Арктические самоубийства: убивает не темнота. The Arctic Suicides: It's Not The Dark That Kills You

Дети играют около многоквартирного доме в Нууке, Гренландия, прыгая в сугроб с крыши крытого перехода. На протяжении более 30 лет уровень самоубийств в Гренландии был одним из самых высоких в мире.

Джон У. Пул (John W. Poole) / NPR

Первая смерть пришла ночью 9 января.

Суббота. Пеле Кристиансен (Pele Kristiansen) был дома, пил со старшим братом пиво, в чем ничего необычного не было – работы в городе мало, многие пили. Во второй половине дня они услышали, как кто-то стучит в дверь, крича: " Белый медведь! Это белый медведь! "

На льду фьорда в нескольких километрах они увидели медведя. Охота в Арктике на медведей, оленей, тюленей и птиц даже сегодня лежит в основе жизни инуитов.

Белый медведь шел к Тинитекилааку (Tiniteqilaaq), деревне на северо-востоке Гренландии.

Слегка пьяный и очень обрадованный Пеле и его приятели завели двигатель на своем рыболовном судне и поплыли через шугу в гавани, пока не подошли достаточно близко. Они вышли из лодки на лёд и направили винтовки на огромное животное.

Охотники на моторной лодке в в море рядом с Тинитекилааком, Гренландия.

Виктор Черутти (Victor Cerutti)

У эскимосов убить медведя – праздник. У белых медведей огромная территория, и найти одного рядом с деревней не часто удается. И убить медведя нелегко – он велик и силен. Обычно охотятся группой, и, по традиции, первые четверо стрелявших делят мясо и славу.

В этот день Пеле убил медведя. Он был счастлив. Вечером он праздновал. А утром он был мертв. Самоубийство. Ему было 22 года.

Тринадцать дней спустя, в соседнем городке, 15-летний мальчик Питер Пиланат убил себя в доме своей бабушки и дедушки. Питер и Пеле не знали друг друга, по крайней мере, не очень хорошо, но у них были общие знакомые. В местности, где живут 3000 человек, Питер, безусловно, знал о смерти Пеле.

Тинитекилаак с высоты птичьего полета.

Виктор Черутти

Два самоубийства менее чем за две недели. Жители почувствовали начало чего-то очень плохого и тошнотворно знакомого. Того, что происходило много раз во многих городах Гренландии. Последовательность самоубийств, необъяснимых и неизбирательных, выкашивает молодое поколение страны, которая и так имеет самый высокий известный уровень самоубийств в мире.

Информация предоставлена Alyson Hurt and Katie Park/NPR

Исчезнувшие города.

Когда Анда Поулсен (Anda Poulsen) был молод, он чувствовал себя счастливчиком. Он родился в городе с большой историей. Кангек, Гренландия, был местом, о котором было что рассказать. Он был знаменит охотниками-инуитами и удачно располагался в горле бухты. Именно здесь поселились первые миссионеры, именно тут несколько последних традиционных каяков еще покоряли океан.

Кангек рождал великих людей. Анда гордился им. Но Канкег, переживший средневековую засуху и малый ледниковый период, викингов и миссионеров, ждала встреча с новым врагом.

Гренландия была колонией Дании (она до сих пор не полностью независима). После второй мировой войны, опираясь на американскую инфраструктуру военного времени на острове, Дания решила развивать местную экономику. Гренландия была идеальным местом для коммерческого рыболовства, можно было добывать палтуса и креветок. Датское правительство привело торговые компании и траулеры.

В течение нескольких лет исчезли знаменитые охотники и каяки, появились моторные лодки и права на добычу. Приток денег и новые технологии сделали некоторых людей богаче, но ослабили традиционную экономику инуитов в небольших деревнях, основанную на коллективной охоте и торговле мясом и шкурами.

Охотники и рыбаки предлагают дневной улов рядом с супермаркетом Нуука.

Джон У. Пул / NPR

В детстве Анда играл рядом с брошенными на береге каяками. " Деревянные каркасы без обшивки", ­­– вспоминает он.

Новые моторные лодки были только началом. Промысловый лов рыбы требует заводов по переработке рыбы. А заводам нужны рабочие. Канкег был слишком мал для завода – 150 человек жили там в хорошие времена. После того, как рыбокомбинаты открыли в столице, люди начали покидать Канкег в поисках работы и образования.

Сегодняшний вид старой гавани Канкега.

Джон У. Пул / NPR

К 1974 году в Канкеге осталось 50 или 60 человек. И это было началом конца родины Анды. Ему тогда было 14. К тому времени он жил в столице, Нууке, где вместе с остальными детьми из Канкега пошел в школу.

" Я слышал, что Канкег закрыли", говорит Анда. " Все слышали. Все знали. Это было очень тяжело".

Через метель в конце зимы старый причал и дома Канкег появляются, как призраки.

Джон У. Пул / NPR

Канкег «стирали». Датское правительство удалило его из перечня поселений Гренландии. Они закрыли магазин, отключили электричество, священника перевели в новый приход. С точки зрения правительства зрения, это было просто практичное решение, ведь трудно было обеспечить базовые услуги, больницы и школы, в каждой маленькой деревне. Было бы намного проще, если бы инуиты переехали в крупные города, где инфраструктура уже есть.

Семья Анды – его мать, сестры, двоюродные братья – упаковали вещи и попрощались с их желто-оранжевым обшитым вагонкой домом с видом на море. Их новый дом в Нууке был многоквартирным, в нем жили сотни семей из десятков небольших деревень, которые тоже были стерты.

" Мать, сестры и я жили в многоквартирном здании", ­­– говорит Анда. Дом был в рабочем районе вблизи растущей гавани Нуука.

Олений череп, украшающий многоквартирный дом в Нууке.

Джон У. Пул / NPR

Эти дома были символами прогресса, сказали власти, роскошный образец современной Гренландии, с теплом, электрической энергией, водопроводом и мощеными тротуарами. Но Анда говорит, что в квартире не чувствовал себя роскошно – скорее чужеродно и одиноко.

Асфальтированные дороги только отделили их от океана, создав барьер для морской охоты, от которой инуиты зависели тысячи лет.

Мясник Джоэл Йоргенсен свежует оленьи головы в придорожной лавке Нуука.

Джон У. Пул / NPR

Некоторые пытались проигнорировать новое и жить так, как раньше. Анда помнит мужчин, которые охотились на тюленей в гавани Нуука рядом с грузовыми судами Royal Arctic Line и тащили мясо в квартиры на детских санках.

" Столкновение культур, – говорит Анда. И, пожалуй, что еще хуже, – было предубеждение против людей из сел. Это чувствовалось в словах, в том, как они смотрели на вас".

Охотник направляется в фьорд около Нуука.

Джон У. Пул / NPR

Анда, которому сейчас 56, отвернулся к окну своего кабинета в Нууке. Всю свою жизнь он подавлял свой гнев и попытался сосредоточиться на поиске решений. Тем не менее, прошлое доставляет боль. Он непроизвольно сжимает кулаки, но затем осторожно кладет ладони на стол.

" Они насмехались над нами".

Для Анды было два варианта: он мог бы остаться кем был, ребенком из гренландской деревни или стать таким, как все. В школе было ясно: датско-говорящие лучше, чем гренландско-говорящие; датское круче, чем гренландское. Деревенские дети хуже городских.

" Я хорошо вписался в класс". Он вздыхает. Он знает, что должен был оставить старую часть себя, ту часть, что из Канкега, позади. Или, по крайней мере, скрыть их под более датской внешностью.

Снимок Анда Поулсена в молодости.

Предоставлено Андой Поулсеном

" Это было, как будто речь шла о выживании". Он заставил себя приспособиться.

Но были и те, кто не смог.