Эдвард Каллен POV. Я откинул оскорбительный кусок белой ткани на пол и прикусил язык, удерживая себя от того, чтобы не выругаться вслух

Я откинул оскорбительный кусок белой ткани на пол и прикусил язык, удерживая себя от того, чтобы не выругаться вслух. У меня уже было две стычки из-за этого – я не мог позволить себе еще одну. Хоть я и думал, что кроме меня в дальней комнате никого не было, никогда нельзя быть уверенным в том, кто тебя слышит – особенно, когда дело касается моих коллег. Они все мечтали о моем увольнении, потому что я получал самых сексуальных клиентов – и чаевые. Я не мог злиться по этому поводу, учитывая, что это были те чаевые, которые я откладывал для особого подарка определенному человеку.

Определенному человеку, который оказался моим гребаным счастливым местечком. Мне лишь нужно вспомнить о ней, чтобы мой хмурый взгляд сменился улыбкой. Все дерьмо, произошедшее за день, испаряется, как вода с гуся, и я снова успокаиваюсь. Она была лучше любых лекарств, которые я принимаю – или принимал годами.

Воробей.

Я снова поднял свой фартук и сел на ободранный стул, складывая его на коленях, прежде чем откинуться назад. Я провел рукой по волосам и сделал глубокий вдох, пытаясь избавиться от еще существующего напряжения. Даже если я знал, что это напряжение никак не связано с моей работой и всем, что к ней прилагается.

Черт возьми.

Я встал и подошел к шкафчику, положив фартук на одну из полок и хватая свою куртку. Я полагал, что лучше смотаться до того, как мой менеджер попросит меня задержаться, потому что не было секрета в том, что их дела всегда шли лучше, когда я был там. Семнадцатилетней версии меня было бы стыдно. Кто бы мог подумать, что гребаный Эдвард Каллен станет проклятым официатом-тире-барменом? Конечно, это было высококлассное место – заведение для молодых и богатых, если хотите подробностей. По крайне мере, таким был основной круг наших посетителей: молодые люди, которым перевалило за двадцать, живущие за счет своих папочек. В некотором смысле, полагаю, это значит, что их папаши оплачивают мою арендную плату и расходы на проживание. Мне было интересно, делало ли их это каким-то извращенным способом моими сладкими папочками.

Боже, надеюсь нет.

По крайней мере, я был в состоянии сохранить крышу над головой и держать свою птичку накормленной.

Я вышел через заднюю дверь, которая предназначалась персоналу, и пошел в сторону Вольво.

Нет, это было не то же серебряное Вольво, на которой я ездил еще в старшей школе. Это Вольво было черным внедорожником, который я получил на свое восемнадцатилетие. Тогда было абсолютно ясно, что я больше не смогу водить серебряный метеор снова, и никто не винил меня за это. Напротив: на самом деле, Белла была на моей стороне, когда я упомянул о замене той машины на другую. Спустя три недели после нашего разговора в гараже, внутри машины, мы, наконец-то, решили покончить с попытками сесть за Вольво. Не знаю, кто чувствовал себя хуже после этого – она или я.

Мы лишь выехали через проезд на главную дорогу, когда все воспоминания настигли нас. Я едва ли справлялся, но о ней нельзя было сказать даже этого. Она полностью сошла с ума и выбралась из машины, отказываясь снова садиться внутрь, поэтому у меня не было другого выбора, кроме как последовать за ней. Ни один из нас больше никогда не садился в ту машину. Эммет откатил её к дому, и больше я её не видел, хотя знал, что она все еще была припаркована в гараже.

Я спросил Беллу, почему она так разволновалась, потому что она всегда утверждала, что это не моя вина, и Белла сказала, что наконец-то поняла, о чем я говорил. Она рассказала мне, что вспомнила о рисунке, который я однажды нарисовал в классе, там, где она была за рулем. Она смогла увидеть все, что произошло перед своими глазами, пока мы ехали вниз по улице, хотя я был за рулем. Больше она никогда не давила на меня по поводу вождения. Она давила на меня только в пределах моего комфорта, чтобы было хорошо – я это ценил.

К моему восемнадцатому дню рождения родителям стало очевидно, что я не собираюсь менять свое мнение о машине, как бы они на то не надеялись. Они думали, что, в конечном итоге, я смогу перебороть себя, учитывая насколько я любил Вольво. Но я настоял на своем, и они наконец-то дали мне право обменять машину как раз в мой день рождения.

С тех пор у меня был внедорожник, хотя прошло уже больше восьми лет.

Я сел за руль, и, прежде чем повернуть ключ зажигания, сделал свои привычные приготовления. Я закрыл глаза и сделал несколько размеренных вздохов, бормоча про себя, что все будет хорошо. Мне было плевать, что на улице был август, и вероятность гололедицы сводилась к нулю. Я знал, что и другая хрень могла произойти. Все было настолько дерьмово, что Эммету потребовалось три года, прежде чем ему стало комфортно издеваться надо мной за мое " девчачье вождение через задницу” – его слова, не мои.

Мне потребовалось целых четыре года, два месяца и одиннадцать дней, прежде чем я наконец-то смог пошутить об аварии.

Не думаю, что когда-либо видел такую широкую улыбку Воробья. Это было не самая хорошая шутка, но для неё это было неважно. Я даже больше не помню этой шутки – все, что я помню, это её лицо. Должно быть, в тот момент я осознал, что проведу с ней всю свою жизнь. Она не была просто еще одной девушкой или следующим числом. Она была той самой девушкой. Тем самым числом.

Что я могу сказать? Я был тормозным сукином сыном. Когда мы были еще в старшей школе, было легко быть вместе. Мы жили моментом, потому что у нас ничего другого и не было. Но в конечном итоге нам пришлось думать о будущем и о том, чего мы хотим. Мы должны были решать, в каких колледжах учиться, и я был убежден в том, что это означает конец нашим отношениям. Мои переживания не уменьшились, когда стало очевидно, что она тоже об этом думала.

Меллори организовала вечеринку в честь выпускного в том самом году, которая закончилась самой большой ссорой между мной и Воробьем, что когда-либо у нас была. Даже сейчас, спустя восемь лет.

Мы расстались в ту ночь.

Мы не разговаривали шесть месяцев. Она поступила в колледж в Сиэтле, чтобы изучать психологию, а я поехал в Чикаго, чтобы… ничего не изучать. Я просто посещал несколько различных дисциплин, пытаясь осознать, чего же я хочу от жизни, и завалил все, кроме вводного курса в психологию. Воспринимайте это как хотите.

Я приехал обратно в Форкс и оставался там примерно с месяц, прежде чем попытать свою удачу в Сиэтле.

То, что я выбрал Сиэтл, не было случайностью – я может и не знал, чего хотел от своей жизни, но я точно знал, с кем я хотел её провести. Воробей. Кто еще? С самого начала я знал, что не собираюсь возвращаться в колледж, но Сиэтл большой город, и я подумал, что найти себе там занятие, не составит большого труда. Сказано – сделано. Через неделю после приезда в Сиэтл, я нашел работу в пиано-баре. Мне платили за то, что я играл там по четвергам, а в другие дни был заурядным официантом.

Это то место, где меня нашла Воробей.

Она выбралась с некоторыми друзьями, чтобы отпраздновать окончание полугодия, и так получилось, что это было в четверг. Они оказались на моем месте работы, и я был так занят, наигрывая всякие классические произведения, которые от меня хотели, что чуть ли не упустил её. Я не замечал её, пока она не подошла ко мне, и не потрепала по плечу, выдергивая меня из моего транса. В тот момент, когда я встретил её взгляд, я осознал, что не было путей назад. Шесть месяцев расставания – это слишком много.

Вероятно, мне потребовалось еще несколько лет, прежде чем я осознал, что она действительно со мной навсегда, но это не мешало мне быть осведомленным о том, что я никогда больше не полюблю кого-то также, как её. Даже в 19 лет я был уверен в этом.

Я вздохнул, выдергивая себя из воспоминаний. Не знаю, почему я вообще начал думать о том времени, которое мы провели в разлуке. Это дерьмо больше не имело значения теперь, когда мы вместе.

Дорога домой не занимала много времени – только пятнадцать минут, иногда, может двадцать пять, если это был час пик. Когда я вошел в квартиру, было темно и тихо, что стало обычным явлением в последние дни. Я отбросил свою куртку в сторону, прежде чем отправиться на кухню за пивом из холодильника.

Я плюхнулся на диван, делая большой глоток. Согласно часам на стене, было уже почти половина одиннадцатого. Где, чет возьми, она могла быть?

Я почти расправился с бутылкой, когда наконец-то получил ответ на свой вопрос, услышав звон ключей с той стороны двери. Я подошел к двери, делая последний глоток, прежде чем открыть её для Воробья, улыбаясь разыгравшейся картине передо мной. Белла держала три толстых папки вместе со своей сумкой, пока её ключи болтались в замке. Она с облегчением улыбнулась, встретив мой взгляд.

- Привет, - сказала она, будто запыхавшись.

Я отошел в сторону, позволяя ей пройти, прежде чем закрыть за ней дверь. Я поставил пустую бутылку на ближайший столик, а затем помог ей с вещами. Я схватил папки из её рук и положил их на кофейный столик, пока она снимала куртку и убирала сумку.

- Длинный день.

- Ты и представить себе не можешь, - ответила она, подходя ко мне и устраивая руки у меня на груди. – Привет, - снова сказала она.

- Привет, - ответил я, наклоняясь, чтобы встретится с её губами своими. – Как работа?

- Истощающая, но это еще не все, - она кусала свою губу, что служило верным признаком того, что она боялась рассказать мне о чем-то, и это заставило меня забеспокоиться. Мы, наверное, были самой жалко-зависимой друг от друга парой на земле. Это было тем, что никогда не изменится. На самом деле мы были еще хуже, чем восемь лет назад.

- Что-то случилось? – спросил я.

- И да и нет, - сказала она неопределенно.

- Давай уже, просто скажи мне.

- Ладно. Мне нужно съездить в Форкс на несколько дней, чтобы помочь оценить произошедший там случай.

Я побледнел. Это никогда не кончится. – Форкс? – повторил я. – Ты действительно думаешь, что это хорошая идея? Ты разговаривала с Кейт?

- Да, разговаривала, и она была той, кто посоветовал мне это сделать. Ей кажется, что это полезно для меня.

Я усмехнулся: – Откуда она, черт возьми, может знать?

Она улыбнулась и закатила глаза. – Типично для тебя. Ты соглашаешься с ней, только когда её мнение совпадает с твоим.

Кейт стала нашим хорошим другом в последние годы и, хоть Белла и не говорила об этом вслух, я знаю, что она считала Кейт своей матерью. Кейт отчасти стала причиной, по которой Белла продолжала обучаться психологии, и в конечном итоге стала социальным работником. Теперь Белла работала, помогая детям с таким же – но не настолько экстремальным – прошлым, какое было и у неё. Она имела дело с проблемами, связанными с плохим обращением во всех проявлениях, и теперь ей нужно было поехать в Форкс, чтобы справиться с еще одним случаем.

- Я хочу сделать это, - уверяла она меня. – Я думаю, что для меня это будет полезно.

- Ты останешься в Форксе на неделю?

- Я подумывала о том, чтобы пожить с Кейт в Порт-Анджелесе. Думаю, что мы сможем справиться с ситуацией там, учитывая, что психиатр ребенка будет в Порт-Анджелесе.

Я нахмурился. – Кажется, будто я не проводил с тобой время вечность.

Она мягко улыбнулась. – Насколько я помню, я была твоей несколько дней назад, и, насколько мне известно, жалоб не последовало, - она провела пальцем вниз по моей груди, мягкий румянец окрасил её щеки. – Я собираюсь принять душ и пойти спать. Это был долгий день.

Она поцеловала меня снова и ушла, так что я последовал за ней в спальню, прежде чем улизнуть в ванную. Она закатила глаза, когда я начал раздеваться рядом с ней, но ничего не сказала. Она знала, что я собирался присоединиться к ней. Я не собирался добровольно отказываться от шанса увидеть её обнаженной, мокрой и намыленной.

Сама мысль об этом заставила мое тело соответственно отреагировать, и она фыркнула, когда заметила это.

- Ты такой мужик, - сказала она, качая головой с задорной улыбкой. Она шагнула в душ и включила его, взвизгнув, когда холодная вода ударила по ней, прежде чем сделать ее теплее. Я закусил внутреннюю часть щеки, когда взглянул на её грудь, которая отреагировала на холодный душ.

Как. Блядь. Горячо.

Я облизнул губы и сделал шаг вперед, но она протянула руку, чтобы остановить меня.

- Никаких веселых делишек, окей? Я слишком устала, - сказала она строго. Она не являлась фанатом секса в душе, но это не означало, что я не мог её убеждать время от времени. От взгляда в её глаз, однако, я понял, что не в этот раз. Мне определено не повезет в сегодняшнем принятии душа.

Я глубоко вздохнул в поражении: – Ладно, но тебе лучше снова переключить это дерьмо на холодную воду. Потому что Эдвард-младший не собирается сдаваться без борьбы, - я положил руки на бедра, как будто действительно пытался обозначить значение происходящего ниже. Её взгляд переместился вниз, пока не встретился лицом к лицу с одноглазой змеей, и я усмехнулся, когда увидел, что она снова покраснела.

- Это проблема, - пробормотала она, прежде чем повернуться ко мне спиной.

Я встал за ней и закрыл дверцу душа, заточая нас в ловушку вместе с паром. Я обернул руки вокруг неё, прижимая её спиной к своей груди.

- Я люблю тебя, Воробей, - пробормотал я ей в ухо.

Она не сказала ничего в ответ, но в этот раз ей и не нужно было. Я не сомневался в её чувствах.

Я точно знал, что она тоже любила меня.

ххххх

Несколько дней спустя Белла уехала в Форкс, оставляя меня, как жалкую задницу, одного. У нас даже не было секса перед её отъездом, поэтому, с тех пор как мне в последний раз повезло, прошло уже семь дней. Мы не были нимфоманами, занимаясь этим при каждом случае, независимо от того, где мы находились, но и ханжами нас назвать было нельзя. Семь дней без визита в священное местечко были чертовски напряженными для нас. Что, нахрен, происходило с ней? Она, казалось, не прибывала в стрессе или расстройстве по поводу своей поездки в Форкс, и стресс никогда не мешал ей взъерошить свои перышки. Что-то произошло, но я был слишком труслив, чтобы спросить её об этом.

У меня были более важные вещи на уме, чем беспокойства о том, почему моя девушка не хотела секса со мной. Через десять дней меня будет беспокоить то, почему моя невеста не хотела со мной секса – точнее, так должно быть по плану. Я хотел сделать ей предложение на её двадцатипятилетие, но не имел представления как. Я не хотел, чтобы оно было слишком дрянным, но хотел, чтобы оно было запоминающимся. Я хотел, чтобы это были мы. Я хотел переплюнуть её признание в любви ко мне, но как, черт возьми, можно переплюнуть это?

Вот ответ: никак. К счастью, я знал того, кто мог бы мне помочь. Человек, который знал её почти так же хорошо, как и я, и который оставался её другом даже в шестимесячный период нашего расставания.

Мистер Джазмен.

В то время, пока Эмметт призывал меня пойти и заполучить " свежую киску” (его слова, не мои) после моего расставания с Изабеллой, Джаспер был тем, кто призывал меня связаться с ней. Он сказал, что я никогда не найду такого человека, который будет так же хорошо мириться с моим дерьмом, как это делала она, или, если уж на то пошло, так же долго. Он советовал мне проглотить свою гордость, позвонить ей, извиниться, и стать тем мужчиной, которого бы она хотела. Я сказал ему съебаться, отчего он игнорировал меня в течение месяца. Полагаю, он не оценил то, что я послал его после всего того, что он сделал для меня и Беллы. Иногда мне казалось, что он тоже был частью наших отношений.

И серьезно, я не настолько повернутый в этом смысле.

Я решил позвонить ему во время одного из рабочих перерывов. Мне нужно было, чтобы он помог мне разобраться.

- Мне нужна твоя помощь, - сказал я, как только он поднял трубку.

- И тебе привет, - ответил он сухо. – И ответ: цветы, желательно синие и белые фрезии.

- Прости?

- Я предполагаю, что ты облажался с Беллой и тебе нужно растопить лед перед извинениями. Ты же знаешь, что фрезии её любимые цветы, да?

Я закатил глаза. – Да пошел ты, - выплюнул я. – Я ни с чем не облажался, но возможно накосячу с самым важным, если ты, блядь, не поможешь мне! – В свое оправдание хочу сказать, что мне удалось сократить количество употребляемых в речи ругательств, но иногда Джаспер вытаскивает на поверхность того самого семнадцатилетнего мальчика, будто насмехаясь надо мной.

- И с чем же? – терпеливо спросил Джаспер.

- Я хочу попросить её выйти за меня замуж, но не думаю, что гребаных фрезий будет достаточно, чтобы сделать этот момент особенным, - мне приходилось бороться с собой, чтобы не сорвать голос. На другой стороне трубки была тишина, и на секунду я подумал, что этот ублюдок повесил трубку, но, как оказалось, не в этот раз. Он был просто ошеломлен.

- Ты серьезно? – спросил он, сохраняя нейтральный голос, чтобы не высказывать своих истинных мыслей.

- Да, серьезно. Я хочу сделать предложение на её день рождения.

- Серьезно?

- Да, серьезно.

- Вау. Мои поздравления, чувак. Я знал, что это произойдет в конечном итоге, просто не думал, что так скоро. Я имею в виду, это потрясающе. Поздравляю! – сказал он, немного счастливее.

- Попридержи коней, - пробормотал я. – Она еще не сказала " да”, потому что я еще не спрашивал её. И она не скажет " да”, если я не сделаю все идеально.

Он усмехнулся: – Да ну, брось. Ты можешь спросить её небрежно, например: " Эй, как насчет того, чтобы смотаться в Вегас? Мы можем поиграть в азартные игры и пожениться”, и она все равно будет всеми руками и ногами за. Она любит тебя. Не думаю, что её заботит то, как ты сделаешь ей предложение.

- И это говорит парень, которому отказали, - указал я.

- Это удар под дых, Эд. Да, давай ударим парня, которому ты звонишь за помощью. Очень круто.

- Мне очень жаль, ладно? Я просто немного не в себе.

Он глубоко вздохнул. – Ладно, я приду вечером после работы. Ты ведь работаешь в баре сегодня, да?

- Да.

- Хорошо, потому что мне нужен алкоголь для этого дерьма.

- Я у тебя в долгу.

- Я уже слышал это раньше, - сказал он, прежде чем повесить трубку.

xxxхх

Джаспер опрокинул стопку, содрогаясь от послевкусия. Я вытирал стойку, притворяясь занятым, чтобы поговорить с ним наедине. Несколько девчонок в другом конце бара поглядывали на меня, перешептываясь, но я был слишком напряжен и обеспокоен, чтобы воспользоваться случаем стянуть побольше чаевых. Сейчас деньги не были проблемой – проблемой было мое идеальное предложение.

- Ты помнишь ту книгу, которую она подарила мне на Рождество восемь лет назад? Та, где…

- Про птиц, да, я помню, - сказал он, указывая мне жестом налить ему еще. – Я был там, когда она покупала её.

- Да…. В общем, она сделала там несколько пометок, и в своей любви она призналась, используя эту книгу. Я хочу, чтобы предложение было таким же особенным, но не хочу делать то же самое. Я не хочу копировать её. Она заслуживает чего-то оригинального.

- Да, это правда, - согласился он, кивая. – Что насчет того, чтобы сделать предложение в Форксе?

- Да, потому что у нас оттуда столько замечательных воспоминаний.

- Я просто кидаюсь предположениями, - сказал он, пожимая печами.

- Больше похоже на то, будто ты стреляешься ими, - ответил я. – От тебя никакой гребаной помощи.

Он усмехнулся: – Ты и не получишь её, - сказал он. – Я не должен говорить тебе, как сделать это. Ты сам должен понять. Даже если бы я пришел сюда с гениальной идей, она бы все равно не была идеальной, потому что это я, а не ты. Я могу помочь тебе с приготовлениями, но я не могу подать тебе идею, потому что ты должен сам найти её.

- Итак, я полагаю, что Форкс – это зацепка, так? – спросил я.

- Форкс – это Форкс. Не зацепка, но и не пустые слова. Это твое предложение, твой шанс все сделать правильно с Беллой. Воспользуйся возможностью порыться глубоко и сделать что-то особенное.

- Ты напился перед приходом сюда? – спросил я с подозрением. – Или накачался наркотой?

Он фыркнул: – Нет, просто устал. Я не спал прошлой ночью, поскольку Элис не поняла значения временного пояса. Просто потому, что в Париже полдень, не значит, что в Сиэтле то же время.

- Так тебе и надо, - сказал я, ухмыляясь.

- И тебе надо бы налить мне еще разок.

- Тебе бы лучше заплатить мне хорошие чаевые. Мне надо купить обручальное кольцо.

Он поднял рюмку: – За тебя и Беллу. Тебе лучше не проебать этот шанс.

Он допил свой напиток, и я налил ему еще одну рюмку.