Довольны собой.

Готама.

Рождение - это страдание.

А не только роды.

Рождаться на свет так же больно как и давать жизнь.

Когда говорилось " рождение - это страдание", Будда имел в виду не мать, а дитя.

А что касается ужаса рождения...

Ужас рождения -

это не боль а страх.

Для малыша этот мир пугающий.

Его разнообразие, огромность сводят с ума маленького путешественника.

Говорят и считают, что новорождённый ничего не чувствует.

Он чувствует всё!

Абсолютно всё, без фильтров, без выбора, без различия!

Рождение - это гроза, ураган!

А ребёнок -

терпящий кораблекрушение уничтожаемый, поглощаемый стремительным приливом ощущений которые он не умеет распознать.

Наше единственное преступление в том что мы не ведаем всей тонкости и остроты переживаемых новорождённым чувств.

Эта свежесть чувств носит прекрасное название: юность.

А мы, остальные, " взрослые люди" мы уже ничего больше не чувствуем.

Наши чувства притуплены, пресыщены.

Проклятие не возраста, а силы привычки делает нашу кожу такой же грубой мёртвой, бесчувственной как шкура носорога, крокодила.

Новорождённый не видит?

Это написано в книгах.

Это в сознании всех людей.

Потому что иначе как представить себе, что кто-либо мог бы устремить на ребёнка такие прожекторы, которые не вынес бы ни один хирург?

Может быть уменьшить свет, когда дитя появляется на свет?

Да разве со слепым церемонятся?

Итак, новорождённый слеп?

Откроем же, наконец, глаза.

Что мы увидим?

Голова едва вышла, тело ещё нет, а ребёнок уже широко открывает глаза.

Пусть он их тут же с криком снова закроет а маленькое личико омрачится невыразимым страданием.

Глаза Михаила Строгова жгут саблей, раскалённой добела.

Итак, когда же Жюль Верн проделал этот эксперимент?

Если бы хотели отметить ребёнка печатью страдания и насилия, дать ему понять, что он попал к сумасшедшим лучшим способом доказать ему это, направив на него ослепляющие лампы.

Как готовится хорошая коррида?

Как делают " хорошего" быка бешенным, пьяным от боли и ярости?

Целую неделю животное держат запертым в темноте.

Затем его внезапно выпускают под ослепляющий свет арены.

И тогда он нападает; надо, чтобы он убивал.

Рычи, толпа!

Кричи, ребёнок!

Слепой ли новорождённый?

Ослеплённый.

А что до слепых...

Теперь, уши.

Глух ли новорождённый?

Не более, чем слеп.

Когда он появляется на свет, он уже давно всё слышит.

В теле матери он уже узнал так много разных звуков!

Скрип костей, урчание кишечника и такой важный барабан, просто колдовской - сердце.

И более грандиозная вещь иногда, как дуновение ветра иногда, как ураган -

" её" дыхание.

Затем - слово " её" голос это единственный по тембру, модуляциям, настроению голос, с которым растёт ребёнок.

А шум окружающего мира.

Ребёнок знает голос своего отца задолго до того, как встретит его.

А всё вместе - какой великолепный концерт!

Конечно, всё это смягчено, ослаблено, притуплено околоплодными водами.

Как грохочет этот мир, рождённый в волнах!

Наши голоса, наши крики должны казаться несчастному младенцу тысячекратным раскатом грома.

Кто помышляет говорить тихо в родильном отделении?

" Тужьтесь! Да тужьтесь же! " -

Эти вопли должны очаровать ребёнка.

Ах, несчастный ребёнок какое же это бедствие - родиться в мгновение ока очутиться в океане нашего незнания, невольной жестокости!

Может быть твоя кожа, мой маленький, менее измучена?

Полноте, ведь младенец ничего не чувствует!

На самом ли деле ничего?

Чувствует ли что-нибудь эта боязливая кожица которая знает: друг или недруг к ней приближается, и начинает дрожать?

Эта кожа, которая не знала ничего кроме нежности ласки прикосновений слизистых оболочек, что она встретит?

Гигиенические салфетки, грубые ткани а иногда даже щётку!

О, терновый венец!

Новорождённый малыш попадает прямо-таки на острые шипы.

Вот он и кричит.

И мы хохочем во всё горло.

При виде таких страданий хочется крикнуть: " Хватит! Достаточно! Да, ад действительно существует. Это не сказка.

И там горит настоящий огонь.

Но этот ад не на исходе жизни, в загробном мире Он здесь, в начале пути.

Это та мука, на которую, сами того не желая, мы обрекаем ребёнка, и это те шипы, тот огонь, который мы зажигаем между собой и невинным младенцем.

Ну, это-то наконец всё конец всем пыткам?

Нет, нет, этот огонь обжигающий кожу и глаза проникает внутрь и жалит ребёнка изнутри.

Да, ещё худшим является ожог воздухом лёгких.

Это то же самое, что в первый раз затянуться сигаретой, вдохнуть дым.

О, эта икота, эти глаза, часто полные слёз, красное лицо, исступлённый кашель!

Но настолько более жесток ожог более ново и оскорбительно - проникновение воздуха вовнутрь!

Да, этот ожог превосходит по ужасу все остальные пытки.

В ребёнке всё сжимается, всё протестует, всё отвергает и старается избавиться от врага.

И за этим следует крик!