Монах Алексий

(†28 ноября /11 декабря 1888)

Монах Алексий Иванов — из крестьян Псковской губернии Великолуцкого уезда, Вяховской волости, деревни Марково. Служил младшим писарем старшего разряда Кронштадтской крепостной артиллерии. Поступил в скит в 1888 году 24 октября 30 лет от роду, а по монастырским записям 32 лет. Прибыл в скит по совету известного кронштадтского отца протоиерея Иоанна Ильича Сергиева, который сказал ему: " Торопись в монастырь поскорее, время не терпит: скоро Судия Праведный грядет". Послушание его в скиту было помогать повару. Но недолго пришлось ему помогать. В один день он прибег к старцу отцу Иосифу и с оханьем объяснил ему, что чувствует нестерпимую боль в животе. Немедленно был он пострижен в мантию, особорован, исповедан и приобщен Святых Христовых Таин и, прожив в скиту только один месяц и четыре дня, скончался 28 ноября 1888 года. На третий день после его кончины были похороны.

Монах Алексий (Лебедев)

(†31 июля /13 августа 1894)

В миру Александр Степанович Лебедев, заштатный пономарь Перемышльского уезда Калужской губернии села Любемского. Поступил в скит в 1875 году 25 мая вместе с сыном, мальчиком Василием, который, достигши совершенного возраста, призван был в военную службу и уже после в скит не возвращался. Сам же Александр вскоре по поступлении в скит пострижен был в рясофор. Несколько времени был трапезным, читал Псалтирь по благодетелям. Также и в церкви при богослужениях вместе с другими читал и пел на левом клиросе. Был вежлив и к старшим почтителен. Келейно принял постриг в мантию с именем Алексий. Скончался 31 июля 1894 года 75 лет от роду от старческого истощения сил. На третий день после кончины был похоронен.

Инок Андрей (Свешников)

(†4/17 декабря 1864)

Андрей Иванович Свешников — отставной коллежский асессор, сын чиновника 12-го класса. Родился в 1816 году. Воспитывался в горном институте и служил в горной части в Сибири, а потом на пароходах в Черном море. Был холост. Страдал приливами крови к груди и сердцу. Поступил в скит в ноябре 1861 года, а 24 декабря 1863 года пострижен в рясофор. В конце 1864 года заболел серьезно и так болел с месяц и более, 29 ноября особорован святым елеем и в этот же день в последний раз приобщился Святых Таин. Неоднократно предлагали отцу Андрею о пострижении в мантию. Он и согласен был, но все же выбирал знаменательные дни и оправдывался тем, что в этом его желании нет греха. Сперва назначил он для пострига праздник Знамения Божией Матери, но в этот день сделалось ему так худо, что о пострижении и думать было нельзя. Ради знаменательного дня опять отложили постриг до 4 декабря, дня празднования святой великомученицы Варвары. Накануне был исповедан иеромонахом отцом Пименом. А в самый день утром опять почувствовал сильный припадок, и хотя бы и мог еще принять пострижение и приобщиться Святых Таин, но на предложение отца Пимена и братий отвечал отказом, сказав, что надо теперь поставить пиявки и тогда к трем часам все пройдет. Но едва отец Пимен ушел от больного отца Андрея, он вдруг почувствовал приближение смерти и уже сам изъявил было желание приобщиться. Ходивший за ним брат, послушник Дмитрий Лавров, бросился искать отца Пимена, но, не нашедши его, побежал к скитоначальнику отцу Илариону. Когда же тот пришел со Святыми Дарами, отец Андрей уже скончался.

Кончина его последовала 4 декабря 1864 года. Прожил на свете 48 лет. В ночь на 5 декабря скитский иеромонах отец Иларий видел сон: будто отец Андрей встал из гроба, подполз к кустам барбариса на краю кладбища и очень стонет. Отец Иларий (скончавшийся в 1872 году 23 сентября) спросил его: " Что, отец Андрей, очень больно? ". Тот ответил со стоном: " Очень больно. Так угодно Варваре (великомученице)". Это день его кончины. (Из записок скитского иеромонаха отца Пиора.)

Инок Андрей (Сланский)

(†10/23 октября 1856)

Андрей Феодотович Сланский, сын священника села Сланского Тамбовской губернии Лебедянского уезда, родился в 1795 году, поступил на службу в 1814 году в Тамбовскую Духовную консисторию, отсюда в 1822 году определен повытчиком (вернее сказать — поведчиком) в Шацкое духовное правление. Оттуда переведен, по распоряжению начальства, в Липецкое духовное правление в ту же должность, которая затем переименована в должность столоначальника. В 1839 году Андрей Феодотович переведен был опять в Тамбовскую Духовную консисторию, в из оной в 1840 году по прошению уволен в отставку с чином титулярного советника. В том же 1840 году он поступил на службу в Тамбовскую Казенную палату помощником контролера, потом был контролером и в 1846 году получил чин коллежского асессора, который в то время давал право на дворянство. Был женат и имел двух сыновей, которые служили в военной службе офицерами; но последующая их участь неизвестна, их потеряли из виду даже и родители их.

В 1848 году в июле, лишившись супруги, Андрей Феодотович вышел в отставку с полупенсионом. Потерею своей подруги жизни так был опечален, что почти постоянно в своей квартире читал Псалтирь, молясь со слезами о упокоении души своей дорогой покойницы. Наконец в ноябре того же 1848 года прибыл в Оптину пустынь и сначала поместился на жительство в монастыре, но, прожив там около трех лет, перешел 7 сентября 1851 года в уединенный скит, где незадолго перед тем поместился, также переведенный из монастыря, его родной племянник, бывший учителем Липецкого Духовного училища, — Павел Степанович Покровский (впоследствии иеромонах Платон). Андрей Феодотович занял в скиту на пасеке ту самую келлию, в которой несколько лет тому назад жил покойный старец иеромонах Леонид (в схиме Лев).

Он был нрава кроткого и молчаливого и был очень трудолюбив. В то время все скитские братия отапливались своими дровами, которые потому и дозволялось каждому брату собирать в лесу, окружающем скит (конечно, уже поломанные сухие ветки), или выкапывать пни. Имея от природы хорошее здоровье и крепкие телесные силы, Андрей Феодотович, бывало, скажет Павлу Степановичу: " Ну, племянник, пойдем в лес трудиться". Пойдут. Андрей Феодотович, не жалея себя, начнет выворачивать огромные пни, приглашая к трудам и компаньона. А тот, боясь надорваться, несколько пожеливал себя; сам тоже приговаривает: " Ну-ну", а тянет не во всю мочь. Следствием же этих неразумных трудов было то, что дядя нажил себе огромную грыжу, да и племянник был в той же опасности, от которой спасла его, хотя и не совсем похвальная, хитрость.

Затем Андрей Феодотович был очень усерден к службам Божиим и вообще к молитве. В скиту издавна заведено деннонощное чтение Псалтири по живым и умершим, своим братиям и благодетелям. В летнее покосное время, когда все могущие скитяне уходят трудиться на покос, Андрей Феодотович по старости лет не ходил на это послушание, а вместо того читал Псалтирь и за себя, и за других братий, так что ему приходилось иногда читать сряду чреды по две и по три, то есть часа четыре или даже шесть. И он так любил это чтение, что по окончании своей чреды, идя в свою келлию, если по дороге встретит какого-либо брата, то даже сам, бывало, напрашивается за него читать. Скажет: " Что? Что? Ай псалтирик почитать за тебя? ". По словам скитского летописца, Андрей Феодотович " был внимателен к своей жизни и во всем подавал собою добрый пример старца, памятующего, что он пришел в вертоград иноческой жизни уже в единонадесятый час, и потому усиленно трудившегося, дабы удостоиться мзды подвизающихся от первого часа дня".

Пять с небольшим годов прожил Андрей Феодотович в скиту и в это время пострижен был в рясофор. По его крепкому здоровью нельзя было ожидать близкой его кончины, которая последовала более от его неосмотрительности. Причиною было мочезадержание. В назначенные сроки он обыкновенно ездил в город Козельск в казначейство за получением положенной ему пенсии. И вот однажды поехал он без кучера, а лошадь была бойкая; и потому дорогой туда и оттуда неудобно было остановиться для естественной потребности, а в городе везде народ. Так он и терпел и терпел; возвратившись же в скит, ощутил приключившуюся ему болезнь. Около трех лет страдал он этой болезнью и наконец в 1856 году 10 октября в 7 с половиной часов вечера скончался на 61-м году от рождения в добром исповедании, после совершенного над ним Таинства Елеосвящения и неоднократного напутствия приобщением Святых Христовых Таин. Повторим благожелательные слова летописца: " Мир тебе, добрый делатель вертограда Христова! Господь да подаст тебе мзду трудов твоих! Память твоя да будет с похвалою, добрый старец! ".

Монах Арсений (Леонов)

(†24 июля /6 августа 1898)

В миру Александр Андреевич Леонов, родом из купцов города Ростова Ярославской губернии, поступил в скит в 1860 году, в последний год жизни старца отца Макария, спустя 19 лет после кончины старца иеросхимонаха Льва. И так как он был слабого здоровья, а человек он был зажиточный, то, как говорили в свое время скитские монахи, испросил благословения у батюшки отца Макария поставить для себя отдельный маленький домик, чтобы жить одному без соседа. Благословение было дано, и домик был поставлен вблизи корпуса, в котором жил старец отец Макарий, а после него скитские начальники, на северо-западной стороне. Домик этот и теперь цел[69].

26 марта 1863 года послушник Александр пострижен был в рясофор, а 6 июля того же года причислен был к составу скитского братства указом Духовной консистории. 1 декабря 1873 года он пострижен был в скитской церкви отцом игуменом Исаакием в мантию, при чем дано было ему новое имя Арсений. Рост его был несколько выше среднего, и вид его был довольно представительный. Келейным занятием его было обделывать рамки на иконы и портреты. И он обделывал их с замечательным вкусом и искусством. По слабости здоровья он не имел в скиту особого какого-то послушания, а только читал в назначенные ему часы Псалтирь по благодетелям. Короткое время заведовал монастырской лавкой и в этом случае оставил по себе добрую память. До него монастырская лавочка маленькая находилась в самих святых вратах — в стороне и была холодная и при том на сквозном ветру. Вследствие же попечения отца Арсения и по его указанию построено было для лавки новое здание, просторное и теплое, на косогоре между святыми вратами и колокольней. < …> В скитскую церковь была пожертвована отцом Арсением икона, изображающая 12 великих праздников, с образом в середине Воскресения Господа нашего Иисуса Христа. Все праздники изображены на финифти и обрамлены сребропозлащенным окладом. Впрочем, на свои ли средства приобрел отец Арсений эту икону или, может быть, чрез благотворителей, хорошо неизвестно.

Отец Арсений был очень любопытен и любил выспрашивать и выпытывать у людей о разных новостях, за что некоторые его недолюбливали и даже прямо осуждали. Но думается, что за претерпение-то этих братских осуждений Господь сподобил его мирной христианской кончины. Долго он немоществовал. У него было сильное расширение вен в ногах, так что он и ходить почти не мог, и если иногда через силу приходил в храм Божий для слушания службы церковной, то выслушивал непременно сидя. Кроме того, он жаловался на неисправность желудка. В последний год своей жизни в Великий пост, когда по уставу церковному нет разрешения на рыбу, отец Арсений не знал даже, чем в это время питаться, так как приправленная одним елеем пища не питала его, и он по необходимости, чтобы не умереть с голоду, употреблял понемногу икры. В июле 1898 года отец Арсений уже слег в постель и часто сообщался Святых Христовых Таин. Предлагали ему принять постриг в схиму, но он, считая себя в отношении употребления пищи нарушителем церковного устава и скитских правил, отказался, сказав: " Какой я схимник?! ".

24 июля он очень ослабел, и потому приставлен был к нему один брат побыть при нем неотлучно. При наступлении вечера больной благодушно, лежа на койке, разговаривал кое о чем с приставленным к нему братом. Вдруг брат заметил начавшееся у него хриплое дыхание и сказал: " Не благословите ли, батюшка, позвать к вам иеромонаха сообщить вас Святых Таин? ". Отец Арсений охотно согласился. Немедленно по приглашению пришел к нему иеромонах Венедикт (впоследствии архимандрит Боровского монастыря) и приобщил его. И как только отец Арсений проглотил Святые Таины, тотчас и душа его отошла ко Господу.

На третий день его кончины было в скиту соборное служение литургии и затем отправлены были похороны. Как раз в это время привезена была в Оптину и принесена в скит чудотворная Калужская икона Божией Матери. По обычаю пред обеднею ее обнесли по всем келлиям скитян, а при начале литургии внесли в церковь, и она простояла в церкви всю литургию, когда тело покойного отца Арсения лежало во гробе пред царскими вратами, готовое к отпеванию. По-видимому, дело это было случайное, но благорассудительные монахи сочли это знаком милости и благоволения Царицы Небесной к покойнику и Ее благословения на путь, ведущий к Царствию Небесному. Случай этот в скиту был единственный.

Монах Афанасий (Саприкин)

(†21 декабря 1917 /3 января 1918)

В миру Афанасий Степанов Саприкин, крестьянин села Тележья Скарятниной волости Малоархангельского уезда Орловской губернии. Был женат. Поступил в скит Оптиной пустыни и записан в братскую книгу 1893 года 30 марта. Был малограмотный. Проходил послушание белевщика. В скиту был пострижен в рясофор. Проживши в скиту более 20 лет, заболел. 21 декабря 1917 года утром был напутствован Святыми Таинами скитским иеромонахом Осиею. В тот же день перевезен в монастырскую больницу. К вечеру того же дня пострижен в мантию без перемены имени смотрителем больницы иеромонахом Досифеем, а через два часа скончался от болезни сердца 83 лет от роду. Погребен на кладбище в ограде монастыря, около стены алтаря церкви преподобной Марии Египетской, рядом с могилой своего сына по плоти, рясофорного монаха Мирона. Погребение совершил напутствовавший покойного скитской монах Осия, со скитским же иеродиаконом Иоанникием.

Бывший валаамский игумен Варлаам (Давыдов)

(†26 декабря 1849 /8 января 1850)

Родом он был из московских купцов. Почувствовав влечение к монашеской жизни, он еще в молодых летах оставил, по слову Спасителя, дом, родителей, имение и вся красная мира сего и удалился в Валаам, коим управлял тогда опытный в духовной жизни старец игумен Назарий. Под его-то руководством возмужал и окреп в подвигах иноческой жизни пустыннолюбивый отец Варлаам. Сложения он был крепкого, стан имел согбенный, главу поникшую к персям, глаза тусклые и приснослезящиеся. При крепости сил он проходил на Валааме порядно низшие и трудные монастырские послушания. Между прочим был несколько времени поваром. Вспоминая о пользе послушания, отец игумен открывался некоторым доверенным лицам: " В бытность мою на Валааме в поварне молитва Иисусова кипела во мне, как пища в котле". В сане иеродиакона и иеромонаха отец Варлаам отправлял на Валааме Божественную службу в том скиту, где в то время пребывали приснопамятные старцы Феодор (бывший молдавский) и Леонид (впоследствии Оптинский). Сожитие и собеседование с ними принесло ему немалую душевную пользу, как он сам впоследствии говорил о сем. Ревность о благе родной обители, наветуемой смущением от людей, приходивших в нее " не ради Иисуса", понудила безмолвнолюбивого отца Варлаама согласиться принять неудобоносимое для подобных ему любителей безмолвия бремя начальства в Валаамском монастыре. Но тут постигли его попущением Божиим разные искушения. Правдивость его не всем нравилась, находили ее слишком резкою, а искусством применяться к обстоятельствам он не владел и потому должен был устраниться не только от начальства, но и от любимой им Валаамской обители. Его перевели, а проще сказать, за резкие правдивые выражения послали под начало в скит Оптиной пустыни, где подвизался известный ему старец иеросхимонах отец Лев. Так промыслительно Господь привел отца игумена Варлаама для купножития с великим старцем Львом!

Здесь подвижник игумен окружен был всеобщей любовью и заботливостью, от которых по смирению всемерно уклонялся, хотя и скоро свыкся с новым местом своего уединения, однако до конца дней своих не мог забыть любимого им Валаама, этого, по замечанию даже афонцев, русского Афона по единственному в своем роде удобству для всех родов монашеской жизни: общежительной, среднего скитского пути и безмолвного пребывания наедине в пустыньках. " Хорошо, нечего сказать, хорошо и у вас, — говаривал пустыннолюбивый старец, — а все не то, что на Валааме. Там возьмешь, бывало, краюшку хлеба за пазуху, и хоть три дня оставайся в лесу: ни дикого зверя, ни злого человека. Бог да ты, ты да Бог".— " А от бесовских-то страхований, батюшка, как спасались? " — спросили его. " Ну, да от них-то и в келлии не уйдешь, если не тем путем пойдешь, — отвечал старец.— Впрочем, — прибавил он, — пути спасения различны: ин спасается сице[70], ты же, по слову святого Исаака Сирина, общим путем взыди на восхождение духовного пирга (то есть столпа), давая сим разуметь, что всякому духовному возрасту прилична своя пища и что безмолвие для не победивших страсти бывает причиной высокоумия и падения, а не спасения".

Поведал о себе отец Варлаам, что, живя в Валаамском скиту одновременно с вышеупомянутыми приснопамятными старцами Феодором и Леонидом, он, как постоянно гнавшийся за безмолвием, недоумевал, как сии старцы, проводя целые дни в молве от множества приходивших к ним пользы ради и советов духовных, пребывали несмущенными. Обратился он однажды к старцу Феодору с такими словами: " Батюшка, я блазнюсь на вас, как это вы по целым дням пребываете в молве и беседах со внешними, — каково есть дело сие? " — " Экой ты, братец, чудак! Да я за любовь к брату два дня пробеседую с ним о яже на пользу душевную, и пребуду несмущенным", — отвечал старец. Из этого ответа известного уже своими подвигами и благодатными дарованиями старца отец Варлаам вразумился навсегда познавать различие путей " смотрительных", то есть бывающих по особенному смотрению Божию, от общих. Впоследствии он внушал о сем и другим.

Живя в Оптинском скиту, отец Варлаам продолжал прежнюю подвижническую жизнь. Его нестяжание, простота и смирение были поучительными и трогательными. Все имущество бывшего Валаамского настоятеля, привезенное с ним, состояло из крытого тулупа и жесткой подушки. Жил он на пасеке и келлию никогда не замыкал и вовсе о ней не заботился. Она завалена была стружками и дощечками, которые собирал старец в лесу и скиту для подтопки печи и поделок. Однажды воры, забравшись на пасеку, обокрали келлии, расположенные в одном с ним корпусе. Братия в то время была на утреннем церковном богослужении. " Батюшка! — спросил старца сожительствовавший с ним брат.— Воры обокрали вас! " — " Щепки-то, что ли? — ответил, улыбаясь, старец.— Я еще натаскаю". И точно: воры, ища чего-либо в игуменской келлии, внимательно разбирали ящик за ящиком, заполненные щепою и опилками от досок и стружками, наклали их целый ворох посреди келлии и, довольно потрудившись, ушли, ничего не найдя, захватив только с собою тулуп, единственную одежду сверх той, которая была на самом старце.

Любил отец игумен во время послеобеденное, когда братия отдыхают от трудов своих, уединяться в лес, окружающий скит, и там, любуясь в безмолвии красотою матери-природы, по его выражению, " от твари познавал Творца". Прохаживаясь же с молитвенною целью, любил быть наедине. " Возьмите меня с собой, батюшка", — сказал один из скитских братиев, видя отца Варлаама, идущего в лес. " Хорошо, — ответил старец, — пойдем. Только с условием: ходить молча и друг от друга на вержение камня". Понятно, что брат не согласился на такое условие. Встречаясь иногда с поселянами, отец игумен любил вступать с ними в разговор и признавался, что нередко находил высокое утешение в их простых ответах на самые духовные вопросы. Сказывал покойный Оптинский старец Амвросий: " Услышал однажды отец Варлаам, что есть в некоей деревне крестьянин-боголюбец, проводивший жизнь духовную. Отыскал он этого крестьянина и, поговоривши с ним несколько, сказал: " А как бы это умудриться привлечь к себе милость и благодать Божию? ".— " Эх, отец, — отвечал простодушный крестьянин, — нам-то бы только сделать должное, а за Богом-то дело не постоит" ". Был однажды и противный тому случай. Бродя по лесу, отец Варлаам увидел лесную караулку и, вошедши в нее, нашел там караульщика старика. Поздоровавшись с хозяином, отец игумен по своему обыкновению начал расспрашивать, как он поживает. Старик начинает жаловаться на свою тяжелую жизнь, что он постоянно терпит и голод, и холод. Желая направить старика на путь духовной жизни, отец Варлаам начал убеждать его, что это — его крест, посланный ему Господом для его душевного спасения, что все это необходимо терпеть ради Бога в благодушии и с благодарением, но сколько ни убеждал, не мог убедить. После, возвратившись в скит, отец Варлаам с сожалением рассказывал о сем иеромонаху, впоследствии старцу, отцу Амвросию, приговаривая: " Добра-то было бы, добра-то сколько! И голод, и холод! Только бы терпеть с благодарением. Нет, не понимает старик дела, ропщет".

Имея, по слову святого Исаака Сирина, сердце, растворенное жалостью ко всякой твари, отец Варлаам при виде страданий не только человеческих, но и животных проливал обильные слезы, ибо, несмотря на свою внешнюю суровость, был прост и добр, как ангельское дитя. Рассказывал сожительствующий с ним послушник Иродион, впоследствии скитоначальник отец Иларион: " Увидит он, бывало, птичек в лесу и скажет: " Вот, бедные, хлопот-то им сколько, чтобы кормиться! ". Или завоют волки — он и их жалеет: " Вот им холодно и поесть хочется, а где им пищи достать? " — и даже заплачет. Или видит — едет мужик в телеге и хлеб черный ест. " Вот, — скажет мне, — смотри, сухим хлебом питается. А мы? Наварят нам щей, каши, наготовят целую трапезу, и едим готовое. Древние отцы трудами снискивали себе пищу. Выработает и через несколько дней ест, да и то еще не все — чтобы оставить нищим. Жалостливы и сострадательны они были, а мы едим до полной сытости" ". Впрочем, этими смиренными словами он только прикрывал свое крайнее воздержание.

Держась уединения и крайнего молчания, по слову, слышанному преподобным Арсением Великим: " Всех люби и всех бегай", отец игумен со всеми и всегда был миролюбив. Беседа же его была отрывистая и краткая от желания краткими словами выразить многое и сократить беседу. Уклоняясь по смирению вообще от учительства в случаях обыкновенных, он с радостью и готовностью спешил на помощь смущенному чем-либо брату, и беседа его действовала всегда успокоительно. Впрочем, и кроме таких случаев отец Варлаам не всегда уклонялся дать полезный совет какому-либо новоначальному брату. Вышеупомянутый послушник Иродион, как только еще начинавший монашескую жизнь, по мирской привычке сообщал иногда отцу Варлааму новости дня. " Придешь, бывало, к нему, — так он рассказывал, — начнешь передавать: " Батюшка! То и то я слышал, то и то я видел", — а отец игумен в ответ: " Что же от этого пользы-то? Лучше ничего не видеть и не слышать. Старайся чаще проверять свои мысли, свое сердце" ". Такие и подобные замечания духовно-опытного старца служили для молодого послушника одним из средств приобучения к монашескому благочинию.

Всегда серьезный и сосредоточенный, отец Варлаам не прочь был иногда и шуточное слово сказать. Рыли в скиту колодезь на восточной стороне Предтеченской церкви. Тут вместе с другими стоял и скитский иеросхимонах Иоанн. Проходя мимо этого места, отец Варлаам остановился и начал говорить: " Ну, что вы тут роете? Древние святые отцы молитвой изводили воду". На это схимник сказал: " Эдакая право-да (поговорка отца Иоанна), поди-ка ты, изведи молитвой-то".— " Ну, мое дело подначальное", — ответил наскоро отец Варлаам, повернулся и ушел.

Интересно было видеть обращение простодушного, но по виду грубого отца Варлаама со смиренным и по виду, и по сердечному расположению скитоначальником, иеромонахом отцом Антонием (Путиловым). В конце 1839 года отец Антоний назначен был настоятелем Малоярославецкого Черноостровского Николаевского монастыря. Братия по обычаю приходили к нему прощаться. Пришел и отец игумен Варлаам, и пришел запросто, как был в лесу и рубил дрова, в простом старом полушубке и с заткнутым за пояс топором. Увидев его, смиренный отец Антоний, считавший настоятельство непосильным для себя бременем, сквозь слезы начал говорить (выговор у него был на " о"): " Простите, батюшка, помолитесь о мне, грешном". А отец Варлаам, вместо того чтобы посочувствовать скорбящему, неожиданно проговорил: " Да! Тут-то ты был свят, поди-ка там на юру-то поживи".

Затем, поживши несколько времени на новом месте в сане игумена, отец Антоний приехал в Оптину навестить своего брата, оптинского настоятеля отца игумена Моисея и прочих оптинцев, с которыми давно сроднился душою. При входе в скит первым попался ему на глаза отец игумен Варлаам, который сходил по приступкам с крыльца церковного, так как в церкви была служба и только что окончилась вечерня. Обрадовался отец Антоний, увидев почтенного старца отца Варлаама, и обратился к нему с обычным приветствием: " Здравствуйте, батюшка! Как ваше здоровье? ". А суровый отец Варлаам отвечает по-суровому: " Нашел о чем спросить: как здоровье. Спросил бы: как Варлаам живет? ".— " Простите, батюшка, Бога ради, — послышался плаксивый голос отца Антония, — я ведь монах-то штатный".

" Замечательно, — говорил нередко отец Варлаам, — что два помысла постоянно борют человека: или осуждение других за умаление подвигов их, или возношение при собственных исправлениях". Это одно показывает, как высоко было духовное устроение старца, ибо, по свидетельству отцов, зрение таких помыслов может быть только у истинных подвижников.

До самой блаженной своей кончины отец игумен Варлаам отправлял чреду священнослужения в скиту и соборно в монастыре. Любил по принятому в Оптиной пустыни обычаю в Страстную седмицу петь среди церкви светилен: " Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный". Назидательно было слышать, как отец игумен Варлаам своим старческим голосом изливал пред Господом скорбь души своей о своей греховности, взывая в то же время из глубины болезнующего сердца к милосердию Божию: " Просвети одеяние души моея, Светодавче, и спаси мя".

В последний (1849) год своей жизни при наступлении праздника Рождества Христова он готовился на соборное в монастыре служение. Но вышло так: пошел он в монастырь к утрени, одет был не особенно тепло, а мороз был сильный. Ворота монастыря были еще не отперты, и потому отцу Варлааму пришлось несколько времени постоять на холоде, пока не отперли ворота. Старец продрог, но все еще имел силы во время утрени выйти на соборное величание. Затем внезапно он почувствовал, вследствие простуды, сильную слабость и тотчас отвезен был в скит, потом особорован и приобщен Святых Христовых Таин. После сего он уже не принимал земной пищи и лекарства и мирно отошел ко Господу на другой день праздника Рождества Христова 26 декабря в 12 часов ночи 73 лет от роду, а 27-го числа совершено соборное погребение его тела.

Памятником подвижнической жизни отца Варлаама останется в скиту на пасеке, на восточной стороне ограды, уединенная маленькая беседка, сколоченная им самим из досок, где безмолвнолюбивый старец, " тщася худшее покорити лучшему и плоть поработити духу", проводил без сна летние ночи в уединенной молитве и в крайнем утомлении принимал краткий отдых, сидя на малой лавочке, устроенной им в той же беседочке. Там на стенке и до днесь висят медные складни со святыми изображениями — свидетели тайных его воздыханий и обильных слез, которые обличали лишь веки глаз его, опухшие и лишенные ресниц.

По поводу кончины сего подвижника и еще нескольких пожилых оптинских монахов старец отец Макарий (Иванов) писал так: " Жаль старичков, особенно отца Варлаама. Без них как будто пусто. Молодые хороши при старичках".