Глава 8. – Всегда? – Ее сердце затрепетало

– Всегда? – Ее сердце затрепетало. Чувство грустной неизбежности уступало место совсем другой эмоции – надежде.

Но если она вновь будет разрушена, ее сердце этого не выдержит.

– Нам стоит подождать до рождения ребенка. Чтобы быть уверенными.

– Нет. Перестань. Я сказал, брось эти черные мысли!

– Я просто стараюсь быть реалисткой.

Он рассмеялся, будто над удачной шуткой:

– Ты – одна из самых безнадежных пессимисток среди моих знакомых.

– Неправда! Я оптимистка.

– Если только на фоне других пессимистов.

– Тебе нравится Винни‑ Пух?

– Моя мать читала мне в детстве эту книжку. Как и твоя бабушка – тебе. Я не с другой планеты.

– Да, я знаю. Я просто… – Честно говоря, она сама не знала, что хотела сказать. Может, сообщить ему, что его детство нельзя считать обычным или хотя бы нормальным? Вряд ли ему это понравится. К тому же это неправда.

– Если ты оптимистка, значит, должна верить в наше будущее и в будущее нашего ребенка.

– Ты удивительно уверен в себе.

– И не зря.

– Ты самонадеян!

– Иногда.

Далеко не иногда, а гораздо чаще. Но, пожалуй, лучше смолчать. Ей не хотелось выглядеть записной спорщицей. По крайней мере, не сейчас. Сейчас ей хочется очутиться в его объятиях и услышать, что все будет хорошо.

Но в такие сказки она перестала верить еще в детстве.

Мысль о комфорте его объятий вызвала странное напряжение в теле. Ее оборона слабела. Желая дать себе время собраться с духом, она поднялась на ноги и стала собирать тарелки:

– Отнесу посуду на кухню.

– Давай помогу. – Макс вскочил и начал торопливо собирать со стола остатки трапезы.

– Я беременна, но не беспомощна.

– Раньше ты не наблюдала, как я собираю со стола тарелки. – Он смотрел на нее веселым, поддразнивающим взглядом.

– Нет, – нехотя согласилась она.

– Теперь видишь. Это вежливость, а не чрезмерная забота.

Джиллиан не была уверена в его честности – впрочем, как и в своем нежелании стать объектом его чрезмерной заботы. Она улыбнулась ему в ответ. Они удивительно ловко управились с посудой, мигом сложив ее в посудомоечную машину.

– Для принца ты очень хозяйственный.

– Ты это уже говорила.

– Ты, кажется, рассказывал, что больше десяти лет живешь один?

– Точно.

– Но в твоем роскошном пентхаусе в не менее роскошном доме имеются домработница и прислуга, к тому же жильцам у вас полагаются услуги местного шеф‑ повара и прачечной?

– И что?

Джиллиан протерла стол. Тем временем Макс продолжал возиться с посудомоечной машиной.

– Но ты отлично управляешься с посудой! Неужели домработница и прислуга оставляют немытые тарелки в раковине, предоставляя тебе право заняться ими?

– Я четыре года учился здесь в университете, а потом еще два года, чтобы получить степень мастера бизнес‑ администрирования. – Макс ловко заложил в дверцу машинки моющее средство и удовлетворенно захлопнул. – И все шесть лет я самостоятельно мыл посуду и стирал белье.

– Неужели ты жил в общежитии? – спросила Джиллиан, облокотившись о кухонный стол.

– Только на первом курсе. Это значило только, что мне не приходилось готовить самому. На втором курсе мы с Демьяном сняли квартиру на двоих.

– И у вас не было домработницы? – Джиллиан не могла себе представить Демьяна обслуживающим себя без помощи прислуги.

– Мы старались не привлекать внимания к своей частной жизни.

Что ж, Джиллиан хорошо представляла себе, что за частная жизнь могла быть у двух молодых студентов. Даже слишком хорошо.

– Удобное решение.

– Да. Не все жители Воларуса родились во дворцах. Если мне в будущем предстоит принимать решения ради этих людей, я должен хорошо понимать их жизнь. – Макс снял пиджак и повесил его на спинку стула.

– Думаешь, прожив шесть лет без слуг, ты стал ее понимать?

Макс стянул с шеи галстук и аккуратно пристроил его поверх пиджака.

– Отчасти. Еще мне помогло то, что летом я часто жил вместе с простыми семьями на Воларусе – людьми разных профессий и социального положения.

– Ничего себе! Ты меня удивил. – На последнем слове голос Джиллиан вдруг сорвался: она увидела, что Макс расстегивает рубашку, под которой виднелась туго обтягивающая майка. Сглотнув, она храбро продолжила: – И что, родители тебе это позволяли?

– Они сами на этом настаивали. В свое время отец поступал так же, и его отец тоже.

Макс не стал снимать рубашку. Однако Джиллиан уже не сомневалась в его планах на окончание вечера. Впрочем, она сочла за лучшее не поднимать этот вопрос, поскольку не была уверена, что неизбежный спор окончится ее победой. Так что она продолжала беседу как ни в чем не бывало:

– Удивительно!

– Но для наших детей это вряд ли будет возможно. Теперь к вопросам безопасности у нас относятся куда серьезнее.

– Да, все в мире становится взаимосвязанным, – откликнулась Джиллиан.

В прошлом маленькая страна и ее правящая династия считали своей главной защитой свою малую известность. Но с появлением Интернета, а вместе с ним и вездесущих папарацци никто в мире не мог гарантированно оставаться незамеченным.

– Да, и на Воларус это влияет весьма серьезно. – Макс небрежно прислонился к стене возле небольшого столика.

Джиллиан беспокойно бродила по кухне, переставляя предметы на столе, проверяя таймер на посудомоечной машине и всеми силами избегая его взгляда.

– Сегодня мы вынуждены вести жизнь, подобающую монархам, – иначе кого‑ то из членов королевской семьи однажды могут похитить.

Эта мысль испугала Джиллиан: ведь этому риску в будущем подвергнется и ее ребенок.

– Или убить, – жестко закончил Макс.

Холодок пробежал по спине Джиллиан, и она, резко остановившись перед ним, взглянула ему прямо в глаза:

– Не говори так!

– Что ж, теперь ты понимаешь, что я чувствую, когда ты говоришь подобное о нашем ребенке.

– Я говорю правду, и вовсе не для того, чтобы тебя расстроить!

– И я.

– Хорошо, хорошо, я поняла. Я больше не буду говорить о выкидыше.

– А о свадьбе? – спросил он с обычным своим обаянием, которое Джиллиан всегда считала неотразимым. Впрочем, как и все в Максе.

– На круизном лайнере?

– Если тебе не нравится эта идея, я готов выслушать твои предложения.

– Нет, она мне нравится.

Даже слишком, подумала Джиллиан.

– Аристон будет рад. – Макс улыбнулся, не скрывая собственной радости.

– Ты с ним уже говорил?

– Ты же знаешь, я не откладываю дело в долгий ящик.

– Да, но…

– У Аристона тоже трудности на личном фронте. Так что он будет рад помочь.

Джиллиан охватило любопытство: какие, интересно, трудности на личном фронте могут быть у могущественного судового магната? Впрочем, сейчас Джиллиан была слишком погружена в собственные проблемы, чтобы всерьез задумываться о чужих.

– Я хочу пригласить бабушку и дедушку.

– Разумеется.

– И не забудь о брачном контракте.

Макс старался сохранить серьезное выражение, но искорки в глазах и легкая улыбка в углах рта выдавали его чувства.

– Но помни: я потребую от тебя тех же гарантий, которых ты захочешь от меня.

– Без проблем.

Он кивнул, словно и не ждал иного ответа.

Джиллиан глубоко вздохнула, сдаваясь перед лицом неизбежности:

– Хорошо, я выйду за тебя замуж.

Да, она понимала, что не сможет отказать своему ребенку в том, что положено ему по праву рождения. И кроме того, она любила Макса. И надеялась, что их брак будет не хуже, чем любой союз, в котором оба любят друг друга.

Потому что будущее без него для нее будет несчастным.

– Спасибо. – Порывшись в кармане, он извлек оттуда знакомую бледно‑ голубую коробочку.

– Ты знал.

Макс открыл коробочку, извлекая на свет великолепное кольцо:

– Я надеялся. Но на всякий случай у меня был запасной план.

– Какой же?

Неужели он надеялся ее соблазнить?

– Моя мать.

Глаза Джиллиан изумленно распахнулись. Его мать? Да, эта женщина никогда не стеснялась быть безжалостной ради своей семьи и своей страны.

– Я рада, что до этого не дошло.

Достав кольцо из коробочки, Макс засмеялся:

– Она не такая уж страшная.

– Да что ты! Она страшнее Демьяна!

– Не думаю. – Улыбнувшись, он потянулся к Джиллиан, чтобы надеть ей на палец кольцо. Но она неожиданно отшатнулась, ощутив, что хочет любой ценой избежать его прикосновения.

– Я не имею права тебя коснуться? – Макс выглядел совершенно сбитым с толку.

– Я… – Она сама не понимала, что с ней.

– Тебе никогда не были неприятны мои прикосновения. – Макс сузил глаза.

– Нет, но…

Он мягко, но настойчиво прижал свой палец к ее губам:

– Меня не было рядом, и ты от меня отвыкла. Но я выведу тебя обратно к солнцу.

– Ты не солнце.

– Но ты – цветок. И должна вновь расцвести. – Откровенный взгляд придавал его словам оттенок непристойности.

– Прекрати выражаться, как арабский шейх!

Макс рассмеялся:

– Уверяю, меня вполне устраивает то, что я – гражданин Воларуса.

Она и не сомневалась. Нельзя было сильнее гордиться своим происхождением, чем гордился им наследный принц Воларуса Максим Юркович. Джиллиан тянуло к нему с неодолимой силой – и одновременно хотелось оттолкнуть его.

Она постаралась расслабиться, но мышцы спины и шеи по‑ прежнему не слушались ее, оставаясь в напряжении.

Макс, прищурившись, посмотрел на нее и настойчиво положил руки ей на плечи. Она почувствовала неловкость, ее вновь обуяло желание бежать, но она подавила его усилием воли.

Он подвинулся ближе. Она бессильно откинулась, не в силах освободиться, как будто ее придавило грузовиком. Ее охватила паника, она часто, тяжело дышала.

Он медленно провел пальцем по ее шее, остановившись там, где в страхе билась жилка, отсчитывая пульс.

– Кажется, ты слишком сильно реагируешь на меня.

– Да. – Она не знала, что с собой делать. Его тело было так близко, что она чувствовала исходивший от него жар. В прошлом этот жар казался возбуждающим и приятным. Часто, лежа с ним ночью, Джиллиан с радостью думала, что его тепло не дало бы ей замерзнуть даже в самые холодные ночи в ее родном доме на Аляске.

Теперь же, чувствуя совсем рядом тепло его тела, она ощущала себя в ловушке. И не могла понять, в чем дело.

Пальцы Макса настойчиво поглаживали ее шею вокруг точки, где по‑ прежнему лихорадочно колотился пульс.

– Твое тело бежит от моих прикосновений. Тебя тревожит моя близость.

– Не знаю, отчего это, – произнесла Джиллиан. Впрочем, она догадывалась. Его уход стал для нее катастрофой. От него она страдала сильнее, чем от многолетнего родительского безразличия. Ее нынешняя реакция была инстинктивной. Так реагируют на удар животные. Даже если от удара пострадали лишь чувства, даже если он причинил ей боль ненамеренно – все равно теперь ее инстинкты воспринимали его как угрозу.

Джиллиан не знала, сколь глубока ее боль, поскольку не осознавала всей силы своей любви. Но теперь она поняла одно: действительно, для нее любовь отнюдь не всегда несла лишь добро.

И только она сама могла изменить это.

Она полагала, что дело было в Максе. В том, что он отверг ее. Что не любил ее.

Но она могла бороться за него – если хотела, чтобы он остался рядом. А она этого хотела. Но она с ранних лет усвоила: иногда борьба не может привести к победе.

– Я пыталась. Но не смогла.

– Что ты пыталась сделать, mý la moja?

Украинские слова, означавшие «моя любимая», тронули ее сердце, несмотря на то что она чувствовала себя не готовой к прикосновению его пальцев.

– Я пыталась заставить родителей любить меня. Быть со мной.

– Даже если я не готов к любви, я хочу быть с тобой. Я хочу тебя. И всегда буду хотеть.

По его лицу она видела, что он обещает искренне. Она не до конца верила в то, что может положиться на его слова, но она так хотела верить в них! Это желание вызывало физическую боль, куда более острую, чем та, что давно притупилась, хотя по‑ прежнему не оставляла ее.

В темных глазах Макса неожиданно отразилось понимание.

– Ты надеялась, что, если будешь идеальной во всем, они захотят быть рядом с тобой?

– Да. Но получилось наоборот. Они считали, что я отлично обхожусь без них. Даже бабушка и дед не догадывались, как я страдала оттого, что Рича и Анналии нет рядом. Анналия до сих пор приводит меня как пример того, каким удачным может оказаться разумный выбор для всех заинтересованных сторон.

– Она считает, что, отказавшись быть твоей матерью, она поступила лучше для всех.

– По крайней мере, она так говорит.

Макс поймал ее взгляд:

– С ее стороны было бы гуманнее отдать тебя на удочерение.

– Бабушка и слышать об этом не хотела. Она настояла на том, чтобы самой вырастить меня. Они с дедом любят меня, хоть и не зовут меня дочерью.

– Они никогда не отказывались от тебя.

– Как от внучки.

– Но никогда не называли тебя дочерью, хотя именно они растили тебя.

– Они не могли.

– Потому что этим они признали бы, что твой отец, их любимый сын, – совсем не тот человек, каким они его воображали.

Джиллиан поразилась, насколько хорошо он ее понимает. Но тут ей пришло в голову, что в собственной семье Макс столкнулся точно с такой же проблемой.

– Именно так.

– Но ты все равно отличный боец.

– В других вещах. – Она пыталась опустить глаза, но не смогла.

– В важных вещах. – Его голос прозвучал необычно.

– В важных, но не в самых важных. – Джиллиан надеялась, что он поймет разницу.

Он непонимающе нахмурился. Что ж, придется объяснить. Впрочем, теперь она не возражала.

– После того как ты ушел, тогда, утром, я три дня сидела дома и рыдала, совершенно разбитая. – Она все‑ таки сумела отвести взгляд, не желая смотреть на то, как он воспримет ее признание. – Мне постоянно снились кошмары… я просыпалась от них и понимала, что это – всего лишь воспоминания.

– Но это… – Макс не закончил фразу. Признанный дипломат совершенно не знал, что сказать.

– Да, так ведут себя люди, пережившие тяжелую потерю.

– Но я не умер.

– Но наши отношения умерли. – Она вновь поймала его взгляд. Он должен поверить, что она говорит абсолютную правду. – Я потеряла тебя и не могла надеяться, что ты вернешься.

– И все‑ таки, узнав о беременности, ты мне не позвонила. – В его глазах отразилось непонимание.

– Я знала, что ты будешь настаивать на браке, и боялась, что не смогу тебе отказать.

– Если ты поступаешь так, как лучше для ребенка, не считаясь с тем, чего это будет тебе стоить, это нельзя назвать слабостью.

– Слабость была в том, что я сама очень хотела выйти за тебя, – тихо призналась Джиллиан. – Но не хотела заманивать тебя в ловушку.

– Я не чувствую себя в ловушке. – Он сглотнул, напряженно глядя на нее. – Я не хотел причинять тебе подобной боли.

– Я верю.

– И все‑ таки причинил.

– Да.

Но он же не любил ее, так что откуда ему было знать, насколько тяжело ей будет его потерять?

– Я тебя больше никогда не оставлю.

Эти слова прозвучали как клятва. Произнеся их, он надел ей на палец кольцо.

Его слова бальзамом пролились на ее израненное сердце. Она и подумать не могла, что маленькое колечко способно принести ей подобное облегчение.

Что ж, может, она и не сможет собрать из осколков свое разбитое сердце, но теперь оно уже не будет болеть так, как в эти десять недель.

– Я тоже никогда тебя не покину.

– Я знаю, – выдохнул Макс. – Ну, а теперь давай докажем твоему телу, что оно по‑ прежнему принадлежит мне.

– Ты настоящий собственник.

– Тоже мне новость!

– Для меня – новость, – не согласилась Джиллиан. Пока они встречались, в Максе иногда включались собственнические инстинкты, но настолько безапелляционно они проявились впервые. – Ты – пещерный человек!

Он хищно улыбнулся, в его глазах сверкнуло желание.

– Ты носишь моего ребенка. Это делает меня собственником, включает инстинкты предков.

– Ох! – изумленно выдохнула Джиллиан.

– Между прочим, я читал, что многие беременные хотят секса сильнее, чем раньше.

– Я… – Она сама не знала, что думает по этому поводу. Она всегда хотела его и не чувствовала, что гормоны беременности что‑ то добавляют к этому желанию.

– Но, насколько я знаю, на отцов это не распространяется. – Теперь в его намерениях сомневаться не приходилось. Макс хотел ее. И это было не просто желание приятно провести время в постели. Макс хотел обладать ею, матерью своего ребенка, во всех смыслах – и в этом тоже.

Поймав его взгляд, Джиллиан вздрогнула.

– Тебе холодно? – промурлыкал он, подвигаясь ближе. – Давай я тебя согрею.

– Мне не хо… – Но он не позволил ей закончить фразу, приникнув к ее губам в поцелуе, жадно требуя ответа. И подчинения.

Ее тело, только что в страхе отталкивавшее его, подчинилось тут же, не раздумывая. Она приникла к нему, ее губы распахнулись, принимая его. И он, подобно своим грубым пещерным предкам, тут же воспользовался ее приглашением. Его язык сплетался с ее, его пальцы поглаживали ее шею, затем спустились к плечам, и, наконец, его ладони обхватили ее груди. Это прикосновение будто пронзило ее жаждущее тело насквозь. Застонав, она теснее прижалась к нему. В ответ он издал торжествующий рык, полный животного экстаза.

Внешне Макс был настоящим принцем, цивилизованным и лощеным. Но в его груди билось сердце дикого казака. Он никогда не смирится с частью – ему нужно все. Теперь она понимала это абсолютно ясно. Ему недостаточно надеть ей на палец кольцо и назвать ее своей принцессой. Он хочет обладать ею целиком – овладеть ее телом, разумом и душой.

И она отдаст их ему, как обещала.

Согласие стать его женой потребует от нее многого, о чем она и не задумывалась десять недель назад.

Джиллиан вновь вздрогнула. Рука, лежавшая на ее плече, тяжело и решительно двинулась вниз. Его крупная мужская ладонь гладила и мяла ее ягодицы, без слов заявляя о своем полном и безраздельном владении ее телом.

Он прижал ее ближе. Теперь их разделяла только одежда. Его твердеющий член вжался ей в живот. Он требовательно раздвинул бедром ее ноги, прижимаясь им к ее вульве. В этой позе, бережной и невероятно сексуальной, он мягко прижимал бедром ее клитор, но и этой легкой ласки оказалось достаточно, чтобы она задрожала в экстазе.

Она гладила его шею, ерошила пальцами шелковистые каштановые волосы на затылке, слегка подергивая прядки – не в попытке оттолкнуть его голову, но лишь от возбуждения. Его поцелуй стал глубже и требовательнее. Слегка согнув ногу между ее бедер, он крепко схватил ее за ягодицы и придвинул плотнее к себе. Теперь он сильнее стимулировал клитор, и ее желание стало почти болезненным.

Она мечтала сбросить одежду, но не могла сказать об этом, не в силах прервать их поцелуй. Его ладонь мяла ее ягодицы, подсаживая все выше на его бедро, его пальцы дотянулись до внутренней поверхности бедер. Каждое его движение было наслаждением. Джиллиан казалось, что оргазм настигнет ее раньше, чем они сбросят одежду. Макс, казалось, изо всех сил торопился доставить ей максимум наслаждения. Обычно он вел себя иначе. Но он ведь сам признался, как отчаянно тосковал по ней!

Было ли дело в гормонах беременности или лишь в отчаянной тоске по нему и долгом отсутствии секса, Джиллиан не знала. Да и не хотела знать. Страстный секс был именно тем, что ей было нужно. Она не хотела, чтобы он относился к ней как хрупкому сосуду лишь потому, что она носит под сердцем его ребенка. Она хотела всей душой почувствовать его желание.