Глава третья. Когда у человека славное настроение, то и все вокруг кажется славным,

Когда у человека славное настроение, то и все вокруг кажется славным,

даже если небо затянуло унылой пеленой, готовой расплакаться бесконечной

осенней моросью. И пусть березы не горят жидким огнем в стылой синеве, а

тускло светятся благородным старым золотом сквозь прохладный туман - все

равно они замечательные. И до чего же упоительно пахнет грибной сыростью

палая листва! Почему в городе этот запах бывает только ранним утром и

поздним вечером? Заглушает его бензиновая вонь или мы сами его не замечаем

на бегу?

В таком вот чудесном настроении я вышел из подъезда и чуть ли не

вприпрыжку (нога совсем уже почти не болела) направился к остановке

автобуса. Навстречу мне громыхал тележкой, сооруженной из старого корыта и

колес от детской коляски наш дворовый бард-алканавт Семеныч. Личность

неопределенного возраста, в черном бушлате на голое тело, отвислых трениках

и могучих прохорях-говнодавах. Трехдневная щетина и седоватые патлы до плеч,

схваченные на лбу черно-белым " хайратником". И конечно же, в сопровождении

верной свиты - рыжей Дамки и пегого Тузика, преданных ему до последнего

лишая.

Семеныч, как и подобает разносторонне развитому джентльмену, делал

сразу несколько дел: выуживал из кустов вчерашние бутылки, складывал их в

тележку, сочинял стихи, подбирал к ним музыку и являл свое творение миру.

Ему было хорошо.

- Здоров, Семеныч! - поприветствовал я его, - С утра пораньше - за

работу?

- Приветствую! - с достоинством отозвался бард, - Трудимся! Сбор урожая

хрусталя не терпит промедления - конкуренты не дремлют, ети их... Закурить

есть?

- Угощайся, - вытащил я пачку " Явы", - Чего небритый-то? - ну очень

умный вопрос, ничего не скажешь.

- Я не небритый, - Семеныч прикурил, кивнул благодарно, - Я -

сексуальный! Да иду я, иду!... - это уже - Дамке и Тузику, которые умчались

вперед, решительно прогоняя с заповедной хозяйской территории какую-то

заблудшую бабульку-браконьера.

Народу на остановке набралось порядочно. Сердитый народ, невыспавшийся.

Как всегда, автобусом и не пахнет. А появится наконец - так забит будет под

завязку. Не хочется, чтобы прекрасное настроение выдавили из меня в этом

автобусе. И я зашагал к метро пешком. Шел и удивлялся, почему не делал этого

раньше. Всего-то двадцать минут ходьбы - да половину этого времени на

остановке топчешься. А вторую половину будешь задыхаться от убойного

парфюма, ядреного перегара (а то и еще чего покруче), да кряхтеть от тычков

под ребра под визгливые призывы: " За проезд, мущщина! Вам говорю, за проезд

чего у вас? "

Вот и пусть давятся там, кто хочет. А я буду шагать по влажным листьям,

вдыхать утренний туман, еще не успевший провонять бензином и любоваться

луковками церкви, бронзово темнеющимися над старыми ивами. И с тихой

радостью вспоминать прошедшую ночь. И не только с тихой радостью, но и с

самодовольной гордостью, неизвестной до поры молодым плейбоям. А ведь ты еще

- вполне, а, парень? Откуда что взялось. Или мы с Ленкой и в самом деле так

друг по другу соскучились? Сладким воспоминанием прошелестел у меня в ушах

ее счастливый смеющийся шепот: " Саньчик, это на всех мужиков так прыжки

влияют?! "

Это мое безмятежное настроение вмиг разметал истошный визг тормозов за

моей спиной. Дернувшись, я резко обернулся. У перекрестка, который я только

что пересек, застыл аспидно-черный гробоподобный " Мерседесовский" джип -

" Брабус". В " кенгурятник" джипа уперлась клюкой древняя бабулька с сумкой на

колесиках, заслуженный член бесчисленной команды московских

" Анок-пулеметчиц", гроза наглаженных брюк и начищенных штиблет.

- Ты чо, коза старая! - распахнул дверцу джипа дядечка с могучим

выбритым затылком, - Ваще охерела?! Куда прешься?!

- Сам охерел, каз-зел! - неожиданно агрессивно откликнулась бабка, -

Чуть меня на " зебре" не сбил и еще орать тут будет! Щас гаишники приедут -

быстро мозги тебе вправят, буржуй недорезанный!

- От кошелка старая, - дядька возмущенно хлопнул себя по ляжкам и

оглянулся, словно ища сочувствия. И увидел меня.

- О! Санек, здорово! - расцвел он вдруг.

Господи, да это же Генка. Вот что значит три года только по телефону

общаться раз в полгода - не узнал. Привет - привет - как жизнь - тебе куда -

да ладно, садись - до Кропоткинской? - ну и мне в ту сторону - подкину,

садись.

Интересно, как немцы умудряются делать такие совершенно подхалимские

сиденья? Оно, словно услужливая гейша, мгновенно принимает самую удобную мне

позу, лаская меня в своих объятьях. А запахи, наверное, придаются к такой

машине в виде обязательного комплекта, как набор инструментов. Хорошая кожа,

дорогой табак, изысканный одеколон - вот как пахнет небедная жизнь, ребята.

- А я тебя сразу узнал! - весело сообщил Генка, - Ты не меняешься

совсем, что ль?

- А я тебя - нет. Богатый будешь. Или ты - уже?

- Спасибо на добром слове, - хохотнул Геннадий, - До богатства еще...

- Ну на жизнь-то хватает?

- Э. Бабки - такая сволочь, что их всегда не хватает. Все - в деле, в

долгах, еще черт-те где... Ты это - кассету-то нашел?

Во память у мужика. Минутный разговор недельной давности помнит. И - по

привычке, что ли - проверяет, решился ли вопрос. Наверное, в бизнесе

по-другому и нельзя.

- Нашел, спасибо тебе. Слушай, ты не поверишь, тут такая история с этой

кассетой накрутилась! - и я, увлеченно поведал Генке про все. Кто меня за

язык тянул, спрашивается? Правильно Ленка говорит - как был я простодырой,

так и остался, и ничему меня все эти годы после перестройки не научили.

- Обожди, обожди... - заинтересовался Генка, - Так что это за программа

была, говоришь? Как называется?

- Да по-моему, никак еще не называется, Сергей ее сам написал. Я пока

ее принцип понял - чуть с ума не съехал. Во мозги у мужика, представляешь?

Другой бы давно в Силиконовой долине деньгу лопатой греб, а он - здесь, маму

оставлять не хочет, а мама никуда из Москвы не хочет.

- Так-так-так... - Генка что-то торопливо соображал, - Слушай, это

интересно... Ну что, вот твоя Кропоткинская - где высадить? - спохватился

он.

- Да здесь и сойду, спасибо.

- Да не за что. Ты это - давай, звони... - Генка уже явно думал о

чем-то своем.

Генкин джип свернул на Пречистенку, я посмотрел ему вслед и

зашевелилось у меня в душе нехорошее такое предчувствие и ощущение, что

сморозил я какую-то капитальную глупость. На третий день, сидя в плену у

бледнолицых, Зоркий Сокол увидел, что в камере нет одной стены. А на

четвертый день Мудрая Змея догадался, что можно убежать.

- Пап, тебе товарищ звонил, - сообщила мне Светка, когда я вернулся

домой.

- Какой товарищ? Сергей?

- Нет, он говорил - его Геннадий зовут. Сказал, перезвонит. Или чтоб ты

ему позвонил, как придешь, - в глазах у дочери чертиками скакало

любопытство: что-то такое интересное с папиком происходит.

Трубку Генка снял почти сразу.

- Санек, здорово еще раз! - голос был напорист и азартен, - Слушай, у

меня дело к тебе есть.

- Что за дело? - я старался говорить по возможности спокойно и

независимо.

- Да в двух словах не скажешь, надо бы встретиться. Сможешь ко мне в

офис завтра подъехать?

- Смогу. А что за дело-то? Хоть в двух словах.

- Извини, нескромный вопрос: ты сколько получаешь?

- Не понял. Тебе что - в долг, что ли, надо? - простодушно удивился я.

- Да нет, нет! Ну сколько, Сань?

- Ну, мало. Чистыми - около трех штук выходит.

- Рублей? - уточнил-утвердил Генка.

- Нет, тугриков. Вопросики, блин.

- Короче, я понял. Слушай, ты ко мне в фирму не согласился бы перейти?

Три - не три, но полторы штуки я тебе для начала положу. Баксов, - уточнил

он.

Оба-на. Сердце заухало где-то в глотке, лоб мигом вспотел.

- Кха... А это... должность-то какая? - чего спрашиваешь, идиот, тебе

не все равно?!

- Да все по специальности, Сань, - легко отозвался Генка, - приезжай,

потолкуем. Лады?

- Н-ну давай...

- Тогда завтра, прямо с утра - сможешь?

- С самого утра - вряд ли, на работе-то я не предупредил. Но в первой

половине дня - запросто.

- Давай тогда к часу. - Голос Генки неуловимо потвердел, обрел более

привычные командные нотки, - я охрану предупрежу, проводят.

Нетвердой походкой я прошел в комнату. Голова слегка кружилась, не в

состоянии вот так, сразу переварить услышанное.

- Генке звонил? - оторвалась жена от штопки Светкиной толстовки.

- Угу. Слушай, Лен, он меня к себе на работу приглашает.

- Да ну? Что это он вдруг? - искренне удивилась Ленка. Раньше, когда я

пытался обращаться к нему насчет работы, он отвечал нехотя, ссылался на

трудности и старался поскорее закончить разговор.

- Да сам не пойму. Но - зовет.

- И сколько платить обещает?

- Полторы тысячи. Этих... баксов.

- Ох... - Ленка схватилась за отворот халата, - Сань, ты что -

серьезно?

- Ну...

И мы целую долгую минуту не могли ничего сказать, только обалдело

глядели друг на друга. Наконец, Ленка отложила штопку, ухватила меня за

свитер и ткнулась носом мне в грудь.

Я молчал, осторожно гладя ее острые лопатки. Больше всего мне не

хотелось сейчас вдруг проснуться.

- А я всегда знала, что ты у меня молодец, - оторвалась от меня Ленка.

- Вот знала, и все. Ох, Саньчик, я прямо даже не знаю... Я сейчас орать

начну!

Эх, Ленка ты моя, Ленка... Сколько же ты натерпелась, бедная? Лишние

колготки себе не могла позволить купить, о театре своем любимом и не

вспоминала. И за все время - хоть бы раз упрекнула. Вслух, по крайней мере.

В долгу я перед тобой - за всю жизнь не расплатиться. Ну ничего, совсем

скоро все у нас по-другому будет...

На радостях мы достали заначенную на случай внезапного приходагостей

бутылку шампанского. Я изо всех сил старался быть сдержанно-скромным: ну

позвали на работу и позвали, что такого. Ленка же сияла не таясь. Не знаю,

был ли у нас еще когда такой вечер со времен медового месяца. А засыпая, я

подумал о том, что с первой этой немыслимой получки я обязательно куплю

Ленке тот самый шикарнейший букет из роз сорта " Конфетти", который я видел в

цветочном магазине у метро. Стоил он половину моей нынешней зарплаты. Ехать

с таким букетом в метро - все равно, что пробираться сквозь заросли кактусов

со связкой воздушных шаров. Подумаешь... Такси возьму...