Какая у всего этого дела существует критика?

Кадр из кинофильма «Ex Machina».

Во-первых, снимать электронные копии мозга мы можем только с мертвецов. Если со временем удастся усовершенствовать технологию МРТ настолько, что та станет давать цифровые срезы мозга с молекулярной точностью, это откроет возможность делать коннектомы-синаптомы мозга живых людей. Но пока, как говорилось в забытой рекламе сыра, «это фантастика, сынок».

Во-вторых, надо отдавать себе отчет, что статичная модель мозга (коннектом + синаптом) вовсе не синоним «цифровой копии личности». Оптимисты подобного подхода упускают ключевой момент: в психофизиологических процессах, лежащих в основе сознания, главную скрипку играет не столько структура мозга, сколько ее динамика — нейропластичность.

Другими словами, грецкий орех в нашем черепе постоянно переключает связи между отдельными нейронами. Делает он это не случайным образом, но под давлением информации из внешней среды и в результате собственной внутренней активности («сознание»), основанной на предыдущем опыте, но им одним не исчерпываясь. Процесс такого постоянного реконнекта связей лежит в основе памяти, силы воли, активной умственной работы и чёрт знает чего еще.

Идеальная статичная копия мозга, даже если её создать, окажется всего лишь тенью, призраком личности человека, неспособной ни на инициативу, ни на мышление. Это очень далеко от полноценной копии психики, которая грезится оптимистам «коннектомно-синаптомного» подхода.

Сложность тут состоит в том, что если делать коннектомы мы уже более-менее научились, то в сфере моделирования нейропластичности (стохастического, по сути, процесса) мы пока даже близко не представляем, с какого конца за это дело взяться. И это автоматически означает, что:

а) оценка Курцвейла может быть чересчур оптимистичной, и

б) к середине века мы до «цифрового бессмертия» не дошкандыбаем.

В-третьих, помимо нейрональной пластичности (в смысле способности нейронов ослаблять одни синаптические контакты и усиливать или создавать другие), есть ряд других сложных для простого копирования моментов.

Есть, например, система гормонов и нейромедиаторов, которые

а) регулируют активность мозга,

б) лежат в основе наших эмоциональных реакций на действительность,

в) включены в систему вознаграждения (заставляют нас желать чего-то и к чему-то стремиться).

Всё это сравнительно хорошо изучено физиологами, но, разумеется, изучено «вообще», а не на индивидуально-клеточном уровне. Как эти отличия одного человека от другого* перенести в модель мозга, нам пока не понятно даже в самом первом приближении.

*Пример: доза эндорфинов-энкефалинов, которые ваш мозг выбрасывает в ответ на ваших котиков в вашей Сети. Разумеется, эту информацию не «сфотографируешь» просто создав карту связей в мозге. Предстоит научиться снимать информацию об отдельных нейронах, нейроэндокринных клетках и их «привычках».

Ещё одна сложность состоит в том, что число клеток в центральной нервной системе есть цифра непостоянная. Пока мы живём, одни нейроциты пачками умирают, делая нашу мысль яснее и приглушая «информационный шум». Другие постоянно образуются заново (вероятно, из каких-то неспециализированных клеток глии). Детали этого процесса для нейробиологов все еще покрыты мраком.

Мы не знаем, как происходит процесс обновления клеток в мозге. Известно об этом, по сути, одно: важнейшую роль здесь каким-то образом играет гиппокамп.

Пока мы не поймём, как работает этот участок мозга, нам не понять и как консолидируется наша память. Пока мы не знаем, как взаимодействуют глиальные клетки (подавляющая часть вещества мозга, между прочим) с нейронами, загадка сознания будет оставаться не разгаданной.

На этом фоне огромное значение приобретают исследования второй группы ученых-нейрокопателей, которых я для себя определяю как «фукционалистов».

«Киберфункционалисты»

Кадр из кинофильма «Ex Machina»

Эти ребята не занимаются снятием копий мозга и коннектомами. Вместо этого они пытаются понять, как мозг работает в принципе, как у него и его отдельных частей получается выполнять свои функции. И далее идут уже попытки моделировать эти функции при помощи устройств, имеющих мало сходства с биологическим мозгом.

Подчеркиваю: подход состоит в попытках понять и воспроизвести принцип работы, а не структуру.

Исследования данного типа могут стать основой «нейропротезирования» — футуристической медицинской технологии, которая позволит нам заменять вышедшие из строя участки мозга или даже многократно усиливать свои интеллектуальные способности, используя кибернетические «сверхкостыли».

Здесь надо парой слов упомянуть такую штуку, как «экзокортекс». Речь идет о философской по преимуществу концепции, согласно которой мы используем разного рода внешние биологические (других людей) и небиологические устройства (начиная от пометок «на память» до мобильного телефона) в качестве искусственного усилителя собственной коры головного мозга.

На практике этот подход к расширению возможностей человека означает следующее. Если мы научимся эффективно и без отторжения стыковать «мокрый компьютер» с компьютером кремниевым, такой технологический прорыв даст начало новой эре в развитии нашего вида. Экзокортекс может служить для связи двух биологических мозгов в один (при помощи «кибертелепатии»), или для связи человека с облачным ресурсом, который будет поставлять в него биржевые сводки или новости технологий, а то и считать карты при игре в казино / калькулировать семейный бюджет / искать ему работу.

Сделав устройство, которое способно дублировать функции мозга, не так уж сложно временно подключить его к последнему и некоторое время снимать информацию о его активности с целью создать более-менее близкое подобие психики.

По крайней мере, такой подход очень круто выглядел в последней (на данный момент) серии британского НФ-проекта «Черное зеркало» (Black Mirror).

Интересный «функциональный» подход пытается развивать Константин Анохин, про которого тоже шла речь в тексте Люси Ширшовой. Его коги и карты этих когов (когнитомы) могут хорошо дополнить подход «структуралистов» в том, что касается моделирования личности человека и, в особенности, содержимого его памяти.