Приложение. Из суфийской мудрости. Составил Сергей Мельников

" Мощь Аллаха и беззвучна, и бестелесна, и бесформенна.
Но когда она проявляется, нет такой силы, которая могла бы противостоять ей."

Арабская пословица

Ходжа Насреддин верил, что если решение человека непреклонно и мужество неистощимо, — предопределение всегда придёт на помощь к нему. Из тысячи встреч, разговоров и столкновений непременно будет одна такая встреча и одно такое столкновение, которые вкупе создадут благоприятный случай, и, умело воспользовавшись им, человек сможет опрокинуть все препятствия на пути к своей цели, выполнив тем самым предопределение. [1, стр.106].

Ходжа Насреддин хорошо понимал, что судьба и случай никогда не приходят на помощь тому, кто заменяет дело жалобами и призывами. Дорогу осилит идущий; пусть в пути ослабнут и подогнутся его ноги — он должен ползти на руках и коленях и тогда обязательно ночью вдали увидит он яркое пламя костров и, приблизившись, увидит купеческий караван, остановившийся на отдых, и караван этот непременно окажется попутным, и найдётся свободный верблюд, на котором путник доедет туда, куда нужно… Сидящий же на дороге и предающийся отчаянию — сколько бы не плакал он и не жаловался — не возбудит сочувствия в бездушных камнях; он умрёт от жажды в пустыне, труп его станет добычей смрадных гиен, кости его занесёт горячий песок. Сколько людей умерли преждевременно, и только потому, что недостаточно сильно хотели жить! Такую смерть Ходжа Насреддин считал позорной для человека. [1, стр.177].

Ходжа Насреддин в недавней, счастливой для него битве, он был спасён от первого удара только силой своего доверия — золотым щитом благородных. Как не вспомнить по этому поводу чистейшего в мыслях Фариса-ибн-Хаттаба из Герата, который сказал: “Малого не хватает людям на земле, чтобы достичь благоденствия, — доверия душ друг к другу, но эта наука не доступна для низменных душ, закон которых — своекорыстие”. [1, стр.320-321].

Как благородные рыцари древних сказаний, ходившие в горы на смертный бой с двенадцатиглавым драконом, пришёл в горы и Ходжа Насреддин, только дракон имел на этот раз человеческое обличье, а под витязем вместо могучего коня Тулпара был маленький пузатый ишак. Но тот, кто способен своим умственным взором проникать в глубину явлений, не усмехнётся пренебрежительно и не отложит в сторону этой книги: он понимает, что, в каком бы внешнем виде ни столкнулись добро и зло, их битва всегда преисполнена великого смысла, направляющего судьбы мира. Вот что сказал по этому поводу чистейший помыслами и проникновеннейший Ибн-Хаким: “Нет ни одного злого дела и нет ни одного доброго, которое не отразилось бы на последующих поколениях, независимо от того, когда и где оно совершено — во дворце или хижине, на севере или на юге — и были тому делу очевидцы или нет; точно также во зле и в добре не бывает ничтожных, малозначащих дел, ибо из совокупности малых причин возникают великие следствия.“ [1, стр.355-356].

Трудность на духовном пути — это всегда то, что приходит из нас самих. Человек не любит быть учеником, он любит быть учителем. Если бы только человек знал, что величие и совершенство великих, приходивших время от времени в этот мир, заключалось в их бытии учениками, а не в учительстве! Чем более велик учитель, тем лучшим учеником он был. Он учился у каждого: у великих и ничтожных, мудрых и глупцов, старых и молодых. Он учился у их жизней и изучал человеческую природу во всех её аспектах. Человек, обучаясь ступать по духовному пути, должен стать подобен пустой чаше, для того, чтобы вино музыки и гармонии могло быть налито в его сердце. [2, стр.189].

Духовное достижение — это не та вещь, которую можно представить перед другими как шоу, чтобы доказать её реальность. [2, стр.272].

Суфии носили простую шерстяную одежду в знак презрения к роскоши. Пророк Мухаммад когда-то сказал:

“Не носи шёлка и парчи, не пей из золотых и серебряных кубков и не ешь из золотых и серебряных чаш, ибо они для других в этой жизни, а для нас — в следующей”. [3, стр.112].

В город, где жил Ходжа Насреддин, назначили нового правителя. Этот правитель был обжорой и не думал ни о чём, кроме еды. В первый же день он созвал всех почтенных горожан и поручил им составить список всех блюд, какие они знают.

Ходжа подумал и наконец придумал новое кушанье. Через два дня правитель позвал его к себе и спросил:

— Ну, что ты скажешь?

— Слава правителю! — ответил Насреддин. — Я придумал для тебя совсем новое кушанье.

— Какое? — спросил правитель.

— Нужно макать чеснок в мёд и есть, — сказал Насреддин.

Правитель приказал повару приготовить к ужину это блюдо. Вечером его подали.

Едва правитель съел несколько кусочков, как его тут же стошнило. Разъярившись, он приказал вызвать к себе Ходжу Насреддина.

— Приказываю тебе съесть всё твоё кушанье.

Ходже делать было нечего, и он стал есть это блюдо.

— Ну, очень вкусно? — спросил правитель. — Что озираешься по сторонам? Ты же сам придумал это блюдо.

— Правда, придумал я сам, — ответил Насреддин. — Но это была теория, на практике же я не применял. Теперь вижу, что в моём изобретении практика теории не соответствует. [4, стр.67-68].

Однажды некий человек пришёл к Ходже Нареддину и сказал:

— Ходжа, на нашей улице есть собака, которая не даёт мне жить. Я так боюсь её, что не могу выходить из дому. Я слышал, что есть такая молитва на арабском языке, прочтёшь её — у собаки закрывается пасть, и укусить человека она уже не сможет. Прошу тебя, научи меня этой молитве.

— Лучше носи всегда с собой палку. Я не верю, что собака с вашей улицы знает арабский язык. [4, стр.103].

Много ли одержано побед без духовной борьбы и терпения?

Претерпевать ради чаши Божественного Знания не тягостно; будь терпелив, ибо терпение — ключ к радости. Руми [5, стр.6].

Надёжнейшее место, чтобы укрыть золотые сокровища, — какой-нибудь безлюдный потаённый уголок.

Зачем ты стал бы прятать клад на самом виду?

И потому сказано: “Радость скрыта под скорбью”. Руми [5, стр.6].

Я поражаюсь тем искателя чистоты, которые, когда настанет время полировки, жалуются на грубое обращение.

Любовь — как судебный иск: испытать суровое обращение — это доказательство.

Если доказательств нет — иск проигран.

Не предавайся скорби, когда Судья потребует доказательств; поцелуй змею, чтобы обрести сокровище.

Это жестокость не по отношению к тебе, сынок, а по отношению зловредных качеств внутри тебя.

Когда выбивают ковёр, удары направляют не на ковёр, а на пыль в нём. Руми [5, стр.20].

Если тащишь тяжёлый мешок, не забудь в него заглянуть и убедиться, что внутри — горькое или сладкое.

Если оно стоит того, чтобы нести с собой, неси, а иначе — вытряхни мешок и освободись от бесплодных усилий и бесчестия.

Клади в свой мешок только то, что достойно быть вручённым праведному владыке. Руми [5, стр.31].

Увидев человека, пахавшего землю, глупец, не в силах сдержаться, вскричал: “Зачем ты портишь эту землю? ”

“Глупец, — сказал человек, — оставь меня в покое; попытайся увидеть различие между уходом за почвой и её разрушением. Как же эта почва станет розовым садом, если она не потревожена и не возделана? ” Руми [5, стр.34].

Ученик подобен новой луне, в действительности не отличающейся от луны полной: её кажущееся несовершенство —

признак постепенного увеличения.

Ночь за ночью молодая луна даёт уроки постепенности.

Она говорит взвешенно: “О торопливый, только шаг за шагом можно взойти на крышу”.

Умелый повар держит котёл на медленном огне; жаркое, приготовленное в безумной спешке, никому не нужно. Руми [5, стр.64].

Однажды ночью человек взывал: “Аллах! Аллах! ”

Сладость на его губах всё возрастала от восхвалений, пока какой-то циник не сказал: “Ну, как? Я слышал твои

призывы, а ответ ты получил хотя бы раз? ”

Человеку нечего было на это сказать. Он перестал молиться и погрузился в беспокойный сон.

Ему приснилось, что он видит Хызра, наставника душ, среди густой зелёной листвы.

“Почему ты прекратил восхваления? ”

“Потому что я ни разу не слышал ответа”.

“Эта устремлённость, которую ты проявляешь, и есть ответное послание”. Руми [5, стр.129].

Пока в вас нет знания, следует иметь веру: вы должны доверять. [6, стр.24].

О, странник пустыни! Боюсь, ты никогда не достигнешь Каабы, ибо тот путь, по которому ты следуешь, ведёт в Туркестан. Саади [6, стр.33].

Кого Бог любит, тому посылает страдания. Байазид [6, стр.33].

Мы принимаем посвящение, и все хотим достичь высочайшего духовного уровня. Мы упрашиваем Учителя испытать нас, чтобы показать, какие мы замечательные люди, какие мы выдающиеся суфии. Но всегда мы навязываем свои собственные условия, поэтому в первый же раз, когда нас подвергают настоящему испытанию, мы начинаем скулить, и жаловаться, и пытаемся убежать, как маленькие дети. [6, стр.56].

Обычно думают, что духовная концепция должна быть сперва в какой-то степени понята, прежде чем начинять применять её в жизни. К примеру, если я не знаю значения и важности зэкра (поминания), то как я могу применять его на практике? Подход господина Кобари был иным: понимание придёт позже, после того, как дервиш начнёт выполнять свои обязанности. Для него духовная жизнь была жизнью самоотверженных поступков, а понимание этих поступков и их значения приходило только после полного погружения в них. Помню, однажды он сказал: “По-настоящему понять боль можно, только почувствовав, пережив её. А изучение различных теоретических рассуждений о боли, хотя и интересно, однако не даёт возможности до конца понять, что это такое”. [6, стр.85].

В большинстве случаев причина уныния и волнений — материальные затруднения и эмоциональная неудовлетворённость. Суфий, однако, желает лишь Бога и потому всегда удовлетворён. [6, стр.130].

О дервиш, если кто-то поступает плохо по отношению к тебе, не считай его дурным человеком. Отнесись к нему, как к больному и будь добр к нему. Если ты ведёшь себя подобным образом, то поистине обладаешь духовным здоровьем. [6, стр.130].

Рассказывают, что когда однажды Абу Саид Аби-л-Хэйр шёл по улице с группой учеников, собака вцепилась в одежду одного из дервишей. Дервиш замахнулся посохом и ударил собаку. Та подбежала к мастеру Абу Саиду и пожаловалась на дервиша, обидевшись, что её ударили только за то, что она вцепилась в его одежду. Мастер Абу Саид ответил: “А почему бы тебе не укусить меня в отместку? ” Собака запротестовала: “Я не о том! Я не стремлюсь отомстить. Он был одет как суфий и тем обманул меня. Я ожидала, что коль скоро это суфий, то я могу укусить его, не опасаясь, что он причиним мне вред”. [7, стр.14].

Человеческую любовь, в зависимости от её силы, качества и ограниченности, можно подразделить на три основные категории.

Любовь первой разновидности это дружба, основанная на социальных условностях, когда двое людей ведут себя в соответствии с принципом: “Я — для себя, и ты — для себя; мы любим друг друга и ничего не ожидаем друг от друга”. Эта форма любви характерна для обычных людей, чьи любовные отношения, как правило, имеют именно такую природу.

Второй тип любви имеет более крепкую основу, и такую любовь испытывают обычно те, кто живёт вместе: “Я — для тебя, а ты — для меня; мы любим друг друга и у нас есть взаимные ожидания”. К такой форме любви относят такое глубокое чувство, как и любовь в семейной жизни, где подразумевается взаимное желание сторон идти навстречу друг другу.

Третья разновидность любви выходит за рамки любых условностей, основанных на взаимных ожиданиях. Она зиждется на принципе: “Я — для тебя, а ты — для любого, избранного тобой; я приемлю всё, что ты пожелаешь, без каких бы то ни было ожиданий с моей стороны”. [7, стр.17-18].

Малик Динар передаёт, что Иисус, сын Марии, шёл как-то со своими учениками, и они заметили труп собаки.

— Фу, — воскликнули ученики, — что за смрад!

Тогда Иисус остановился и указал на сияющие белизной зубы собаки. Как повествуется далее, Иисус укорил своих учеников в том, что они отозвались дурно о бедном псе, и промолвил:

— О Божьих созданиях не говорите ничего, кроме хвалы. Газали [8, стр.85-86].

Всё то, что является просто укоренившейся привычкой, — не более чем иллюзия; любая религия, которая сводится лишь к ритуалу, — подделка. Аттар [8, стр.101-102].

Человек сказал Джунайду: " Истинные сподвижники редки в наше время. Где мне найти сподвижника на пути к Богу? "

Джунайд ответил: " Если ты хочешь того встретить, кто станет тебе подспорьем и понесёт твою ношу, — такие крайне редки. Но если ты желаешь спутника, чью ношу понесёшь ты и чью боль ты разделишь, то я могу познакомить тебя со множеством подобных людей". [9, стр.21-22].

То, о чём мы ведём речь, никогда не будет найдено посредством поиска, и однако, только ищущий находит это. Баязид Бистами [9, стр.50].

Люди полагают, что шейх должен показывать чудеса и демонстрировать свою просветлённость. Между тем от учителя требуется лишь обладать всем тем, в чём нуждается ученик. Ибн Араби [9, стр.54].

Для Учителя не может быть больше или меньше любви. Для него самое начало и конец – одно и то же; это замкнутый круг. Его любовь по отношению к ученику не возрастает. Для ученика всё это происходит, конечно, совсем по-другому; ему предстоит завершить полный цикл. По мере продвижения ученик замечает, что Мастер становится всё ближе и ближе. Но Мастер не становится ближе; он всегда был рядом, только ученик про это не знал. Бхаи Сахиб [9, стр.57].

Вся мудрость может быть изложена в двух строчках:

“То, что должно с тобой произойти, — пусть происходит.

То, что ты должен делать сам, — удостоверься, что ты это сделал.” Хавваз [9, стр.104].

Люди Реальности утверждают: " Грех, совершённый с любовью, более похвален, чем богослужение без любви". Ибо богослужение без любви награждается не более, чем напрасное усилие. Конечно, грех, совершённый с любовью, ведёт к наказанию, но зато он – источник наслаждения. Что бы ты ни делал – делай это с любовью! Шейх Музаффер [9, стр.117].

Конечно, невозможно провести грань между добром и злом, ибо вещи кажутся вам такими, какими вы видите их: для дурного взгляда и всё хорошее — дурно, а хорошему взгляду и дурное кажется хорошим в известном смысле. Поэтому мудрец хранит молчание, когда другие отличают добро от зла. Самое важное: не делать другим того, чего вы не хотите, чтобы другие не делали вам. Поэтому желательны такие действия, которые исходят из добрых побуждений и нежелательны диктуемые злыми. [10, стр.68].

Величайший идеал, какой можно только дать ребёнку, — это относиться с почтением к родителям. Это — первый идеал; и если в эту пору ребёнок не получит идеала, то на протяжении всей жизни у него идеала не будет, потому что не будет для него основы. Пришёл некто к Пророку Магомету и сказал: “Пророк, у меня есть духовная наклонность, я так хотел бы последовать твоему Посланию, прийти и медитировать в твоём присутствии. Но я ещё молод, и родители нуждаются во мне дома. Что мне делать? ” Пророк ответил: “Оставайся дома, потому что прежде ты обязан предоставить определённую заботу своим родителям”. Можно подумать, что Пророк представлял собой всё же более высокий идеал, почему же Пророк отказал ему в этом высоком идеале, почему отослал его домой? Потому что Пророк подумал, что это — первый идеал. Если юноша не достиг первого идеала, как он сможет достичь второго? Если он не будет относиться с почтением к своим родителям, не будет ценить их, не будет благодарным, то как сможет он почитать Пророка? [10, стр.134-135].

Однажды мудрого воспитателя ребёнок спросил: “Это реальная история? ” И тот ответил: “Как история она реальна”. [10, стр.153].

Большинство людей считает, что быть духовным означает творить чудеса, видеть необыкновенные вещи, удивительные явления; и лишь немногие знают, как это просто и что быть духовным означает быть естественным. [10, стр.215].

Многие полагают, что физический план слабо связан с духовным. Почему бы, спрашивают они, не отбросить в сторону вопросы, относящиеся к телу, чтобы стать полностью духовным? Если бы без физического аспекта нашего существования цель жизни могла быть достигнута, душа не вошла бы в тело и дух не создал бы этот материальный мир. [10, стр.253].

Однажды я спросил своего учителя о том, как можно распознать религиозного человека. И мой учитель ответил: “Это не то, что он говорит, и не то, каким он кажется, а атмосфера, которая создаётся в его присутствии. Вот что является свидетельством. Ибо никто не в состоянии создать атмосферу, не принадлежащую его духу”. [10, стр.262].

Однажды, когда Бен-Адхем шёл по дороге, его взгляд упал на камень, на котором было написано: “Переверни меня и читай”. Он перевернул камень, а на нём было написано: “К ЧЕМУ ИСКАТЬ БОЛЬШИХ ЗНАНИЙ, КОГДА НЕ ПРИДАЁШЬ ДОЛЖНОГО ВНИМАНИЯ ТОМУ, ЧТО УЖЕ ЗНАЕШЬ? ”

... Часто те, что наказаны бременем знания, подвергаются насмешкам. Расскажи мирянам о нашем разговоре — и тебя сочтут безумным. И это правильно, ибо именно таким способом истинное знание защищает себя. [11, стр.52-53].

По опыту мы знаем, что люди более склонны верить истине, когда думают, что открыли её сами. [11, стр.72].

Не так-то легко вернуть украденный поцелуй. [11, стр.93].

Твой волшебный талисман воистину могуч, но разве ты Соломон, чтобы заставить его проявить силу? [11, стр.107].

Помни, человек получает ответы на свои вопросы в соответствии с его подготовкой и способностью понимать. [11, стр.136].

Ты спросил о том, могла ли постель не остыть, а сосуд не опустеть, как об этом говорится в предании о Пророке.

Не то важно, может что-либо произойти или не может, — всё может произойти. Важно значение происходящего. Переживание Пророка имело глубокое значение, тогда как происшедшее с тобой не имело никакой ценности. [11, стр.152-153].

Изречение Мухаммада: “Говори с каждым в соответствии со степенью его понимания”.

Ибрахим Кхавас формулировал суфийский метод в таких словах: “Демонстрируй неизвестное в терминах того, что называется “известным” в данной аудитории”. [11, стр.153].

Тот, кто наделён знанием, несёт на себе ответственность. Кто не имеет знания, живёт только своими предположениями. [11, стр.249].

Эта история иллюстрирует, помимо всего прочего, любимую суфиями идею о том, что истина пытается проявить себя в человеческом обществе, но она для каждого человека проявляется снова и снова в таких одеждах, в которых её труднее всего опознать. Причём эти её проявления, на первый взгляд, кажутся не имеющими друг к другу никакого отношения.

Только развитие особого восприятия даёт человеку возможность проникнуть в этот невидимый процесс. [11, стр.286].

Аль-Газали в своей работе “Алхимия счастья” подчёркивает часто встречающееся утверждение, что некоторые люди, какими бы истинными искателями истины они ни казались сами себе или даже окружающим, руководствуются в своих поступках тщеславием или корыстью, тем самым создавая непреодолимые трудности для своего обучения. [11, стр.290].

Истинная цель практики воздержания заключается в том, что когда-нибудь человек придёт к тому, что ему не нужно будет воздерживаться. [11, стр.396].

Цитированная литература

1. Л.Соловьёв. Повесть о Ходже Насреддине. М.: ТОО “ММП”, 1993.

2. Хазрат Ийянат Хан. Мистицизм звука. М.: Сфера, 1997.

3. Н.И.Матар. Знакомьтесь: ИСЛАМ. Киев: София, 1997.

4. Анекдоты о Ходже Насреддине. М.: Агентство “ФАИР”, 1997.

5. Джалал ад-дин Руми. Сокровища воспоминания. Суфийская поэзия. М.: ИИФ ДИАС лтд, 1998.

6. Услышь флейтиста: Суфийская проза и поэзия. М.: Присцельс, 1998.

7. Нурбахш Дж. Беседы о суфийском пути. М.: Присцельс, 1998.

8. Джавад Нурбахш. Иисус глазами суфиев. М.: Когелет, 1999.

9. Из реки речений: суфийские афоризмы и истории. М.: Присцельс, 1999.

10. Хазрат Инайят Хан. Очищение ума. М.: “Сфера”, 1999.

11. Идрис Шах. Караван сновидений. М.: ФАИР-ПРЕСС, 1999.

№ дата публикации:
copyright © " ГРАНИ ЭПОХИ"
https://grani.roerich.com/

Приложение. Джавад Нурбахш. Женщины-Суфии. (Выборочно)

Джавад Нурбахш. Истории и предания, связанные с Рабией. По книге Джавада Нурбахша «Женщины-Суфии»

1.

После возвращения из Мекки Рабия удалилась в пустыню. — О Боже, — взывала она, — моё сердце исполнено скорби. Куда же идти мне? Я — всего лишь щепоть праха, твой дом — всего лишь камень. Моё единственное желание — Ты.

Тогда Господь прямо воззвал к её сердцу: — Ты близишь кровь восьмидесяти тысяч миров. Миры рассеются, если Я явлю Себя миру таким, каков Я есть, — это ли твое желание? Или не ведаешь о свершившемся с Моисеем, когда он захотел увидеть Меня? Малые крупицы явления Моего, павшие на вершину Синая, раздробили её на сорок частей. (Коран 7: 143)

2.

Рассказывают о Рабии, что совершая хадж в Мекку, в пустыне она увидела, как сама Кааба вышла ей навстречу. — Я жажду Хозяина дома, — воскликнула она, — что же мне делать с Каабой? Не ею влекома, не видом её прекрасно радующим. Одного лишь жажду — встречи с Ним, который сказал: «Кто приближается ко Мне на длину руки, Я подхожу к нему на локоть». Какое же благо обрету я от вида Каабы?

3.

Когда Рабия отправилась через пустыню в паломничество в Мекку, она имела лишь вьючного осла для поклажи. Посреди пустыни её осёл пал бездыханным. Когда её спутники предложили забрать её поклажу, она ответила: — Идите своим путем. Не с вашим попечительством оказалась я в такой дали.

Караван продолжил движение, оставив ее там. — О Боже, так ли владыки ведут себя с беспомощной женщиной? — взмолилась Рабия. — Ты пригласил меня к жилищу Своему, а по пути умертвил моего осла, оставив меня позаброшенной среди пустынного зноя.

Внезапно осёл её ожил и поднялся. Она погрузила на него свою поклажу и продолжила путь.

4.

Передают, что Ибрагим Адхам (ум. в 782 г.) потратил четырнадцать лет, чтобы пересечь пустыню, пока не добрался до Каабы. — Другие на стопах своих добираются до Мекки, я же попираю глаза свои, — говорил он. При каждом шаге вперед он делал два простирания ритуальной молитвы. И вот он добрался до Мекки. Однако Кааба исчезла. — Что случилось? — спросил он, протирая глаза, — может быть, глаза мои изменили мне? — Твои глаза в порядке, — прозвучал тайный голос, — это Кааба отправилась встречать женщину, которая держит путь сюда. — Кто же она? — воскликнул он с завистью, ошеломленный. И тогда он увидел Рабию — она шла прихрамывая по дороге с палкой в руке. Кааба вернулась на своё место. — О Рабия, что за беспорядок и смятение учинила ты в мире? — воззвал Ибрагим.

Рабия отвечала: — Это ты, изъявший четырнадцать лет ради пересечения пустыни, чтобы достигнуть Обители Божией, — истинная причина смятения в мире. — Конечно, — сказал он в своё оправдание, — все эти четырнадцать лет я был поглощен ритуальной молитвой (намаз). — Ты путешествовал благодаря намазу, — ответила Рабия, — я же совершала свой путь посредством отчаянной духовной мольбы и нужды (нияз).

Так Рабия завершила паломничество и горестно зарыдала, восклицая: — О Боже! Ты дал нам уверения в Твоём одобрении и добром произволении — и на наше паломничество, и на наши напасти. И если мой хадж нежеланен более (ибо сам стал напастью), где же Твоя награда за напасть, что я претерпела?

Затем она вернулась в Басру до следующего года. — Если в прошлом году, — говорила она, — Кааба вышла встречать меня, то в этом году я выйду, чтобы встретить и приветствовать Каабу.

5.

Согласно шейху Фармади, Рабия в течение семи лет передвигалась на боку, покуда не достигла горы Арафат. Там незримый голос осудил её: — Ты, самозванка, что такое всё это «искание», которым ты преисполнена? Если ты желаешь Меня, Я явлю единую вспышку Моей Славы и истреблю тебя.

Тогда Рабия взмолилась: — О Господь Величия! У Рабии нет этого свойства, но я жажду материи духовной нищеты (факр).

Голос ответил: — О Рабия, факр есть бич Нашего Гнева, который Мы поместили на пути святых. Когда менее чем с волос остаётся им до воссоединения с Нами, Мы переворачиваем дела их и определяем им лишения. Ты же еще увлечена семьюдесятью тысячами завес дня твоего и возраста твоего. Только когда приподнимешь снизу эти завесы и крепко утвердишься на пути, будешь достойна исповедовать нищету. Если же нет, тогда смотри.

Подняв глаза, она увидела океан крови, подвешенный между небом и землёй.

Тот же незримый голос сказал: — Влюблённые, которые погибли в исканиях своих до того, как достигли первой путевой стоянки Единения с Нами — этот океан есть кровь их сердец. Ни в одном мире и ни на какой стадии Пути не отыскать ни их имени, ни следа. — О всемогущий Господь, дозволь узреть лишь знак милости, которой они достигли, — взмолилась Рабия. Немедленно начала она менструировать. — Большая часть их Пути, — ответил голос, — состоит в том, что семь лет они ползут на своих боках, чтобы поклониться глыбе земли. Когда же они приближаются к этой глыбе, подобной самости, Мы отказываем им в доступе к их цели, вразумляя их.

Рабия возгорелась, услышав это. — Господи, — взмолилась она, — Ты не дозволяешь мне ни войти в Твою обитель, ни оставаться в моём доме в Басре. Пропусти же меня в дом Твой в Мекке или дозволь оставаться в Басре. Некогда моё жаждание Тебя было таким глубоким, что я не могла даже и осмелиться приблизиться к дому Твоему, ныне же я не заслуживаю и входа.

Сказав так, Рабия возвратилась в Басру и уединенно жила в своем доме.

Аттар изложил этот случай в стихах в «Собрании птиц» (Мантек ат-тайр):

Рабия, Корона людей
простиралась семь лет,
на животе своём ползя к Каабе,
покуда не добралась до священной мечети.
Глубоким вздохом облегчения
исполнилась странница.
Когда же попыталась войти,
была отвержена по причине пола,
разоблаченная женским местом.
— О Боже Всемогущий! — взмолилась она, —
Семь лет уничижений и простираний
не я ли претерпевала? Не Тебя ли искала я?
Если ныне это — забава —
изранить себя шипами столь острыми —
тогда я уйду прочь.
Дозволь оставаться мне уединенно в доме моём
или открой мне доступ
в святилище Каабы.
Покуда ты не восхищен любовным пылом —
Как Рабия — какое духовное постижение
Ты вынесешь из этого опыта?
По своей воле праздно скитаться
в этом мире воображаемого —
и вздымать волны чувственного довольства?
— И неудача качает и очищает тебя.
Тебя могут умолять: «Взойди в Каабу!»
Или предлагать тебе тружение в монастыре.
Но если ты возвышаешь свое зрение
за пределы водоворота суеты,
каждое Дыхание будет вдохновлять
иное, новое, сердечно-сознающее.
Если ты остаёшься в этом клубке нищеты —
подобно зерну в жерновах, будешь растёрт в духе —
ты будешь землёй, голова в ногах.
Ты никогда не постигнешь меры времени:
мошка заслонит тебе вечность,
и никогда мгновение не вдохновит тебя
ароматом единства сердца.
Ибо даже на миг не уловить тебе
аромата «собирания»: обыкновенная мошка
разрушит твой «момент».

6.

Однажды два шейха пришли к Рабие выразить ей свое уважение. Оба проголодались и подумали: «Что бы она ни предложила нам, безусловно, будет дозволено шариатом». Они уселись, и она положила перед ними два хлебца. В этот момент постучался нищий, попросив милостыню, и Рабия отдала ему оба хлебца. Хотя шейхи были удивлены ее поступком, они не изъявили возражений. Затем в дом зашла девушка-служанка с изрядным количеством только что испеченного хлеба. — Моя хозяйка, — объяснила она, — прислала это вам.

Рабия взяла хлебцы: их было восемнадцать. — Здесь какая-то ошибка, — заметила она, — пожалуйста, верни их своей хозяйке.

И хотя девушка отказывалась, Рабия настояла на своем.

Когда служанка вернулась к своей хозяйке и рассказала о происшедшем, женщина добавила к своему подношению еще два хлебца. На этот раз, когда девушка принесла хлеб Рабии, святая приняла поднесённые двадцать хлебцев. Рабия предложила хлебцы своим гостям, и те, изрядно удивленные, вкусили их. После этого они позволили себе осведомиться о скрытой стороне того, чему стали свидетелями. — Как только вы вошли, — сказала Рабия, — я увидела, что вы голодны, но полагала, что не стоит предлагать столь достойным посетителям такую скудную еду, как два хлебца. И потому я поднесла их нищему, помолившись: «О Боже, Ты обещал отплачивать за наше милосердие десятикратно, и это вне сомнений. Я поднесла Тебе два хлебца, верни же установленное Тобою». Когда служанка принесла лишь восемнадцать, я поняла, что это ошибка, или же они попали не по адресу. Я возвратила их — до прибытия надлежащего количества, о котором ходатайствовала.

7.

Однажды ночью, когда Рабия молилась в своей комнате, ее сморил сон. Соломинка острым концом коснулась ее глаза, однако ее исступленное жаждание было столь сильным и столь велико ее раскаяние, что она осталась нечувствительной к этому касанию.

8.

В другую ночь вор зашел в ее жилище и прихватил с собой ее чадру. Когда же он попытался выйти, то не смог этого сделать: выхода не было. Он отложил чадру — дверь тотчас открылась. Он снова взял чадру — и вновь не смог выйти.

Он проделал это семь раз, наконец, незримый голос воззвал к нему: — Все эти годы Рабия целиком была предана Нам. Даже дьявол опасается являться сюда — как смеет воришка вроде тебя крутиться вокруг ее чадры? Ступай прочь, плут, ибо если одного друга сморил сон, другой Друг бодрствует, стоя на страже.

9.

Помощница Рабии однажды стала тушить мясо — а они долгое время не ели мяса. Она спросила свою хозяйку, не попросить ли у соседей луковицу. — Сорок лет я держу обет, данный Господу, Величественному и Возвышенному, — ничего не просить ни у кого, кроме Него. Последуем же ему. И тут птица слетела с небес и сбросила несколько очищенных луковиц прямо в кипящий котелок. — Это может быть уловкой (макр), — заметила Рабия и, опрокинув котелок, перекусила одним черствым хлебом.

10.

Однажды Рабия отправилась в горы, и множество диких животных, коз и газелей вышли к ней. Когда же к ней приблизился Хасан аль-Басри, все они в испуге бросились прочь. Смутившись, Хасан спросил у Рабии: — Отчего они столь дружелюбны к тебе, но избегают меня? — А что ты ел сегодня? — спросила его Рабия. — Лишь пустой бульон, — ответил тот. — Ты употребляешь в пищу их жир, это ли не повод для них избегать тебя?

11.

Как-то по случаю Рабия проходила по улице мимо дома Хасана аль-Басри. Хасан горько рыдал на крыше своего дома, и несколько слез упало на Рабию. — Это еще что такое? — задумчиво пробормотала она, и поняв, что это слезы Хасана, обратилась к нему: — О Хасан, а если это рыдания твоей самовлюбленной глупости? Умерь себя — покуда тебя не покроет то море, в котором ты уже не сможешь отыскать свое сердце нигде, кроме как в руках Владыки Всемогущего. (Коран 54: 55)

Хотя Хасану было нелегко последовать этому совету, он взял себя в руки.

Несколько дней спустя, прогуливаясь по берегу Тигра, Хасан заметил Рабию. Он расстелил свой молитвенный коврик на воде и предложил ей: — Становись. Давай совершим здесь два раката молитвы. — О наставник, — промолвила Рабия, — на базаре мира ты выказываешь нрав обитателей будущей жизни. Так уж яви себя таким, чтобы другие были не в силах подражать тебе.

Вознеся его коврик высоко в воздух, Рабия предложила: — Вознесись-ка туда, там ты будешь укрыт от людских взоров.

Щадя его чувства, она добавила: — Твое умение присуще любой рыбе, мое — любой мошке. Истинное тружение — за пределами этого.

12. — Я провел день и еще ночь с Рабией, беседуя о тарикате и хакикате, — рассказывает Хасан аль-Басри. — У нас и в мыслях не было, что мы — женщина и мужчина, оставшиеся наедине. Однако когда я ушел от нее, я почувствовал себя совершенно опустошенным, она же, я видел, осталась после нашего разговора полностью чистой (моклес).

13.

Однажды поздно вечером к Рабии зашел Хасан с друзьями. У Рабии не было лампы, но поскольку собравшиеся подумали, что она бы не помешала, Рабия легонько подула на свои пальцы, и они засветились, до самого рассвета заменяя им светильник.

Если бы кто-то выказал неодобрение по этому поводу, я бы ответил так: — Это то же самое, что белая рука Моисея. — Но ведь он был пророком, — возможно, возразили бы мне. На это я бы ответил: — Это подобно тому, как последователи пророка напитываются отчасти его чудодейственными свойствами (карамат).

Божественная одаренность пророка (наби) включает в себя чудеса (мо’джезах), святой же (вали) благословлен добродетелью повиновения пророку с [аналогичными] чудодейственными способностями (карамат).

Как говорил Пророк: «Всякий, кто отвергает грошовую ценность недозволенного, поднялся на одну ступень пророчества». Он также сказал: «Истинный сон — сороковая часть пророчества».

14.

Рабия по случаю послала Хасану три вещи: кусочек воска, иголку и волос. — Освещай мир, сжигая себя как воск, — завещала она ему. — Как иголка, будь всегда занят духовным тружением, внешне пребывая бездеятельным. Преуспев в этих добродетелях, уподобься волосу (не обращай внимания на самого себя) с тем, чтобы твое тружение не было пустой тратой времени.

15.

Хасан как-то спросил Рабию, как бы она отнеслась к замужеству. Она ответила: — Брачный договор скрепляет две жизни. Но здесь «жизнь» отсутствует. Я и не помышляю о себе, существуя посредством Его и под сенью Его произволения. Мужу моему пришлось бы взыскивать меня у Него. — Как ты достигла такого состояния? — спросил Хасан. — Утратив все мои достижения в Нем. — Как же тогда ты ведаешь Его? — Ты ведаешь с «как», я — без «как», — ответила Рабия.

16.

Однажды Хасан пришел к Рабии и вовлек ее в разговор о «знании, которое не может быть получено посредством обучения или слушания». Он попросил ее привести пример знания, которое вошло в ее сердце без медитативных усилий. Она ответила: — Я спряла несколько мотков пряжи, чтобы заработать на жизнь, и выручила за них два дирхема. В каждую руку я взяла по дирхему, убоявшись сложить их вместе — чтобы их удвоившееся богатство не стало мне преградой. Таким было мое сегодняшнее духовное достижение.

17.

Рабии передали, что Хасан аль-Басри сказал: «Если в раю даже на мгновение явление Истины скроется с моих глаз, я восплачу и буду горевать так, что все обитатели небес сжалятся надо мной». — Красивые слова, — заметила Рабия. — Однако если в этой жизни человек не в состоянии взывать к Богу при каждом вдохе-выдохе — и потому предается горестному плачу и стенаниям, это признак того, что и в будущей жизни его состояние будет таким же. В противном случае этого не произойдет.

18.

Люди спросили Рабию: — Отчего бы тебе не выйти замуж?

Она ответила: — Меня смущает то, что я вынуждена печься о трех вещах. Если вы снимете с меня это бремя, я выйду замуж. Прежде всего, достанет ли моей веры в момент смерти, чтобы спастись? Второе: скрижаль моих деяний будет вложена мне в левую или в правую руку? Третье: в тот час, когда одних людей призовут по левую руку, к геенне, а других — по правую, к небесам, где окажусь я? — Об этом нам неведомо, — сказали ей. — С таким бременем, как мое, помышлять ли мне о замужестве?

Шейх Шуайб ибн Абдул-Азиз аль-Хорейфиш в книге Аль-Роудх аль-Фа’ик приводит четвертый довод — согласно переложению этой истории, приведенному у Аттара: «Когда ангелы смерти Мункар и Накир сойдут ко мне в могилу, сумею ли я ответить на их вопросы?»

19.

Как-то Рабия увидела человека с повязкой на голове. — Что это за повязка у тебя? — спросила она. — Голова болит, — ответил тот. — А сколько тебе лет? — спросила Рабия. — Тридцать. — И ты до этого был здоров — или болезнен и немощен? — Здоров и крепок. — И ты никогда не одевал повязку, чтобы выразить тем самым свою благодарность Богу за свое великолепное здоровье, ныне же из-за ничтожной головной боли ты накрутил на голову повязку недовольства!

20.

Как-то Рабия вручила одному человеку четыре дирхема, попросив его купить шерстяное одеяло. — Ты предпочитаешь черное или белое? — спросил тот.

Забрав обратно деньги и швырнув их в воды Тигра, Рабия сказала: — Одеяло еще и не куплено, а его цвет уже стал причиной разногласий.

21.

Как-то, в один из весенних дней, Рабия затворилась в своей келье, решив уединиться и никуда не выходить. Ее девушка-служанка позвала ее: — Ах госпожа, выходите посмотреть на труды Создателя. — Лучше заходи-ка сюда, — ответила Рабия, — взглянуть на Самого Создателя. Созерцание Его удерживает меня от взирания на Его творение.

22.

Однажды люди, пришедшие к Рабии, увидели, что она разрывает мясо зубами. — У тебя нет ножа? — спросили ее. — Я так страшусь отъединенности, что никогда и не имела ножа, — ответила она.

23.

Как-то Рабия неделю постилась. На восьмой день ее низшая душа (нафс), терзаемая муками голода, взмолилась: — Сколько еще ты будешь мучить меня?

В этот момент раздался стук в дверь. Рабия открыла и увидела почтенную женщину с котелком еды, принесенной как подношение. Рабия приняла подношение и пошла за свечой. Вернувшись, она увидела, что кошка опрокинула котелок. — Тогда я завершу свой пост, попив воды, — пробормотала она и повернулась, чтобы взять кувшин. В этот момент свеча погасла. Она хотела напиться из кувшина в темноте, но тут ручка у кувшина отвалилась и он грохнулся на землю. Она вздохнула с таким пламенным волнением, что казалось, что дом вот-вот охватит огонь. — О Господи, — воскликнула она смятенно, — отчего творишь Ты всё это, делая меня совершенно беспомощной? — Если бы ты пожелала, — раздался незримый голос, — всё мирское стало бы подвластным тебе, но Мы отняли бы у твоего сердца любовную муку к Нам. Любовная мука и мирские удобства не могут соседствовать в одно и то же время в одном сердце, дорогая Рабия. У тебя — свой промысел, у Нас — свой. Наше намерение и твое не могут объединиться в одном сердце.

Услышав это, Рабия воскликнула: — Я разъединила свое сердце с этим миром и отвернулась от своих желаний, вот уже тридцать лет, как я молюсь так, словно это моя последняя молитва. Я бесповоротно пресекла все привязанности к людям. Начиная каждый новый день, я страшусь, что люди отвлекут меня и займут мое сердце, и потому молюсь: «Господи, преисполни меня единственно Собою, чтобы никто не отвлек меня от Тебя».

Поэтическое переложение этой истории приводится в Илахи намэ («Книга Божественного») Аттара:

Будь как Рабия, истинная владычица духа,
возглавляющая множество стоянок
нашего мистического Пути.
Ее единственным тружением была неустанная молитва,
пост, долгие ночные бдения.
Никогда она не отчаивалась,
всегда на ногах, от рассвета до сумерек,
пока утомление и усталость не подкосят ее.
От голода слабость охватывала ее члены,
так что она с трудом переставляла ноги.

Именно в таком положении,
когда она едва не теряла сознание,
появилась женщина с котелком —
вот и еда для прекращения поста.
Озабоченная, скорбная, сидящая во тьме,
Рабия встала, чтобы принести светильник
и поесть при его свете.
Вернувшись, она увидела, что кошка
опрокинула котелок.
Тогда она потянулась к кувшину —
глотком воды прервать свой пост,
но тут фитиль погас,
оставив Рабию во тьме отчаяния.
Изможденная, затерянная во мраке,
мучимая жаждой, она поднесла
кувшин к губам —
но он лопнул и грохнулся на землю.
Все ее намерения пошли прахом.

Ошеломленная, она вздохнула,
сердце ее воспламенилось,
подвигая запылать и вселенную,
она взывала вновь и вновь: «Господи,
чего Ты хочешь от меня, ничтожнейшей?
Ты уничтожил меня, уличил меня, отвлекшуюся,
расточившую душу свою в неосознавании.
Через какую кровь еще надлежит пройти мне?» — Всё, что ты ни пожелаешь, Мы даруем тебе,
в небесах и на земле, от Рыб и до Луны, —
пришел ответ Возлюбленного, —
да, и еще любовная мука бесконечных лет
навсегда оставит твое сердце.
Поразмысли об этом, Рабия.
В одном сердце не уживутся
любовный недуг к Богу и уловки мира —
даже и на мгновение, равное сотне лет.

Любовная мука по Божественному никому не дарует свободы.
И если ты желаешь любовной истомы по Богу —
сделай своим делом
неустанное самоустранение от этого мира.
Пока не достигнуто это самоустранение,
ты занавешена
от созерцания премирных вещей.

24.

Передают, что Рабия проводила время, непрестанно плача и стеная.

Ей сказали: — Со стороны такой плач кажется лишенным смысла: что заставляет тебя рыдать?

Она ответила: — Причина моей обездоленности и боли скрыта глубоко в моей груди. Эту болезнь не излечит ни один лекарь. Единственное средство от этой боли — соитие с Другом, и горюя, я уповаю на то, что, может быть, в будущей жизни достигну желаемого.

Хотя изначально я не была подвержена этому Божественному недугу, я пыталась подражать состоянию тех, кто действительно был поражен недугом Божественной Любви — чтобы меня считали такой же, как они.

25.

Однажды Рабию навестили именитые люди. Она спросила у них: — Вы поклоняетесь Богу — почему?

Один сказал: — Есть семь уровней геенны, которые каждому внушают страх и ужас.

Другой сказал: — В раю есть возвышенные обители красоты, где царит мир и покой.

Рабия в ответ промолвила: — Лишь негодный раб сохраняет преданность своему хозяину из страха перед наказанием или из желания награды. — А ты по какой причине поклоняешься Богу? — спросили они. — Или у тебя нет никаких побуждений? — Сначала сосед, потом его дом, — ответила Рабия арабской поговоркой. — Или недостаточно того, что нам указано поклоняться Ему?

Перестали бы мы поклоняться Ему, решив, что небес и геенны не существует? И не Ему ли любовно поклоняемся мы и вне всех наших поклонений?

26.

Однажды Рабию навестил один именитый человек. Взглянув на ее рваное одеяние, он сказал: — Я знаю нескольких людей, которые взглянут на тебя оком благотворительности — если ты дозволишь. — Мне претит просить мирское у тех, кто лишь временный владелец этого, — призналась Рабия. — Ого! — воскликнул человек, — у этой хрупкой женщины высокие устремления! Она считает пустой тратой времени испрашивание милостыни.

27.

Решив испытать благочестие Рабии, к ней неожиданно ввалилась целая компания. — Все ниспосылаемые людям добродетели уже были ниспосланы, — сказали ей. — Пояс благородного милосердия опоясывает чресла мужчины. Венец рыцарства венчает главу мужчины. Ни одна женщина не была осенена даром пророчества. Тогда чего стоит весь этот шум вокруг тебя? — Всё, что вы сказали, правда, — спокойно ответила Рабия. — Однако тщеславие, самомнение, самодовольство и «Я — ваш Владыка Высочайший» никогда не произрастали в женской груди. И еще: женщины никогда не занимались педерастией.

28.

Однажды Рабия занемогла. На вопрос о причине своего недуга она сказала: — На рассвете мое сердце потянулось к раю. Посредством болезни Друг укорил меня. Вот причина немощи.

Эта же история в Холаса-йе шарх-и та’арроф изложена так:

Однажды, когда Рабия занемогла, люди пришли к ней, чтобы выказать свое соболезнование. Когда они осведомились о ее здоровье, она сказала: — Ей-Богу, мне ведомо лишь, что недавно небеса открылись предо мною, и я чуть-чуть потянулась к ним сердцем. Полагаю, что Всемогущий выказал Свою заботу обо мне посредством этой немощи. Это — вид Божественного порицания.

29.

Хасан аль-Басри отправился засвидетельствовать Рабии свое почтение. — Там я встретил наиболее состоятельного из выдающихся людей Басры, которых я знаю, — рассказывал он. — В слезах он стоял на коленях у входа в ее уединенную келью, зажав в руке кошель с золотом. — В чем причина ваших слез? — спросил я. — В этой благословенной подвижнице, в этой животворящей святой нашего века, — ответил он. — Ведь без ее животворящего присутствия люди погибнут. Я принес малый взнос во имя ее благополучия, замолвите за меня словечко, может быть, она примет его.

Я вошел в келью Рабии и передал его просьбу.

Рабия искоса взглянула на меня и заметила: — Поскольку Бог не лишает ежедневного пропитания того, кто проклинает Его, может ли Он лишить пропитания того, чья душа преисполнена любви к Нему? Я повернулась спиной ко всем сотворенным существам еще до своей первой встречи с Ним. И если я не уверена, законна ли эта собственность, как могу я принять ее? Как-то раз я зашивала блузу, используя светильник Султана, однако после этого мое сердце сжалось и оставалось сомкнутым и закрытым, покуда я не распорола каждый сделанный стежок. Попроси же этого достойного человека, чтобы он не побуждал мое сердце к новой утесненности.

30.

Вместе с Софьяном Тхаври я отправился навестить Рабию во время ее болезни, — рассказывает Абдул-Вахид ибн Амер. — В ее присутствии, однако, мы преисполнились благоговейным трепетом — настолько, что утратили дар речи. — Скажи же что-нибудь, — обратился я к Софьяну. — Почему ты не попросишь Бога облегчить твою боль? — спросил он у Рабии. — Он Сам хочет, чтобы я претерпевала ее, неужели вам это не ясно? — сказала она. — Да, — согласился я. — Несмотря на все ваши знания, вы побуждаете меня последовать моим собственным желаниям — и выказать тем самым неповиновение Его желанию. Но ведь это неблаговидно — препятствовать воле Божьей.

31.

Софьян Тхаври как-то спросил Рабию, есть ли что-нибудь, чего она желает. — Ты ведь ученый человек, — отвечала она, — а задаешь такие вопросы! К чему они? Ты ведь знаешь, как дёшевы в Басре смоквы и финики. Двенадцать лет мне хотелось отведать свежих фиников, я же не попробовала ни единого. Я — просто раба, а что делать рабе со своими желаниями? Ведь если Богу не угодно мое желание, это будет чистой неверностью (кофр).

Софьян промолвил: — Твои слова огорошили меня. На это мне просто нечего сказать. Пожалуйста, наставь меня. — Если бы ты не любил мир, Софьян, ты был бы хорошим человеком, — сказала Рабия. — Как так? — спросил ученый. — Ты любишь декламировать хадисы, — ответила Рабия, подразумевая, что это само по себе является формой самоутверждения.

Глубоко тронутый, Софьян воскликнул: — О Господи! Удовольствуйся мною. — Ты без смущения требуешь у кого-либо удовольствоваться тобою, когда сам недоволен Им? — промолвила Рабия.

В Шарх-и та’арроф Калабадхи толкует этот ответ как отсылку к кораническому стиху: «Аллах доволен ими, и они довольны Аллахом» [5: 119]. То есть, Бог доволен слугою в той мере, в какой слуга смиряется перед волей Божьей.

32.

Малик Динар так описывал образ жизни Рабии:

Я посетил святую. Все ее имущество составлял треснувший кувшин — она использовала его и для омовений, и для питьевой воды. Вместо подушки у нее лежал кирпич. И еще здесь была старая соломенная циновка. Мое сердце сжалось при виде всего этого, и я сказал ей: — У меня есть богатые друзья. Один лишь намек — и я позабочусь, чтобы они благосклонно отнеслись к тебе. — Плохой ты малик, — ответила она. — Мой Питатель питает и их, не так ли? — Конечно, — ответил я. — И ты полагаешь, что Он забывает бедных, поскольку они бедны, и опекает богатых, поскольку они богаты? — Нет, — сказал я. — Раз Ему ведомо мое положение, что за нужда напоминать Ему? Если это — то, что устраивает Его, то и я желаю того же.

33.

Как-то Хасан аль-Басри, Малик Динар и Шакик Балхи отправились к Рабие, чтобы побеседовать с ней. Темой беседы была искренность (седк). — Всякий, кто не выказывает стойкости под плетью Возлюбленного, не является действительно искренним (садик) в своих притязаниях, — высказался Хасан. — В этих словах проблескивает самомнение, — заметила Рабия.

Следующим отважился высказаться Шакик: — Всякий, кто не выказывает благодарности за наказание от своего Хозяина, не является подлинно искренним в своих притязаниях. — Можно было бы сказать лучше, — проронила Рабия.

Затем свое мнение высказал Малик Динар: — Всякий, кто не сносит бич своего Хозяина с удовольствием, неискренен в своих притязаниях. — Можно сформулировать и получше, — заметила Рабия. — Скажи ты, — попросили Рабию все трое. — Вы не искренни в своих притязаниях, пока не предадите забвению боль наказания при виде своего Хозяина. И в этом нет ничего удивительного — подобно тому, как египтянки не чувствовали ран на своих руках при виде Иосифа. Удивительно ли, если кто-то ведет себя сходно с этим при созерцании Создателя?

34.

Рабию навестил один из богословов Басры. Усевшись у ложа, где лежала оправляющаяся после болезни Рабия, он начал бранить мирское. — Велика твоя любовь к миру, — заметила Рабия, — иначе ты бы не поминал его столь часто. Твои непрестанные замечания о мирском подтверждают верность пословицы «Что любишь — то и поминаешь».

35.

Хасан аль-Басри рассказывает: — Как-то я находился у Рабии, когда подошло время вечерней молитвы. Она хотела угостить нас мясным блюдом и как раз положила мясо вариться в горшок. — В нашей беседе больше вкуса, чем в готовке, — заметила она, отставляя горшок с огня в сторону — до окончания положенных молитв. После молитвы она положила перед нами хлебные корки и поставила кувшин с водой, чтобы прервать наш пост. Потом она взяла горшок, чтобы выложить мясо: Силой Божьей горшок оставался кипящим. Она разложила мясо, и мы вкусили его. Никогда я не ел с таким удовольствием. Рабия на это сказала: — Так готовит себе пропитание тот, кто молится.

36.

Некоторые спрашивали Рабию: — Откуда ты явилась? — Из другого мира, — отвечала она. — Куда ты идешь? — не отставали от нее. — В мир иной. — Так что ты делаешь в этом мире? — Поддразниваю его. — Как так? — Вкушая хлеб этого мира, я занята тружением для мира иного. — Отлично сказано, — вскричали присутствующие. — Тебе бы быть управляющим при дворе. — Я им уже являюсь, — заметила Рабия, — я ведь не дозволяю выйти тому, что внутри меня, и войти тому, что вне. Если же что-то и входит, то оно минует, не затрагивая меня. Я — управляющий при дворе сердца, а не комок глины.

37.

Рабию спросили: — Ты любишь Бога? — Да, — призналась она. — Враждуешь ли с сатаной? — Моя любовь к Всепрощающему не оставляет во мне места для враждебности к сатане.

38.

Однажды во сне я увидела Пророка, — рассказывала Рабия. — Он спросил, люблю ли я его. — Кто же не любит тебя! — сказала я ему. — Однако мое сердце столь преисполнено любовью к Богу, что в нем не остается места для любви или ненависти к другим.

Арабский историк Зубайди в Иттихаф аль-садат аль-муттакин излагает ту же историю так:

Рабию спросили: — Насколько дорог тебе Пророк Божий? — Чрезвычайно. Воистину я люблю его, — призналась Рабия, — однако Любовь к Создателю препятствует моей любви к Его созданиям.

39.

Рабию спросили о Любви (махаббат). — Любовь, — сказала она, — излилась из предвечности (азаль), достигла послевечности (абад), и никто не воспринял ее в восемнадцати мирах, не способных впитать даже каплю этого щербета.

Когда наконец Любовь достигла Истины, осталось только «Он любит их и они любят Его».

40.

Рассказывают, что Рабия непрестанно стенала и плакала. — Отчего ты плачешь? — спросили ее. — Из-за страха перед разлукой, ибо это — Его проклятие. Ведь по смерти моей будет спрошено: «Достойна ли ты Меня?»

41.

Как-то Рабию спросили: — Когда раб достигает довольства?

Она сказала: — Когда он или она благодарны за напасти как за щедроты.

42.

И вновь ее спросили: — Принимается ли покаяние грешника или нет? — Как можно раскаяться, — ответила она, — покуда Бог не дарует тебе раскаяние — и затем принимает его? Пока Бог не дарует покаяние, никто не может покаяться.

Нравственная дилемма, поднятая Рабией, описана персидским поэтом Саади (ум. в 1291 г.) в Бустане:

Сколь любовно этот проклятый дервиш
стонал каждое утро — его вечернее покаяние
было покрыто другим грехом.

Все наши клятвы — пустое, наши обеты шатки,
и лишь Его дар покаяния
единственно неизменен.

43. — О дети Адама, — взывала Рабия, — ваши глаза не дают вам воспринять Истину, ваш язык не ведает доступа к Нему, слух — торный путь, которым говорящий уводит в сторону, а ваши руки и ноги лишь повергают вас в замешательство. Истинное тружение — в сердце. Старайтесь обрести пробужденное сердце, ибо когда сердце пробуждено, у него нет нужды в друге.

Иначе говоря, пробужденное сердце утрачивает себя в Боге. Что за нужда в друге у того, кто самоупразднился и затерялся в Боге? Но это и есть состояние исчезновения в Боге (фана фи’л-ллах).

44. — Громогласно взывать о прощении — занятие для лицемеров, — утверждала Рабия. — Хоть мы и каемся, но нуждаемся еще и в ином покаянии — покаянии о том, как мы каемся.

45.

Рабия как-то заметила: — Добродетель терпения у мужчины делает его великодушным.

46.

Рабию как-то спросили: — Ты действительно видишь Того, кому поклоняешься? — Я бы не поклонялась любовно Ему, если бы не увидела Его.

47.

Другое высказывание Рабии: — Плод духовного познания — обращение лица своего к Богу Всемогущему.

48.

Как-то Рабия заметила: — Духовно познавший — это тот, кто взыскует сeрдца от Бога. Однажды оно даруется ему — и он тотчас же вручает его обратно Богу, так что оно остается в неприкосновенности в Его владении и сокрыто от человеческих посягательств в таинстве Божественного (сирр).

49.

Софьян Тхаври пробыл у Рабии целую ночь и так описывал это: — Я видел, как она подошла к михрабу и молилась до рассвета. В другом уголке я тоже молился до зари. Когда взошло солнце, она предложила оставшуюся часть дня попоститься, чтобы выразить нашу благодарность за милость, благодаря которой мы отстояли ночное бдение.

50.

Салех Месри имел обыкновение говорить: — Дверь откроется тому, кто стучит.

Услышав это в очередной раз, Рабия заметила: — Доколе ты будешь повторять своё «дверь откроется...» — как будто она бывает закрыта?

Салех нашел в себе силы признаться: — Я хоть и мужчина, но невежественный глупец, она же хоть и слабая женщина, но исполнена мудрости.

51.

После своей смерти Рабия явилась во сне одному человеку. — Расскажи об ангелах смерти Мункаре и Накире, — попросил тот.

Эти два благородных создания явились ко мне и спросили: «Кто твой Господь?»

Я сказала: — Возвращайтесь и скажите Ему: «Среди многих тысяч людей Ты не запомнил старую женщину, а ведь я никогда не забывала Тебя. Ты — всё, что у меня есть в целом свете, как же Ты мог послать ко мне с вопрошанием «Кто твой Господь»? (Тадкерат аль-авлия)

52.

Когда пробил последний час Рабии, мастера ее века собрались у ее смертного ложа. Она указала им: — Поднимитесь и проторите дорогу для пророков Божьих.

Поднявшись, они вышли из комнаты и притворили дверь.

Тогда послышался голос, возглашающий:

О ты, душа упокоившаяся!

Вернись к твоему Господу

Довольной и снискавшей довольство!

Войди с Моими рабами,

Войди в Мой рай! [ Коран 89: 27-30]

Более ничего не было слышно. Шейхи вновь вошли и увидели, что Рабия мертва. (Там же)

53.

Мохаммад ибн Аслам аль-Туси и На’ма Тарсуси (милость Божья да пребудет с ними), известные тем, что напоили тысячу жаждущих в пустыне, как-то посетили могилу Рабии. Они спросили: — О ты, которая самонадеянно говорила, что никогда не снизишь свою бровь ни перед кем в обоих мирах, что ты теперь ощущаешь? В ответ прозвучал голос: — Воистину сколь сладостно то, что мне открылось!

54. — Как-то я пришел к Рабии, — рассказывает Хасан аль-Басри, — но владычица дня своего пребывала в молитве. Я преклонил колени рядом с ее молитвенной циновкой и долго смотрел на нее. У нее в глазу засела обломанная колючка, и капля крови скатилась по щеке на циновку. Когда она окончила молитву, я воскликнул: — Как ты пришла к этому? Колючка в глазу, молитвенный коврик в крови...

Рабия тихо сказала: — О Хасан, клянусь Славой Бога, который даровал этойпоследней из тварей возвышенность ислама, что в таком состоянии я ничего не замечаю. Сердце мое было настолько утрачено, что если бы все муки из рассказов о геенне поместить на острия игл, а иглами окаймить мой правый глаз, так мой левый глаз ни разу и не дернулся бы от боли — иначе я бы вырвала его из глазницы. (Тафсир-и Ансари, том 1, с. 514)

55.

Однажды Рабию навестил ангел смерти. Она спросила у него, кто он. — Я тот, кто лишает удовольствий, похищает детей, делает жен вдовами, — ответил он.

Рабия спросила: — Отчего ты говоришь лишь о дурных качествах? Почему бы тебе не сказать «Я тот, кто соединяет друга с Другом».

(Тафсир Ансари, том 1, с. 44)

56.

Как-то Рабия сказала: — Неверность (кофр) имеет вкус разлуки (фарак), а вера (иман) — аромат единения (висаль). Этот аромат и этот вкус будут явлены в день завтрашний, в День Суда. Говорят, будто одним, собранным на том месте, наказанием будет разлука без воссоединенности, другие же обретут единение без конца.

Охваченные скорбью обездоленности восплачут:

Отъединенность от Него
Обращает миг в тысячу дней.
От страданий и муки
Ночь становится тысячей лет.

Те же, которые просвещены Божественным Единением, воскликнут:

Приходит день последний,
Когда убирается завеса
Перед внутренним покоем Единства.
И тогда расстояние до Друга будет явлено Его рукой
На барабане смерти и отделённости.
(Тафсир-и Ансари, том 2, с. 538)

57.

Познавшие, чьи сердца просветлены, как-то увидели Рабию спешащей куда-то — в одной руке она держала горящую ветку, в другой — бадью с водой. Они спросили ее: — О госпожа будущей жизни, куда ты направляешься и с какой целью?

Рабия ответила: — Иду предать небеса огню и залить огонь геенны. Лишь так Божии странники могут снять эти две завесы и ясно увидеть истинную цель. Тогда, утратив внешнее, раб может по-настоящему служить Господу. Ныне же не найти никого, кто по-настоящему служит Богу ради Него, не уповая на рай и не страшась геенны. (Афлаки, Манакиб аль-арифин)

58.

Как-то в присутствии Рабии Софьян Тхаври воздел руки вверх и помолился: — Господи, ниспошли мне благополучие (саламат).

Рабия залилась слезами. — Отчего ты плачешь? — спросил он. — Я оплакиваю тебя, — ответила Рабия. — Но почему? — До тебя не доходит, что благополучие в миру препятствует отказу от благополучия, еще и развращая при этом. (Джами, Нафахат аль-онс; Ибн Джавзи, Сифат ас-сафват)

59.

Софьян Тхаври как-то спросил Рабию: — Что наилучшим образом устремляет раба к близости с Ним? — Любовь раба единственно к Нему, в этом мире и в будущем, — ответила Рабия. (Джами, Нафахат аль-онс)

60.

Рабия также говорила: — Не горести мои меня печалят — я сокрушаюсь об их нехватке. (Джами, Нафахат аль-онс)

61.

Передают, что однажды Рабия вырыла себе прямо в доме могилу и ежедневно, утром и вечером, стоя на ее краю, произносила: — Завтра ты будешь здесь.

А затем ревностно приступала к молитвенным отправлениям. Она следовала этому в течение сорока лет, до самой смерти. (Ибн Карбалаи, Раудхат аль-джинан, том 1, с. 192)

62.

Саджаф ибн Манзур передает: — Я пришел к Рабии и застал ее простертой в молитве. Ощутив мое присутствие, она подняла голову. На том месте, где она покоилась, я заметил целую лужу слез. Я приветствовал ее, и она, повернувшись ко мне, сказала: — Сын мой, чего ты желаешь?

Я ответил: — Всего лишь приветствовать тебя.

В ответ она заплакала и сказала: — Возможно, Бог скрывает то, что в тебе.

Затем какое-то время она молилась обо мне, а потом вернулась к своим обязательным молитвам. (Ибн Джавзи, Сифат ас-сафват)

63.

Наиболее известно такое высказывание Рабии: — Молю Бога простить меня за недостаток искренности в молении о прощении. (Ибн Джавзи, Сифат ас-сафват)

Согласно Абу Мохаммаду Ровайму, «Рабия поняла истинный смысл таухида, когда сказала: «Прошу Господа простить меня за недостаток искренности в моем прошении простить меня», полагая, что для достижения подлинной искренности в духовном тружении надлежит просить у Бога прощения в молитве, произносимой вслух, покуда не будет достигнута реальность прощения. Ибо когда в тружении нет искренности, провозглашение просьбы о прощении греховно — ведь в этом нет истинного покаяния, поскольку в действительности тружение совершается просто по привычке. (Холаса-йе шарх-и та’арроф)

64.

Как-то в людном месте некий человек узнал проходящую мимо Рабию. — Помолись за меня, — попросил он.

Рабия оперлась о стену и ответила: — Бог — прощающий, а кто я такая, чтобы посредничать в этом? Повинуйся Богу и призывай Его. Он — тот, кто отвечает всем страждущим. (Ибн Джавзи, Сифат ас-сафват)

65.

Как-то в присутствии Рабии Софьян Тхаври воскликнул: — Сколь велика моя скорбь! — Не лги, — молвила Рабия. — Лучше скажи: «Как мала моя скорбь!» Если бы ты по-настоящему скорбел, ты не был бы настолько удовлетворен своей жизнью. (Ибн Джавзи, Сифат ас-сафват)

Этот же случай приводится у Кошайри с небольшими изменениями в ответе Рабии: — Если бы ты по-настоящему скорбел, ты бы не терял даром и мгновения.

66.

Говорят, что как-то Рабия увещевала Софьяна Тхаври: — Воистину дни твои сочтены, ибо когда день минует, с ним уходит и часть твоей жизни. Точно так же скоро истечет и вся жизнь. Зная об этом, всегда стремись к свершению благих дел. (Ибн Джавзи, Сифат ас-сафват)

67.

Однажды, когда у Рабии находились Месма ибн Асам и Рабах аль-Кайси, один человек сделал ей подношение — 40 динаров. — Примите эти деньги и потратьте на ваши нужды, — увещевал он ее.

Рабия зарыдала и, запрокинув голову к небесам, воскликнула: — Вам ведь ведомо, что и от Бога, владыки мира, стыжусь я требовать мирского, как же могу я принять это от того, кто не является его хозяином? (Ибн Джавзи, Сифат ас-сафват)

68.

Абда бент Аби Шоваль, женщина благочестивая, находившаяся в услужении у Рабии, рассказывала о таком случае:

У Рабии было в обычае молиться всю ночь, и лишь перед рассветом она позволяла себе немного подремать — до первых проблесков зари. Затем она поднималась и я слышала, как она произносила, исполненная богобоязненности: — О низкая душа, сколько же ты будешь спать? Время близко, когда ты погрузишься в такой сон, что лишь трубный глас Воскресения пробудит тебя.

Такому распорядку она следовала до конца своих дней. Умирая, Рабия позвала Абду и попросила, чтобы перед погребением ее завернули лишь в старое платье (джоббах). Абда ревностно выполнила ее просьбу и обрядила тело лишь в джоббах, накинув сверху шерстяную накидку, которую Рабия обычно носила.

Через год после смерти Рабии Абда увидела ее во сне. Рабия была в зеленой шелковой мантии, вышитой золотом и серебром. Абде никогда не доводилось видеть никого прекраснее ее. — Что же сталось со старым платьем и шерстяной накидкой, в которые мы обрядили тебя? — спросила она.

Рабия ответила: — Богом клянусь, те одежды были совлечены с меня, и я была облечена в эти, которые ты видишь, а мое прежнее одеяние было сложено, запечатано и перенесено наверх, на возвышенное место, с тем, чтобы воздаяние мое на День Воскресения было полным. — Не это ли было причиной всех твоих духовных борений (моджахеда) во время земной жизни? — спросила Абда.

Рабия ответила: — Что всё это в сравнении с теми Щедротами Божьими, которые Он являет Своим друзьям? — А что сталось с Абдой, дочерью Абу Калаба? — Далеко-далеко от меня та стоянка, которой она достигла, — ответила Рабия. — Никогда мне не достигнуть ее. — Как же так, — удивилась Абда, — ведь твое