Новые формы власти

и новые вопросы о контроле над ними

Раз речь зашла о взаимоотношениях власти и права и об источниках права, следует ближе рассмотреть феномен власти. Я не пытаюсь дать сущностное определение власти как таковой, но хочу указать на те вызовы, которые бросают людям новые формы власти, сложившиеся за минувшие полвека.

После Второй мировой войны доста­точно долгое время доминировал ужас перед новой разрушительной силой, появившейся у людей с изобретением атомной бомбы. Человечество вдруг уви­дело, что оно может уничтожить и себя, и свою планету. Встал вопрос: какие политические ресурсы необходимы, чтобы воспрепятствовать разрушению? Как можно найти и ввести их в действие? Как мобилизовать этические силы, создающие такие политические формы и придающие им действенность? Факти­чески от кошмара атомной войны нас долгое время защищали конкуренция

ДИАЛЕКТИКА СЕКУЛЯРИЗАЦИИ

ЙОЗЕФ РАТЦИНГЕР

двух враждующих блоков и страх, что уничтожение противника приведет к самоуничтожению. Спасительными силами оказалось взаимное сдержива­ние двух держав и страх за собственную жизнь.

В последнее время нас пугает уже не столько тотальная война, сколько вездесущий терроризм, способный нанести удар где угодно. Мы видим теперь, что человечеству вовсе не нужна война, чтобы сделать мир не­пригодным для жизни. Невидимые щупальца терроризма, которые могут проникнуть куда угодно, достаточно сильны, чтобы преследовать людей в повседневной жизни, и при этом люди должны постоянно опасаться, что преступные элементы найдут доступ к глобальному потенциалу разрушения и предадут мир хаосу независимо от по­литического порядка. Так в вопросе о праве и этике произошел сдвиг: из каких источников подпитывается терроризм? Как можно усмирить изнутри эту новую болезнь человечества? При этом пугает

то, что терроризм хотя бы отчасти добился моральной легитимности. В посланиях бен Ладена терроризм представлен как ответ бессильных и угнетенных народов на высокомерие властьимущих, как справедливая кара за их самоуверенность, за богохульный эгоизм и жестокость. Для людей, нахо­дящихся в определенных социальных и политических условиях, такие моти­вации явно убедительны. В какой-то мере терроризм выглядит защитой религиозной традиции от безбожия западного общества.

Здесь встает вопрос, к которому нам еще придется вернуться: если терро­ризм подпитывается в том числе и религиозным фанатизмом - а это дей­ствительно так, - то нужно ли считать религию целительной и спасительной силой, или в таком случае это архаич­ная и опасная сила, создающая мни­мые универсалистские построения и тем поощряющая нетерпимость и терроризм? Не следует ли определить религию под надзор разума, жестко

ДИАЛЕКТИКА СЕКУЛЯРИЗАЦИИ

ЙОЗЕФ РАТЦИНГЕР

ограничив её? Тут, конечно, возникает проблема: кто может это сделать? как это сделать? Но остается открытым и общий вопрос: следует ли видеть в постепенном уничтожении религии, ее преодолении, необходимый про­гресс человечества, ведущий его по пути свободы и универсальной толе­рантности, или же это не так?

Тем временем на первый план вышла другая форма власти, которая на пер­вый взгляд кажется благотворной и заслуживающей всяческого одобрения, но в действительности может стать но­вой угрозой для человечества. Человек теперь в состоянии создавать людей, так сказать «производить» их в пробирке. Человек становится продуктом, и это принципиально изменяет его отноше­ние к самому себе. Он больше не есть дар природы или Бога-Творца, он теперь свой собственный продукт. Человек добрался до источника власти, до истока собственного существования. Искушение сконструировать «настоя­щего» человека, искушение произво-

дить над людьми эксперименты, искуше­ние видеть в человеке мусор, который можно уничтожать, - не болезненная фантазия враждебных прогрессу мора­листов.

Если только что перед нами стоял вопрос, является ли позитивной мо­ральной силой религия, то теперь воз­никает и сомнение в надежности разу­ма. Ведь, в конце концов, и атомная бомба - продукт разума; в конце концов, клонирование и селекция людей тоже изобретены разумом. Так не стоит ли оп­ределить под надзор, наоборот, разум? Но кем или чем должен осуществляться такой надзор? Или, может быть, рели­гия и разум должны взаимно ограничи­вать друг друга, указывать друг другу пределы и позитивные пути? Если так, то встает новый вопрос: как в мировом обществе с его механизмами власти и неусмиренными силами, а также с разными точками зрения на то, что такое право и мораль, можно найти действенную этическую очевидность, которая бы имела достаточно мотива-

ДИАЛЕКТИКА СЕКУЛЯРИЗАЦИИ

ционной силы, чтобы помочь ответить на описанные вызовы и помочь их выдержать?

3. Предпосылки права: право - природа - разум

Прежде всего мы обратим взгляд на ис­торические ситуации, сопоставимые с нашей, если подобные сравнения вооб­ще возможны. Во всяком случае, стоит упомянуть, что и Греция знала свою «эпоху Просвещения», когда божест­венное обоснование права потеряло очевидность и люди стали задаваться вопросом, не имеет ли оно более глу­бокие основания. Так возникла мысль, что установленному праву, которое может быть неправым, должно проти­востоять такое право, которое следует природе человека, его сущности. Нуж­но найти такое право, и тогда будет чем корректировать существующее, позитивное.

Теперь давайте взглянем на более близкую к нам эпоху и обратим внима­ние на двойной разрыв, произошедший в сознании европейцев в начале Нового времени и заложивший основы новой рефлексии над содержанием и источ-

ДИАЛЕКТИКА СЕКУЛЯРИЗАЦИИ

ЙОЗЕФ РАТЦИНГЕР

никами права. В то время с открытием Америки произошел прорыв за пределы европейского, христианского, мира. Произошла встреча с народами, не знакомыми с вероучением и правовой системой христиан, которые прежде были источником права для всех евро­пейцев и придавали ему соответствую­щий вид. С новыми народами нет общ­ности права. Но отсутствует ли у них право, как некоторые тогда утверждали и действовали в соответствии с этим представлением, или же существует такое право, которое, выходя за рамки любых правовых систем, связывает лю­дей и регламентирует их сосущество­вание? В этой ситуации Франсиско де Витория развил уже существовавшую идею ius gentium, «(между)народного права», причем в слове gentes присут­ствует коннотация «язычники», «не­христиане». То есть подразумевается право, предшествующее христианской правовой системе и призванное нала­дить справедливое сосуществование всех народов.

Второй разрыв в христианском мире произошел внутри самого христианства из-за раскола, разделившего верующих на противостоящие друг другу, а зачас­тую и враждебные сообщества. И вновь пришлось искать предшествующий дог­матам правовой минимум, имеющий ос­нования не в вере, а в природе, в чело­веческом разуме. Гуго Гроций, Самуэль фон Пуфендорф и другие разработали идею естественного права как рацио­нального права, которое, преодолевая границы между вероучениями, вводит в действие разум как орудие совместного правообразования.

Естественное право осталось - осо­бенно в Католической церкви - рито­рическим аргументом, с помощью ко­торого церковь апеллирует в диалогах с секулярным обществом и другими религиозными сообществами к общему разуму и ищет основы для согласия о природе этических принципов права в секулярном плюралистическом обще­стве. Но этот инструмент, к сожалению, пришел в негодность, и мне поэтому не