Наброски к теории коммунистического общества 2 страница

В конечном итоге неизбежен альянс обеих групп управленцев (наёмных профессионалов и активистов-общественников, не желающих возвращаться к станку), квазигосударственных структур, возникших из необходимости урегулирования социальных противоречий, и творческой интеллигенции с целью изменения изначально заложенного в модели равенства и узурпации свободы от механического нетворческого труда. Иными словами, восстанавливается модель общества классового неравенства и эксплуатации труда. И это неизбежно, поскольку пока сохраняется необходимый (как антитеза свободному, творческому) труд, до тех пор в обществе сохраняется и нужда – «и с нуждой должна снова начаться борьба за необходимые предметы и, значит, должна воскреснуть вся старая дребедень» (Маркс), хотя бы даже если в роли «необходимых предметов» выступает время человеческой жизни, свободное от необходимого (несвободного, не исходящего из внутренней потребности в творческой самореализации) труда.

Как видим, исходные условия октябрьской социалистической революции в России 1917 года резко отличались от условий «идеальной модели» пролетарской революции: индустриально неразвитая страна, в которой подавляющее большинство населения составляет не пролетариат, а крестьянство; ожесточённая гражданская война и борьба с интервенцией; существование в условиях враждебного капиталистического окружения и необходимость строить социализм в отдельно взятой стране; острая необходимость в форсированной мобилизационной индустриализации; Великая Отечественная Война и последующая гонка вооружений в ходе холодной войны. И, тем не менее, приведённая выше «идеальная модель» достаточно чётко описывает причины и механику разрушения советского общества и капиталистической контрреволюции. Любопытно, что враг советского государства Л.Д. Бронштейн (Троцкий), хорошо владевший методологией марксистского анализа, достаточно метко указал те тенденции, которые в дальнейшем привели к гибели советского общества. Однако и он – вслед за Марксом – в угоду мессианской мечте о пролетарской революции пожертвовал точностью и трезвостью собственно научной методологии. В результате отмеченные им процессы он в значительной степени приписал «злой воле» «сталинской бюрократии», не поняв или не признав неизбежную закономерность данных процессов на уровне развития производительных сил, соответствующем индустриальной стадии развития общества и цивилизации.

Вывод из приведённого нами анализа состоит в том, что общество, в котором необходимый (несвободный) человеческий труд сохраняется и не в полной мере передан автоматическим механизмам, по определению не достигло уровня развития производительных сил, необходимого для перехода в бесклассовое состояние. Следовательно, промышленный пролетариат ни при каких условиях не может осуществить переход к бесклассовому, неэксплуататорскому обществу свободного от диктата производственных отношений развития – то есть к коммунистическому обществу. Необходимым условием такого общества является полная автоматизация производства то есть практически полное снятие необходимости участия человека в процессе производства необходимых материальных жизненных благ, не говоря уж о стереотипном, механическом и, тем более, физическом труде. Только в этом случае несвободный, необходимый труд (стимулируемый материальной потребностью в его результатах, общественным принуждением, в том числе моральным и психологическим, чувством долга перед обществом и т.д.) исчезает, и на его место приходит свободный труд, мотивированный не нуждой, а исключительно творческой самореализацией человеческой личности – причём для всех членов общества.

Февраль 2010

Статья опубликована:

Строев С.А. Условия потребления «по потребности». // Репутациология. Май-август 2011 г. Т. 4, № 3-4 (13-14). С. 104-110.

А также на сайтах:

«Русский социализм – Революционная линия» https://russoc.kprf.org/News/0000152.htm и https://russoc.info/News/0000152.htm

Центральный сайт КПРФ https://kprf.ru/rus_soc/77199.html

Сайт Калужского регионального отделения КПРФ https://www.kprf-kaluga.ru/documents/wide/559

Сайт Ростовского областного комитета КПРФ https://www.kprf-don.ru/old/index.php/home/comments/1633---q----q.html

Теория трудовой стоимости и постиндустриальное общество

Одним из важнейших положений марксизма является теория трудовой стоимости. Согласно марксизму меновая стоимость вещи или услуги, то есть количественное соотношение, в котором потре­бительные стоимости одного рода обмениваются на потребитель­ные стоимости другого рода, определяется объемом вложенного в данную вещь труда: «Итак, потребительная стоимость, или благо, имеет стоимость лишь потому, что в ней овеществлен, или материализован, абстрактно человеческий труд. Как же измерять величину ее стоимости? Очевидно, количеством содержащегося в ней труда, этой " созидающей стоимость субстанции"» (К. Маркс «Капитал. Критика политической экономии»).

Необходимо сделать к этой формуле ряд пояснений. Во-первых, речь идёт, конечно, не об объёме труда, вложенном в данную конкретную вещь, а о том минимальном объёме труда, который необходим для создания такой вещи на существующем уровне развития производительных сил. «Величина стоимости данной потребительной стоимости определяется лишь количеством труда, или количеством рабо­чего времени, общественно необходимого для ее изготовления. Каждый отдельный товар в данном случае имеет значение лишь как средний экземпляр своего рода» (К. Маркс «Капитал. Критика политической экономии»). Это очень важное замечание, так как при вульгарном понимании принципа трудовой стоимости самой ценной и дорогой спичкой была бы та, что выточена из целого бревна напильником. Иными словами, вульгаризация принципа трудовой стоимости приводит к стремлению повышать себестоимость за счёт искусственного повышения нерационально вложенного труда. Такое извращение марксизма, хотя и не в столь явных формах, имело место на практике при оценке «валовой стоимости». Однако оно следует вовсе не из самой марксистской формулы, а из её профанации.

Во-вторых, теория трудовой стоимости является всё-таки идеализированной моделью и полностью реализуется в модели идеального рынка. То есть в условиях равновесия рынка, свободы рыночных операций, открытости информации, отсутствии монополий, отсутствии действующих внеэкономических факторов и т.д. Понятно, что в ситуации катастрофы теория трудовой стоимости работать не будет. Например, в ситуации голода цена хлеба будет практически не связана с его трудовой стоимостью в том случае, если его запасы ограничены внеэкономическими факторами (блокада, стихийное бедствие, невозможность быстрой доставки из-за разрушения коммуникаций и т.п.). Точно также будет возрастать цена на лекарства при эпидемии, или цена парашюта в салоне падающего самолёта. Трудовая стоимость – это, конечно, в определённой мере научная абстракция – такая же, как, скажем, абсолютно твёрдое тело в физике. Тем не менее, в состоянии относительного равновесия и стабильности рынка и отсутствии целенаправленного «насилия» над ним можно сказать, что эта научная абстракция описывает реальность достаточно адекватно.

Наконец, в-третьих, необходимо учитывать не только количество, но и качество труда. Это наиболее уязвимая точка в теории трудовой стоимости, хотя она не была, конечно, не замечена классиками. Отмечая, что труд имеет не только количественные, но и качественные характеристики, Маркс предлагает решать эту проблему с помощью коэффициента пересчета в простой механический труд: «Сравнительно сложный труд означает только возведенный в степень или, скорее, помноженный простой труд, так что меньшее количество сложного труда равняется большему количеству простого. Опыт показывает, что такое сведение сложного труда к простому совершается постоянно. Товар может быть продуктом самого сложного труда, но его стоимость делает его равным продукту простого труда, и, следовательно, сама представляет лишь определенное количество простого труда ¹⁵⁾. Различные пропорции, в которых различные виды труда сводятся к простому труду как к единице их измерения, устанавливаются общественным процессом за спиной производителей и потому кажутся последним установленным обычаем. Ради простоты в дальнейшем изложении мы будем рассматривать всякий вид рабочей силы непосредственно как простую рабочую силу, - это избавит нас от необходимости сведения в каждом частном случае сложного труда к простому» (К. Маркс «Капитал. Критика политической экономии»). С практической точки зрения по меньшей мере сложно определить или вычислить такой коэффициент, а тем более предложить универсальный алгоритм для его расчёта. Однако не будем забывать, что Маркс создавал свою теорию в эпоху индустриального общества, когда значительная доля труда приближалась именно к характеристике простого механического, а качественные различия трудовой активности ещё не играли такой заметной роли в общем объёме производства, как сегодня.

Задача настоящей работы однако не связана с дальнейшим углублением в вопрос о практическом определении этого коэффициента. Для нас пока достаточно указать на то, что, по меньшей мере, с абстрактно-теоретической точки зрения вопрос разного качества труда с помощью такого коэффициента в марксизме решается.

Возникает однако другая проблема. В современном обществе, описываемом как постиндустриальное и постмодернистское, цена на одну и ту же вещь может отличаться в тысячи раз в зависимости от престижности магазина и фирменного знака. Что это – сбой теории трудовой стоимости?

Это вопрос, имеющий несомненную актуальность для современной коммунистической теории, и его, в частности, ставит перед нами в рамках объявленного Партией «мозгового штурма» при подготовке новой Программы КПРФ один из лидеров Партии В.С. Никитин. К решению этого вопроса можно подойти с разных позиций. С одной стороны, можно сказать, что это иллюзорная цена, навязанная обществу за счёт использования жёстких суггестивных технологий и контроля над сознанием. В своей статье «Мы выстоим и победим» В.С. Никитин даёт именно такой вариант ответа: «<...> главным объектом угнетения становится не только труд, а все в большей мере разум (сознание и мысль) человека. Господа с помощью специальных информационных технологий порабощают сознание людей, превращая человека в легкоуправляемое, лишенное разума существо, готовое выполнить любую их команду, даже противоречащую его коренным интересам. <...> капитал обогащается теперь не только за счет отчуждения Труда в виде присвоения прибавочной трудовой стоимости, а в значительно больших размерах путем искусственного роста потребностей за счет отчуждения у человека здравого Смысла, как меры разумной достаточности. Господствует лживая информационная экономика. Большую прибыль получает не тот, кто хорошо работает и производит высококачественную продукцию, а тот, кто с помощью рекламы создал иллюзию хорошей работы и путем обмана втридорога продал свой халтурный товар. Трудовая теория стоимости здесь не действует, здесь цена зависит от вложенной в товар информации».

Мы вполне можем согласиться с тем, что на современном этапе развития капиталистическая система породила мощные средства и технологии манипуляции индивидуальным и массовым сознанием. Действительно, постмодернистская культура виртуализует сознание, подменяя адекватное отражение реальности искусственно сконструированными симулякрами. Действительно, создан механизм подавления критического восприятия поступающей информации, сознание искусственно иррационализировано. Вся система общественного воспитания и образования, начиная со школы и заканчивая СМИ работает на то, чтобы фрагментировать образ мира, расколоть целостное мировоззрение на множество несвязанных друг с другом деталей, релятивизировать все онтологические, логические, эстетические и этические точки отсчёта, то есть максимально дезориентировать человека и сделать его управляемым. Всё это так.

Однако наша задача состоит в противоположном. Нам необходимо во всём обрушенном на наше сознание калейдоскопическом хаосе выявить закономерности, знание которых позволило бы нам понимать происходящее, предвидеть будущие изменения и действовать на опережение. Поэтому для нас недостаточно констатировать тот факт, что современная постмодернистская экономика нереальна и представляет собой симулякр. Нам нужно понять законы действия этого симулякра. И здесь мы вновь поставим вопрос: а действительно ли теория трудовой стоимости неприменима к этой виртуальной экономике?

Привычный стереотип состоит в том, что реклама является средством убеждения покупателя в целесообразности или желательности покупки. Действительно, изначально она представляла собой ни что иное, как сообщение о наличии и потребительских свойствах некоторого товара. Разумеется, эта информация могла в той или иной мере соответствовать реальности: от полной правды до полной лжи. Но в своей сущности реклама была именно информацией относительно свойств, качеств, цены товара и места его возможного приобретения. Однако по мере развития технологий это информационное сообщение стало сначала совмещаться, а затем и заменяться на яркий сенсорный образ, притягательный сам по себе. Между тем, в создание этого образа вкладываются средства сначала сопоставимые с ценой самого вещественного продукта, а затем и существенно превосходящие его. Если изначально расходы на рекламу представляли собой лишь дополнительную затрату на распространение товара, то сейчас мир подходит к тому, что основной объем труда вкладывается именно в создание и внедрение сенсорного образа в сознание, а материальный продукт становится лишь приложением, лишь материальным носителем этого образа. Цена на одну и ту же вещь может отличаться в тысячи раз в зависимости от престижности магазина и фирменного знака. Потому что в данном случае основной покупаемой ценностью является не материальная вещь как таковая (ее цена при современном уровне производительных сил пренебрежимо мала), а связанный с этой вещью образ-симулякр, брэнд, в создание которого вложено гораздо больше труда и который поэтому составляет большую долю цены.

Если мы примем во внимание тот факт, что в современном постиндустриальном и постмодернистском обществе основным товаром является не материальный промышленный продукт, а связанный с ним виртуальный образ, то такой взгляд позволит нам на новом уровне вернуться к марксистскому представлению о трудовой стоимости. В самом деле, при всей кажущейся иррациональности ценообразования, в большинстве случаев цена товара пропорциональна той мере труда, которая вложена маркетологами, имиджмейкерами, а также рядовыми рекламными агентами, работниками публикующих рекламу СМИ и т.д. в создание привлекательного образа данной вещи.

Конечно, не всё здесь сводится к объёму вложенного в рекламу труда и капитала (который тоже являются не более чем отчуждённым продуктом труда). Многое решает эффективность этого вложения, успешность или неуспешность избранной стратегии. Но, в конце концов, эта эффективность тоже сводится к качеству работы менеджеров проекта, а качество труда, как мы помним, марксистская теория трудовой стоимости тоже может учитывать, пересчитывая сложный труд в простой.

Можно, конечно, возразить, что составляющий львиную долю цены виртуальный образ не является собственно предметом потребления, а «вещь не может быть стоимостью, не будучи предметом потребления. Если она бесполезна, то и затраченный на нее труд бесполезен, не считается за труд и потому не образует никакой стоимости». Однако, будем помнить о том, что «товар есть прежде всего внешний предмет, вещь, которая, благодаря ее свойствам, удовлетворяет какие-либо человече­ские потребности. Природа этих потребностей, — порождаются ли они, например, желудком или фантазией, — ничего не изме­няет в деле» (К. Маркс «Капитал. Критика политической экономии»). Обладание вещью как носителем виртуального образа, являющегося знаком социального престижа и успеха, несомненно удовлетворяет определённые потребности, не менее чем их удовлетворяло золото, гораздо менее необходимое для жизни, чем хлеб, но неизменно имевшее более высокую цену. Ведь «меновое отношение товаров характеризуется как раз отвлечением от их потребительных стоимостей» и «в самом меновом отношении товаров их меновая стоимость явилась нам как нечто совершенно не зависимое от их потреби­тельных стоимостей» (К. Маркс «Капитал. Критика политической экономии»). Таким образом, и это возражение против распространения теории трудовой стоимости на товары виртуальной постмодернистской экономики легко снимается.

Нам, коммунистам, нет оснований хоронить теорию трудовой стоимости. Несмотря на переход к постиндустриальной экономике, она ещё вполне может послужить для рационального объяснения тех явлений и процессов, которые на первый взгляд кажутся лишённым внутренней логики мороком.

Февраль 2006

Статья опубликована в сборнике:

Строев С.А. Вызовы нового века. Сборник статей. СПб.: Издательство Политехнического Университета, 2006. 90 с. С. 61-64.

В рассылке " Эконометрика" (546-й номер)

А также на сайтах:

«Русский социализм – Революционная линия» https://russoc.kprf.org/Doctrina/Trud.htm и https://russoc.info/Doctrina/Trud.htm

Сайт Пермского краевого отделения КПРФ https://kprf.perm.ru/

Сайт Центрального райкома КПРФ Санкт-Петербурга (старый) https://lencprf-centr.narod.ru/articles/Trud.htm

МСК-форум https://forum-msk.org/material/economic/13903.html

Интернет-портал интеллектуальной молодёжи https://ipim.ru/discussion/257.html

Коммунистическое движение в постиндустриальную эпоху: новые вопросы и новые ответы

Коммунистическая Партия Российской Федерации подходит к важному рубежу: начата подготовка новой редакции партийной Программы. В значительной мере дальнейшая судьба коммунистического движения зависит от того, сможем ли мы найти ответы на те вопросы и вызовы, которые порождены качественно новыми историческими условиями. В опубликованной в «Правде России» статье «Мы выстоим и победим» председатель ЦКРК КПРФ В.С. Никитин поставил ряд важнейших теоретических и практических вопросов. Статья вызвала теоретическую дискуссию, что само по себе явлением глубоко положительным, дающим надежду на выход из губительного для Партии состояния теоретического застоя.

Для начала стоит отметить, что статья тов. Никитина, хотя и имеет прежде всего теоретический характер, но вызвана к жизни необходимостью решения насущнейших практических вопросов, ответов на которые в готовом виде в трудах классиков марксизма-ленинизма нет по той простой причине, что сами эти вопросы вызваны к жизни явлениями, проявившимися сравнительно недавно.

Какие же это вопросы? В первую очередь, это проблема стратегии, тактики и социальной базы коммунистического движения в условиях постиндустриального информационного общества. Развитие производительных сил в ведущих развитых странах привело к тому, что потребности всего общества в промышленной продукции могут быть удовлетворены трудом всё меньшего количества задействованных в промышленном секторе рабочих. Каким же образом используются высвобождающиеся при этом трудовые ресурсы? Они поступают в информационное производство, которое в развитых странах из подчинённой, обслуживающей индустрию сферы всё более превращается в сферу, лидирующую и по общей своей роли в социально-экономическом развитии, и по капиталоёмкости, и по количеству занятых работников. По мере развития научно-технического прогресса количество промышленных рабочих продолжает уменьшаться, а количество работников информационного производства – возрастать. Как справедливо отмечает тов. Никитин: «Во-первых, в новой эпохе материальное производство, основанное на трудовой деятельности и породившее промышленный пролетариат, уходит на второй план перед более высоким уровнем производства – производством информации, основанном в большей мере на мыслительной деятельности. Во-вторых, главным средством господства над обществом становится не владение средствами материального производства, а владение средствами производства и распространения информации, а также технологиями информационного воздействия на сознание людей».

Между тем, само понятие информационного постиндустриального общества вызывает у некоторых ревнителей «чистоты марксизма» резкое неприятие. Выдвигаются два основных возражения.

Во-первых, утверждается, что никакая технология ничего не создаёт сама по себе, и любое наукоёмкое производство на выходе должно иметь вещественный материальный продукт. Следовательно, конечным итоговым звеном по-прежнему остаётся промышленное производство, а рабочий класс сохраняет свою роль главного создателя материальных ценностей. Так ли это? Обратимся к конкретным примерам. Рассмотрим информационные компьютерные технологии. Известно, что производство программного обеспечения («софта») представляет собой сферу, имеющую самостоятельное значение и не сводящуюся к обслуживанию производства самой техники («железа»). При этом по мере технического прогресса цены на «железо» поддерживаются на стабильном уровне только за счёт постоянного повышения мощности продукции, а в расчете на продукт фиксированных параметров – стремительно падают, т.к. рост производительных сил неуклонно снижает объём необходимого для его создания человеческого труда. Напротив, совокупная стоимость программного «софта», интернет-услуг и т.д. имеет тенденцию постоянно расти по мере увеличения суммарного вкладываемого в них труда. Таким образом, соотношение суммарной стоимости (т.е. объёма вложенного общественного труда) «железа» и «софта» неуклонно сдвигается в пользу последнего. Ещё более наглядна ситуация с молекулярными технологиями, которые зачастую работают прежде всего на медицину и подчас вообще в своей реализации не соприкасаются с трудом рабочих. Одним словом, сводить информационное производство к обслуживанию промышленной индустрии – это ровно то же самое, что саму промышленную индустрию сводить к функции интенсификации сельского хозяйства, провозглашая, как это делали иные экономисты XIX века, производство продуктов питания единственным «подлинным» производством.

Во-вторых, утверждается, будто бы снижение доли промышленного производства в развитых странах связано, якобы, лишь с его «перетеканием» в развивающиеся страны Третьего мира. Такой подход, однако, «защищает» догму гегемонии рабочего класса ценой отрицания самой сути марксистской теории – представления о поступательном развитии производительных сил как о движущей силе истории. Разумеется, в соответствии с исторической диалектикой во всякий момент времени доминирующие исторические формы сочетаются как с ростками будущего, так и с пережитками прошлого. Закономерно и то, что более старые, более архаичные формы производства вытесняются на периферию. Более того, неравномерность развития может приводить и зачастую приводит даже к определённому регрессу в отстающих странах. Достаточно вспомнить, как развитие капиталистических отношений в Западной Европе привело к вторичному закрепощению крестьян в Восточной Европе и к возрождению рабовладения в американских колониях.

Когда создавался марксизм, развитие рабочего класса происходило лишь в кучке западных стран, в то время как подавляющее большинство населения Земли продолжало жить в условиях аграрного общества. Тем не менее, внимание классиков марксизма было устремлено именно к передовому меньшинству, уже вступившему в индустриальную стадию развития цивилизации, а не к отстающему большинству. Также и теперь наиболее интересным с точки зрения исторической перспективы является не «средний уровень», а динамика и тенденции развития наиболее развитых обществ, уже несколько десятилетий назад вступивших в эпоху информационного постиндустриального общества.

Марксу и Энгельсу не пришло в голову выдумать фикцию, что-де, мол, нет никакого капитализма, а есть только превращение Европы в единый ремесленно-цеховой город посреди остального аграрно-феодального человечества. Однако нынешние горе-марксисты именно подобным образом решают проблему, отрицая то, что в развитых странах производительные силы уже вышли на качественно новый уровень информационного общества. Сводить здесь всё только к территориальному перераспределению производства на планете – это значит отрицать самый факт научно-технического прогресса, закономерно сокращающего объемы необходимого труда в сфере промышленного производства.

Могли ли классики марксизма предвидеть такой поворот истории? Могли и предвидели, не без оснований полагая, что развитие уровня производительных сил со временем освободит человека от механического труда для чистого творчества. Стоит напомнить, что переход к коммунизму есть переход к обществу, в котором нет классов, в том числе и рабочего класса. Правда, классики марксизма предполагали, что отмирание рабочего класса произойдёт уже после полного утверждения коммунистических производственных отношений, то есть после того, как рабочий класс осуществит свою историческую миссию, состоящую в переходе к обществу, свободному от отчуждения, классовой эксплуатации и господства производственных отношений над человеческой природой. Однако история пошла иным путём. Капиталистические производственные отношения смогли пережить переход к новому более высокому уровню производительных сил. Противоречие между постиндустриальным уровнем развития производительных сил и отсталыми капиталистическими отношениями составляет основной конфликт современного общества.

Уровень развития производительных сил уже фактически приближается к коммунистическому. В самом деле, информационный продукт отличается от промышленного тем, что его без какой бы то ни было затраты труда можно реплицировать в каком угодно количестве копий. То есть переход к преобладанию информационного производства фактически обеспечивает материальную базу для всеобщего изобилия, для существования общества, в котором владение собственностью не ликвидируется насилием, а снимается естественным образом через исчезновение нужды, дефицита. Однако сохранение старых капиталистических производственных отношений искусственно сдерживает развитие производительных сил, насильственно препятствует свободному распространению информационных продуктов и противоестественным, насильственным путём возвращает общество в состояние не-изобилия, в состояние нужды – ибо только в таком состоянии капиталистические отношения способны самоподдерживаться, а капиталистические элиты – сохранять свой социальный и экономический статус.

Конфликт между опережающим развитием производительных сил и тормозящим исторический прогресс отставанием наличных производственных отношений – вот, в соответствии с марксистской теорией, причина всех социальных революций. Диктат «авторского права», патенты и лицензии, борьба с т.н. «пиратством», засекречивание технологий, одним словом, препятствование свободному копированию и распространению информации – таковы средства сдерживания объективного прогресса отжившим капиталистическим классом. Но естественное развитие пробивает себе дорогу. Движение «open source» (некоммерческое программное обеспечение с открытым, свободно доступным исходным кодом), идеология и технология Wiki – вот примеры ростков новых коммунистических отношений, за которыми большое будущее. Стремясь перехитрить естественный ход исторического развития, буржуазия создаёт мощнейшие средства манипуляции массовым сознанием, фактически стремясь превратить технический прогресс в средство создания электронной тюрьмы, своего рода виртуальной матрицы, порабощающей сознание человека и отсекающей его от объективной реальности.

Предрешена ли здесь наша конечная победа? Классики марксизма исходили из парадигмы монизма и детерминизма исторического прогресса. Они были уверены в том, что переход к новой общественно-экономической формации определяется уровнем развития производительных сил. Но мы на историческом опыте убедились, что социализм и капитализм в XX веке существовали на одном и том же уровне развития производительных сил – уровне развитой индустриальной цивилизации. Если мы обратимся к цивилизациям аграрной волны, то и там мы увидим, что на базе одного и того же уровня развития производительных сил разные цивилизации породили весьма различные формы производственных отношений от классического феодализма Западной Европы и Японии до «аграрного коммунизма» инков. Очевидно, здесь детерминизм стадиальной формационной теории накладывается на «цветущую сложность» цивилизационного подхода.

Не означает ли это, что и на новом уровне развития – уровне информационной цивилизации («третьей волны» по Тоффлеру) – могут реализоваться различные формы производственных отношений? Наличный уровень развития производительных сил в развитых странах уже практически достаточен для снятия частной собственности естественным путём, для обесценивания владения собственностью в мире всеобщего изобилия (подобно тому, как обесценивается и лишается смысла владение бочками воды на берегу бескрайнего озера). Но этот же самый уровень развития производительных сил может быть использован и для создания искусственного, фантомного мира, имеющего только одну задачу – отчуждения человека от реальности и сохранения капиталистических отношений вопреки объективной экономической реальности. Такой путь тоже возможен и уже реализуется. Переведя капиталистические отношения из мира вещественного реального производства в мир навязанной обществу виртуальной реальности, архитекторы Нового Мирового Порядка имеют небезосновательную надежду сделать эти отношения фактически неуязвимыми для воздействия со стороны прогресса производительных сил. Поэтому вполне обоснован тезис тов. Никитина о том, что «главным объектом угнетения становится не только труд, а все в большей мере разум (сознание и мысль) человека. Господа с помощью специальных информационных технологий порабощают сознание людей, превращая человека в легкоуправляемое, лишенное разума существо». Какая из двух потенциальных возможностей воплотиться в реальность – зависит от нас, от нашего понимания происходящих процессов, от нашего свободного выбора, от нашего волевого усилия.