Социально-структурные и психо-культурные факторы конфликта

Современная научная база конфликтологии представлена не поддающимся подсчету количеством публикаций, баз данных и компьютерных моделей, в данной области работают многочисленные исследовательские центры, научные коллективы, эксперты и специалисты, однако их усилия и находки во многом остаются разрозненными и фрагментарными.

Специалисты, изучающие природу социального конфликта, могут многое сказать о причинах и истоках, зарождении и развитии конфликтных ситуаций, однако они часто не уделяют достаточного внимания тому, каким образом конфликты заканчиваются, к каким результатам могли бы привести альтернативные варианты усилий, направленных на их урегулирование и разрешение, и какие последствия это могло иметь для взаимоотношений сторон в будущем.

Представители более молодой области исследования управления конфликтом, напротив, придают большое внимание способам и техническим приемам управления конфликтом в различных обстоятельствах, однако взаимосвязь управления конфликтом с общими теориями конфликта остается неочевидной. Для многих специалистов, конфликтный менеджмент сводится к набору конкретных, самостоятельных навыков и умений, таких как посредничество, ведение переговоров или принуждение, подобно тому, как кулинарное дело состоит из набора таких навыков, как разделка, жарка и варка. Порой принято считать, что следуя простым указаниям, организации и сообщества смогут управлять конфликтами легко и эффективно. Опасность такого технократического подхода заключается в том, что люди, его практикующие, оказываются неспособны осознать исключительно комплексную природу острых социальных и политических конфликтов, в которых наиболее остро ощущается потребность в новых подходах. Соответственно, люди оказываются в плену у конкретных типовых стратегий, когда требуется оценка сильных и слабых сторон различных методов, и ясное понимание не только в том, что ведет к успеху, но и почему.

Отсутствие согласованности между общими теориями конфликта и исследованиями управления конфликтом выражается в том, что теории конфликта мало говорят нам о том, как им управлять, в то время как теории конфликтного менеджмента оказываются неспособны принять в расчет разнообразные фундаментальные источники и факторы конфликтных ситуаций, в итоге формулируя частичные и неадекватные решения в комплексных, глубоко укорененных спорах.

Эффективное управление конфликтом осложняется тем, что комплексные социальные и политические конфликты неизбежно имеют множественные источники вместо одной ясно определенной причины. Споры разыгрываются вокруг того, что представляется конкретными интересами, однако и эмоциональные интерпретации участников равно значимы в объяснении того, почему и как эти споры развиваются и могут ли они быть управляемыми конструктивным образом. Споры переживают трансформацию по мере того, как действия одной стороны вызывают ответные реакции другой, участники спора предлагают конкурирующие образы того, что стоит на кону, глубоко скрытые страхи выходят на поверхность, и артикулируются новые требования и недовольства. [17] Наконец, стороны с интересами, отличными от интересов первоначальных участников, начинают играть ведущие роли, нередко усиливая поляризацию. Конфликты легко рапространяются вдоль линий существующих социальных и экономических разломов в сообществе, порождая более сильные реакции и многократно осложняя задачу управления.[18] Эффективное управление конфликтом предполагает обращение как к конкретному предмету спора, так и к более глубинным мотивам сторон, которые, будучи проигнорированы, могут выйти на поверхность в недалеком будущем.

Общая схема анализа конфликтных ситуаций, предлагаемая рядом авторов, [19] предполагает, что как социальные структурные интересы, так и психологические интерпретации формируют пространство в данном обществе, однако делают это различным образом. Если психокультурные диспозиции отвечают за общий уровень конфликтности и насилия в обществе, то социальные структурные условия, лежащие в основании конкурирующих интересов сторон, определяют выбор между альтернативными стратегиями успешного управления конфликтом.

Социальные интересы могут быть определены различным образом. Одни интересы (обычно конкурентные) определяются через неравенство в распределении власти и ресурсов, свойственное тому или иному уровню социальной организации. Другие интересы формируются посредством интеракции и обмена между людьми в сообществе, либо между группами различных сообществ, и могут быть описаны в терминах пересекающихся либо усиливающих связей.[20] В сообществах с сильными перекрещивающимися связями участники не могут полагаться на значительное фиксированное ядро сторонников, разделяющих общие интересы, поскольку люди, мобилизованные на основании одной приверженности, например родства, могут оказаться на противоположной стороне на основании другой приверженности, например места проживания или рода занятий. В противоположность этому, там, где несколько линий социальной дифференциации усиливают друг друга, мобилизация группы поддержки значительно облегчается, так что конфликт в таких сообществах принимает более экспансивную и менее управляемую форму.

В то время, как сообщества с сильными перекрещивающимися связями могут быть сравнительно успешными в ограничении внутреннего конфликта, те же самые обстоятельства могут делать эти группы более этноцентричными и жесткими во взаимоотношениях с аутсайдерами.[21]

Структурная теория конфликта хорошо предсказывает характер вероятных сторон конфликтов в том или ином сообществе, однако в гораздо меньшей степени помогает определить, насколько вероятно возникновение самого конфликта в данной ситуации. Далеко не все потенциальные линии размежевания превращаются в открытые споры, и существует немало примеров того, как предсказанные исследователями вероятные линии раскола не приобрели политической значимости, в то время как размежевания, первоначально представлявшиеся незначительными, порождали кровопролитные конфликты.

В значительной степени это вызвано тем, что исследователи часто приписывают тем или иным акторам определенные интересы, не убедившись в том, что сами акторы воспринимают ситуацию в том же свете, что и сторонние наблюдатели. Интересы редко носят самоочевидный характер как для участников, так и для наблюдателей; аналогичным образом, интенсивность эмоций, ассоциируемых с теми или иными интересами, бывает настолько выше ожидаемой «рациональным» наблюдателем, что становится очевидным присутствие иных значимых факторов. Здесь психокультурная теория способна заполнить важные проблелы в нашем понимании конфликта

Культурные различия помогают объяснить почему, в ответ на, казалось бы, одинаковые события, люди в одном случае ощущают угрозу своим интересам, в то время как в других нет.

Психокультурные установки представляют собой глубинные, социально сконструированные внутренние представления о себе, о других и об окружающем социальном мире, - представления, широко распространенные в обществе. Термин «психокультурный» подчеркивает одновременно психологический процесс приобретения этих установок и их социально сконструированный и совместный характер. Примерами значимых психокультурных установок является степень доверия между людьми внутри и вовне своей группы, ощущения по поводу личной и социальной идентичности. Такого рода установки становятся критически значимыми строительными блоками в объяснении происхождения и развития конфликта.

Психокультурные установки приобретаются различными способами. Некоторые вызваны к жизни ситуативными обстоятельствами, содержат сравнительно небольшую долю аффекта, и задействуют такие обучающие механизмы, как пробы и ошибки, прямые указания, или моделирование. Другие установки – «экспрессивные» или «проективные» - приобретаются посредством процессов, которые могут быть описаны языком психоаналитической теории. Религиозные верования, а также представления о конфликте и его разрешении, попадают в эту категорию. Здесь неоднозначность и сильная аффектация соединяются с отсутствием прямых свидетельств, способных оказать воздействие на убеждения или действия.

Установки, усвоенные на ранних этапах жизни, значимы не только на уровне восприятия, но также проявляются в специфических поведенческих моделях, например: как отвечать на внешние угрозы, когда обращаться к физической агрессии, кому доверять и т.д. Конфликтное поведение часто оказывается жестко структурированным благодаря тому, что культура санкционирует определенные действия, предпринимаемые в стремлении индивидов и групп к своим интересам, в то время как другие не одобряет. Большинство культур обладают ясными ожиданиями в отношении того, что та или иная сторона может предпринять самостоятельно в конфликтной ситуации, к кому она может обратиться за помощью, и при каких обстоятельствах возможно вовлечение в спор остального сообщества.

Конфликты в данном отношении можно представить как процесс социальной коммуникации, послания которой доступны интерпретации постольку, поскольку участники разделяют общую систему координат.[22] Некоторые послания могут казаться зашифрованными для аутсайдеров, однако в контексте их культурное содержание вполне ясно. Конфликт, однако, происходит не только в рамках единой культурной системы координат, но также между группами и индивидами различного культурного происхождения, общая система координат которых может быть очень мала. В такой ситуации конфликты могут встать на путь эскалации, так как каждая сторона полагается на собственное понимание происходящего, «вычитывая» непреднамеренное содержание в посланиях друг друга.[23] Конечно, афористичное утверждение «большинство конфликтов на самом деле являются коммуникативными проблемами» содержит известную долю преувеличения: большинство конфликтов никогда бы не возникли в отсутствии некоторых реальных различий интересов.

Индивидуальные и групповые представления, выстроенные на противопоставлении «свои-чужие», с готовностью приписывают злонамеренные мотивы другим, в то же время будучи неспособны осознать наличие подобных скрытых мотивов в своем окружении. Аутсайдеры оказываются готовыми объектами для экстернализации, замещения и проекции наиболее враждебных групповых импульсов и глубинных страхов. В такой модели, события – включая простейшие проявления повседневной жизни, - могут наделяться интенсивными смысловыми значениями, в то время как люди пытаются объяснить себе не только что произошло, но и почему. Последнее обстоятельство обладает особой значимостью для последующего действия.

Перевод установочных ориентаций в поведенческие модели происходит на индивидуальном уровне, однако представляет собой глубоко социальный процесс: там, где есть социальная поддержка определенных типов действий, они будут усвоены и сохранены, там же, где есть неодобрение, они становятся менее распространенными. При этом, даже незначительные различия в раннем опыте и социальном обучении могут быть многократно усилены: лидеры, мобилизующие группу на определенное действие, способствуют поляризации, подчеркивая групповые различия там, где они, на самом деле, могут быть очень незначительными. Акцентирование внимания на групповой идентичности и дифференциация по отношению к другим группам способствует мобилизации, что имеет непосредственное отношение к поведению в конфликте и усилиям по его управлению.

Итак, психокультурные факторы более значимы для объяснения интенсивности конфликта, в то время как структурные факторы лучше объясняют специфические для данного сообщества способы организации конфликта и сотрудничества.

При этом механизмы, образующие связь между социальными структурами и глубинными психокультурными установками с конфликтом имеют различный характер. Специфические индивидуальные и групповые интересы образуют связь между социальной структурой и конфликтом, в то время как общие интерпретации окружающего мира связывают конфликт и психокультурные установки.[24]

Идентификация интересов и интерпретаций в качестве механизмов, связующих социальную структуру и психокультурные установки с социальным и политическим действием, указывает на специфические стратегии конструктивного конфликтного менеджмента. Учет интересов и интерпретаций обеспечивает эффективный набор мер, которые миротворцы могут предпринять в краткосрочной перспективе, вместо того, чтобы ожидать долгосрочных структурных и психокультурных сдвигов, которые находятся за пределами их контроля.

Возьмем в качестве примера сообщества с высокой степенью поляризации по этническому признаку, такие как Северная Ирландия, Израиль, Шри Ланка или Северный Кавказ. Перекрещивающиеся взаимосвязи, соединяющие членов различных общин, крайне слабы, в то время как психокультурные установки стимулируют позитивные внутригрупповые и негативные межгрупповые образы. Сильные внутригрупповые связи ассоциируются с конкретными интересами в отношении землевладения, работы, места жительства и политических прав. Психологические интерпретации играют критическую роль в формировании враждебных межгрупповых образов и страхов по поводу группового самосохранения, ассоциируемых с продолжением конфликта с высокой степенью интенсивности. Поскольку на социальные структуры и психокультурные установки трудно воздействовать непосредственно, не говоря уже об их изменении, в конфликтах такого рода часто более целесообразно сфокусировать внимание на конкретных интересах и интерпретациях. Управленческие стратегии в такой ситуации могут быть направлены, например, на обеспечение более справедливого распределения работы и жилья, либо устранение еще более откровенных проявлений этнической дискриминации. Также могут быть предприняты шаги по воздействию на глубоко укорененные страхи участников конфликта, модификации структуры и характеристик групповых интерпретаций и межгрупповых образов, что позволяет создать условия для содержательных договоренностей.