Управление конфликтом: концептуальные подходы, понятия, типология.

Сегодня становится тривиальным утверждение о том, что мы живем в мире насилия и конфликта. Не составляет труда привести цифры по поводу насилия в семье, перегруженных тюрем, растущего уровня самоубийств, терроризма и жестокостей вооруженых конфликтов. Однако эти печальные цифры свидетельствуют не только о чрезмерно высоком уровне конфликтности в окружающем мире, но и о нашей неспособности управлять конфликтом конструктивным образом. Проблема не в конфликте как таковом, но в том, как мы его решаем.

Существуют различные основания для типологизации способов управления конфликтом: в зависимости от характера вовлеченных сторон, степени формализации процесса, степени его публичности, наличия или отсутствия у одной из сторон властных полномочий в отношении других, характера принимаемого решения, а также наличия или отсутствия принуждения в отношении сторон конфликта.

Наиболее общий характер носит различение конструктивного и деструктивного способов управления конфликтом (Л.Козер, М.Дейч и др.).[25] Общество привычно ассоциирует конфликт с негативными последствиями; однако, временами конфликтам необходимо дать ход, независимо от того, какие ассоциации это может вызвать. Там, где существуют глубокие разногласия, и предмет спора обладает большой значимостью, подавление конфликта может представлять большую опасность, чем его развитие.

Конфликт может быть критически значимым способом артикуляции целей, определения креативных решений проблем, а также выработки коллективной идентичности. Конфликт и угроза конфликта являются оружием слабых. Отвергая возможность открытого конфликта, дискриминируемые группы отказывают самим себе в том, что часто является их наиболее эффективным средством достижения желаемых перемен. Конструктивный конфликтный менеджмент не стоит путать с бизнесом по успокоению и примирению людей, нуждающихся в более радикальных решениях. Конфликтный менеджер не дает советы женам, подвергшимся насилию в семье, как им приспособиться к «непростой» ситуации, и не обучает социальные низы навыкам «управления стрессом».[26]

Мортон Дейч характеризует понятие конструктивного (он также использует термин «продуктивный») конфликта в категориях кооперативного процесса, а не только его результатов.[27] Он акцентирует внимание на необходимости кооперативного решения проблемы, подразумевающего эффективную коммуникацию между участниками и учитывающего озабоченности каждой стороны. Конструктивный процесс позволяет оппонентам вырабатывать взаимо располагающие восприятия, определять общие интересы, и находить инновационные, интегративные решения, при которых все стороны оказываются в лучшем положении, чем в случае, если бы они не были приняты.

В значительной мере, продуктивное конфликтное взаимоотношение зависит от гибкости поведения. Участники конструктивных конфликтов вовлекаются в разнообразные формы поведения, от принуждения и угрозы до переговоров, самоиронии и релаксации в целях достижения взаимоприемлемого решения. В противоположность этому, от участников деструктивных конфликтов можно ожидать гораздо меньшей гибкости, поскольку их цель определена более узко; они стремятся нанести поражение друг другу. Деструктивное конфликтное взаимодействие имеет высокую вероятность продолжительных, неконтролируемых циклов эскалации и продолжительных попыток избегания проблемы. В продуктивных конфликтах, напротив, взаимодействие участников часто меняет направленность; возможно чередование коротких циклов эскалации, деэскалации, избегания проблемы и конструктивных усилий по ее разрешению по мере того, как стороны пытаются урегулировать конфликт.

Продуктивное управление конфликтом имеет своим результатом решение, удовлетворяющее всех, и производящее общее впечатление того, что группа в целом в чем то выиграла (например, выход на новые идеи, большая ясность в позициях сторон, рост солидарности между участниками) в результате разрешения данного конфликта. Результатом продуктивного конфликтного процесса может быть и решение типа «победитель-проигравший». В некоторых случаях за таким решением могут стоять ясные мотивы конкуренции, в других случаях такой результат может быть следствием нежелания участников усугублять сложную конфликтную ситуацию, когда дальнейшее обсуждение альтернативных вариантов и аргументация позиций сторон чревата ростом враждебности и рисками выхода из под контроля.

Продуктивное конфликтное взаимодействие допускает элементы соперничества в определенных точках: каждая сторона должна иметь возможность отстаивать свои позиции, если предполагается достижение репрезентативного результата. При этом нельзя исключать высокой степени напряженности и даже враждебности во взаимоотношениях сторон. Ключевое различие при этом состоит в том, что даже отстаивая твердо свои интересы, конфликтующие стороны открыты для изменений в своих позициях там, где они видят перспективу достижения лучшего решения. В случае деструктивного конфликтного взаимодействия, можно, напротив, ожидать поляризации сторон, когда защита «не являющихся предметом переговоров» позиций становится более важным, чем выработка реалистичных решений.

Разведение продуктивных и деструктивных форм конфликтного взаимодействия является очевидной идеализацией; редко можно наблюдать реальную конфликтную ситуацию, представляющую в чистом виде все качества того или иного взаимодействия, при этом многие конфликты сочетают в себе одновременно признаки того и другого. Тем не менее, эффективный конфликтный менеджмент в решающей степени определяется способностью участников придерживаться продуктивным моделям интеракций.[28]

Измерение конструктивности-деструктивности может быть дополнено типологией по основанию характера решения, согласно которой стратегии управления конфликтом подразделяются на урегулирование, разрешение и контроль (К.Митчел). [29]

Стратегия урегулирования конфликта направлена на определенное компромиссное решение спора, которое, хотя и не полностью соответствует целям каждой из сторон, позволяет им достичь некоторых, если не всех, первоначальных целей. Однако, достигаемый между сторонами компромисс не устраняет причин конфликта, сохраняя тем самым определенную вероятность нового обострения уже урегулированных отношений. Урегулирование, таким образом, имеет своей целью создание условий, необходимых для разрешения конфликта. Стратегия урегулирования предполагает, как правило, конструктивный взаимоотношения сторон.

Разрешение конфликта, в свою очередь, представляет собой стратегию, направленную на исчерпание самого предмета спора или такое изменение параметров ситуации и сторон конфликта, которое исключает вероятность рецидива разногласий. Одним из типовых вариантов исчерпания предмета спора является утрата интереса к нему одной либо обеими сторонами. Классическим примером такого рода является разрешение исторического конфликта между земельной аристократией и городским коммерческим классом Европы, предметом которого была собственность на землю как основной фактор производства в эпоху Среднековья; с переходом к индустриальной эпохе, и усилением роли труда и капитала как основных факторов производства, данный конфликт оказался исчерпан.

Следует отметить, что цель разрешения конфликта может быть достигнута на основе как конструктивного, так и деструктивного взаимоотношения: систематическое физическое устранение одной из сторон конфликта (геноцид, война, в том числе гражданская) также попадает в данную категорию.

Выбор между окончанием конфликта посредством соглашения об урегулировании либо продолжением борьбы в ожидании окончательной победы является, с точки зрения рационального выбора, [30] функцией разницы в ожиданиях каждой стороны относительно окончательного исхода конфликта в случае, если соглашение об урегулировании не будет достигнуто немедленно.

Субъективная оценка каждой из сторон ожидаемых выгод от продолжения конфликта определяется: a) собственной оценкой вероятности достижения победы, b) ожидаемых выгод от победы для данной стороны, c) оценкой вероятности поражения в конфликте, d) ожидаемых выгод в случае поражения, e) и уровнем издержек от продолжения конфликта для данной стороны (включая уничтожение людских и материальных ресурсов, а также упущенные возможности использования этих ресурсов на иные, кроме военных, цели).

Субъективная оценка каждой из сторон ожидаемых выгод от урегулирования конфликта в свою очередь определяется: a) выгодами от условий урегулирования для данной стороны, b) и разницей между издержками продолжения борьбы до победы и издержками до момента урегулирования конфликта.

Таким образом, любые факторы, которые - a) сокращают оценки вероятности достижения победы для обеих сторон, b) увеличивают уровень издержек обеих сторон, c) увеличивают оценки времени, необходимого для достижения победы каждой из сторон, d) увеличивают выгоду от урегулирования относительно выгоды от победы - способствуют стремлению обеих сторон к достижению урегулирования в противоположность продолжению борьбы в ожидании победы.

Технологии урегулирования и разрешения конфликтов, предполагающие прямое вовлечение в конфликтную ситуацию, традиционно воспринимаются как достаточно ресурсоемкие. Между тем, перед лицом значительно возросших масштабов проблем, связанных с новыми конфликтогенными вызовами глобального характера, усугубляемых аномальным ростом материальных, политических и гуманитарных издержек, сопровождающих попытки применения традиционных технологий управления конфликтами, в последние десятилетия все большую популярность приобретает альтернативная концепция контроля над конфликтом.

Методологические основания концепции «контроля над конфликтом» (Л. Блумфельд, А.Лейсс) были заложены в США на рубеже 60-70-х годов прошлого века, в ситуации глубокого системного кризиса, связанного с упадком политической легитимности и эффективности американской политической системы вследствие провала целого ряда попыток разрешения конфликтных ситуаций на основе прямого военно-политического вмешательства (Корея, Вьетнам, Куба).[31] Концепция контроля предполагала выработку комплекса ресурсосберегающих политических технологий «дистанционного управления», предусматривающих наложение «внешних рамок» на конфликтные ситуации, достаточных для обеспечения стратегических интересов «субъекта контроля» в данной ситуации, а также сохранения общей стабильности и баланса сил в регионе. В пределах установленных рамок контроля, конфликтная ситуация могла бы развиваться в соответствии с собственными внутренними факторами, пока это не входило в противоречие с интересами субъекта контроля. Переход от контроля к управлению конфликтом обуславливался целым рядом ситуационных параметров, благоприятствующих главной задаче субъекта: сохранение и наращивание собственного потенциала, интерпретируемого как совокупность способностей оказывать влияние на события и достигать свои цели.

Стратегия контроля над конфликтом предусматривает следующие основополагающие компоненты:

- комплекс аналитических, коммуникационных, организационных, политических инструментов мониторинга и «сигнального оповещения», превентивного реагирования в целях предотвращения эскалации конфликтных ситуаций, чреватых повышенными издержками и требующих применения ресурсоемких технологий;

- широкий арсенал средств косвенного воздействия на конфликтные ситуации, обеспечивающих экономию и эффективную аллокацию политических, финансово-экономических и силовых ресурсов в условиях дефицита последних;

- система делегирования полномочий в регулировании конфликтных ситуаций, децентрализации процесса контроля и управления, при необходимости интернационализации процесса контроля, предполагающей вовлечение третьих сторон, межгосударственных и негосударственных институтов, обеспечивающее расширение средств воздействия и привлечение дополнительных ресурсов, повышение авторитета миротворческих усилий.

Провалы в политике контроля и обращение к политике прямого вовлечения в конфликт часто обусловлены отсутствием глубокого анализа и обоснованности принимаемых решений, спровоцированным иллюзиями в отношении собственных ресурсов и возможностей. Актуальными примерами такой ситуации является прямое вовлечение федерального центра во внутричеченские противоречия в 1994 году, а также одностороннее вмешательство США в ситуацию в Афганистане и Ираке в 2002-2003 гг., после разочарования в многолетних попыток взять ситуацию под контроля косвенными методами. В свою очередь, наметившиеся в 2003 г. стратегии выхода из создавшегося тупика, как со стороны российского, так и американского руководства можно рассматривать как попытки возвращения на позиции контроля.

Стратегия контроля над конфликтом предполагает, как следует из приведенных рассуждений, более комплексную, многостороннюю модель управления конфликтным процессом, сочетающую прямые и косвенные, силовые и кооперативные, публичные и частные методы воздействия. В этой связи, целесообразно дополнить приведенную картину рядом дополнительных измерений.

Стратегии конфликтного менеджмента принято разделять на три категории: односторонние, двусторонние и третье(много)сторонние. [32] В современной литературе, посвященной управлению конфликтом, приоритет отдается двустороннему решению проблем как наиболее приемлемому способу достижения конструктивных результатов. В то же время, следует принять во внимание как ограниченность возможностей использования двустороннего решения, так и потенциал альтернативных стратегий - односторонних действий и третьестороннего участия.

Односторонние стратегии, варьирующие от применения физической силы до исхода (избегания), представляют собой действия, предпринимаемые индивидами или группами для достижения собственных интересов в отсутствии координации с другими сторонами.

Односторонние действия в конфликтной ситуации обычно воспринимаются в негативном ключе, и ассоциируются с попытками одной стороны навязать свою волю другой стороне, могущими иметь разрушительные и даже саморазрушительные последствия.. Односторонний характер таких действий часто вызывает ответные, реактивные противодействия, способные вывести конфликтный процесс на эскалационную траекторию, что резко снижает шансы на достижение конструктивных решений. Однако односторонние действия могут иметь и конструктивное содержание, когда они представлены в таких формах, как избегание, исход, гражданское неповиновение, либо если речь идет о действиях угнетаемой стороны в ситуации неравенства сил. Обращение, либо угроза обращения к односторонним действиям могут существенно повысить легитимность и переговорные ресурсы слабой стороны, а также улучшить шансы на успех в процессе двусторонних переговоров либо третьестороннего вовлечения.

Выход может быть достаточно эффективной односторонней стратегией, способной укрепить позиции слабой стороны перед лицом превосходящего в силах оппонента. Наличие «опции выхода» (exit option) усиливает шансы того, что слабая сторона добьется права голоса в конфликте (т.е. в определении его результатов). Хиршман и Росс демонстрируют это положение на примерах различных доиндустриальных сообществ, одновременно подтверждая предположение, что по мере развития сообщества и усложнения его структурно-функциональной организации, «опция выхода» имеет тенденцию к снижению, во-первых, за счет усиления концентрации и централизации политической власти и развития принудительных политических институтов, и во-вторых, за счет ограничения индивидуальной мобильности, укрепления института собственности на основные экономические ресурсы и утверждения более жестких границ между социальными группами.[33] Таким образом, хотя выход и участие (право голоса) являются альтернативными формами поведения, на практике они не носят взаимоисключающий характер: при определенных обстоятельствах они способны взаимоусиливать либо взаимоослаблять друг друга.[34]

Избегание представляет собой одностороннюю стратегию, предполагающую отказ от предъявления претензий перед лицом сильнейшего оппонента или потенциально враждебного сообщества. В категориях рационального выбора, речь идет о ситуациях, в которых издержки действия заведомо выше любого конечного результата, что вовсе не предполагает удовлетворенность данной стороны в сложившемся положении вещей. В других вариантах, избегание может иметь место тогда, когда предмет спора малозначим для данной стороны.

Неповиновение означает одностороннее совершение или несовершение тех или иных актов, предполагающее нарушение общепризнанных социальных норм или законов – в целях привлечения общественного внимания к практикам и явлениям, воспринимаемым инициаторами как несправедливые и принуждения оппонента вести себя желаемым образом. Такие действия, однако, не подразумевают физического насилия, и могут также ориентироваться на минимизацию морального ущерба.

Неповиновение оказывается эффективным в ситуациях, когда конфликтующие стороны определенным образом зависимы друг от друга, и нуждаются в кооперации в интересах собственного благополучия. Напротив, неповиновение может сопровождаться значительными издержками в ситуациях, где нормотворческие инстанции (власти) свободны от ограничений в своих действиях либо власть сконцентрирована в их руках. Однако, даже в таких ситуациях неповиновение может оказаться эффективным в той мере, в какой оно ведет к повышению издержек осуществления власти сильнейшей стороной. В разделенных сообществах неповиновение оказывается эффективным с точки зрения привлечения внимания к проблеме, мобилизации сторонников, а также в качестве первого шага на пути к двустороннему либо третьестороннему урегулированию конфликта, подобно тому, как это происходило в период борьбы за гражданские права в США в 1960-е годы.

Насилие в качестве одностороннего способа решения конфликта, в свою очередь, исходит из допущения, что издержки оппонента, необходимые для сохранения своей позиции (и своей собственности), окажутся достаточно высоки в сравнении с требуемыми уступками, что вынудит его принять выдвинутые условия. Угроза насильственных действий предполагает, что инициирующая сторона не только обладает реальными возможностями для причинения оппоненту достаточного ущерба, но также способна убедить оппонента в наличии таких возможностей, и обладает необходимой волей и решимостью для обращения к ним.

Серьезными ограничениями любого одностороннего действия в конфликте являются неоднозначность предпринимаемых акций, а также возможность того, что ответные действия противной стороны будут отличаться от ожидаемых. Одностороннее действие, даже сопровождаемое ясной коммуникацией намерений, легко поддается искаженной интерпретации. Акции, представляющиеся ясными и однозначными для одной стороны, могут восприниматься совсем в другом свете другими. Эти ограничения и определяют причины того, что односторонние действия в конфликте, как таковые, редко ведут к конструктивным результатам. Однако в отдельных случаях угроза применения и даже фактическое применение таких мер может служить первым шагом в направлении к другим процедурам и способам разрешения конфликта.

Двусторонние стратегии предполагают совместное участие основных сторон конфликта в поиске взаимоприемлемого решения; могут включать в себя прямые переговоры либо выработку решения при посредничестве либо арбитраже третьей стороны.

Двусторонние стратегии разрешения конфликтов сохраняют контроль за результатами процесса в руках основных участвующих сторон, даже если этот процесс предполагает третьестороннее участие. Классическим прототипом такого рода является двусторонний процесс принятия экономических решений в условиях конкурентного рынка, результатом которого является достижение точки рыночного равновесия между спросом и предложением. Эта модель опирается на два ключевых допущения: во-первых, имплицитная легитимность правил игры, и во-вторых, стремление сторон максимизировать собственный интерес, способствующее эффективному распределению ресурсов всего сообщества. Эти положения образуют основу разнообразных игровых моделей и экспериментов, наиболее известной из которых остается «дилемма заключенного». Такого рода ситуации принятия решения характеризуются как «дистрибутивные», поскольку предполагают противоположный характер интересов сторон, которые могут быть выражены в стандартных единицах измерения (а именно, в денежной форме), так что выгоды одной стороны равны издержкам другой.

Специалисты в области конфликтного менеджмента неизбежно ощущают ограниченность логики дистрибутивных моделей двустороннего принятия решений применительно к комплексным социальным и политическим конфликтным ситуациям. Их интересуют интегративные решения, многомерные по своей природе и способствующие улучшению положения всех участвующих сторон, то есть, говоря языком теории игр, выгоды каждой стороны превышают ее издержки. Реальные конфликтные ситуации обладают более комплексным характером, и не содержат ясных стандартов оценки, в отличии от упрощенных эконометрических моделей.

Частные, неформальные процедуры управления конфликтом включают только самих конфликтующих участников. Большинство конфликтных ситуаций может быть разрешено неформальным путем. Стороны могут избегать конфликта по причине того, что его предмет не представляется достаточно значимым, либо ни одна из сторон не обладает достаточной силой, чтобы навязать свою позицию, либо отсутствует надежда на то, что ситуацию можно изменить в лучшую сторону.

Там, где избегание невозможно, либо напряженность в отношениях достаточно высока, так что ситуация становится нетерпимой, стороны имеют возможность обратиться к неформальной дискуссии с целью устранения разногласий. Большинство межличностных социальных конфликтов разрешаются подобным путем, заканчиваясь либо достижением компромисса, удовлетворяющего в той или иной мере все стороны, либо утратой актуальности и значимости. В противном случае, разногласие перерастают в диспут. П.Гулливер в классической работе «Диспуты и переговоры» отмечает, что разногласия перерастают в диспуты «только когда обе участвующие стороны не могут и/или не желают разрешить свои разногласия; то есть, когда одна или обе стороны не могут смириться со статус-кво, либо принять требование другой стороны, либо принять отказ другой стороны в отношении собственного требования. Диспут означает возникновение кризиса во взаимоотношения сторон».[35]

Переговоры представляют собой более формализованную процедуру конфликтных взаимоотношений. Участники добровольно вступают во временные взаимоотношения с целью проинформировать друг друга по поводу собственных интересов и нужд, осуществить взаимообмен определенными ресурсами, либо достичь согласия по иным вопросам, таким как форма их будущих взаимоотношений либо процедура решения стоящих перед ними проблем. Переговоры являются более интенциональным (с выраженными намерениями) и структурированным процессом регулирования диспута, в сравнении с неформальными дискуссиями.

Треть(много)сторонние стратегии имеют место там, где третьи стороны, представляющие более широкое сообщество, принимают решения, имеющие обязательный характер для сторон конфликта (например, обращение сторон конфликта в судебные инстанции).

Процесс выработки приемлемых решений в конфликтной ситуации может потребовать присутствия третьей стороны, обеспечивающей условия и место для встречи противоборствующих сторон, а также обеспечивающей легитимность каждой из сторон в качестве участника процесса. Третья сторона может способствовать коммуникации между сторонами (иногда играя роль посыльного между ними), вносить предложения по процедуре и повестке дня, осуществлять перевод общего недовольства и опасений сторон на язык конкретных требований, помогать сторонам определять относительную значимость различных интересов, и наконец предлагать варианты интегративных решений.

Хотя третьи стороны способны облегчить выработку интегративных решений, право принять либо отклонить их остается за противоборствующими сторонами. Соответственно, внешние участники должны обладать умением вовремя уйти, когда их миссия выполнена. Выбор момента ухода в решающей степени определяется характером коммуникации между основными сторонами, уровнем их взаимодоверия и эмпатии. Задача третьей стороны здесь заключается не просто в том, чтобы предложить реалистичный выход из конфликтной ситуации; это должно быть сделано таким образом, чтобы стороны конфликта восприняли это решение как свое собственное, а не навязанное извне.

Противоборствующие стороны в конфликте не должны с необходимостью общаться напрямую друг с другом, однако между ним должна существовать эффективная коммуникация. Так, в ходе «кризиса с заложниками» в 1980-81 гг. между США и Ираном не было никаких прямых контактов по вопросу их освобождения, однако процесс коммуникации обеспечивался алжирской стороной, имевшей контакты с обеими сторонами.

Лабораторные эксперименты показывают, что при прочих равных условиях, прямая коммуникация между участниками «лицом-к-лицу» позволяет получить более позитивные результаты, поскольку прямой обмен позволяет передать больший объем информации, значимой для выработки интегративного решения.[36] Однако, во многих реальных ситуациях общение лицом-к-лицу оказывается контрпродуктивным. Примером такого рода являются Кэмп-Девидские переговоры: личная неприязнь между Президентом Египта Анваром Садатом и израильским премьером Менахемом Бегином была столь высока, что общение между ними происходило только посредством американского Президента Картера, которому обе стороны доверяли.[37]

Посредничество представляет собой расширенный и усложненный формат переговорного процесса. Посредничество предполагает участие приемлемой для обеих сторон, непредвзятой и нейтральной третьей стороны, не обладающей полномочиями авторитарного принятия решения, в целях содействия достижения конфликтующими сторонами соглашения по предмету спора. Как и в случае с переговорами, процедура посредничества сохраняет право принятия решения за непосредственными сторонами конфликта. Посредничество является добровольным процессом, предполагающим готовность участников принять содействие третьей стороны. К данной процедуре обычно обращаются в ситуации, когда основные участвующие стороны утрачивают надежду на возможность достижения согласия собственными силами.

Помимо переговоров и посредничества, существует значительный класс процедур разрешения конфликта, предполагающих низкую степень контроля конфликтующих сторон над итоговым решением, повышение степени вмешательства внешних сторон, наделенных властными полномочиями, а также повышающих вероятность решений с нулевой суммой (по принципу выигравший/проигравший).

Так, внутриорганизационные диспуты могут быть предметом внутренней административной процедуры урегулирования. При этом третья сторона, обладающая властными полномочиями и не обязательно нейтральная по отношению к участникам спора, может принимать решения, обязательные для участников. Процесс может быть охарактеризован как частный, когда речь идет о негосударственной организации, либо как публичный в противном случае. Разрешение конфликта посредством административной процедуры, как правило, преследует цель уравновешивания интересов организации в целом с интересами конфликтующих сторон.

Арбитраж представляет собой добровольный процесс, в котором спорящие стороны обращаются за содействием к независимой и нейтральной третьей стороне, уполномоченной принимать решение по существу спора. Арбитраж может осуществляться как одним лицом, так и коллегией третьих сторон.

Арбитраж может представлять собой частную процедуру, содержание и результаты которой не предают публичности. Спорящие стороны иногда могут на свое усмотрение предлагать кандидатуры арбитров или состав арбитражной коллегии, сохраняя тем самым некоторую степень контроля над исходом процедуры. Процедура арбитража, как правило, имеет преимущества большее высокой неформальности и приватности, менее высоких транзакционных (временных и финансовых) издержек, в сравнении с судебными процедурами.

Судебная процедура предполагает вмешательство институциализированной и общественно признанной стороны, наделенной властными полномочиями, при этом происходит перемещение процесса из частной в публичную сферу. Третья сторона символизирует общественные интересы и ценности, и принимает решение, опираясь на букву закона и норму прецедента. Содержание спора при этом принимает характер игры с нулевой суммой, и решения принимаются на основании суждения по поводу того, какая сторона права, а какая нет. Поскольку третья сторона уполномочена обществом на принятие решения, результат процесса оказывается обязательным для спорящих сторон и подлежащим принудительному исполнению. Спорящие стороны утрачивают контроль над исходом процесса, однако могут оказаться в преимущественном положении в случае, если суд встанет на их позицию.

Законодательная процедура также может рассматриваться как форма публичного и правового разрешения конфликта, применяемая в отношении масштабных диспутов, затрагивающих широкие слои общественности. Спорящие стороны обладают способностью воздействия на исход законодательного процесса в той мере, в какой они могут мобилизовать политическую поддержку в свою пользу среди единомышленников, союзников и незаинтересованных.

Третьи стороны в качестве эффективных конфликтных менеджеров обладают определенными преимуществами. Во-первых, они могут обладать специальными знаниями и опытом. Во вторых, как правило, они являются выразителями коллективных норм и традиций, акцентирующих приоритет сохранения общей гармонии и равновесия. В третьих, эффективность решений третьей стороны может подкрепляться формальными или неформальными правами принуждения, признаваемыми конфликтующими сторонами как легитимные и неизбежные в случае неповиновения.

В этой связи не вызывает удивления то обстоятельство, что степень вероятности обращения к третьесторонним решениям увеличивается по мере возрастания сложности организации сообщества и институциализации легитимного принуждения.[38] В то же время, сравнительные исследования показывают, что в более развитых и сложноорганизованных сообществах данный метод решения, сохраняя роль последнего довода, сочетается и замещается целым комплексом других методов разрешения споров, не предполагающих угрозы применения санкций.[39]

Обращение к третьей стороне часто предоставляет конфликтующим сторонам шанс завершить спор достойным образом, сохранив свое лицо. При прочих равных условиях, решения, навязанные с позиций силы в двустороннем порядке, и предполагающие асимметричные уступки и издержки для одной из сторон, скорее будут восприняты как унизительные и несправедливые. Третья сторона отчасти принимает на себя груз ответственности за издержки принятого решения, легитимируя его в глазах участников и наблюдателей.

Вместе с тем, в качестве критического замечания в адрес третьесторонней процедуры разрешения конфликта (в особенности, судебной) нередко упоминается эффект поляризации участников конфликта, побуждаемых акцентировать свои взаимные претензии и обвинения, в противоположность поиску компромисса и согласия.

Кристофер Мур предлагает следующую сводную графическую схему, обобщающую различные варианты типологизации способов управления конфликтом:

Схема: Классификация способов регулирования и разрешения конфликта