Всем ли пророчествам надо верить?

Любому разговору о современных «пророчествах» должна сопутствовать память о слове Спасителя: «Закон и пророки – до Иоанна Крестителя» (см.: Лк.16, 16). Пророки – как таковые – это образ именно ветхозаветной святости. Пророчество – это дар тем людям, которые жили ожиданием Христа. А затем Господь людям уже не дает этого дара с такой яркостью и полнотой, потому что главное уже совершилось в нашей истории. Главное из будущего уже перешло в прошлое: «Бог с человеки поживе…».

Пророчество – это прямое слово, сказанное Богом человеку и открывающее волю и смысл Его действий (в грядущие времена, в настоящем или даже в прошлом; Моисей, например, пророчествует о прошлом, ибо раскрывает смысл изначальных Божиих действий). По сути, пророчество должно начинаться словами: «Господь мне открыл… Бог послал меня возвестить вам… И сказал мне Бог…» Только один Пророк на земле не начинал своих пророчеств с этих слов: Христос. Это и вызывало удивление людей: «Кто сей, что говорит так? Почему Он говорит от Себя, а не ссылается на Откровения Божии? Странный какой-то пророк…» Но ведь Христос был не только пророком – Он при этом был Тем, от имени Кого пророки и говорят.

Если же у других людей мы встречаем размышления и слова о будущем, не предваренные пророческой формулой, – то это не пророчество. Это просто размышление благочестивого сердца и облагодатствованного ума. Этот ум может ощущать смысл и ход событий лучше, чем ум обычных людей. Но все равно здесь больше от человека и меньше от Бога, нежели это было у библейских пророков. Это может быть просто предположение человека. Это может быть вполне индивидуальное лекарство, прописанное только для одного человека: слово утешения изможденной душе собеседника или, напротив, предостережения для души размягшей… В конце концов, как нельзя советы духовника износить из его кельи – так поосторожнее нужно быть и с распространением тех его суждений, которые были проговорены в будущем времени… И уж точно сам старец, которому приписываются «пророчества», самым бурным образом отвергся бы от них и от такого их восприятия, если бы его спросили прямо – «вы, Батюшка, вот так пророчествуете?». Так что лучше не использовать слово «пророчество» за пределами библейской священной истории.

После «Пастыря Ерма» (конец I в.) православных проповедников, которые говорили бы библейски-пророческими формулами: «Бог сказал мне, чтобы я сказал вам…», – не было.

Кроме того в классической святоотеческой литературе мы почти не найдем пророчеств о грядущих временах. А потому при встрече с современными сборничками, содержащими «пророчества старцев», у меня возникает чисто профессиональное чувство опаски. Ведь у отцов древности не встречается желания пророчествовать о будущих временах. Приведите мне примеры пророчеств из творений святителей Василия Великого, Григория Богослова, преподобного Иоанна Дамаскина. Нет их! А ведь это те отцы, которые являют для нас образец Православия.

И вот здесь-то и возникает вопрос: если мы видим, что какие-то проявления нынешней церковной жизни не соответствуют тому, что было в эпоху Вселенских Соборов, в эпоху великих отцов, то имеем ли мы право сказать, что, мол, просто церковная жизнь «развилась» так, что она переросла в своих духовных дарах «золотой век» Православия и стяжала дух пророчества, которого у тех святых отцов не было, или же мы должны говорить скорее о какой-то деградации?

Не менее важно заметить при встрече с разговорами на тему о соврменных пророчествах, что очень часто это – именно разговоры. По большей части, когда желают что-то сказать о грядущих судьбах России, ссылаются не на письменные источники, не на рукописи самих святых, а на устную традицию. Надо различать тексты, написанные самими святыми отцами, и тексты, приписываемые им. К сожалению, сегодня наша Церковь поистине задыхается от апокрифов. Все повторяется: как в первые века христианской эры ходило множество поддельных Евангелий, надписанных самыми святыми именами, так же и сегодня имеется немало текстов и суждений, которые приписываются очень почитаемым людям. Весьма сомнительно, действительно ли именно эти люди именно это сказали.

От имени прот. Николая Гурьянове и при его жизни не стыдились распроотанять «пророчества»: «– А что еще предсказал старец? – Что в следующем году будет конфликт с Китаем. Что в ближайшем будущем от России отделятся несколько республик. Но она все равно станет могучей державой»[346].

Собеседник преподобного Серафима Н. Мотовилов распространял весьма фантастические легенды о пророчествах старца[347]. В 1854 г. он сообщил императору Николаю I, что старец Серафим «воскреснет прежде общего всех воскресения из мертвых в царствование Вашего Императорского Величества и единственно лишь только для Вас, Великий Государь»[348]. Два дня спустя Мотовилов таким предрекал исход грядущей гражданской войны в России: «На первых порах много прольется неповинной крови, реки ее потекут по Земле Русской, много и вашей братьи, дворян, и духовенства, и купечества, расположенного к Государю, убьют; но когда Земля Русская разделится и одна сторона явно останется с бунтовщиками, другая же явно станет за Государя и целость России, вот тогда, ваше Боголюбие, усердие ваше по Боге и ко времени. И Господь поможет правому делу: Государя и всю Царскую Фамилию сохранит Господь невидимою десницею Своею и даст полную победу поднявшим оружие за Него, за Церковь и за благо нераздельности Земли Русской; но не столько и тут крови прольется, сколько тогда, как когда правая за Государя стоявшая сторона получит победу и переловит всех изменников, и предаст их в руки правосудия. Тогда уж никого в Сибирь не пошлют, а всех казнят – и вот тут-то еще более прежнего крови прольется, но ета кровь будет последняя, ибо после того Господь благословит люди Своя миром и превознесет рог помазанного Своего Государя Императора Николая Павловича… Бог возвеличит во дни его [Николая Павловича] так Россию над всеми врагами ее, что она станет превыше всех царств земных и не только нам у иностранцев уже не придется учиться ничему, а еще и им доведеться учиться у нас»[349]. Увы, царствование Николая I кончилось поражением в Крымской войне, которая показала, что много чему еще надо нам учиться у иностранцев (пароходам и нарезным ружьям, например). И даже если это пророчество отнести (вопреки его тексту) не ко времени Николая Павловича, а к царствованию Николая Александровича – и тогда оно окажется ложным. Белая Армия не выступала за Государя. Целость России сохранить не удалось. Монархистам не удалось расстрелять своих противников…

Мотовилов уверял, что благословение Божией Матери «общее для всех сих четырех мест (Иверия, Афон, Киево-Печерская лавра и Дивеево) состоит в том, что Она ни одного из жителей их недопустит до погибели»[350]. Значит – все жители Грузии спасены. И даже те афонские монахи, что приняли унию (и о которых одно из афонских преданий говорит, то их тела явили печать проклятия) – тоже спаслись…

В 1867 г. Мотовилов (ссылаясь на преподобного), рисовал такие картины грядущей истории: «Россия сольется в одно море великое с прочими землями и народами славянскими, она составит грозное и непобедимое царство всероссийское, всеславянское – Гога Магога, пред которым в трепет все народы будут. Соединенными силами России и других Константинополь и Иерусалим будут полонены. При разделе Турции она почти вся останется за Россией… Франции за ее любовь к Богородице – Святой Мадонне – дастся до семнадцати миллионов французов со столицей городом Реймсом, а Париж будет совершенно уничтожен… Антихрист родится между Москвой и Петербургом, в том великом городе, который будет назван „Москвопетроградом“. До явления Антихриста должен состояться Восьмой Вселенский Собор всех Церквей для объединения и воссоединения всех святых Христовых Церквей против назревающего антихристианского направления под Единую Главу Христа-Жизнедавца»[351].

Вряд ли преп. Серафим внушил Мотовилову такие мысли. Жене он откровеннее сказал об источнике своих религиозных воззрений: «Что ты меня дергаешь, – воскликнул он, – я им правду говорю, притом не от себя, я не могу молчать, ибо слышу голос, говорящий мне: Ты немой, что молчишь? Ты познал глаголы живота Моего вечного и ими может спастись ближний твой, в заблуждении находящийся. Так что, матушка, где Дух Божий посетит человека, там и говори».[352]

Такая же ситуация с пророчествами святого Иоанна Кронштадтского. Ему также приписывается немало апокрифов. Один из них – апокрифическое «Видение праведного Иоанна Кронштадтского», из которого следует, что святой якобы еще в 1907 г. предвидел все подробности грядущих гонений. Об апокрифичности этого текста, опубликованного в «Жизни Вечной»[353], говорит, например, такая деталь: «И мы пошли дальше. Смотрю: идет масса людей, страшно измученных, на лбу у каждого по звезде. Они увидели нас и закричали: „Помолитесь за нас, святые отцы, нам очень тяжело… Мы не получили печати дара Духа Святого, нас „звездили““…» Действительно, в 20-х годах вместо крестин комсомольцы людей «звездили» и «октябрили». Но предполагать, будто это советское новоязовское словечко было известно о. Иоанну в 1907 г., все же неверно.

По этому же признаку не могу считать подлинным и еще одно пророчество, приписываемое преподобному Серафиму («Все то, что носит название „декабристов“, „реформаторов“ и, словом, принадлежит к „бытоулучшательной партии“, – есть истинное антихристианство»). Словечки типа «бытоулучшательная партия» или «декабристы» вряд ли можно считать присущими языку преподобного Серафима…

Апокрифичны и рассказы о том, что святые предсказали государю Николаю Александровичу его мученический конец (эти предсказания приписываются то монаху Авелю, то преподобному Серафиму, то отцу Иоанну Кронштадтскому). Известно, что вскоре после отречения Николай Александрович был спрошен, где он пожелал бы провести время до Учредительного собрания, которое должно было определить судьбу монархии в России, и он ответил, что – в Ливадии. Мне трудно представить, что человек, сознающий, что до мученической кончины ему остаются считанные дни, высказывает пожелание провести эти летние дни в курортном дворце. «А мы-то все так рассчитывали на долгое пребывание в Ливадии» (Запись от 28 июля 1917 г. в «дневнике» государя). Были и планы выезда царской семьи в Англию, находившие полное одобрение государя… Рассказ о пророчествах должен быть признан недостоверным, ибо мы никак не сможем понять все его, императора, действия (и во время царствования, и во время содержания под стражей), если каждый раз будем представлять себе человека, которому возвещено, что он мученически завершит свою жизнь. Или – если будет доказано, что такие предсказания все же были, – нужно будет признать, что они остались неизвестны государю.

Увы, эти апокрифы пробуют вводить даже в богослужебные тексты. Так, например, в самочинно, без согласования с Синодальной богослужебной комиссией, написанном каноне государю говорится: «Венец мученический далече предуведевый…»[354]. Если принять это утверждение на веру, придется только изумляться: как же человек, «далече предуведевый» о своем мученическом венце, мог, уже будучи под арестом, проводить вечера за игрой в карты и чтением детективов (в «Дневнике» государя времени ареста не указывается ни одной духовной книги в круге его чтения – лишь дважды упоминается Библия). Так что ради того, чтобы не предполагать лишние грехи в жизни страстотерпца, лучше отбросить эти невесть откуда взявшиеся сказания.

Есть всегдашняя народная жажда чуда и чудесного вмешательства в нашу судьбу и историю. Есть потребность быть утешенным и обнадеженным. И когда народная жизнь потрясается – тогда еще острее эта потребность. И тогда фольклорные «предания» живо откликаются на нее.

В Византии, переживавшей долгие столетия заката, распространялось немало сказаний о пророчествах неких юродивых и старцев. В них речь шла о том, что мусульмане будут притеснять православных до времени, пока Господь не воздвигнет великого царя, который вернет все отнятые у христиан земли, и восстановленная православная ромейская империя будет непобедима и несокрушима. Например, в греческом, изначальном, варианте «Жития Андрея Христа ради Юродивого» читали: " Блаженный ответил: знай о нашем городе: вплоть до кончины ни один народ не пленит и не возьмет его ни в коем случае, ибо отдан он под покровительство Богородицы и никто не похитит его из ее рук… Епифаний сказал: «Ведь некоторые говорят, что эта великая церковь Божия (Константинопольский храм Софии) не потонет вместе с этим городом, но с помощью невидимой силы повиснет в воздухе». А праведник ответил: «Что ты говоришь, чадо? Как же она останется, если весь город утонет? Однако не совсем ложно это мнение: останется одна колонна на торжище, ибо в ней находятся честные гвозди. Поэтому только она одна останется и будет спасена, так что проходящие корабли, привязывая к ней свои канаты, будут рыдать и оплакивать этот Вавилон… И скорбь по нему будет 40 дней. А после тех дней будет дана царская власть Риму, Силеону и Фессалоникам, ибо конец уже близок»[355].

Но этого, как мы знаем, не произошло, и Византия погибла окончательно. В нашем веке мы переживаем похожее падение Третьего Рима и испытываем похожие надежды.

Эти надежды и их происхождение довольно понятны. Их можно объяснить чисто психическими, человеческими причинами. Распространение такого рода надежд и страхов вполне однозначно подчиняется законам социальной психологии, а потому надо уметь различать эти человеческие надежды от Замыслов Божиих, открываемых избранникам Господним свыше.

Мне кажется, что на многих людей нынешние «пророчества» производят впечатление, подобное тому, которое в свое время производила марксистско-ленинская идеология: раз победа коммунизма неизбежна, то она ведь и без меня как-нибудь наступит, а мне можно и не прикладывать к этому собственных усилий. Так сегодня и для некоторых православных: раз нам обещано и предсказано, что Православие победит и Россия восстанет, то так и будет – а я по-прежнему буду изживать свою жизнь в сплетнях. Типично русская болезнь: в бесконечных кухонных дискуссиях на отвлеченные историософские темы люди забывают, что им самим надо что-то конкретное сделать для того, чтобы света вокруг них стало побольше. Вспомним лучше предупреждение пророка Иеремии: «Не надейтесь на обманчивые слова: „Здесь храм Господень, храм Господень, храм Господень“… Вот, вы надеетесь на обманчивые слова, которые не принесут вам пользы» (Иер.7, 4 и 8).

Вообще для современной народной эсхатологии характерна принципиальная неясность: новые апокрифы попеременно несут надежду и ужас. То они утешают: мол, возродится Россия. Будет у нас православный Царь… То пугают: все, последняя война началась, печать антихриста уже в действии…

Когда я только вошел в Церковь (в начале 80-х годов), в среде верующих и в семинарии много рассказывали о «предсказаниях старцев». Тогда говорилось, что Господь попустил тяжкое испытание для России и под властью безбожников поругана Церковь, – согласно предсказаниям старцев XIX века, – но затем Господь на краткое время, перед приходом антихриста, даст нам свободу проповеди. Сегодня те же самые пророчества пересказываются и переписываются разительно иначе. Теперь говорится, что конца света в одной, отдельно взятой стране не будет. Напротив, повсюду будет властвовать антихрист, а у нас – править православный государь, и перед последней (в этом случае невесть откуда пришедшей) катастрофой воцарится у нас «цивилизация любви» (вариант: православная монархия)…

Поэтому я сказал бы так: к предсказаниям, которые приписываются святым отцам, можно прислушиваться, когда они говорят о горьком, но надо быть очень осторожным, когда им приписываются слова какой-то невероятной надежды. В общем, – чтобы не было ни отчаяния, ни однозначной оптимистической уверенности.

Если же «предсказания» церковных наставников разных веков очистить от излишней исторической привязки и конкретности, то окажется, что все они во все времена говорили одно и то же. Начиная с пророков Ветхого Завета и кончая современными старцами, все они говорят: «Братья и сестры, те испытания, которые у нас были и еще будут, та горечь, которую мы вкушаем, все это мы должны принять из рук Божиих как наказание за наши собственные мерзости». Поэтому не ищите виноватых на стороне: египтян, вавилонян, татар, поляков или масонов, но поймите, что дело прежде всего в вас самих. Один и тот же урок столетие за столетием преподносится нам вновь и вновь. Правда, раз за разом мы все равно проваливаем переэкзаменовки…

Однако вспомним еще, что пророк – это не футуролог и не предсказатель. Дар пророчества – это дар различения воли Божией. Такой дар и поныне есть в Церкви. Поэтому сегодня точнее говорить о прозорливости. Этот термин и заменил собой понятие «пророчества» в церковном обиходе. Прозорливость дается от Бога людям с чистым сердцем. Они как бы видят Божий Замысел о другом человеке и открывают ему, таким образом, волю Божию применительно к конкретным обстоятельствам. Это – удел старчества.

Несомненно, что у людей, живущих в Духе, бывает некое предощущение грядущих событий. Ощущение какого-то разрушительного, скажем так, электричества, которое копится в обществе, ощущение того, что падает благочестие, в Церкви умножаются болезни, – это ощущение было у святых отцов XIX и даже XVIII века (скажем, у святителя Тихона Задонского). Существуют опубликованные именно тогда тексты, которым мы можем доверять. Скажем, в письмах преподобного Амвросия Оптинского описывается, как однажды некий купец Отвечу словами спросил у митрополита Московского Филарета, в какой из храмов ему следует пожертвовать золотой оклад для образа Божией Матери. В ответ святитель сказал, что тому лучше раздать эти деньги нищим, потому что близятся те времена, когда оклады с икон будут срывать. Эти слова были сказаны почти полторы сотни лет назад и опубликованы еще до революции[356]. Так что перед нами – реальное предсказание.

Но все же не все то, что даже святой человек говорит о будущем времени, есть уже обязательно предсказание или пророчество. Это может быть просто размышление. Это может быть пожелание. Это может быть проекция в будущее тех тенденций, что святой подметил в своей современности. Это может быть нечто, что он счел душеполезным сказать именно той душе, что стояла перед ним в ту минуту. Но это не обязательно пророчество, т. е. слово Бога, через человека посылаемое человечеству.

Вот пример поэтического «пророчества», которое потребовало для своего воплощения не особого наития Духа Святого, а просто человеческой чувствительности к тому, что другим кажется мелочами. Это Николай Клюев:

Я вижу белую Москву

Простоволосою гуленой,

Ее малиновые звоны

Родят чудовищ наяву,

И чудотворные иконы

Не опаляют татарву!

Безбожие свиной хребет

О звезды утренние чешет,

И в зыбуны косматый леший

Народ развенчанный ведет…

И даже собственно духовное чувство может стать причиной слишком поспешного вывода. Эту возможность митрополит Вениамин пояснял так: «„Говорили старцы“… Прежде всего нужно проверить: кто именно? Что говорили? Неужели о точных сроках (годах)? Не верю… А если говорили, то это старцы не от Бога – или же на этот раз Бог допустил им ошибиться. Иногда и отцы заблуждались. В частности: о конце мира ошибались первохристиане; ошибались и некоторые из отцов V века… И старцы могут заблуждаться. С одной стороны, они, по существу, правы, – ибо схватывают чувством своим (чего не чуют более глухие) самые отдаленные раскаты грома все более приближающейся грозы. Но в расчетах могут ошибиться, тем более, что их чуткий слух приближает к ним гул грозы более, чем это есть на самом деле. А кроме того, может быть гроза и местного характера, а не вселенского»[357].

Церковная история знает печальные случаи, когда ошибочно возвещали о приходе антихриста не только сектанты, но и православные, причем и люди духовные, и даже святые.

Св. Ипполит Римский свидетельствует о том, что в его времена (III век) были весьма достойные пастыри, ошибавшиеся в ощущении сроков – «Был предстоятель церкви в Понте: муж богобоязненный и смиренный, но не занимавшийся усердно Писанием, а доверявший более своим видениям. Испытав удачу в одном, втором, третьем сновидении, он начал проповедовать братьям как пророк. „Я видел, – говорил он, – то-то и то-то, это и должно случиться“. И вот однажды в самообольщении он сказал: „Знайте, братья, что через год будет суд“. Они же, услышав предсказание его, с плачем и воплем стали молиться Богу день и ночь. И вот он привел своих братьев в такой страх и трепет, что они оставили свои хозяйства и поля, а многие из них уничтожили и свое имущество. Таким образом, они безрассудно потеряли свое имущество и оказались в положении нищих» (Толкование на пророка Даниила, 4, 19)[358].

В данном случае это была духовная ошибка, впадение в прелесть. Но бывают ошибки не духовные, а просто интеллектуальные, когда человек приходит к неверному выводу не под воздействием «голосов» или «видений», а просто в результате обычных расчетов, предположений, анализа.

Так, многие раннехристианские писатели неверно установили связь между словами Писания о том, что «пред Богом тысяча лет как один день» и библейским же рассказом о творении мира в шесть дней..

Апостол Варнава полагал, что «в шесть дней, то есть в шесть тысяч лет покончится все» (Послание Варнавы, 15).

Св. Ириней Лионский утверждал, что мир окончится с окончанием шестой тысячи лет: «как в шесть дней совершилось творение, то очевидно, что оно окончится в шеститысячный год» (Против ересей 5, 28, 3).

6000-й год от сотворения мира ожидался в 492 г. н. э. Поэтому первые христиане полагали, будто они уже видят предел земной истории… Так считали Лактанций[359], Ипполит Римский[360], Юлий Илариан[361].

Мир третьего столетия казался св. Киприану разрушающимся прямо на глазах: «Мир уже представляет явное доказательство своей преходимости. Нет уже зимой такого обилия дождей, летом такого солнечного жара; не столько уже веселы посевы в весеннюю пору, не столь обильна осень плодами. Меньше извлекается мраморных глыб из недр, изрытых и истощенных; исчерпанные рудники в меньшем уже изобилии доставляют золото и серебро; на полях недостает земледельца, на море матроса, в лагерях солдата; нет невинности на торжище, правде и суде, единодушия между друзьями, знания в искусствах, благочиния в нравах…. Все вырождается по причине старости самого мира, поэтому никто не должен удивляться, что в мире стало недоставать того-другого, когда сам мир находится уже в расслаблении и при конце».[362]

В 389 году св. Иоанну Златоусту представлялось, что с наступлением 400 года мир вступит в последний этап своего разрушения: «Немного уже остается времени до конца; мир уже стремится к концу. Это показывают брани, скорби, землетрясения, охлаждение любви. Как тело при последнем издыхании, близ смерти, подвергается бесчисленным недугам; как в доме, когда он близок к разрушению, обыкновенно многое падает и с кровли и со стен, так близок, при дверях, конец вселенной, и поэтому-то распространяются повсюду бесчисленные злополучия… Концом года мы называем не последний только день его, а и последний месяц, хотя он имеет тридцать дней; так и я не погрешу, если в таком числе годов назову концом и четырехсотый год».[363]

В те же годы святитель Мартин Турский (вторая половина IV века; память 12 октября) говорил: «Несомненно, что антихрист, зачатый злым духом, уже родился, находится в отроческом возрасте и, как только возмужает, захватит власть» (Сульпиций Север. Диалоги.2, 14)[364].

В пятом веке блаж. Августин пророчествовал, будто «Безрассудно утверждать, что будут еще от царей какие-нибудь гонения, кроме того последнего, относительно которого не сомневается ни один христианин» (Августин. О граде Божием 18, 52) – не зная, что впереди будут еще императоры-еретики (монофелиты и иконоборцы), жестко преследующие православных христиан…

В шестом столетии св. Григорий Двоеслов, перечисляя евангельские признаки конца, считал, что «из всех этих событий одни мы видим уже действительно совершившимися, а других страшимся как имеющих скоро свершиться. Ибо востание язык на язык и тугу их на земле мы видим в наши времена более, нежели читаем в книгах. Что землетрясение разрушает безчисленные города, об этом вы знаете, как часто слышим из других частей света. Моровые язвы терпим постоянно. Но знамений в солнце, луне и звездах доселе еще ясно не видим; а что и они не далеки, об этом заключаем уже из самых перемен воздушных» (св. Григорий Двоеслов. Беседы на Евангелие. Кн.1, 1)[365].

Официальное изложение церковной веры в XVII веке – «Книга о вере» – полагало[366], что конец миру настанет по окончании 7000 лет: «По седмих тысящах приход его будет яко же речено в синаксаре в неделю мясопустную» (Книга о вере, гл 30).

Св. Димитрий Ростовский, совместив евангельские слова о женихе, грядущем в полунощи и традиционное для более ранней поры верование в то, что конец мира настанет по истечении семи тысяч лет, пришел к выводу, что уместнее всего предполагать приход Жениха в полуночи, то есть в середине восьмого тысячелетия (7500 год от сотворения мира = 1992 от Рождества Христова)[367].

Есть рассказы о том, что оптинский старец Амвросий в 1882 или 1883 году сказал пришедшему к нему иноку: «Ныне настоящий антихрист народился в мир»[368].

Уже на нашей памяти не сбылось пророчество румынского святителя Каллиника Черникского (середина XIX века), ожидавшего, что конец истории совпадет с концом второго христианского тысячелетия (по церковному календарю 2000 год от Рождества Христова равняется 7500 году от сотворения мира, то есть 1992 году светского современного календаря)[369]. А ведь тоже сколько в 1990 – 1992 годах было листовок и шепотков…

Не думаю, что с тех пор в Церкви появились люди, которые были бы выше преподобного Серафима Саровского[370]. А он как раз отклонял любые попытки «напророчествовать» что-либо более конкретное, нежели сказанное Писанием. Когда саровский старец был спрошен о времени Второго пришествия, он сказал: «Радость моя! Ты много думаешь об убогом Серафиме: мне ли знать, когда будет конец миру сему. Нет, сего мне знать невозможно»[371].

Увы, сегодня и в сектантской среде (среди адвентистов и «свидетелей Иеговы»), и в православной слишком часто приходится видеть людей, которые претендуют на то, чтобы знать о последних временах больше, чем знали апостолы и говорил Сын Человеческий[372]. Ведь так приятно ощущать себя «посвященным» и раскрывать своим соседям «тайны» и «знамения».

Так что, если православный человек не соглашается принять пророчество о наступивших последних днях, пророчество, приписываемое действительно достойному подвижнику – то не стоит сразу обвинять такого «Фому неверующего» в неблагочестии. Об этом неверии можно сказать словами Цветной Триоди – «о благое неверие Фомино!» – если оно порождается не привычной либеральной неприязнью ко всему монашескому, а знанием церковной традиции и послушанием соборному церковному гласу. Несогласие со словом одного из старцев не есть хула на старчество вообще и на самого этого старца, в частности. Святые, даже ошибившись, не перестают быть святыми[373].