ЛЕВ» В ЗАПАДНЕ

Наше повествование близится к концу. В спорте трудно достигнуть вершины, но еще труднее, пожалуй, удержаться на ней. Настала и для Гаккеншмидта пора уступить лавры сильнейшего в мире борца более молодым претендентам. И в этом не было бы ничего неестественного, если бы он проиграл в честном бою, когда побеждает достойнейший. Но обстоятельства сложились так, что Гаккеншмидт не столько был побежден более достойным противником, сколько оказался жертвой американского спортивного бизнеса в его борцовской разновидности.
За организацию встречи Гаккеншмидта с Готчем взялся американский предприниматель Уиттинг, который сразу смекнул, что здесь пахнет крупным кушем. Он правильно рассчитал, что на гонорар скупиться не приходится, и предложил Гаккеншмидту такие условия: сначала он выступает с демонстрациями, а потом встречается с Готчем. Гонорар только за демонстрации составлял 10 000 долларов — по тем временам баснословную сумму. Гаккеншмидт сейчас же согласился, так как за матч с Готчем он должен был получить дополнительно никак не меньше, если не больше.
Ошибка Гаккеншмидта состояла в том, что он несколько недооценивал манеру борьбы Готча, которая сводилась целиком к болевым приемам. Недаром его коронный прием состоял в выламывании (это деликатно называлось «захватом») большого пальца ноги. Вторая ошибка заключалась в том, что он не уяснил заранее, в какую обстановку он попадет. Конечно, и европейские дельцы от спорта не были ангелами во плоти, но до их американских коллег им было далеко, как до звезд небесных.
Кроме того, на встречу с Готчем Гаккеншмидт должен был явиться в безупречной форме, а у него далеко не все было в порядке.
За спиной Гаккеншмидта было обусловлено, что его тренировки перед матчем будут вестись в Чикагском атлетическом клубе на глазах журналистов, публики (которая могла приобрести билеты за вход) и соглядатаев Готча. Когда же Гаккеншмидт категорически отказался от публичной тренировки, лишив клуб ожидаемого заработка, ему просто отказали в помещении. В результате вся тренировка Гаккеншмидта свелась к прогулкам и легким упражнениям в отеле, где он жил. О тренировочных схватках, имеющих такое важное значение в процессе подготовки, не могло быть и речи.
Все это было заранее предусмотрено Готчем и его приспешниками. В то же самое время Готч тренировался у себя на ферме при участии прекрасных тренеров и консультантов, оказавших ему неоценимую помощь рассказами о методе и характере борьбы Гаккеншмидта.
Но и это было не все. Нужно было обеспечить победу и другими средствами: лучшее из них — «свой» судья. Такого нашли в лице некоего Эда Смита. Кроме того, Готч, как выяснилось во время матча, принял со своей стороны и другие «меры» для обеспечения победы.
Схватка состоялась 3 апреля 1908 года в Чикаго при большом стечении публики; зрителей насчитывалось 10 тысяч человек.
Этот матч Гаккеншмидт надолго запомнил и писал о нем так:
«Все, что я знал о борцах, которые выигрывали у Готча и у которых легко выигрывал я, не заставляло меня особенно опасаться этого матча, в котором я потерял титул чемпиона. Я никогда не добивался победы нечестными средствами и прежде никогда с такими вещами не сталкивался.
Как только матч начался, я увидел, что захватить Готча за туловище невозможно. Я протестовал, требуя, чтобы мы оба приняли горячий душ перед продолжением схватки, но судья попросту отклонил мой протест.
Готч был так намаслен, что с ним ничего нельзя было сделать, и чем больше он разогревался, тем мои затруднения увеличивались. Это было равносильно попытке поймать скользкого угря.
Только пуская в ход всю свою силу, я мог захватить эту жирную, скользкую гору. Готча это вполне устраивало, и он предоставлял мне вести атаку с расчетом, что в конце концов меня победит моя усталость, а он сохранит силы. Так оно на самом деле и вышло.
Я все время атаковал; это всегдашняя система моей борьбы. И все время, с самого начала до конца, я должен был вытирать руки о трико, чтобы очистить их от жира. Мое трико стало вскоре так же жирно, как тело Готча.
А все симпатии огромной толпы были на его стороне! Все ее поощрения, приветствия, возгласы предназначались ему, хотя, что можно было приветствовать, я никак понять не могу!
Но не это меня смущало. Смущал меня судья, который явно равнодушно смотрел на то, что вытворял Готч. Мне оставалось только идти вперед, надеясь и в таких ужасных условиях произвести хорошее впечатление.
Готч постоянно вертел пальцами у моих глаз, как если бы он хотел попасть в них, и непременно, как только наши головы соприкасались, тер своей головой о мою, в результате чего какой-то ужасный химический состав стекал с его волос на мой лоб, а оттуда в глаза, причиняя резкую боль и ослепляя меня.
Я не имел никакой надежды провести решающий прием, хотя я знал, что у меня и силы и энергии неизмеримо больше, чем у Готча. И пока матч шел, методы Готча становились все хуже и хуже. Теперь он не только
пугал меня — он тыкал мне пальцами в глаза на самом деле. Он хватал меня за волосы и при каждой возможности терся о мое лицо головой и лбом. И ни разу не раздался голос судьи Эда Смита против подобных методов, ни слова порицания. А ведь Смит должен был следить за честностью игры, охраняя репутацию американского спорта!
Два часа я сопротивлялся этим мерзким методам борьбы, несмотря на то, что ругань Готча была под стать его тактике. В конце концов, не объясняя причин, я оттолкнул Готча и ушел с ринга. Таким образом, Готч выиграл матч...»
Так писал об этом матче Гаккеншмидт, но, может быть, в нем говорило чувство побежденного? Посмотрим, что пишет один из ведущих американских спортивных рецензентов того времени — Уильям Кэрк:
«Нужно жалеть, что подобное происшествие произошло с Гакканшмидтом именно в нашей стране. Через несколько минут борьбы Готч был весь в поту в результате втирания в его кожу смеси масла и жира, что было незаметно в начале матча, но дало о себе знать через пять минут после начала схватки, так что Гаккеншмидт не мог провести ни одного захвата. Тело Готча было намаслено — явное нарушение правил.
Готч тыкал пальцами в глаза Гаккеншмидта, бил его в рот головой, толкал по носу кулаками...»
Мне думается, что этих свидетельств достаточно.
«Лев» попал в западню. Заметить ее он не мог: она была замаскирована долларами.
Идя по стопам всех американских чемпионов, Готч после «победы» над Гаккеншмидтом стал выступать на сцене в качестве... актера! Через четыре месяца после того, как ему был дарован титул чемпиона, он отправился в Англию. Гаккеншмидт преследовал его по пятам, заявляя, что он был обокраден, и предлагал встретиться в схватке на звание чемпиона. Его вызов был поддержан европейскими газетами, преимущественно английскими, что ставило Готча в достаточно неприятное положение, а главное, снижало сборы в театриках, где он выступал. Поэтому Готч заявил, что, если Гаккеншмидт считает себя обворованным, он даст ему возможность отобрать свое звание назад.
Однако слова словами, а дела делами. Выступать в Англии Готчу никак не хотелось. Начать с того, что никто не разрешил бы Смиту изображать из себя судью, а без него выигрыш Готча был бы весьма сомнителен. Поэтому Готч искал повод, чтобы отказаться от схватки с Гаккеншмидтом. Сначала он заломил такую сумму в качестве гонорара, что все ахнули. Но это препятствие удалось устранить: деньги нашлись. Тогда Готч потребовал рассмотрения правил схватки. Ему были направлены официальные правила. Готч, очевидно, помня свою первую схватку с Гаккеншмидтом, вычеркнул ряд пунктов. Конечно, из этого ничего не вышло, и Готч немедленно отправился восвояси.
Через три года вновь выплыл вопрос о встрече Готча и Гаккеншмидта. Вначале было предложено Гаккеншмидту провести выступления по Америке, конечно, с весьма хорошим гонораром. Гаккеншмидт согласился, и началась его поездка по наиболее «борцовским» городам — Монреаль, Буффало, Нью-Йорк, Чикаго, Индианополис, Омаха, Де-Мойн, Линкольн, Денвер. Гаккеншмидт встречался со всеми желающими и боролся шесть вечеров в неделю.

Матч-реванш между Гаккеншмидтом и Готчем

Тут и поднялись серьезные разговоры о втором матче старых противников.

Слово было передано рекламе. Муссировались слухи о личной вражде Готча и Гаккеншмидта. Согласие Готча на матч подавалось как стремление разделаться с Гаккеншмидтом на почве персональных счетов. Судьей был назначен пресловутый Эд Смит.
И сейчас настало время объяснить, почему я не могу считать этот матч спортивным. Во-первых, Гаккеншмидт при серьезном отношении к матчу вряд ли бы стал проводить предварительные выступления по вольной борьбе, которые почти всегда угрожают участникам травмой. Во-вторых, соглашаться на вторичное судейство Смита было чистейшим безумием, если борьба должна была идти на «бур», то есть не быть фиктивной. В-третьих, пресса все время толковала о блестящей форме Гаккеншмидта, а на ринг он вышел, заметно прихрамывая. Гаккеншмидт объясняет это тем, что он на тренировке повредил «больную ногу». Колено страшно распухло, и все старания врачей привести его хотя бы в относительный порядок были тщетными. Почему же перед матчем Гаккеншмидт говорил о своей отличной спортивной форме? Потому что с больным коленом он не имел права выступать и обманывать зрителей, которые пришли посмотреть полноценную схватку. Значит, если у него действительно болело колено, то для того, чтобы схватка состоялась, нужно было скрывать это. Коль результат был предрешенным, состояние Гаккеншмидта никакой роли не играло: он знал, на что идет. Единственное, что его еще должно было интересовать, — это деньги. С этой точки зрения Гаккеншмидт сделал выгодное дело. Его две поездки в Америку, связанные с матчами с Готчем, сами по себе сделали бы его состоятельным человеком, если бы он уже не был таковым.
А теперь посмотрим, что же представлял собой второй матч этих чемпионов.
Перед началом матча Гаккеншмидт заставил судью Смита заявить публике, что все пари должны быть отменены. Это заявление сильно било по карману и Готча, и его компанию, и Смита, которые не преминули крупно поставить на своего фаворита. На этот раз Готч намаслен не был, что также подтверждало мысль о фиктивности матча.
Большой темп схватки в течение первых десяти минут дезориентировал Гаккеншмидта. В то время как в течение первого матча Готч ограничивался лишь защитой, теперь он все время искал случая для атак. Гаккеншмидт был явно не в форме. Готч несколько раз падал на ковер вместе с ним с явной целью утомить противника и найти благоприятную обстановку для захвата большого пальца. Он все время старался обработать ногу Гаккеншмидта, что того явно нервировало.
Внезапно Готч захватил двумя ногами живот Гаккеншмидта на «двойной замок», Гаккеншмидт был захвачен врасплох и упал на лопатки. Схватка продолжалась 14 минут.
Когда после 15-минутного отдыха борцы вышли для второй схватки, Гаккеншмидт хромал еще сильнее. Готч выглядел вполне уверенным в себе. Он бросился на противника, как бешеный бык, прижал Гаккеншмидта к канатам, а потом сбил его на ковер и начал усиленно обрабатывать больную ногу противника, нажимая на левое колено, как бы для того, чтобы убедиться, может ли оно выдержать нажим. Гаккеншмидт отодвинул ногу, но Готч вновь захватил ее.
Три минуты схватка шла на чистую силу. Готч пытался применить в качестве рычага свою ногу, просунув ее между бедрами противника, — Гаккеншмидт напряг каждый мускул, чтобы противостоять захвату. Тогда Готч придвинул свою голень несколько ближе и стал буквально выворачивать ногу Гаккеншмидта. «Не сломайте мне ноги», — пробормотал Гаккеншмидт, стараясь выпрямить ногу.
«Что?» — спросил Готч, продолжая выламывать ногу все больше и больше.
«Не сломайте мне ноги», — повторил Гаккеншмидт.
«Вам будет зачтено поражение», — немедленно вмешался судья Смит,
Гаккеншмидт имел такой вид, как будто сейчас потеряет сознание. Его лицо было в крупных каплях пота. Он закусил губы, чтобы удержать болезненный стон, Готч вцепился в его ногу как бульдог и все больше и больше выкручивал ее. Наконец, Гаккеншмидт со стоном опрокинулся на спину. Схватка была закончена.
Гаккеншмидт не рассчитал и на этот раз. Если результат был предрешен, нужно было договориться и о том, чтобы не было ненужных мучений...

ЭПИЛОГ

Эпизод, заключивший предыдущую главу, мог бы, пожалуй, закончить наше повествование; 15 апреля 1911 года описанной выше схваткой с Готчем борцовская карьера Гаккеншмидта была завершена. Борьба ему больше ничего дать не могла, да и он, думается, вряд ли мог теперь что-либо дать борьбе. Однако перед расставанием с читателем хотелось бы сказать еще несколько слов об этом человеке,
О Гаккеншмидте-борце мы имеем вполне определенные сведения, ясные и точные. Квалификация его была выше всякой оценки, и признание его лучшим из когда-либо существовавших борцов многими специалистами имеет основание. «Русский лев» отличался неистощимой энергией, а огромная сила в соединений с блестящей техникой обеспечивали ему победу, делая каждую его схватку интересной для зрителя.
Как борец классического стиля он был безупречен. Как борцу вольного стиля ему можно было поставить на вид, что он предпочитал атаковать «севернее экватора», то есть выше линии пояса, что он, разумеется, унаследовал от классической борьбы. Кроме того, недостаточное использование ног при нападении обедняло его возможности атаковать; а ведь способы нападения в вольной борьбе гораздо богаче, чем в классической, причем захваты ногами много сильнее, чем руками. Однако эти пробелы с избытком покрывались его природными качествами, точностью приемов, рассудительностью, пониманием сущности борьбы,
Гаккеншмидт был типичный борец-профессионал. Это и понятно. На этот путь он вступил двадцатилетним юношей, и его взгляды в значительной степени сформировались на почве профессионализма. Большое значение при этом имело то обстоятельство, что уже самые первые выступления принесли ему ошеломляющий успех. Это еще больше укрепило Гаккеншмидта в его профессиональных установках.
«Все понять — все простить», — говорит французская пословица. Прощать Гаккеншмидту нечего, потому что его жизненный путь развивался по всем правилам логики, да он и не нуждается в этом. И все же нельзя не сказать, что последний его матч, с моей точки зрения, несомненное пятно на спортивной репутации Гаккеншмидта,
Гаккеншмидт был по-своему прав, когда утверждал, что ему безразлично, носит он какой-либо титул или нет. Его титулом было само его имя, которое, в этом можно быть уверенным, прочно вошло в историю международного спорта.
Оставив большой спорт, Гаккеншмидт не на шутку увлекся философией и одна из газет того времени задавалась вопросом: " Не затмит ли Гаккеншмидт- философ славу Гаккеншмидта-атлета. Еще в 1908 году вышла первая работа Гаккеншмидта " Как жить", а в 1909 году увидела свет книга " Полное учение о борьбе" (в немецком варианте - " Путь к силе"), позднее изданная на русском языке. В 1929 году в английской печати появляется сенсационное сообщение о том, что Гаккеншмидт бросает вызов знаменитому писаи6елю и драматургу Б. Шоу встретиться на арене... философии. О самом матче ничего не известно, а вот то, что соперники стали добрыми друзьями - да. В середине 30-х годов из под пера Гаккеншмидта выходит целый ряд книг: " Сознание и характер", " Три вида памяти и забывчивость" и др. Кроме того, Гаккеншмидт выступает со своими лекциями в университетах Англии, Америки, Германии.

Георг Гаккеншмидт прожил очень долгую жизнь - девяносто лет, и до самой смерти сохранял как ясность ума, так и физическую бодрость. Так, известно, что в возрасте 82 лет он мог перепрыгнуть через веревку, натянутую между спинками двух стульев, а один известный американский журнал написал О Гаккеншмидте следующее: " Его физические способности для мужчины, который перевалил за 80 лет, в известном смысле достойны такого же восхищения, как и его неимоверная сила, развитие и достижения в бытность чемпионом мира среди атлетов." Таким был " Русский Лев" Георг Гаккеншмидт.