Социалистические учения

Социал-демократы — даже в тех странах, где они давно находятся у власти, — считают «демократический социализм» процессом прогрессивного развития общества, а не его устойчивым состоянием, не социально-экономической формацией. Только диктатура номенклатуры претендует на то, чтобы считаться социалистическим государством. При этом реальный социализм объявляется воплощением «многовековой мечты человечества» о справедливом социалистическом обществе.

Действительно, уже первое знакомство с историей социалистических учений поражает тем, что они начали возникать еще в глубокой древности. Идеи рабовладельческого, феодального и капиталистического обществ появились только в процессе созревания этих обществ; концепции же социалистического характера выступают в истории цивилизации как бы вне времени и пространства.

Можно ограничиться лишь самым кратким — пунктирным обзором истории социалистических идей. Можно было бы расширять его чуть ли не бесконечно. Существуют многотомные издания этой истории. Однако и они, как и сделанная выжимка из них, приводят к одному результату: социалистические идеи не связаны с какой-либо определенной эпохой; они — выражение существовавшей во все века у всех народов мечты о справедливости, всеобщем благоденствии и счастье. Эти учения отличаются от религии тем, что религия трансцендентна и видит возможность осуществления мечты о справедливости и счастье лишь в ином, потустороннем мире; социалистические же учения переносят эту возможность в наш мир и утверждают, что осуществить рай на земле и достигнуть его можно путем общественных преобразований. Эта противоположность создает объективную предпосылку для попыток замены религии социалистическими теориями.

Древность социалистических учений показывает, что они не связаны ни с пролетариатом, ни с развитием или упадком капитализма. Они были, есть и, вероятно, будут, но они не являются порождением какой-либо определенной социально-экономической формации.

Эта странная особенность отчетливо выступает в работах по истории социалистических учений независимо от отношения их авторов к идее социализма. Очень хорошо об этом свидетельствует известный коллективный труд социалистического направления «История социализма» ⁴².

Значит, социалистические учения не служат идеологическим выражением классовой борьбы внутри капиталистического общества и провозглашенной марксизмом исторической необходимости замены капитализма коммунистическим строем. Но ведь, как не без основания писал Маркс, «человечество ставит себе всегда только такие задачи, которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмотрений всегда оказывается, что сама задача возникает лишь тогда, когда материальные условия ее решения уже имеются налицо, или, по крайней мере, находятся в процессе становления» ⁴³. Поскольку материальных условий для решения задачи свержения капиталистического господства и построения социализма явно не существовало в Древнем Китае или в средневековой Европе, возникает вопрос: что же осуществимое в разных странах и в разные эпохи содержится в социалистических учениях?

Если внимательно всмотреться в эти учения, то в них явственно прослеживаются общие черты желаемого авторами общества. Это прежде всего, конечно же, «разумное» и «справедливое», но непременно твердое управление обществом с жесткой регламентацией всей его жизни. Это, далее, обобществление, а то и прямое огосударствление всех имеющихся в обществе богатств — или же производимый администрацией их раздел между членами общества. Это, наконец, возможно более полный коллективизм в обществе; сюда относятся все идеи о совместном жилище, общности жен, общественном воспитании детей и т.п. В целом же — человек рассматривается не как неповторимая индивидуальность со своей собственной судьбой, а как человеко-единица, в соответствии с регламентом работающая, веселящаяся, негодующая и производящая потомство — все это под бдительным присмотром властей предержащих.

Разумеется, нет недостатка в заверениях, что вот тут-то и наступит золотой век человечества, царство свободы, материального благоденствия и небывалого расцвета личности. Но ничто в сказанном этого не подтверждает. Наоборот, чем больше читаешь фантазий о том, как осчастливить человечество путем строгой регламентации жизни человеко-единиц, тем неотступнее впечатление: все это написано с точки зрения некоей элиты, которая сама себя причисляет отнюдь не к человеко-единицам, а к их правителям и регламентаторам, человеческое же поголовье созерцает деловитым оком животновода.

Кто же эта элита, столь четко отделенная от простых смертных? При помощи какого механизма она управляет и регламентирует? В марксистских категориях такую правящую элиту можно идентифицировать как господствующий класс общества, а механизм ее управления — как государство,

поскольку дело идет явно не об экономическом, а о внеэкономическом принуждении.

Итак, сухой осадок, выпадающий из водянистых рассуждений социалистов-утопистов, таков: высоко стоящий над всей массой населения господствующий класс, детально регламентирующий человеко-единицы при помощи государства. Не будем спешить с оценкой. Может быть, это действительно делает людей счастливыми; ведь дети счастливее с воспитывающими их родителями, чем без них. Сосредоточим внимание на другом.

Идет ли речь в данном случае об определенной социально-экономической формации, о явлении такого же порядка, как феодализм или капитализм? Если да, то возникает некоторая странность в такой формации: в противоположность феодализму и капитализму остается совершенно неясным характер господствующего класса и контролируемого им государства. Странно и другое: никто заранее не планировал и не описывал феодализм и капитализм, но они сложились и существуют; напротив, социализм описывался в деталях на протяжении ряда веков, но остается спорным, возник ли он вообще.

Странности исчезают, если предположить, что социализм — не социально-экономическая формация, а просто метод управления: господствующий класс управляет всей жизнью общества через государство ⁴⁴.

Огосударствление всей политической жизни, экономики, культуры, идеологии возможно, по-видимому, в любой формации, всюду, где существует государство. Применение этого метода изменяет лицо общества, но не меняет его социальной сущности. Точнее, метод «социализма» — огосударствление накладывается на существующую формацию. Разрушает ли он ее? На этот вопрос может ответить лишь опыт истории.

Такой опыт есть. Мы говорим в данном случае не о бесплодных, всегда проваливавшихся попытках создать экспериментальные ячейки социализма, вроде оуэновских 16 колоний в Америке и 7 в Англии (наиболее известными были «Новая Гармония» в Индиане, Орбистон в Шотландии, Рахалин вИрландии, Квинвуд в Хэмпшире) ⁴⁵.

Неверно думать, будто лишь в некоторых странах реального социализма номенклатуре удалось, наконец, осуще-

ствить многовековые чаяния идеологов. История показывает, что в различных странах предпринимались довольно успешные попытки создания такого общества-муравейника. И что особенно важно: эти попытки восходят в такую историческую глубь, что опережают всех известных нам утопистов. Невольно задумываешься: не эта ли, издали увиденная реальность, и подтолкнула мысли авторов в русло утопического социализма?

«Азиатский способ производства»

Во всяком случае, эта реальность не осталась незамеченной. О существовании регламентирования, деспотически управляемых обществ, писали Монтескье, Адам Смит, Джеймс Милль.

Вслед за ними обратился к этому факту и Маркс. В своей схеме развития классового общества, путем следования через ряд социально-экономических формаций, Маркс должен был найти место и для этих деспотий. Он нашел его в начале исторического пути человечества после возникновения классов. В «Критике политической экономии» (1859 год) Маркс четко сформулировал свою схему: «В общих чертах, азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный способы производства можно обозначить как прогрессивные эпохи экономической общественной формации» ⁴⁶. Причину возникновения «азиатского способа производства» Маркс видел в том, что сохраняется общинная, то есть коллективная собственность на землю. Эта собственность, так и не превратившись в частную, переходит к возникшему тем временем объединению общин и, таким образом, к государству. Государство же олицетворяется деспотом, правящим при помощи своих ставленников, как мы теперь сказали бы — при помощи аппарата. Жители обращены в полную зависимость от государства, так как «государство непосредственно противостоит непосредственным производителям ... в качестве земельного собственника и вместе с тем суверена» ⁴⁷.

Итак, по Марксу, классовое общество знает четыре последовательно сменяющие друг друга формации — четыре способа производства: 1) азиатский, 2) античный, 3) фео-

дальный, 4) капиталистический. Им предшествует доклассовое общество — «первобытный коммунизм», за ними следует бесклассовое общество — коммунизм, «светлое будущее всего человечества».

Хотя сказанное было представлено Марксом как итог многолетних работ, его затем обуяли сомнения.

Марксистское учение построено на классовом анализе развития общества. Естественно, что Маркс должен был прежде всего указать господствующий класс в каждой формации. Он называет четко: в античности — рабовладельцы, при феодализме — феодалы, при капитализме — капиталисты, при диктатуре пролетариата — пролетариат. И вдруг, говоря об азиатской формации, классик сбивчивой скороговоркой объявляет, что правящим классом были ... деспоты или государство.

Но ведь это же бессмыслица. Деспот — не класс, государство, именно с марксистской точки зрения, — аппарат господствующего класса. Какой класс господствует при «азиатском способе производства»?

Класс этот очевиден: правящая бюрократия деспотического государства. Даже если на тонкого аналитика Маркса, нашло в этом вопросе затмение, читал же он в работах своих предшественников о роли бюрократии в восточных деспотиях ⁴⁸.

Дело не в затмении. Маркс не может произнести слова «бюрократия» и предпочитает даже в «Капитале» писать бессмыслицу о «суверене» и «государстве» явно потому, что не хочет говорить о политбюрократии, как господствующем классе общества ⁴⁹.

В литературе высказывается предположение, что это было следствием критики марксизма анархистами ⁵⁰. Верно, Бакунин прямо заявлял, что предусмотренная Марксом «диктатура пролетариата» на деле «порождает деспотизм, с одной стороны, и рабство — с другой» и что вообще все Марксово учение — это «фальшь, за которой прячется деспотизм правящего меньшинства». Конечно, эти дальновидные слова могли укрепить основоположников в мысли, что о классе господствующей бюрократии говорить не стоит; но дело в том, что высказаны они были уже после выхода в свет первого тома «Капитала». Нет, такой умный человек, как Маркс, не нуждался в подсказках своих критиков, чтобы догадать-

ся: нельзя признавать, что господствующим может быть класс «управляющих», а не собственников, иначе «социализм» предстанет всего лишь как общество нового классового господства.

Добавим, что Маркс, очевидно, подметил некую загадочную связь между «азиатским способом производства» и социализмом. Иначе трудно объяснить высказанную им к концу жизни мысль о возможности прихода к социализму Индии и России на основе сохранившейся в обеих странах сельской общины, то есть на той же основе, на которой, по его мнению, сложился «азиатский способ производства».

Если такие соображения побудили теоретика Маркса к фальсификации собственной теории, то популяризатора Энгельса они повели к более радикальным выводам. В «Анти-Дюринге» и в «Происхождении семьи, частной собственности и государства» Энгельс открыто отошел от Марксовой четырехчленной схемы, объявив первым господствующим классом рабовладельцев и соответственно первой классовой формацией — рабовладельческую.

Такую же эволюцию проделал Ленин. Он отлично знал Марксову схему и цитировал четырехчленную формулу Маркса в статье для «Энциклопедии Гранат» ⁵¹. Эта статья была затем выпущена отдельной брошюрой с предисловием Ленина в 1918 году ⁵³. Но в своей лекции «О государстве», прочитанной всего через год, в июле 1919 года, Ленин вдруг дает другую схему. Вот она: «...вначале мы имеем общество без классов... затем — общество, основанное на рабстве, общество рабовладельческое. Через это прошла вся современная цивилизованная Европа... Через это прошло громадное большинство народов остальных частей света... За этой формой последовала в истории другая форма — крепостное право ... Этот основной факт — переход общества от первобытных форм рабства к крепостничеству и, наконец, к капитализму — вы всегда должны иметь в виду...» Ленин называет в качестве «крупных периодов человеческой истории — рабовладельческий, крепостнический и капиталистический» ⁵³.

Почему Ленин, объявивший учение Маркса догмой, ему противоречит? Потому что за год своего пребывания у власти он понял; опасно признать, что уже в далеком прошлом существовала система, в которой все было «национализировано», а господствующим классом была бюрократия.

Сталин пошел дальше: он не просто замалчивал Марксову схему, а открыто расправился с ней. В 1931 году в Москве была организована дискуссия об «азиатском способе производства». Нехитрый ее смысл состоял в выводе: хотя Маркс о таком способе производства действительно писал, но на деле это рабовладельческий строй, как и в античности. В 1938 году в упоминавшейся нами работе Сталина «О диалектическом и историческом материализме» была безоговорочно воспроизведена трехчленная схема: рабовладельческое общество, феодализм, капитализм. А чтобы забить кол в могилу Марксовой идеи о четырех формациях, в 1939 году ИМЭЛ при ЦК ВКП(б) опубликовал рукопись Маркса «Формы, предшествующие капиталистическому производству». Рукопись сумбурная, черновой набросок 1857—1858 годов, а не цитированная выше чеканная формула 1859 года. Но в этом наброске не давался перечень формаций. Это и решили использовать, чтобы показать: видите. Маркс пишет о формах, предшествовавших капиталистическому производству, а азиатского и античного способов производства не называет. Доказывало это что-нибудь? Ровно ничего, так как он и рабовладельческого способа производства не называл. Больше того, Маркс и здесь как само собой разумеющееся упоминал «специфическую восточную форму» ⁵⁴, «азиатскую форму» в противоположность античной ⁵⁵. Он писал, что «азиатская форма» держится особенно цепко и долго ⁵⁶. Маркс и здесь подчеркивал, что в большинстве случаев «азиатская форма» связана с «восточным деспотизмом» и отсутствием собственности у населения ⁵⁷. Тем не менее, опубликование рукописи было использовано тогдашним главой советской древней ориенталистики академиком В.В.Струве, для безапелляционного заявления: «Тем самым раз навсегда кладется конец попыткам некоторых историков усмотреть у Маркса особую «азиатскую» общественно-экономическую формацию» ⁵⁸, — словно Маркс о ней ничего не писал.

Процедура живо напоминала оруэлловское описание допроса в «Министерстве любви», когда человеку показывают четыре пальца, а требуют, чтобы он увидел пять ⁵⁹. Метод и впрямь действенный: я, тогдашний московский студент-историк, до сих пор инстинктивно считаю, что, по Марксу, существовали три классовые формации, хотя точно знаю: Маркс писал, что их четыре.

Может быть, действительно были научные основания причислять «азиатский способ производства» к рабовладельческому обществу? Нет. Хотя рабы, в первую очередь государственные, имелись во всех восточных деспотиях, основная масса непосредственных производителей состояла не из них, а из псевдосвободных общинников. Деспотическое государство мобилизовывало их на работы — будь то строительство оросительных сооружений, постройка Великой Китайской стены или возведение пирамид, дворцов и храмов. Из мобилизованных общинников состояли, по тогдашним временам, гигантские армии восточных деспотов. Это было не рабовладение, а то «всеобщее рабство» населения, о котором писал Маркс, характеризуя «азиатский способ производства».

Так, не без благословения основоположников марксизма, «отцы» номенклатуры —Ленин и Сталин — разделались с «азиатским способом производства».