Шпионы и соглядатаи

Реформа разведслужбы. – Резидентура в Испании. – Контрразведка. – Королева-шпионка. – Лорд Монтегю, английский «Джеймс Бонд». – Герцогиня де Шеврез. – Наушники и соглядатаи. – Королевские фавориты. – Политическая провокация

«Шпионы – глаза и уши властей предержащих», – писал современник Ришелье, итальянский историк Фамиен Страда.

Кардинал-министр знал это, как никто другой. Еще в 1617 году, в бытность свою государственным секретарем и ведя военную кампанию против мятежных принцев, Ришелье содержал тайных осведомителей во всех королевских армиях. Он направлял секретные письма, имея свой личный шифр. В результате, когда герцог де Гиз почему-то промедлил с сообщением в Париж о взятии крепости Ришекур, то получил, к своему удивлению, суровую отповедь от короля (составленную Ришелье).

Вернувшись во власть после опалы, он в 1626—1628 годах начал реформу французской разведслужбы, выстраивая ее по испанскому образцу. К 1633 году Европу накрыла невидимая паутина, все нити которой тянулись в Париж – в руки Ришелье, которому помогали отец и сын Бутилье (государственные советники) и отец Жозеф. Эффективная и централизованная разведывательная служба успешно осваивала новые технические приемы, в особенности шифрование и тайнопись.

Французский посол в Испании, по сути, был «резидентом», который вел разведывательную деятельность путем вербовки «кротов». В Испании главой разведки был граф де Барро, который передавал Бутилье важнейшие сведения. Ему даже удалось раздобыть не только копии, но и оригиналы протоколов с заседаний Государственного совета в Мадриде, подкупив одного государственного советника. В июле 1633 года он вовремя предупредил о готовящемся внезапном нападении на Марсель, потом – о планах высадки десанта в Бресте, а в 1634 году – о наступлении на Байонну. Граф также смог защитить от репрессий маркиза д'Айтона, правителя Испанских Нидерландов, и французскую разведгруппу, действовавшую в этой провинции, заставив проговориться одного из высших чиновников. Возможно, он тайным образом обращался за поддержкой и к королеве Елизавете Французской, сестре Людовика XIII, но во время открытой войны с Испанией Людовик, соблюдая кодекс чести, не вел переписку с сестрой.

Опергруппу, действующую на испанской территории, составляли французы, каждый из которых выполнял определенное и единственное поручение; постоянным звеном сети Барро был только губернатор Байонны, господин де л а Саль. С 1634 года группа оказалась под угрозой со стороны испанской контрразведки; положение удалось спасти, когда от испанцев отделились генуэзцы и перешли на сторону французов.

«Нервом» разведывательной сети были деньги, и Барро сворачивался из кулька в рогожку, чтобы платить информаторам.

Послу помогал его секретарь Пени, настоящий гений разведки. Наблюдательный и проницательный, он доставлял сведения, вербовал недовольных, проверял на надежность предлагающих свои услуги; правда, в конце концов испанцы заподозрили в дипломатах тайных агентов кардинала.

В Испании, в особенности в Барселоне, проживало много французов, охотно оказывавших услуги Барро и Пени; кроме того, разведчики не пренебрегали поддержкой богатых маранов и морисков, а также двойных агентов. Одной из особенностей деятельности французской разведки было проникновение в монастыри на Пиренейском полуострове, как в испанские, так и в португальские, пользуясь симпатией к французам папы Урбана VIII (который, кстати, поднял на невиданную высоту римскую шпионскую службу).

Особую ценность для вербовщиков представляли люди благородного происхождения, главным достоинством которых были образованность и познания в «инженерных делах». Им давали специфические поручения: передавать устные или письменные послания, описывать укрепления и оборонительные сооружения. Дельцы, негоцианты и торговцы владели иностранными языками и совершали частые поездки внутри страны и за ее пределами; это превращало их в первоклассных наблюдателей, и под прикрытием векселей и деловых бумаг передавалось множество секретных посланий. Секретные агенты скрывались под ложными именами, имели несколько паспортов и меняли внешний вид, чаще всего наряжаясь монахами – театинцами или капуцинами, надев рясу поверх богатого костюма и пряча под ней оружие. Впрочем, и сами монахи успешно занимались шпионажем, из-за чего в некоторых странах странствующие монахи нищенствующих орденов сразу попадали под подозрение. Капуцины отца Жозефа занимались не только сбором сведений и передачей информации, но даже устраивали покушения – например, на вождя ларошельских гугенотов Жана Гитона. И французы, и испанцы часто прибегали к услугам солдат пограничных гарнизонов, но при этом выказывали к ним явное презрение. Гораздо выше котировались моряки, хорошо знавшие портовое общество, владевшие языками и изучившие побережье. Художники привлекались к делу исключительно испанской разведкой: Питер Пауэл Рубенс, Веласкес, Антонис Ван Дейк, Балтазар Жербье, Никола Ланнье или Даниель Нис осуществляли связь между разведывательными сетями в Испании, Англии и Италии. Отсутствие Франции на европейском рынке искусства сказывалось на ее тайной дипломатии.

Все тайные агенты рисковали жизнью: в случае провала их ждали жестокие пытки с целью вырвать у них признание и имена сообщников, а затем казнь. Шпион был презираемым человеком, поскольку, в глазах общественности, совершал святотатство, изменяя своей вере и ставя под угрозу общественный порядок.

Если внедрение агентов на вражеской территории подразумевало немалый риск, то гораздо безопаснее было отслеживать в своей стране деятельность иностранных шпионов, заставляя уже их выдавать свои секреты.

В 1630—1635 годах окончательно сложилась французская служба контрразведки. Этому способствовали реформа почтовой службы (эдикты от января 1630 года и мая 1632 года) и введение должности интенданта, исполняющего полицейские функции в приграничных провинциях. В результате реформы был частично обновлен чиновничий аппарат и усилен контроль за почтовыми отправлениями, вверенный в руки сюринтенданта. Пост сюринтенданта (Никола де Муа) включал в себя три должности. Парижский почтамт он отдал в откуп Соньяку, Риллену Бюрену и Ришару Ленэ. Ленэ, а также еще два почтовых чиновника – Ферран и Трюбер – были главными парижскими агентами сети Барро и Пени. Однако испанская разведка активно занималась подкупом иностранных почтовых курьеров. Вербовка и передача секретной корреспонденции происходили в основном на постоялых дворах и почтовых станциях, находившихся вне городов (городские привратники заносили в особый реестр всех въезжающих и выезжающих из города). По мере работы контрразведки такие места становились известны. Зримую сторону деятельности контрразведчиков составляли аресты курьеров и испанских агентов – этим чаще всего занимался капитан парижской патрульной службы Лоран Тестю, который перлюстрировал иностранную корреспонденцию.

Доносы были малоэффективны, но внедрение интендантов в приграничных областях круто изменило положение дел. Под руководством канцлера Пьера Сегье интенданты стали надежными агентами центральной власти, следя за перемещениями людей, почты и слухов. Интендант Лаффема, курсировавший между Фландрией, Бургундией и Лотарингией, сообщал Сегье, Бутилье и Ришелье о многочисленных арестах испанских агентов. Он же заподозрил существование разведывательной сети, управляемой монахами-минимами из Брюсселя и поддерживаемой францисканцами в Миланской области, находившейся под контролем Испании.

Другой важной задачей контрразведки было препятствовать испанской пропаганде и дезинформации. Французам удалось подкупить и организовать в единую сеть книготорговцев в Испанских Нидерландах, а в Париже ловкая клеветническая политика подрывала устои испанской монархии.

С 1598 по 1633 год дипломатическая неприкосновенность постоянных и чрезвычайных послов ни разу не нарушалась, но первый инцидент был вызван в большей степени французами, а не испанским правительством. В 1633 году чрезвычайному послу в Испании Ботрю намеренно долго не выдавали паспорт, а пока он был его лишен, арестовали, обыскали и конфисковали его имущество на таможне. Никакого возмещения ущерба добиться не удалось, несмотря на настойчивые требования Людовика XIII. Такие меры были приняты в отместку за демарш Парижа, в одностороннем порядке введшем в 1630 году обязательные паспорта, а также как репрессии за вывоз денег: под прикрытием дипломатической почты Ботрю вывозил из Испании во Францию целые состояния.

После того как французы в союзе с голландцами одержали несколько побед, испанцы стали обвинять всех эмигрантов в шпионаже. В домах иностранцев проводили обыски. Королева-изгнанница Мария Медичи, проживавшая в Брюсселе, попросила избавить ее от этого оскорбления, однако те времена, когда она могла приказывать, давно прошли. Ее дом обыскали от погреба до чердака, все перевернули вверх дном, даже разобрали поленницу дров, чтобы посмотреть, нет ли там оружия. Если королева выезжала прогуляться за город, за ней устанавливали слежку. Ее принудили расстаться с частью французской прислуги и, что самое унизительное, задерживали выплату содержания.

Со своей стороны, испанцы нашли очень ценного агента в лице Анны Австрийской, которая передавала в тайной переписке через бывшего испанского посла Мирабеля сведения, носящие характер военной и государственной тайны. В 1637 году разразилось так называемое «дело об испанских письмах»: пажа королевы Лапорта арестовали и при обыске нашли в сапоге письмо к герцогине де Шеврез, между строк которого было вписано симпатическими чернилами другое, предназначавшееся Мирабелю. Король отправил Сегье, чтобы провести обыск у королевы; ее выслали в замок Шантильи. Ришелье приехал к ней туда для беседы; при первом же упоминании о письмах Анна сразу созналась, что писала брату во Фландрию и Мирабелю, желая расстроить союз между Людовиком XIII и Карлом Лотарингским. Благодаря заступничеству кардинала король простил свою легкомысленную супругу; герцогиня де Шеврез бежала в Испанию. В 1642 году Анна Австрийская вернула долг Ришелье, прислав копию секретного договора с Испанией, заключенного Гастононом Орлеанским при посредничестве маркиза де Сен-Мара (аналогичные письма кардинал получил от маршала де Брезе и от барона де Пюжоля – двойного агента, действовавшего в Испании).

Война разведок велась не только между Францией и Испанией. Ришелье имел своих осведомителей в Англии, к числу которых принадлежала упоминавшаяся выше леди Карлейль, бывшая любовница лорда Бекингема. Со своей стороны Бекингем доверял самые конфиденциальные поручения лорду Монтегю, настоящему Джеймсу Бонду своего времени. Этот элегантный, образованный, утонченный англичанин был вместе с тем смелым, даже отчаянным, вездесущим и неуловимым. Герцогиня де Шеврез познакомила его с Карлом Лотарингским и не раз прибегала к его услугам почтальона. Накануне войны 1627 года, когда Англия поддержала французских гугенотов, неутомимый милорд был в постоянных разъездах, носясь из Савойи в Голландию, из Швейцарии в Венецию и Турин. Но нашла коса на камень: Монтегю выследили два баска, агенты Ришелье, и захватили его прямо в карете. Монтегю сначала принял их за грабителей и невозмутимо предложил забрать кошелек, висевший у него на поясе. Его обыскали, отобрали у слуги несессер и оружие, потом один «налетчик» уселся напротив англичанина, держа его под прицелом пистолета, а второй взобрался на козлы и стал нахлестывать лошадей. Они ехали по малознакомым дорогам, вдали от городов, ночевали на каких-то сомнительных постоялых дворах. На ночь один из похитителей оставался сторожить, а другой ложился спать, привязав милорда за ногу к своей руке. Ему они не сказали ни слова, между собой говорили по-баскски, так что ничего нельзя было понять. В Париже Монтегю заключили в Бастилию, но вскоре выпустили, не принеся извинений и забрав все бывшие при нем бумаги, включая письма Карла I и герцогини де Шеврез. После капитуляции Ла-Рошели он явился к Людовику XIII в качестве посла вести переговоры о мире от имени английского короля.

В дальнейшем Англия доставила кардиналу еще немало хлопот. Мнительный Ришелье даже в восстании «босоногих» пытался найти «руку Лондона», но энергичные и суровые меры, предпринятые Сегье в этом направлении, не увенчались успехом.

Кроме того, Ришелье внимательно следил через своих шпионов за тем, что затевается в Брюсселе и в Нанси (Лотарингия). Сам по себе Карл Лотарингский ничего не представлял, однако за его спиной стоял император Священной Римской империи. В отношениях с Лотарингией роковую роль вновь сыграла интриганка герцогиня де Шеврез. Она околдовала хранителя печатей Шатонёфа – ставленника Ришелье, изменившего своему покровителю, и узнавала через него, о чем шла речь на заседаниях Королевского совета. Герцогиня принимала гонцов из Англии и предупредила Карла Лотарингского о готовящемся военном походе на Нанси (1630). Король выслал ее в Дампьер, а Шатонёфа препроводили под стражей в Ангулем. Его место занял суровый и циничный Пьер Сегье, безраздельно преданный кардиналу.

Мы уже не раз упоминали о герцогине де Шеврез (вдове Шарля Альбера де Люиня, женившей затем на себе обер-камергера Людовика XIII). Эта женщина, которую Людовик называл не иначе как Дьяволом, была душой почти всех заговоров во Франции, от «дела Шале» до «испанских писем», она «свела» Анну Австрийскую с Бекингемом и, несомненно, оказала поддержку маркизу де Сен-Мару, поскольку была знакома с его другом Франсуа де Ту. Что ею руководило? По мнению ее биографа Дени Тиллинака (кстати, весьма сочувственно относящегося к своей героине), герцогиня хотела всего лишь блистать при дворе, быть в самом центре событий и захватывающих приключений. Это так романтично: писать шифрованные письма, переодеваться в мужское платье, скакать куда-то под покровом ночи, чувствовать холодок страха от близкой опасности…

Атмосфера праздности при многолюдном дворе способствовала составлению интриг, ведь, по сути, это было единственным развлечением: балы, балеты и прочие увеселения в правление Людовика XIII устраивали редко. Однако интриги эти были далеко не невинными, ведь на кону оказывались человеческие жизни. При дворе процветали подозрительность, наушничество и доносительство. Ришелье приходилось содержать соглядатаев, чтобы вовремя принимать необходимые предосторожности. Он предусмотрительно пристроил своих родственниц в свиту королевы-матери (откуда они потом были изгнаны как шпионки). Напомним, что горничная, вовремя передавшая ему ключ от потайной двери в покои Марии Медичи, помогла кардиналу выйти победителем из непростой ситуации в День одураченных. Позже, когда мать короля уже жила в Брюсселе, шпионы его высокопреосвященства перехватили письмо королевы-матери к ее дочери Кристине, герцогине Савойской: Мария Медичи подробно описывала колдовские приемы, к которым прибегала, чтобы свести кардинала в могилу, и сообщала, что станет делать после его скорой кончины. Перехваченное письмо чудесным образом вернуло кардинала к жизни, когда тот, действительно, лежал при смерти.

Ришелье приставил своих людей и к Анне Австрийской, чтобы «удержать ее от неверного шага» и быть в курсе планов ее опасной подруги – герцогини де Шеврез. В 1620-е годы за королевой «присматривала» статс-дама госпожа де Ланнуа, после 1637 года опеку над ней возложили на чету Брассаков. Порой «вычислить» шпиона не составляло труда: однажды Анна Австрийская писала письмо у себя в кабинете и заметила, что одна из новых фрейлин скосила глаза, заглядывая ей через плечо. При этом девушка делала вид, будто читает книгу, но держала ее вверх ногами. Возможно, приставляя к королеве столь неловких соглядатаев, Ришелье действовал с умыслом: зная, что за ней постоянно следят, Анна будет вести себя осмотрительнее.

Своих шпионов кардинал приставлял и к королю: его судьба целиком и полностью зависела от его величества, который расставался с утратившими его доверие раз и навсегда, не выслушивая апелляций. Поэтому было важно знать, что нашептывают королю недруги кардинала и согласен ли он с ними, и вовремя выступить с опровержением. Ришелье пытался сделать своими осведомителями королевских фаворитов обоего пола. С Клодом де Сен-Симоном ему это удалось; но впоследствии через него произошла утечка информации, позволившая скрыться родственнику фаворита, которому грозил военный трибунал, и Сен-Симона «сослали» на фронт. Анри д'Эффиа, маркиз де Сен-Map, тоже вошел в ближнее окружение короля с легкой руки кардинала, имевшего на него свои виды. Однако здесь Ришелье просчитался: Сен-Map возомнил себя вторым Люинем и стал настраивать короля против кардинала. Печальный финал этой истории нам известен. Последний фаворит, де Тревиль, вообще когда-то намеревался лично лишить кардинала жизни.

Вообще, если говорить о фаворитах, Сен-Симон составил исключение из общего правила. Среди женщин у целомудренного Людовика были две привязанности: фрейлины Анны Австрийской Мария де Отфор и Луиза Анжелика де Лафайет. Странным образом Отфор стала не соперницей королевы, а подругой, и даже рисковала своей репутацией, передавая шевалье де Жару в Бастилию письмо с инструкциями для Лапорта. Луиза де Лафайет чисто и искренне любила короля, а потому с гневом отвергла предложение кардинала. Она имела на Людовика большое влияние, и не в пользу Ришелье. Луиза обличала войну с католической Испанией, увеличение налогового бремени, разрыв короля с матерью, который, по ее мнению, произошел по вине кардинала. Андре де Буасонваль, камер-лакей короля, напрягал слух до звона в ушах, подслушивая у дверей, чтобы потом пересказать эти разговоры кардиналу. Он оказался не столь щепетилен и согласился за звонкую монету доносить Ришелье на свою благодетельницу – ведь именно Луизе он был обязан своей должностью. Кардинал сумел рассорить девушку с ее лучшей подругой, отказавшейся за ней шпионить, и приставил к ней своих соглядатаев в юбках. Луиза невыносимо страдала и поверяла свои обиды духовнику – отцу Карре, не зная, что тот, настоятель монастыря Святого Доминика, каждый год приносил клятву верности Ришелье. В результате девушку вынудили уйти в монастырь. Поддерживавший ее морально отец Коссен (духовник короля) был вовремя «обезврежен» кардиналом и отправился в ссылку.

Разумеется, не остался без присмотра и брат Людовика XIII, Гастон Орлеанский – «его податливое высочество», как называл его кардинал. Любовь принца к приключениям стоила жизни графу де Шале и герцогу де Монморанси. Более того, он тайно женился на сестре герцога Лотарингского, занимавшего враждебную позицию по отношению к Франции, после чего бежал в Испанские Нидерланды и сражался с оружием в руках против Соединенных провинций – союзника Франции. Уже прощенный (в который раз!) своим братом, он в 1641 году ввязался в новую авантюру, подписав очередной тайный договор с Испанией. Гастон требовал под свое начало двенадцать тысяч пехоты и шесть тысяч конницы, а к этому – четыреста тысяч экю на уплату жалованья армии и гарнизону в Седане, обещая взамен подписать мир от имени Франции, вернуть захваченные города и отказаться от военного союза со Швецией и германскими государствами. Заговор был раскрыт, но глаз с принца спускать было нельзя. Ришелье устроил ему проверку – чистой воды провокацию. К Гастону в Блуа явился шевалье де Восель, якобы гонец от герцога де Гиза. Накануне принц получил предупреждение от Ришелье о том, что его попытаются вовлечь в новый заговор против короля. В письме, переданном Воселем, Гиз призывал его примкнуть к мятежу, для которого уже собираются войска. Гастон велел арестовать гонца, однако его поместили в камеру с незарешеченным окошком, и Воселю с легкостью удалось бежать. Письмо от Гиза принц, разумеется, переслал в Париж, сообщив, что собирался провести расследование, однако заговорщик сбежал. Восель прибыл прямо в столицу, где его тут же арестовали гвардейцы кардинала и отвели в Бастилию. В тот же день кардинал лично допросил Воселя в своем дворце. Тот поведал всё без утайки, раскаялся в своем преступлении и на коленях молил о пощаде. После допроса капитан гвардейцев отвел Воселя… к казначею, который выдал ему кошелек со звонкими экю, – свое задание он выполнил. Разговор кардинала с «лазутчиком» от начала до конца слышал король, скрывавшийся за ширмой. Это небольшое представление помогло Ришелье сохранить доверие Людовика к себе и недоверие к брату.

Разумеется, доносительство процветало не только при дворе, но и «на местах», и жертвами доносов становились не только изменники и иностранные шпионы. Иначе как было выявлять еретиков для отправки на галеры и «недовольных», сеящих мятежи?