Практикум полемики

(Л. Зорин. «Полемисты»)

(Петрунин, еще молодой человек, направлен в институт, чтобы помочь разрешить возникшие разногласия. Его представляет собравшимся директор института профессор Ратайчак.)

Стоило ученым войти, задвигать стульями, усесться удоб­нее, принять свои привычные позы и, главное, оглядеть кабинет и разместившихся в нем коллег, как сразу возникла некая аура, какое-то грозное биополе. В воздухе было что-то опасное...

— Ну что ж, дорогие друзья, приступим, — приветливо сказал Ратайчак. — Это вот товарищ Петрунин. Прошу вас его любить и жаловать. Очень надеюсь, его участие будет полезным и плодотворным.

Прием: ____________________________________________________________________________________

_________________________________________________________________________________________________

— Уже успели сориентировать? — спросил с места учёный с проседью и окладистой бородой.

— На недостойные намёки не отвечаю, — сказал директор.

Прием: ____________________________________________________________________________________

_________________________________________________________________________________________________

— Не отвечать — это вы умеете, — бросил с места другой ученый, сутуловатый, желтолицый, с быстро бегающими красноватыми глазками.

— Я прошу соблюдать порядок, — сказал с достоинством Ратайчак. — Как известно, в коллективе сложилась ситуация весьма деликатная...

Прием: ____________________________________________________________________________________

_________________________________________________________________________________________________

— О деликатности лучше не надо! — крикнул разгневанный бородач. — Эва куда загнул — деликатная...

— Виноват, не учел аудитории, — ответил Ратайчак не без яда. — Речь идет о том, что профессор Скурский обвиняет профессора Чердакова в заимствовании...

Прием:

— В заимствовании?! — завопил желтолицый, повидимому, это и был Скурский. — Он не заимствовал, а спер!..

Прием: ____________________________________________________________________________________

_________________________________________________________________________________________________

«Что происходит? — терялся Петрунин. — Что они говорят?»

— Низкий поклон, — сказал бородач. Петрунин понял, что это и был Чердаков.

— Скажите, какое высокое сердце, — издевательски усмехнулся Скурский, — какие мы не от мира сего... А пытаться присвоить материалы, собранные твоим коллегой, да при этом заинтересовать директора...

Прием: ____________________________________________________________________________________

_________________________________________________________________________________________________

— Ну, Маврикий Петрович, — сказал Ратайчак, — за такие слова когда-то к барьеру...

— Отродясь у вас не было никаких барьеров, — крикнул Скурский, — как и у вашего выкормыша...

Прием: ____________________________________________________________________________________

_________________________________________________________________________________________________

— И вы смеете — о чужих материалах? — Чердаков патетически воздел руки. — Всю жизнь на вас, как на плантатора, горбатятся молодые люди, а вы еще имеете наглость...

— Это мои ученики! Уж разберемся без вашей помощи, как я формирую ученых? — Скурский испепелил его взглядом. — А переманивать да обольщать — так поступают только растлители! Мазурики, на худой конец...

Прием: ____________________________________________________________________________________

_________________________________________________________________________________________________

— Я прошу занести в протокол, — сказал Чердаков, сжав кулаки, — что здесь при полнейшем попустительстве руководителя института травят заслуженного специалиста.

— Ну, то, что вы заслужили, — всем ясно... Заслуженный специалист, как вам нравится? — спросил Скурский с почти натуральным хохотом.

Прием:

— Пишет собственную фамилию по крайней мере с двумя ошибками!

— Ложь, — сказал Чердаков. — Передержка и ложь. Но лучше плохо писать фамилию, чем хорошо — на других доносы!

Прием: ____________________________________________________________________________________

_________________________________________________________________________________________________

— Уж этот жанр здесь процветает, — горько сказал толстяк с одышкой, как выяснилось, профессор Кайлов.

Его с готовностью поддержал Герасим Александрович Холкин — розовый, лысоватый мужчина:

— Вот именно! Сдают не листаж, а анонимки. С превышением плана!

— Боже мой... — прошептал Петрунин.

Прием: ____________________________________________________________________________________

_________________________________________________________________________________________________

— Позвольте, — вскочил худощавый ученый со звучной фамилией Недобоков, человек резких изогнутых линий, казалось, он движется на шарнирах. — Я анонимок не пишу, всегда говорю, как известно, все прямо..

Прием: ____________________________________________________________________________________

_________________________________________________________________________________________________

— На воре шапка горит, — сказал Чердаков.

— В воровстве здесь винят не меня, а вас, — живо парировал Недобоков. — Я возвращаюсь к своей мысли. Пусть сам я не пишу анонимок, но я понимаю тех несчастных, которые вынуждены скрывать свое имя, ибо знают чугунную и беспощадную руку нашего, как говорится, шефа.

Прием: ____________________________________________________________________________________

_________________________________________________________________________________________________

— Была б у меня рука чугунная, — с горечью возразил Ратайчак, — ты бы недолго здесь хулиганил. Давно бы вылетел по сокращению!

— Слышали? — воззвал Недобоков, громко хрустя всеми суставами. — Вот он ответ на честную гласность! Грязный неприкрытый шантаж!

Прием: ____________________________________________________________________________________

_________________________________________________________________________________________________

— Не стоило б говорить о грязи тому, кто еще не пропустил ни одной сотрудницы моложе пятидесяти, — укоризненно сказал Ратайчак. — Сначала надо бы стать почище.

— Вот, вот! — огрызнулся человек на шарнирах. — Как же! Чистота — ваш конек! Недаром содержали уборщицу.

Прием: ____________________________________________________________________________________

_________________________________________________________________________________________________

— Клоака, — кивнул одобрительно Скурский, — в подобной безнравственной атмосфере стесняться, разумеется, нечего...

— Морали читает, — махнул рукой Чердаков, презрительно озирая Скурского, — лучше б сказал про законную, про Зойку... Из какого расчета ты помалкивал, когда она здесь хороводилась?

Прием: ____________________________________________________________________________________

_________________________________________________________________________________________________

— Клевета! — почему-то одновременно воскликнули и Ратайчак, и Кайлов, и розовый лысоватый Холкин.

Шумно задвигался и Недобоков — от возмущения он не мог говорить. Казалось, что все его шурупы разом вылетели из пазов.

— Вот видите, товарищ Петрунин, какие облыжные обвинения, — с душевной болью сказал директор. — Поверите, не сразу найдешься... Как прикажете все это квалифицировать?

Прием: ____________________________________________________________________________________

_________________________________________________________________________________________________

Но Петрунин ничего не ответил. Голова подозрительно го­рела, на щеках выступили алые пятна, в горле была зловещая сухость, намертво сковавшая речь. Перед глазами его мелька­ли страшные смутные видения...