы, но даже семьи и рассеивает их на огромное пространство. Торговцы из среды этих племен могли обыкновенно являться в богатое и могущественное государство, с которым они вели торговлю, только как терпимые и нуждающиеся в охране.

Это относится и к торговцам маленьких народностей, осевших на дороге народов из Египта в Сирию. Как финикияне и греки, они также основывали в государствах, с которыми вели торговлю, от Вавилонии до Египта, различные поселения, но это были не колонии в строгом смысле этого слова, не могучие города, не средства для господства и эксплуатации варваров культурным народом, а слабые общины нуждавшихся в охране внутри могущественных и высококультурных городов. Тем более необходимо было, чтобы члены этих общин были тесно связаны друг с другом, чтобы они представляли сплоченное целое по отношению к чужим, в среде которых они жили. Тем настоятельнее также была их потребность в росте могущества и влияния той нации, к которой они принадлежали, так как от этого зависела их собственная безопасность и значение на чужбине, а вместе с этим и условия их торгового оборота.

Всюду, как я уже это развил в своей книге о Томасе Море, купец является в одно и то же время наиболее интернациональным и наиболее националистическим элементом в обществе. У купцов, принадлежавших к маленьким народам, бывших часто беззащитной жертвой многочисленных насилий на чужбине, должно было еще в более сильной степени развиваться это национальное чувство, должна была еще сильнее расти как потребность в национальном объединении и национальном величии, так и ненависть к иностранцам.

В таком положении находились также израильские купцы. Уже очень рано израильтяне должны были направиться в Египет; они делали это, как кочующие скотоводы, раньше еще, чем они стали оседлыми жителями Ханаана. Об эмигрантах из Ханаана в Египет мы имеем сведения, относящиеся еще к третьему тысячелетию до Р. X. Вот что пишет Эдуард Мейер:

«Известное изображение в могиле Хнемхотепа в Бени-хассане показывает нам, как семья бедуинов в 37 человек под предводительством своего вождя Абши явилась в Египет в шестом году царствования Узуртесена III.[41]Они называются Аму, т. е. ханаанеи, черты их явственно указывают на семитическое происхождение. Они носят пестрые одеяния, очень распространенные в Азии еще с глубокой древности, вооружены луками и копьями и ведут с собой ослов и коз; одни из них умеют играть на арфе. Как драгоценный дар, они везут с собой мази для глаз. Они просят, чтобы их впустили в Египет, и обращаются поэтому к наместнику Менатшуфу, Хнемхотепу, которому подчинены восточные горные области. Царский писец Неферхотеп представляет их наместнику для дальнейшего доклада фараону. Такие сцены, как увековеченная в этом рисунке, очень часто повторялись, и не подлежит никакому сомнению, что ханаанские торговцы и ремесленники в большом числе селились в восточных городах дельты Нила, где мы встречаем их и позже. Наоборот, египетские торговцы часто являлись в сирийские города. Хотя и при помощи различных промежуточных звеньев египетская торговля уже и в эту эпоху распространилась до Вавилона».

Через несколько сот лет после этого периода, около 1800 г. до Р. X., в эпоху упадка египетского общества, Северный Египет был завоеван гиксосами, несомненно ха-наамскими номадами, которым бессилие египетского правительства дало возможность вторгнуться в богатую Нильскую долину, где они господствовали в течение двухсот лет. «Всемирно-историческое значение господства гиксосов, — говорит Мейер, — заключается прежде всего в том, что с того времени устанавливаются никогда уже не прерывавшиеся сношения между Египтом и сирийскими землями. Ханаанские купцы и ремесленники толпами переселяются в Египет, на каждом шагу мы встречаем в новой империи ханаанейские имена и обряды, в египетское наречие все больше внедряются ханаанейские слова. До какой степени эти сношения были оживленны, показывает то обстоятельство, что медицинское сочинение, написанное в 1550 г. до Р. X., содержит рецепт против глазной болезни, составленный одним «аму» из Кепни, т. е., по всей вероятности, из финикийского города Библа».

Мы не имеем никаких оснований думать, что среди «аму», семитических бедуинов и горожан к востоку и северо-востоку от Египта, переселявшихся туда, не было также и евреев, хотя они не названы по имени. С другой стороны, теперь очень трудно определить историческое содержание легенд о Иосифе, о пребывании евреев в Египте и их выходе оттуда под предводительством Моисея. Отождествление их с гиксосами, которым оперирует Иосиф Флавий, не выдерживает критики. Но, во всяком случае, можно принять, что если не весь Израиль, то отдельные семьи и караваны евреев уже очень рано направлялись в Египет, где, смотря по изменившимся условиям, с ними обращались более или менее хорошо, где их сначала принимали радушно, а после опять подвергали мучениям и изгоняли, как «обременительных» иностранцев. Это обычная судьба таких поселений чужих купцов, принадлежащих к слабым народностям, оседающим в сильных государствах.

Диаспора, рассеяние иудеев по всему миру, ведет свое начало не от разрушения Иерусалима римлянами и даже не от вавилонского пленения. Она начинается еще раньше и представляет естественное следствие торговли — явление, которое отличает не только иудеев, но и большинство торговых наций. Но все же сельское хозяйство оставалось у израильтян точно так же, как и у большинства этих народов, главным занятием вплоть до изгнания. Торговля искони составляла для кочевников только побочное занятие. Когда они осели и развилось общественное разделение труда, когда странствующий купец и привязанный к земле крестьянин стали различными лицами, число купцов оставалось относительно незначительным: характер народа определялся еще крестьянством. Число живших на чужбине израильтян в сравнении с числом остававшихся на родине было, во всяком случае, невелико. В этом отношении евреи ничем не отличались от других народов.

Но они жили в таких условиях, при которых ненависть к иностранцам и сильное национальное чувство, или даже чувствительность, развивающиеся в душе купца, передаются остальной массе народа в более сильной степени, чем это обыкновенно бывает у крестьянских народов.