Глава 2. Ведь самый лучший способ задушить человека, это заключить его в объятия.

" Ведь самый лучший способ задушить человека, это заключить его в объятия."

Сурен Цормудян.

Панама. Международный аэропорт Токумен.

Год. 15 апреля пятница.

18: 03

Небольшой частный самолёт мягко коснулся взлётно-посадочной полосы и, сбавляя скорость, покатился вперёд. Достаточно притормозив, Гольфстрим свернул на рулёжную дорожку и продолжил движение к терминалу. К остановившемуся у здания аэропорта самолёту подрулил электрокар. Трап опустился, и в проёме показались двое в типичных чёрных костюмах и черных же очках. Спустившись, один из них дал какую-то команду по скрытой рации, и на лестницу вышел не молодой уже мужчина. Фульхенсио Рохес, босс картеля Хуареса, и член совета директоров С.С.А.О. резво шагал по ступеням. На его лице сияла улыбка. Настроение у него было отличным. Удачные переговоры, установление монополии на наркотики в десяти оазисах и, как вишенка на этом торте везения, личная встреча с любимой певицей. Он был известным её поклонником, и, без задней мысли и от чистого сердца, хотел предложить ей свою руку и сердце. Кольцо из калифорнийского золота, с алмазом из Оазиса в бывшем ЮАР, лежало в его кармане и ждало своего часа. В общем, всё прекрасно. Он и его охрана прошли через терминал и, обойдясь без досмотра, вышли на улицу. Парковка перед парадным входом пустовала, но него стояли два автомобиля - презентабельный Роллс-Ройс Фантом и два чёрных Форда местной службы безопасности. У дорогого англичанина стоял мужчина-латиноамериканец, чей возраст на вид можно было определить как 35 - 40. Когда босс подошёл ближе, водитель обратился к нему на-испанском.

- Мистер Рохес, меня зовут Кике Мартинишь. Меня прислала сеньорита Элизабет, забрать вас.

- Великолепно! - Он протянул встречающему руку. – Что ж, не будем терять времени! В театр!

- Сеньор, я думал, вы сначала заедете в отель? - спросил Кике удивлённо, ответив на рукопожатие.

- Нет, амиго! я и так опаздываю.

- Что ж, так тому и быть - Ответил он пожав плечами, и открыв заднюю дверь.

Машина тронулась, и колонна двинулась по узкой дорожке территории аэропорта. Погода испортилась совсем, ещё полчаса назад в небе светило жаркое тропическое солнце, а сейчас сгустились тучи, и накрапывал дождь. Но такие погодные перемены были обычным делом, здесь всегда либо солнечно и жарко, с влажностью около ста процентов, либо ливни и потоп библейских масштабов. Но и такая погода не могла испортить настроя мексиканца. Он, хоть и перескочил сорокалетний рубеж, влюбился как мальчишка. И главное в кого - в певицу, чей голос, услышанный по радио, очаровал его. И он не собирался ставить ей ультиматум, вроде: " Либо да, либо твоя жизнь превратится в ад! ", нет. Бессердечный бандит, под чьим руководством самый сильный и богатый картель, Повелитель земель от Никарагуа, до Юмы и Хьюстона, растаял перед девушкой с прекрасным обликом и сладким голосом. Могла ли она его отвергнуть? Конечно же, но он старался измениться и показать, что он готов на всё. Почти на всё. И вот он, сидя на кожаном заднем сиденье, невероятно дорогой машины, пытался побороть дрожь и неуверенность. Рохес мог бы задавать вопросы из разряда: говорила ли она о нём, спрашивала ли, что думает; но это показало бы лишь его слабость, и было бы просто мальчишеством.

- Кике, включите радио, я хочу послушать музыку. - Обратился босс, желая отвлечься от груза мыслей.

- Сегодня они не работают. У меня есть один диск, Элизабет забыла, сойдёт? - Спросил Водитель, включая дорогую магнитолу.

- Элизабет? Ну, давай.

- Ок. - Ответил Кике без-эмоционально и крутанул ролик громкости. Из динамиков полилась бодрая музыка. - Селена Круз, оставить?

- Оставь.

Автомашины вывернули с Доминго Диас на развязку, ведущую на Корредо Сур, шоссе идущие вдоль тихоокеанского побережья и позволяющее сильно сэкономить время в пути на другой конец города.

Пейзаж приморского крупного города в топиках почти всегда одинаков - с одной стороны море и песчаный пляж, с другой застройка. И здания могут быть и фешенебельными отелями, и небоскрёбами, и магазинчиками, и убогими развалюхами местных бедняков. Это не важно. Главное - что человек, живущий в таком городке, уже не видит ничего нового или особо красивого в этих пейзажах, так им приелась эта красота. А сейчас вид портила испортившаяся погода. Сильный ливень ограничивал видимость, образуя настоящий туман. Так что смотреть ему было не на что и, закрыв окна шторами, пытался вслушиваться в слова новой песни, и вдруг понял, что языка он не знает.

- Кике, что за песня?

- Сеньорита называла её " Группа Крови". Я точно не знаю перевода, но вроде, это о чём то хорошем. - Кике обернулся. - Следующую?

- Нет. Оставь.

Оставшийся путь они преодолели молча. Машина съехала с шоссе на авенида Бальбоа и, не встретив заторов, проехали по угловатым улочкам той Бальбоа, вплоть до Кале 3а, где они свернули вправо. Машина остановилась у парадного входа Национального Театра панамы. Под зонтами охранников они добежали до кованых дверей, на счастье открытых. Каким бы не было это здание раньше, теперь оно было иным. Получивший подряд на ремонт здания и ставший его владельцем, Иващенко Артём Григорьевич, владелец небольшой строительной компании, не имел представления о том, как должен выглядеть театр, кроме как в СНГ, и сделал по-своему. Человек, ни разу не бывавший в российском театре - поначалу немного терялся.

Фульхенсио торопился, пройдя проверку билета. Сдав, не без проблем, верхнюю одежду в гардероб, он стремительно двинулся к ВИП ложе, которую арендовал за баснословные деньги. Минуты тянулись, люди постепенно заполняли зал, звенели те самые звонки. Нетерпение распирало его, раздражение росло. Но вот и он, третий звонок. Долгожданный, и мелодичный. Всё происходило словно в тумане, в глазах плыло, а мозг воспринимал всё рывками, но это сняло пелену волнения. Голова прояснилась.

Свет стал меркнуть, лампы медленно тухли. Зал погрузился во тьму. Два прожектора осветили занавес. Из бархатной стены вышел человек, конферансье.

- Дамы и господа, - начал он по-английски, - сегодня нам оказана большая честь. На сцене, нашего скромного театра, выступит та, чей голос пробуждает в людях огонь. Та, чьи песни заставляют сердца трепетать. Та, кто не нуждается в представлении. - Он обернулся, на мгновение и вытянув руку в зал, и огласил, медленно поворачиваясь. - Элизабет Свит! Встречайте!

Мужичок ушёл со сцены. И стоило ему скрыться, как занавес дрогнул, и красные полотна двинулись в стороны. У микрофона, стилизованного под пятидесятые, в свете двух софитов, стояла стройная девушка в скромном, чёрном вечернем платье. Видно было только её, остальная же сцена была сокрыта пепельным мраком.

- Благодарю, Эмиль, за столь тёплые слова! Дамы и господа! я очень рада выступать в столь гостеприимном городе как ваш, и надеюсь, что не обману ваших ожиданий! Как вы знаете, я всегда начинаю с любимых песен моего отчима, но не все эти песни подходили под моё амплуа.. Да и ноты найти всё сложнее и сложнее.- Зажглись софиты и осветили стоящих позади девушки музыкантов.

***